Что ж, Вехан, ты упростил мне задачу, разрешив костям побегать.
– «Ночное море».
Чернявый встал и, сопровождаемый Слатом, у которого, видимо, была репутация самого честного из троих человека, прошел по залу, разглядывая отдыхающие на паркете кубики. Вернулся к столу, медленно и молча опустился в кресло, а рыжий, отвечая на вопрос в глазах блондинки, утвердительно кивнул.
Миллин опустила подбородок, почти прижав к груди, потом резко выпрямила шею, встала и, положив ладони друг на друга на уровне талии, произнесла, торжественно и внушительно:
– Я, избранная Первым голосом, объявляю присутствующему меж нами чужаку волю Круга. Ничто не должно быть предопределено. Ничто не должно быть известно до своего свершения. Ничто не должно мешать исполнению воли случая. Так было, так есть и так будет. Преступивший закон платит жизнью. Миллин ад-до Эрейя, старшина стригалей, сказала.
– Слат ад-до Рин, старшина забойщиков, согласился.
– Вехан ад-до Могон, старшина погонщиков, подтвердил.
Они вставали один за другим, серьезные и трогательно верящие в собственное право решать. Они выглядели настолько убедительно, что не было повода сомневаться: я – покойник. И очень скорый.
Но исполнению воли случая (особенно, рассчитанной и выверенной, пусть ожидаемой в иное время и в иных декорациях), и в самом деле, ничто не способно помешать: дверь зала распахнулась, по начищенному паркету прозвенели подковки сапог патруля покойной управы, а знакомый голос обрадованно и облегченно воскликнул:
– Вот он, этот человек!

***
Никогда не думал, что буду сердечно рад явлению по мою душу служек покойной управы, а вот поди ж ты… Что с людьми творят время и обстоятельства!
Совесть облегчало лишь одно: пришли за мной не по доносу, а после сурового дознания, примененного к осчастливленному мной днем парню. Видимо, легкость достижения победы ударила в белобрысую голову, и все мои предостережения и советы благополучно забылись, если наблюдатели из Плеча надзора заинтересовались многократными выигрышами ранее не блиставшей оными в игровых заведениях персоны. Полагаю, допрос занял не более четверти часа, и возможно, именно это обстоятельство продлило мою жизнь: как и в любой управе, в покойной каждая бумага, собирая разрешительные печати, путешествует из кабинета в кабинет строго предписанным маршрутом (и способна иной раз вовсе заблудиться и сгинуть), на что, сами понимаете, потребно время. А будь парень поупертее и провозись с ним дознаватели подольше, до полуночи указание об аресте не было бы вручено патрулю и… Нет, о плохом думать сейчас не буду. Сейчас я бодр и весел. Насколько вообще можно быть веселым, шагая в окружении стражников и чувствуя, как связанные за спиной руки без варежек постепенно застывают на морозе.
Но надо же оказаться таким везучим… Обыграл одного из старшин Пастушьих подворий, выслушал смертный приговор, а потом улизнул с самой плахи! И чужая алчность способна делать добро, как ни странно. Правда, на идущем рядом со мной парне лица нет: ни жив, ни мертв от страха. Любопытно, он больше опасается наказания со стороны властей или моей мести?
Вполголоса сообщаю:
– Надеюсь, ты понимаешь, что можешь теперь навсегда забыть о пропуске?
Он вздрагивает, сбивается с шага, и так не слишком спешного, потому что по еще пути в игровой дом патруль навещал питейное заведение и теперь солдаты с удовольствием поглощали горячительное, оправдывая себя в глазах взирающих с небес богов и ожидающего рапорта начальства тем, что согревают тела, вынужденные находиться в жестоких объятьях зимы.
– Эй, ты! Без разговоров! – Дергает за веревку приставленный ко мне стражник. Петли на запястьях врезаются в кожу, потом снова ослабевают и хоть ненадолго заставляют кровь шевелиться.
– Да брось, пусть треплют языками, – разрешает второй, поводырь незадачливого игрока. – У них другого развлечения, может, и вовсе не предвидится.
– Не положено, – огрызается первый, но получая в ответ укоризненное хмыканье, перестает обращать внимание на арестованных, и я уже совершенно ни о чем не беспокоясь, обращаюсь к парню:
– В каком по счету доме тебя взяли?
Он несколько шагов угрюмо сопит, но все же сознается:
– В четвертом.
Я разочарованно присвистываю.
– Не удержался? Я же говорил: две-три партии, потом иди дальше… Вся работу псу под хвост.
– Извини.
– Вообще-то, за такую подставу одним извинением не отделываются. Но ты хоть денег-то выиграл?
– А толку? Они все забрали.
– Ты еще пожалуйся на судьбу и оплачь будущее своей несчастной сестренки!
Он повернул голову и посмотрел на меня, зло щурясь:
– Думаешь, я нарочно рассказывал? Чтобы тебя разжалобить?
– Нарочно, не нарочно… Мне все равно. Особенно сейчас.
– Оно и видно.
Парень снова утыкается взглядом под ноги, словно ищет спасение в камнях мостовой.
Да, сестренка, скорее всего, существует. Возможно, не столь уж сильно бедствует, но известие о заключении братца под стражу с обвинением в мошенничестве с костями и возможной каторгой девицу не порадует. Кстати, ей еще придется заплатить немалую подать – в возмещение душевного ущерба, нанесенного мошенником честным игрокам. Хорошо, если выигранные монеты покойная управа вернет облапошенным, а если решит оставить себе, скажем, в качестве подарка к Зимнику… Да, сестренке не позавидуешь: тут уж даже если не собиралась продавать дом, а придется.
Но парня я отблагодарю. Пока только в мыслях, а потом… Может, и чем-то осязаемым. Не пожалею времени и сил, паду на колени перед Сэйдисс и испрошу у нее милости для человека, спасшего мою никчемную жизнь, не подозревая о совершении сего благого во всех смыслах дела. Если бы не жадность и азарт, лежал бы я сейчас в тихом переулке, глотая собственную кровь перерезанным горлом, и нашли бы меня в лучшем случае наутро, а то и позже, застывшего скрюченной ледяной куклой. Вот радости бы было матушке… Бр-р-р-р!
А пока нахожусь в лапах покойной управы, можно дышать спокойно: вряд ли «пастухи» настолько самоуверенны, чтобы лезть в огонь голыми руками. Следить, конечно, будут, во все глаза, но с места не сдвинутся. Пока. Но что прикажете делать дальше? Уговорит ли Шиан свою сестру исполнить обязательства по договору? А если Риш не согласится, решится ли отдать свою порцию противоядия незнакомому человеку, почти врагу? Нет, скорее всего, забудет со страху: темно-синие глаза как наполнились ужасом после заявления Вехана, так больше не пускали во взгляд никаких чувств. И мне даже не в чем ее винить… Так что, попрощаться с надеждой вернуть принцессе ее наставника? Выходит, да. Но в сложившихся обстоятельствах и я выпадаю из круга доверенных лиц ее высочества. Девочка остается совершенно одна. И если вспомнить, какие струи текут в ее крови… Мне нужно что-то сделать. Нужно успеть. Нужно отговориться от дознавателей, вернуться домой живым и хотя бы несколькими словами объяснить Мииссар, почему не могу больше служить ей. Успеть до того момента, как «пастухи» надумают привести вынесенный приговор в исполнение. Положим, в границах Келлоса, да еще под защитой Хиса мне ничто не угрожает, но где мэнор и где я? До тюрьмы уж точно доберусь, а там… Посмотрим.
Белобрысый парень, идущий справа от меня, снова вздрогнул, замедляя шаг. Эк его разобрало! Так мы будем плестись по городу целую вечность.
– Что, до сих пор дрожишь?
Он не ответил, потому что мешком осел на мостовую, но не один, а вместе со своим поводырем. Чуть позже – примерно на полвдоха – рухнул идущий впереди нас старший офицер патруля, потом пришел черед солдата, присматривающего за мной: я почувствовал… Да, именно почувствовал, а не увидел, как мимо пролетело что-то тонкое и стремительное, клюнуло находящегося за моей спиной человека и прянуло обратно, тая в киселе ночи, разбавленной светом редких фонарей.
Ну разумеется! Вопреки робкой надежде, стражник не разжал пальцы, а еще крепче стиснул их на веревке, другим концом которой были связаны мои запястья, и потянул меня за собой, на мостовую. Хорошо хоть, падать пришлось на мягкое… Относительно мягкое, если учесть, что патрулю положено носить под плащами жилеты, укрепленные нашитыми стальными пластинками. Ладно, не холодно, и за то спасибо богам. Но постойте… Чему я радуюсь? Тому, что все еще жив? А если об этом в самую пору начинать скорбеть?
Неужели, за мной таки отправили убийц? Ай да «пастухи»! Отчаянные ребята… Не стали терпеть до Зимника, дарующего прощение за проступки перед ликом небес по той простой причине, что темная ювека – законные дни отдохновения для небожителей. Но зачем тогда медлят? А, наверное, хотят лишить меня жизни особенно мучительным образом, выставив потом изуродованное тело на всеобщее обозрение в назидательных целях… Что ж, сопротивляться все равно не могу: мало того, что руки связаны, а хватка мертвого стражника не желает слабеть, так еще и мостовая предательски скользкая. Тут уж не знаешь, лучше гонять метельщиков, заставляя убирать снег, или предпочесть свежую порошу заиндевевшим камням. И помощи ждать неоткуда. Разве что, можно быть уверенным: Сэйдисс узнает о моих последних минутах все в точности и отомстит обидчикам. Впрочем, мне сие будет уже малоинтересно и вовсе не нужно. Только если призраком вернусь в этот мир. Убедиться в своих предположениях. Но, Хаос Вечный и Нетленный! Почему даже смерти нужно дожидаться так долго?!
Он не прятался в тенях нарочно, вообще ни от кого не скрывался. Наверное, просто стоял, прислонившись к стене, пока патруль с арестованными не добрался до ближайшего светового пятна, атаковал и теперь направился в мою сторону. Проверить, все ли удары достигли цели? Похвальное прилежание. Впрочем, наемные убийцы и не бывают рассеянными растяпами.
Высокая, довольно пропорциональная фигура с крепким костяком, но излишне сухая, чего не скрывает легкая, совсем не подходящая погоде одежда. Еще один гаккар? Нет, двигается совсем иначе: коротко, с готовностью на любом из шагов или замереть, словно вкопанный, или совершить далекий прыжок. Руки чуть согнуты в локтях и запястьях, и это позволяет заметить… Разрезы? И на коленках – тоже? Или части одежды, закрывающие предплечья и голени, вообще существуют сами по себе? Похоже на то. А между краями ткани виднеется голая кожа и…
Вечный и Нетленный! Что же это такое?!
Суставы убийцы, казалось, жили своей жизнью: когда он приблизился на расстояние в несколько шагов, стало видно, что под кожей то набухают, то опадают бугорки, и довольно объемистые. Словно гигантские бородавки, вскакивающие то тут, то там, а может быть, и вовсе свободно странствующие под кожей. Даже целые жгуты… Я почувствовал подступающую к горлу тошноту и попробовал сглотнуть. Мерзкое ощущение не исчезло, но, слава богам, перестало усиливаться. А если бы и вырвало? Что я теряю? Все равно, через считанные мгновения умру, а после смерти никому не будет дела до моей предсмертной опрятности…
Он наклонился, потянувшись рукой к веревке, удерживающей меня на трупе, и, заметив неудавшуюся попытку отпрянуть, глухо сказал:
– Я хочу помочь вам.
Помочь? Проститься с жизнью, видимо?
– Если хочешь помочь, не трать зря время: убивай и уходи.
Он замер, так и не коснувшись моих пут.
– Убивать? Я освобожу вас и помогу скрыться из города.
Вот когда в самый раз было бы потереть лоб ладонью!
– Постой… Ты пришел, чтобы освободить меня? Но почему?
– Мне приказано.
– Кем?
Он не ответил. А разве могло быть иначе?
– Ладно, понимаю: имя заказчика ты назвать не можешь. Но…
– Вам нельзя мешкать, – он снова потянулся к веревке. – Вы не повредили ноги?
– Нет, все хорошо. Вот только… Да не торопись ты!
Лицо моего спасителя было закрыто маской, иначе, уверен, я бы прочитал на нем самое настоящее недоумение.
– Вас что-то тревожит?
Ага. И еще как. Если патруль не вернется в управу, заговоренные бляхи, как только тела начнут остывать, заверещат истошными голосами и отправят весть в арсенал. По сигналу тревоги отправят новый патруль, а может, и несколько, обнаружат гору трупов, проведут дознание, выяснят, что среди убиенных (если это простое нападение на стражников) должен находиться еще один человечек. Которого нет. Быстренько разузнают, кто я и что я, заявятся в мэнор, точнее, попытаются заявиться, вспомнят, кому он принадлежит, составят жалобу на Заклинательницу, распустившую своих слуг и… Пошло поехало. Если до меня не доберутся «пастухи», то уж Сэйдисс найдет где угодно, а ее гнев будет пострашнее смерти. Нет, мне нельзя убегать. Мне нужно оставаться. Но просто сидеть здесь и ждать вместе с четырьмя мертвецами я тоже не могу: как объясню, что остался жив? В чудо никто не поверит, а больше рассказывать нечего.
– Знаешь, что… Лучше убей меня.
– Убить?
Он выдохнул это слово, как выдыхают кашель – болезненно и хрипло.
– Да, именно. Убить, но… не совсем, а так, чтобы с первого взгляда казался мертвым, а на деле… Понимаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53