Наверное, то, что они не примкнули к братии забойщиков, и стало причиной забвения. Хотя теперь могу сказать точно: «белошвейки» не вымерли, а живут и здравствуют. Но поскольку ваш случай – первый за много лет, выходит, убийцы затаились, получая средства к существованию от занятий помимо душегубства, а значит, найти их будет очень-очень сложно.
– Будете искать?
Она подняла на меня рассеянный взгляд:
– Я хоть и похожа на выжившую из ума старуху, не спешу оказаться в могиле. Схватиться с «белошвейкой», даже вдесятером против одного? Самоубийство. Эти твари способны вырастить на своем теле столько игл, сколько понадобится, и каждая безошибочно найдет жертву. Нет, лично я никого искать не стану. Доложу ллавану, а тот пусть решает.
– Ллаван, скорее всего, поступит так же, как и вы: спрячет опасный отчет подальше. По крайней мере, надо спрятать, иначе…
– Иначе?
– Вы сами сказали: молодежь пошла прыткая. Если молодые и горячие тоймены захотят выслужиться, поймав легендарного убийцу, ваша управа не досчитается многих голов.
– Правильно мыслите, юноша. Поэтому дело и поручено мне, видавшей виды старухе… Но одно меня все же беспокоит. Услуги «белошвеек» никогда не были по карману кровожадной швали, режущей друг друга в темных переулках. Напротив: только весьма влиятельные и высокопоставленные персоны могли себе позволить удовольствие нанять мастеров иглы. Кто направил убийцу и с какой целью? Вы можете объяснить?
Могу, хотя бы в отношении цели, но вынужден молчать, дабы не вызывать у вьера еще больших подозрений.
– Он со мной не откровенничал.
– Догадываюсь… – Женщина закуталась в платок. – У вас есть враги, юноша?
– Почему вы спрашиваете?
– Было бы странно предполагать, что «белошвейке» от нечего делать захотелось отправить на тот свет патруль. Скорее, заказаны были арестованные: или один, или оба. Ну а прочие трупы всего лишь необходимость. Хотя… – она подозрительно взглянула на меня. – Вы-то остались живы.
– Повезло.
– Возможно. Но если убийце нужен был кто-то один, искусства «белошвейки» хватило бы убить именно его и скрыться, не трогая других. Зачем же устилать трупами всю улицу? Как вы думаете?
Я не думаю, hevary. Я знаю. Чтобы помочь мне беспрепятственно убраться восвояси. И надо было бы признаться, да одно признание потянет за собой другие… Допустим, скажу, что все затеялось ради меня. Последует вопрос: кто мой благодетель. Сведений нет. Предположений нет. Воображение работать отказывается. Ладно, может быть, мне поверят. Но возникает следующий вопрос: от чего или от кого меня потребовалось спасать, и вот тут все осложняется до невозможности. Рассказать о планах хозяина «Перевала» я не могу. И потому, что рассчитываю получить должок, и потому, что тогда придется упомянуть о Подворьях. А уж если станет известно про подписанный мне «пастухами» приговор… Рискую оказаться заманчивой наживкой на крючке покойной управы. Нет, молчать и только молчать!
Вьер, расценив мою заминку по-своему, добавила гвоздей в крышку гроба:
– Да еще ночное происшествие… Кто приходил в лазарет? Тот же убийца?
– Не думаю. Он не стал бы сбегать, если верны ваши сведения о неограниченном количестве игл.
– Поясните.
– Сбежавший решил, что попал в засаду. Потому, собственно, и сбежал. А «белошвейка» легко уложила бы всех присутствующих в комнате.
Женщина согласилась:
– Разумный довод. Но главного он не объясняет. Причину. А мне думается, причина та же, что и в первом случае.
– Та же?
– Да. И эта причина – вы, юноша. Кто-то желает вашей смерти, а поскольку сие желание весьма серьезно, вы должны хотя бы догадываться, кто.
– Моей смерти? Но разве ночной гость обязательно был убийцей? Вам же не известно, кто приходил в лазарет. Или… – осекся я, поймав спокойный и уверенный взгляд вьера.
– Или, юноша. Или. Сегодня поутру было найдено тело, при жизни принадлежавшее довольно успешному наемному убийце. Горло было перерезано, язык вытащен наружу и кинжалом приколот к груди. Очень выразительный способ убийства, не правда ли?
Я содрогнулся еще до того, как женщина закончила свой рассказ:
– Так казнят не выполнившего особый заказ. Мол, клялся, и не сдержал слово.
– Особый? В чем же его особенность?
– Заказ, исключающий ошибку. Любую. А поспешное бегство с места несостоявшегося преступления хуже ошибки.
– Но почему вы уверены, что…
Вьер снова взяла в руки спицы и скучным голосом добавила:
– В складках одежды и на коже убитого были найдены частички пыли, полностью совпадающие с той, в которую превратилась штукатурка на месте пролома. Этот человек был в лазарете. Был в вашей комнате. Приходил увидеться с вами и… Убить?
Уж точно, не веселые истории рассказывать. По спине начинают стайками ползать мурашки, и я едва не решаюсь признаться во всех своих прегрешениях, но случай решает иначе: раздается стук в дверь и вежливое, с некоторой долей робости:
– Разрешите войти?
– А, вот и мой милейший подчиненный! – Удовлетворенно кивнула женщина. – Входите, юноша, конечно же, входите!
Еще звуча из-за двери, голос показался мне знакомым, а уж когда его обладатель, светловолосый и кареглазый молодой мужчина с мрачным выражением лица вошел в комнату, я понял, почему вьер разговаривала со мной по-домашнему, а не в традициях покойной управы, красочно явленных мне надзорными. Потому что к старой женщине подошел и, почтительно поклонившись, передал сложенные пополам листы бумаги не кто иной, как мой жилец. Первый и, пожалуй, самый спокойный. Кайрен, старший тоймен Плеча дознания.
Нить одиннадцатая.
Крылья беспечности
Хлопнули над головой.
Взлет? Падение?

Снисхождение было проявлено лишь к состоянию моего тела, выразившись в неспешном шаге. Душевное же равновесие и прочие штуки, не менее важные для существования, но почему-то никогда не принимаемые в расчет, не заслужили жалости: едва лазарет скрылся из вида за поворотом улицы, я, не успевший отдышаться после одного допроса, нарвался на другой.
– Ты всегда так весело проводишь праздники?
Ехидства в голосе Кайрена было хоть отбавляй, и мне невольно захотелось поддержать заданный тон:
– Конечно! Ты еще не видел, как я встречаю Летник!
Впрочем, попытка пошутить успехом не увенчалась: тоймен только бросил в мою сторону быстрый взгляд, равно обиженный и укоризненный.
– И вообще, ты мне должен.
– Правда? Когда же я успел задолжать? И главное, чем хочешь принять оплату?
Кайрен дернул головой, словно стараясь избавиться от колючих объятий шарфа:
– Я серьезно.
– Я тоже. Случилось что? Расскажи уж, сделай милость!
Ритм ходьбы стал еще медленнее, видимо, чтобы соответствовать торжественности момента.
– Той ночью, когда ты… когда тебя с дыркой в груди приволокли в лазарет, у меня была жуткая почесуха.
– Что-что?
– Почесуха! – Кайрен негодующе фыркнул. – Знаешь, кожа вспухает такими мелкими красными бугорками и начинает прямо-таки гореть. Иногда и в кровь раздираешь, чтобы от зуда избавиться.
Вообще-то, зуды бывают разные. Точнее, разными бывают причины их возникновения. Но раз уж жалобы на здоровье излагаются мне, а не управскому лекарю или городскому мастеру, дорого берущему за свои услуги (зато сохраняющему в тайне имя посетителя и название болезни), можно биться об заклад: я – главный виновник. По мнению болящего.
– Ну?
– Подковы гну! – Огрызнулся Кайрен. – Ты пробовал что-нибудь делать, когда чешется то рука, то нога, то… Все тело, в общем. Пробовал?
Представляю себе картинку. Забавная. Но смеяться буду позже.
– Признаться, нет.
– И я бы не хотел пробовать. Никогда. Но из-за чьей-то подлянки… Ладно, слушай дальше: зуд не унимался, и меня отпустили до утра – переждать либо подлечиться. Как думаешь, куда я отправился?
– Ума не приложу.
– То-то и оно, не прикладываешь! – обрадованно согласился Кайрен. – Я пошел домой в надежде смыть с себя почесуху, завалиться в теплую постельку и соснуть, раз уж вьера посетил приступ великодушия. Но все мои надежды разбились вдребезги. И знаешь, обо что?
Отрицательно мотаю головой. Молча. Рот боюсь открывать: вдруг ляпну какую-нибудь ерунду, и она ухудшит и без того не слишком любезное настроение моего спутника? Нельзя так рисковать. Пока мы шагаем по улицам вместе, имеется крохотный шанс, что очередной нанятый Подворьями душегубец не рискнет выполнять заказ посреди бела дня, да в присутствии тоймена из покойной управы. Если учесть недавно убиенный патруль, любое новое посягательство на жизнь верных защитников закона и порядка способно возродить жестокую традицию «песьих часов».
– Об ограду мэнора!
– Прости, я не совсем понял… Причем здесь ограда?
– При том! Я дошел до ворот, но зайти внутрь не смог.
– Почему? Было закрыто?
– Нет.
– Тогда…
Кайрен в два шага оказался впереди, остановился, вынудив меня сделать то же самое, и, четко и медленно проговаривая каждое слово, сказал:
– Калитка была открыта. Не распахнута, но и не на замке. За ней был хорошо виден сад: аллея, деревья и все такое. Даже дом через голые ветки вроде проглядывал. Но все это существовало только для моих глаз, а умом я почему-то был уверен, что передо мной глухая и совершенно неприступная стена.
Я виновато отвел взгляд. Валлор же предупреждал, что контур Келлоса замкнут на меня… Стыдно. Ну ничего, дело поправимое.
– Считай, тебе померещилось.
– Померещилось?! – Блондин с трудом удержался от того, чтобы встряхнуть меня за грудки. – Да я чуть умом не повредился! Видеть, что путь свободен и знать, что он закрыт… Это же самое настоящее безумие!
– В какой-то мере может быть, но…
– Признайся, это из-за тебя, да?
– Ты ж дознаватель, тебе виднее.
– Тогда живо объясняй, что к чему!
– А надо ли?
– Надо!
Всегда завидовал чужой уверенности. Особенно такой горячей и страстной.
– В целях безопасности: моей, мэнора и прочих его обитателей Заклинательницей создан магический контур, вход и выход из которого можно перекрывать… если возникнет надобность.
Кайрен нахмурился.
– Вход и выход? Разве это не одно и то же?
– Не всегда. Контур может действовать по принципу: «Всех пускать, никого не выпускать» или наоборот. А может и вовсе превратиться в стену. Собственно, так и произошло.
– Но почему? Ведь раньше…
– Раньше тело управителя мэнора не расставалось с сознанием.
Добавлять что-либо еще не потребовалось: дознаватель понял мою мысль.
– Значит, входом и выходом управляешь ты?
– Так получилось.
– И если с тобой случится беда…
Уточняю:
– То бишь, смерть?
Блондин слегка смущается:
– Не хотелось бы предполагать.
– Да ничего страшного, предполагай! Кстати, если я умру, контур мгновенно откроется. Поэтому можешь не переживать лишний раз.
– Не переживать? – Он всплеснул руками. – Тебе легко говорить! Сначала я услышал знакомое имя, затесавшееся между слов: «вроде еще дышит, но уверенности нет»…
– Это было до лазарета? – Поинтересовался я, но мой вопрос остался незамеченным:
– А потом, представляешь, какие чувства меня посетили, когда увидел тебя полудохлого, да еще в крови?
– Представляю. Низкие, грязные и мелочные.
Карие глаза сверкнули, но не оскорбленно, а скорее азартно.
– Да неужели?
– Именно такие. И я даже могу назвать причину их появления.
– Весь внимание.
– Во-первых, увидев меня полудохлым, ты сразу подумал, что придется искать новое жилье, а это не ко времени, да и трудновато делать в канун Зимника. Во-вторых, моя безвременная кончина лишала тебя возможности безвозмездно пользоваться кое-какими удобствами соседства с плетельщиком. К примеру, помощи в очередном расследовании… Ну как, угадал?
Он усмехнулся.
– Угадал. Только… Почему я не мог просто беспокоиться?
– Потому. Если бы ты беспокоился о моем благополучии не из корыстных побуждений, это наводило бы на нехорошие мысли о твоих нравственных устоях. Друзьями мы называться не можем, поэтому…
– Да ну тебя! – Кайрен сплюнул на мостовую. – Все благие порывы губишь на корню.
– Всего лишь излагаю правду жизни.
Он помолчал, размеренно выдыхая в морозный воздух туманные облачка.
– Ты, конечно, волен думать все, что пожелаешь, только… Я хоть и служу в управе, где покойники встречаются каждый день, да во всех видах, но привыкнуть не могу. Нет, желудок у меня крепкий, опорожняться при всяком удобном случае не спешит! Я не об этом. Когда смотришь на мертвое тело… И добро бы, человек умер в сражении, с честью, защищая родной дом, так нет: стукнули по затылку и провели лезвием по горлу ради горсти жалких медяков. Ни смысла, ни пользы. Одна тоска. Если у убитого имеется семья, она прежде всего попытается получить с управы мзду за «неоказание защиты». Припрется нахальная баба и будет орать на все кабинеты: «Мы подати на ваше содержание исправно платим, сим к симу, а вы даже задницу не приподымете, когда нам беда грозит!» И ведь не возразишь: действительно, платят подати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53