Я старался удержать в памяти сведения, обретенные в мире древесного стража. Я понимал, что должен сделать все, дабы остановить этот кошмар и не допустить его в будущем.
– Доктор! – закричал я. – Доктор Амикас!
Кто-то подошел ко мне, но это был не доктор Амикас.
– Что случилось? Ты хочешь пить?
– Нет. Все дело в пыли, доктор. В той пыли, которую они использовали. Высушенное и растолченное дерьмо заболевшего чумой человека. Чтобы у нас вспыхнула эпидемия. Чтобы убить нас всех.
– Выпей воды, кадет. Ты бредишь.
– Скажите доктору Амикасу, – настаивал я.
– Обязательно. А теперь попей.
И он поднес к моим губам чашку. В ней была чистая холодная вода, и я с благодарностью выпил все до капли. Живительная влага принесла мне некоторое облегчение, особенно пересохшему горлу.
– Спасибо, – прошептал я. – Спасибо.
Я опустился на постель, во власть лихорадочных видений. Бесконечное путешествие в другой мир продолжалось.
Мы сидели в окруженной цветущими кустами маленькой беседке, неподалеку от края мира. Толстая женщина – древесный страж – с легкой укоризной покачала головой. Но когда она заговорила, на ее губах появилась доброжелательная улыбка:
– Ты еще недостаточно силен. Прояви терпение. Тебе нужно впитать побольше магии, чтобы оставаться сильным в их мире. Если ты попытаешься перейти вместе с ним обратно слишком рано, то не сможешь его победить. Он тебя предаст.
Вокруг нас плотной стеной стояли величественные деревья. Шел легкий дождик. Она принесла мне сложенный в форме чаши зеленый лист. В нем была густая сладкая похлебка, теплая и изумительно вкусная. Я выхлебал ее и облизнул лист. Она одобрительно кивнула.
У нее в руках был еще один лист, наполненный чем-то густым и вязким. Она делала маленькие глотки, облизывала губы и улыбалась. Я смотрел, как она ест, и вдруг ощутил желание. В ней была какая-то поразительная цельность. Она была сама щедрость и изобилие, снисходительность и роскошь. Она ни в чем не знала отказа и потому не отказывала сама. Желание переполняло меня. Я хотел быть ею, наполниться магией. Она увидела, как я на нее смотрю, и кокетливо улыбнулась.
– Поешь еще! – с деланной суровостью проговорила она. – Я скоро покажу тебе, как это добывать. – И она протянула мне еще один сложенный лист с угощением. – Это магия. Разве она не чудесна? Насыться ею. Ешь, пока она не наполнит тебя.
Она наклонилась ко мне, и вдруг угощение перестало быть сладким. Женщина потчевала меня какой-то мерзостью, видом и запахом напоминавшей свернувшуюся кровь, сгнившую плоть, на которую слетаются мухи. Я отшатнулся.
– Мне не нужна ваша магия! Я хочу быть офицером королевской каваллы. Хочу служить моему королю, жениться на Карсине и отсылать свои дневники семье. Пожалуйста. Разреши следовать путем, уготованным мне добрым богом. Отпусти меня.
– Спокойно, Бурвиль. Спокойно. Санитар! Принесите еще воды. Выпей, Бурвиль. Ну же, пей!
Мои зубы застучали о край стакана, и холодная вода пролилась на грудь. Я с трудом разлепил веки. Доктор Амикас аккуратно опустил мою голову на подушку. Его лицо заросло щетиной, глаза покраснели от недосыпания. Я попытался заставить его понять.
– Я не давал Колдеру выпивку, доктор. Я лишь привез его домой. Объясните это полковнику Ститу. Иначе для меня все будет кончено.
Он встревоженно посмотрел на меня и тяжело вздохнул.
– Сейчас тебе нужно беспокоиться совсем о другом, кадет. Впрочем, люди редко лгут, когда едва живы от лихорадки. Я поговорю о тебе с полковником. Если он поправится. А сейчас отдыхай. Тебе необходим отдых.
И тут я вспомнил о самом главном.
– Пыль! – закричал я. – Он рассказал вам о пыли? О фекалиях больного ребенка.
Доктор прижал меня к постели. Я схватил его за руки.
– Я предал наш народ, доктор. Я сотворил заклинание «распустись», и спеки поняли, что нашли меня, что наконец-то добрались до того места, где учат будущих офицеров каваллы. И они выпустили пыль и смерть. Они ждали меня, ждали, когда я подам им знак. Я предатель, доктор. Не разрешайте ему стать мной. Он хочет всех убить, уничтожить всех сыновей-солдат. И всех жителей Старого Тареса, даже короля и королеву.
Я пытался оттолкнуть его руки и вскочить с кровати.
– Спокойно, Невар. Отдыхай. Ты не в себе. Санитар! Мне нужно привязать больного.
Старик в грязном халате поспешил к моей постели. Доктор меня держал, а он в это время привязывал мои запястья к кровати.
– Не слишком туго, – попросил доктор. – Я лишь хочу, чтобы он оставался в постели, пока не пройдет бред.
– Распустись, – прошептал я и сделал знак. Полоска ткани упала на пол.
– Но и не так свободно! – рассердился доктор.
– Но я завязал на узел, сэр. Клянусь! – с обидой воскликнул санитар.
– Тогда завяжи еще раз.
– Распустись, – повторил я, но сил даже на то, чтобы пошевелить пальцами, уже не было.
Доктор заботливо укрыл меня одеялом. Я лежал, как тряпичная кукла, и больше не пытался ничего объяснять.
– Так-то лучше, – проворчал доктор Амикас. – Пожалуй, нам не нужно его привязывать.
Я попробовал удержать его слова, но они рассыпались, будто сухой песок. И я вновь соскользнул в свои кошмары. Утром, придя в себя, я испытал неимоверное облегчение оттого, что хоть какое-то время смогу отдохнуть от мучительных видений, но чувствовал себя при этом измотанным до предела, словно мне пришлось всю ночь сражаться. Санитар принес мне попить, и я с радостью заметил, что в чашке чистая вода без примеси лекарств. К моему огорчению, доктора Амикаса в палате не оказалось, но что еще хуже – не было Нейта, его кровать опустела, а пожилая женщина с испитым лицом снимала с постели простыни. Я, чувствуя всевозрастающую панику, скосил глаза в другую сторону. Спинк по-прежнему лежал на соседней кровати, но он был в забытьи и никак не реагировал на утреннюю суету. Я несколько раз спросил у женщины, что сталось с Ороном и Нейтом, но она не знала никаких имен.
– Их приносят и уносят, – сказал мне какой-то мужчина, почесав небритую щеку. – Постели не успевают остыть, а на освободившееся место уже кладут кого-то другого. Все, кто участвовал в языческом празднике Темного Вечера, заболели. Я слышал, что в городе больны все. Кроме меня. У меня всегда было крепкое здоровье. Я хороший человек, и добрый бог меня не оставит. В ту ночь мы с женой не покидали своего дома, да. Пусть это послужит для тебя хорошим уроком, молодой человек. Те, кто устраивает праздники в честь темных богов, должны быть готовы получить от них темную же благодарность.
Его слова смутили меня. Разум больного слабеет, и поверить в подобные предположения становится очень легко. Его слова танцевали в моем мозгу до тех пор, пока не столкнулись с фразой, которую как-то произнесла Эпини. Или мне это только приснилось? Кажется, она сказала, что магия старых богов может коснуться лишь тех, в ком есть ее частичка. В таком случае, отправившись на праздник Темного Вечера, я, быть может, согрешил против доброго бога, и болезнь стала мне заслуженным наказанием. В результате всех этих не очень связных рассуждений мною овладело раскаяние, и я попытался молиться, но всякий раз путался и сбивался.
Но вот что удивительно – сей праведник в нашей палате больше ни разу не появился. Несмотря на изматывающую лихорадку и беспредельную слабость, я умудрился заметить, что люди, ухаживающие за стонущими кадетами, совершенно не похожи на военных. Нас теперь окружало гораздо больше женщин, и часть из них отличались далеко не безупречным поведением. Однажды я своими глазами увидел, как одна из сестер милосердия шарила в карманах лежащего без сознания кадета. Однако я был не в состоянии не только поднять руку, но даже произнести хоть слово. Когда я в следующий раз открыл глаза, кадет был накрыт с головы до ног грязной простыней. Меня разбудила перебранка между доктором и двумя стариками в испачканной землей одежде.
– Но он мертв! – настаивал один из стариков. – Нельзя, чтобы покойник лежал среди живых – он, того и гляди, начнет вонять. А тут и без того ужасно пахнет.
– Оставьте его! – резко приказал доктор Амикас, но в его голосе уже не было прежней силы. Он выглядел ужасно постаревшим и изможденным. – Вы будете уносить отсюда только те тела, на которые я сам укажу. Накрывайте их простыней, если вы считаете, что так будет правильнее, но не трогайте их. Я хочу, чтобы прошло не менее двенадцати часов между моментом смерти и выносом тела.
– Но зачем? Ведь в этом нет никакого смысла! Так нельзя!
– У меня есть на то причины. И давайте больше не будем пререкаться!
– Значит, это правда? – вмешался в разговор другой мужчина. – Правда, что женщину положили в гроб, а когда люди услышали, как она стучит в крышку, было уже слишком поздно? И она умерла в гробу, на кладбище.
Лицо доктора помрачнело еще сильнее.
– Ни одно тело не будет вынесено отсюда без моего разрешения, – негромко проговорил он.
– Доктор, – хриплым шепотом позвал я, но он меня, похоже, не услышал. Тогда я с трудом откашлялся и прохрипел уже громче: – Доктор!
Он обернулся.
– Что, мальчик? – тихо спросил он.
– Вы поговорили обо мне с полковником? Он знает, что Колдер солгал?
Доктор посмотрел на меня с откровенным удивлением, и я понял, что он забыл о моих бедах. Он рассеянно потрепал меня по плечу.
– Колдер очень болен, да и сам полковник нездоров. Он боится, что потеряет единственного сына. Сейчас с ним бесполезно разговаривать о чем бы то ни было.
В этот момент кто-то из больных громко застонал, затем послышались характерные звуки рвоты, и на пол потекла отвергнутая организмом жидкость. Доктор поспешил к страдальцу, унося с собой мою последнюю надежду. Колдер умрет. И никто никогда не поверит в то, что он меня оболгал. Выживу я или нет, но позора мне не избежать. Если я умру, мой отец похоронит вместе со мной свое бесчестье. Если меня не станет, семья сохранит свое доброе имя.
И в следующий раз в кошмар лихорадки я погрузился совершенно сознательно. К моим губам поднесли чашку с прохладной водой, но я отвернулся. Я не стану пить.
Я умер.
И оказался там, где правит мрак и царствует пустота. Я вглядывался в вечную тьму. Но я был не одинок. Множество бесплотных теней бесцельно топтались на месте, как и я, несчастные и равнодушные. Я не мог разглядеть их черты. Расплывчатые лица, бесформенные фигуры, впрочем, изредка мне удавалось различить какие-то отдельные детали. Женщина вспомнила о своем обручальном кольце, и оно засияло золотом на призрачной руке. Плотник сжимал молоток. Мимо прошел солдат, на груди которого блестели полученные за храбрость медали. Но большинство не имели характерных черт или драгоценных безделушек, унесенных с собой из прежней жизни. Я двигался среди них без всякой цели и смысла. Прошло какое-то время, и я вдруг почувствовал, что меня влечет в определенном направлении, и пошел на зов.
Как вода, выбирающая самый легкий путь среди нагромождения камней, я присоединился к потоку уходящих душ. Не испытывая ни капли любопытства, я все же огляделся и понял, что мы приближаемся к пропасти. Большинство душ, подходя к краю, медлили, а потом устремлялись вперед и исчезали из виду. Я подошел к обрыву и заглянул за край. Пропасть искрилась всеми цветами радуги, словно в солнечный день в реку пролили масло. Ко мне присоединилась женщина. Она посмотрела вниз, постояла немного, а потом сделала шаг вперед, в пустоту. И стала медленно опускаться, постепенно теряя очертания и плотность, подобно чернилам, растворяющимся в воде. Мне показалось, что она так и не достигла дна. Я долго стоял и размышлял, но потом мной овладела уверенность, что эта пропасть не для меня. Нет. Мне уготовано нечто другое.
Я медленно двинулся вдоль обрыва, смутно ощущая, что навсегда покидаю поток душ, к которому изначально присоединился. Вскоре я влился в другой, не такой большой ручеек отлетающих душ. Мы не говорили между собой и даже не смотрели друг на друга. Громадный утес нависал над бездонным и пустым ущельем. Одинокое мертвое дерево высилось над собирающимися тенями. Через пропасть был перекинут примитивный веревочный мостик – узкая паутина бледных веревок, переплетенных зелеными лианами. С нашей стороны его удерживал воткнутый в землю клинок «лебединая шея», излюбленное оружие племени кидона. Рядом стоял самый обычный шест, к нему крепились перила из лиан, натянутые над мостиками. Я вздрогнул, мне показалось, что я увидел нечто знакомое, в сердце закралось неясное предчувствие беды.
Перед мостом стояли только военные. Пехотинцы, рядовые каваллы. Кадеты из Академии, хромающие ветераны, ушедшие в отставку офицеры. Они терпеливо дожидались своей очереди ступить на мост. Холодный ветер доносил далекие крики живых.
– Папа, папа! – звал кто-то.
Стоявший рядом со мной пожилой человек склонил голову, призрачные слезы потекли по его бледному лицу. Пришел его черед. Он шагнул на мост, опустив голову, словно превозмогая ветер, которого я не ощущал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98