Я услышал хруст гравия и различил в темноте фигуру доктора Амикаса. Он держал в руке фонарь, и его окружал маленький ореол света. За ним следовали два крепких санитара с носилками. Я испытал такое облегчение, что, если бы уже не стоял на четвереньках, мог бы и упасть. Помахав рукой, я громко крикнул:
– Сюда! Кадет-лейтенант Тайбер ранен.
– Мы думаем, что его избили в городе. Он приехал сюда в экипаже, вышел и потерял сознание. Он пьян, – бодро отрапортовал кадет Ордо.
Я ожидал, что его товарищи подтвердят озвученную версию, но, оглянувшись, никого не увидел – по всей видимости, Джарис и незнакомый третьекурсник под шумок решили исчезнуть.
– С дороги, юноша! – приказал мне доктор, и я торопливо отодвинулся в сторону.
Поставив фонарь рядом с Тайбером, он пристально посмотрел на лейтенанта и, пробормотав под нос: «Плохо дело», не без труда опустился на колени. Пожилой доктор все еще тяжело дышал после быстрой ходьбы, но не обращал на это внимания. А я вынужден был отвернуться, ибо испугался, что меня вытошнит. Тайберу нанесли сильнейший удар по голове, и около уха зияла большая открытая рана.
– Он что-нибудь говорил? – Доктор посмотрел мне прямо в глаза.
– Он был без сознания, когда мы его нашли, – вмешался Ордо.
Но Амикас был отнюдь не дураком.
– Постой, минуту назад я слышал от тебя, что он приехал в экипаже. Сомневаюсь, чтобы возница согласился взять кадета, находящегося без сознания. И уж вряд ли он просто выбросил бы его из повозки, а потом уехал. – В голосе доктора звучал холодный жесткий скептицизм, и я, набравшись смелости, поведал о том, как все было на самом деле:
– Он немного поговорил со мной, когда я к нему подошел. Мы вели Горда в Карнестон-Хаус и встретили Колдера. Он сообщил, что кто-то пострадал. Поэтому я побежал сюда, чтобы узнать, смогу ли чем-нибудь помочь. Тайбер был в сознании. Он сказал, что он не пьян. И что на него напали четыре человека. А еще он попросил меня найти его бумаги.
Доктор опустил голову, понюхал Тайбера и снова отодвинулся от него.
– Ну, судя по запаху, он не слишком трезв. Но спиртное не способно проломить череп – насколько мне известно. Да и грязи такой в городе нет. Ему чертовски повезло, что он остался жив после такого удара. Положите его на носилки и несите в лазарет.
Доктор встал и поднял фонарь, а санитары в это время осторожно укладывали Тайбера на носилки. Я посмотрел на доктора и с удивлением обнаружил, что сейчас он выглядел как дряхлый старик – лицо изрезано глубокими морщинами, глаза стали какими-то безжизненными.
– Он мог испачкаться здесь, когда упал, пытаясь добраться до своей казармы, – неожиданно заявил Ордо.
Мы все дружно повернулись к нему. Его объяснение показалось мне слишком искусственным и, видимо, доктору тоже, потому что он вдруг сердито рявкнул:
– Пойдешь с нами. Напишешь все, что видел, и поставишь свою подпись. Бурвиль, возвращайся в казарму. А ты, Колдер, немедленно отправляйся домой. Я больше не хочу тебя сегодня видеть.
Мальчишка стоял на самой границе круга света и смотрел на Тайбера со смешанным чувством ужаса и восторга. Когда доктор с ним заговорил, он вздрогнул и, ни слова не говоря, умчался в темноту. Я наклонился и поднял ранец и бумаги раненого лейтенанта.
– Дай мне, – резко приказал доктор, и я послушно протянул ему вещи Тайбера.
До тех пор, пока мне было по пути с доктором, я шел возле изголовья носилок. Фонарь в руке пожилого лекаря раскачивался на ветру, и тени метались по лицу Тайбера, искажая его черты. Раненый был очень бледен.
Я свернул на дорожку, ведущую к Карнестон-Хаусу, и увидел, что в окнах на верхнем этаже уже не горит свет, но фонарь у двери еще не погасили. Войдя внутрь, я собрал остатки мужества и доложил о случившемся сержанту Рафету. Он не сводил с меня глаз, пока я, заикаясь, объяснял, почему опоздал. Я думал, что получу от сержанта очередное взыскание, но он только кивнул и сказал:
– Твой друг доложил, что кто-то пострадал и ты пошел посмотреть, не нужна ли помощь. В следующий раз ты должен сначала прийти сюда и поставить меня в известность о происшествиях подобного рода. Я бы послал с тобой кого-нибудь из старших кадетов.
– Слушаюсь, сэр, – устало проговорил я и направился к лестнице.
– Ты сказал, что пострадал кадет-лейтенант Тайбер.
Я снова повернулся к нему.
– Да, сэр. Его сильно избили. Он был пьян, поэтому не думаю, что он сопротивлялся.
Нахмурившись, сержант переспросил:
– Пьян? Только не Тайбер. Он не пьет. Получается, кто-то врет, – задумчиво пробормотал он, но, видимо, решив, что сказал лишнее, резко захлопнул рот. – Иди спать, кадет. И не шуми, – велел он, и я побрел наверх.
Спинк, уже переодевшийся в ночную рубашку, ждал меня около камина в учебной комнате. Мы вместе отправились в нашу спальню, и я, раздеваясь, рассказал ему, что произошло. Спинк молчал. Я встряхнул мокрую шинель, понимая, что за ночь она не высохнет и завтра мне придется надеть ее сырой. Не слишком приятная мысль перед сном. Я попытался думать про Карсину, но почему-то сегодня она показалась мне страшно далекой. По-видимому, сейчас гораздо важнее было решить, как дожить до конца учебного года. Когда я улегся в постель, Спинк вдруг спросил:
– У него пахло спиртным изо рта?
– От него воняло.
Мы оба знали, что это значит. Как только Тайбер поправится, его переведут на испытательный срок и он получит дисциплинарное взыскание. Если он поправится.
– Ты не понял. Запах шел от его дыхания или от одежды? Я задумался.
– Не знаю. Мне даже в голову не пришло проверить. Наклонившись над ним, я почувствовал дух спиртного, причем очень сильный. Вот и все.
Снова наступила тишина, а потом Спинк с неясной надеждой в голосе очень тихо проговорил:
– Доктор Амикас мне показался человеком умным. Он поймет, был Тайбер пьян или нет.
– Может быть, – не стал спорить я, но не слишком в это поверил; я вообще мало во что теперь верил.
Я заснул, и мне приснился сон. Старая толстая женщина – древесный страж – сидела, прислонившись спиной к стволу, а я стоял перед ней. Лил сильный дождь, и хотя я промок до нитки, она оставалась практически сухой. Капли, падавшие на нее, тотчас исчезали, словно ее плоть состояла из истосковавшейся по воде земли. Но, как ни странно, мне дождь тоже очень нравился. Он был мягким и нежным, а его прохладные прикосновения ласкали кожу. Поляна показалась мне знакомой, будто я здесь уже бывал. Посмотрев на себя, я обнаружил, что слишком легко одет, но мне все равно было тепло и приятно.
– Подойди. – Женщина властным жестом поманила меня к себе. – Подойди и поговори со мной. Я хочу убедиться, что правильно поняла то, что увидела твоими глазами.
Мы отошли от дерева, и я повел ее за собой по извивающейся лесной тропинке между гигантскими деревьями. Местами их могучие кроны полностью защищали нас от дождя. А кое-где вода стекала вниз по листьям и веткам и, окатив нас, впитывалась в землю. Мы, не обращая на это внимания, все дальше углублялись в лес. Мимоходом я заметил, что всякий раз, оглядываясь на идущую позади женщину, лишь при определенном усилии могу различить ее силуэт, ибо у меня возникало стойкое ощущение, что она является частью какого-нибудь дерева. Она касалась рукой ствола или ее волосы скользили по ветвям – в общем, постоянно поддерживала контакт с зелеными великанами. Несмотря на огромное тело, тяжелая поступь женщины была необычно грациозной. В моем сне она олицетворяла собой силу и изобилие. Складки жира и кожи придавали ее телу мягкую округлость, и оно казалось мне не более отвратительным, чем могучий ствол дерева или раскинувшийся у нас над головами шатер из ветвей и листьев. Его впечатляющие размеры свидетельствовали о благополучии и плодовитости, что было крайне важно для людей, живущих охотой и дарами леса. И это тоже представлялось мне знакомым.
Чем глубже я заходил в лес, тем яснее вспоминал этот мир. Я знал тропинку, по которой шел, знал, что она приведет меня к скалам, где ручей сбегает по каменистому склону и внизу, в лесу, превращается в сияющую серебристую арку. Это было опасное место. Булыжники на краю уступа поросли скользкой зеленой травой, но нигде больше вода не была такой холодной и вкусной даже во время дождя. Я все здесь любил, и женщина это знала. То, что она позволила мне отправиться сюда во сне, являлось для меня наградой. Только вот за что?
– Что произойдет, если погибнет множество сыновей-солдат, которым суждено стать офицерами, и они не попадут на восток, чтобы повести свою армию против леса? – осведомилась она. – Это остановит дорогу? Заставит людей уйти?
Я думал о чем-то своем, но постарался сосредоточиться на ее вопросе.
– Это может на время замедлить их продвижение. Но остановить – нет! На самом деле ничто не остановит строительство дороги. Ты можешь только задержать его. Мой народ верит в то, что дорога принесет ему богатство. Древесину, мясо, меха. А еще откроет путь к морю за Рубежными горами, и тогда появится возможность торговать с теми, кто живет на берегу. – Я печально покачал головой. – Пока богатство зовет мой народ, он найдет способ до него добраться.
Она нахмурилась.
– Ты называешь захватчиков «мой народ», но это неправильно. Я ведь тебе говорила, что с тех пор, как мы забрали тебя, ты принадлежишь только нам, – Она склонила голову набок и посмотрела мне в глаза. Ее взгляд пронзил меня насквозь, и мне показалось, что внутри моего существа она видит другого человека, о существовании которого я и не подозревал. – Что это, сын-солдат? Ты просыпаешься навстречу двум мирам? Это плохо. Так быть не должно.
Она ласково положила руку мне на голову. Ощущение было приятным, и вдруг я почувствовал, как все мои тревоги уходят, а их место занимает уверенность, что все будет хорошо. Улыбнувшись умиротворению, которое, надо полагать, появилось на моем лице, женщина несколько раз провела ладонями по своим волосам, словно бы тоже желая успокоиться, и я действительно откуда-то знал, что она очень взволнована. Затем она поднесла руку к лицу и посмотрела на меня сквозь растопыренные толстые пальцы.
– Ты ничего не сказал о том, как используешь свою магию, сын-солдат. Она живет в тебе с того момента, как ты ее получил. Что ты сделал для нас? Магия тебя выбрала. Я почувствовала, как она взяла тебя к себе. Всем известно, что тот, кого коснется магия бога, становится на путь свершений. Ты обязан выполнить свое предначертание – прогнать захватчиков, заставить их уйти из нашего леса. Что ты сделал?
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
Ее вопрос и мой ответ были знакомы мне, как вечерняя молитва, выученная в детстве. Она снова попыталась объяснить.
– Ты должен был что-то сделать. Какой-то твой поступок выпустит магию наружу, а ты поможешь чарам и станешь великим человеком. Не бойся рассказать мне, магия не станет слабее. А я почувствую себя спокойнее. Прошу тебя, скажи, и я тогда смогу поведать лесу, что уже близок конец ожидания. Стражи больше не могут танцевать. Они устали. И они умирают. А когда смерть заберет последнего, стена падет. И уже ничто в мире не сможет остановить захватчиков. Они будут разгуливать под деревьями, рубить их и жечь. Ты же знаешь, что они станут делать. Вспомни вырубку!
Мы почти подошли к водопаду. Мне ужасно хотелось его увидеть, и я пытался разглядеть серебристые струи за деревьями, но стволы вдруг словно сомкнули ряды, закрывая мне дивный вид.
– Я не понимаю вас.
Она вздохнула, и ветер пронесся по кронам деревьев.
– Если бы такое было возможно, я бы сказала, что магия сделала плохой выбор. Ибо тот, кто принадлежит нашему народу, должен знать, как использовать дар. – Она слегка пожала плечами. – Мне придется сделать то, что в моих силах, а их осталось так мало. Для меня время свершений прошло. Мне осталось тихо доживать свой век. Но, я боюсь, ты не сможешь прогнать их сам, и тебе потребуются те крохи моего могущества, что еще сохранились. – Она вздохнула и соединила толстые ладони, и тут же на землю посыпалась мелкая коричневая пыль. – Я кое-что придумала. Это очень древние чары. С их помощью мы сможем сделать захватчиков гораздо слабее. Нет более надежного способа разрушить армию, нежели заставить соплеменников идти друг против друга. Что ж, теперь мы непременно узнаем, как ты смог нам помочь.
Она подняла руку и махнула в мою сторону. Я почувствовал в этом жесте невероятную силу.
– Когда магия тебя найдет, ты услышишь ее зов. И тогда все начнется. Не противься ей.
Мне вдруг стало невероятно страшно. Женщина смотрела на меня, и ее глаза становились все темнее и темнее, она меня осуждала.
– Тебе пора уходить. И прекрати об этом думать.
Я неожиданно проснулся в кромешной темноте нашей спальни. По крыше над головой стучал дождь, вокруг сопели мои товарищи. А в сознании у меня еще кружили осколки диковинного сна. Я прикоснулся к ним, пытаясь собрать воедино, но они рассыпались на отдельные, все более мелкие и мелкие фрагменты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
– Сюда! Кадет-лейтенант Тайбер ранен.
– Мы думаем, что его избили в городе. Он приехал сюда в экипаже, вышел и потерял сознание. Он пьян, – бодро отрапортовал кадет Ордо.
Я ожидал, что его товарищи подтвердят озвученную версию, но, оглянувшись, никого не увидел – по всей видимости, Джарис и незнакомый третьекурсник под шумок решили исчезнуть.
– С дороги, юноша! – приказал мне доктор, и я торопливо отодвинулся в сторону.
Поставив фонарь рядом с Тайбером, он пристально посмотрел на лейтенанта и, пробормотав под нос: «Плохо дело», не без труда опустился на колени. Пожилой доктор все еще тяжело дышал после быстрой ходьбы, но не обращал на это внимания. А я вынужден был отвернуться, ибо испугался, что меня вытошнит. Тайберу нанесли сильнейший удар по голове, и около уха зияла большая открытая рана.
– Он что-нибудь говорил? – Доктор посмотрел мне прямо в глаза.
– Он был без сознания, когда мы его нашли, – вмешался Ордо.
Но Амикас был отнюдь не дураком.
– Постой, минуту назад я слышал от тебя, что он приехал в экипаже. Сомневаюсь, чтобы возница согласился взять кадета, находящегося без сознания. И уж вряд ли он просто выбросил бы его из повозки, а потом уехал. – В голосе доктора звучал холодный жесткий скептицизм, и я, набравшись смелости, поведал о том, как все было на самом деле:
– Он немного поговорил со мной, когда я к нему подошел. Мы вели Горда в Карнестон-Хаус и встретили Колдера. Он сообщил, что кто-то пострадал. Поэтому я побежал сюда, чтобы узнать, смогу ли чем-нибудь помочь. Тайбер был в сознании. Он сказал, что он не пьян. И что на него напали четыре человека. А еще он попросил меня найти его бумаги.
Доктор опустил голову, понюхал Тайбера и снова отодвинулся от него.
– Ну, судя по запаху, он не слишком трезв. Но спиртное не способно проломить череп – насколько мне известно. Да и грязи такой в городе нет. Ему чертовски повезло, что он остался жив после такого удара. Положите его на носилки и несите в лазарет.
Доктор встал и поднял фонарь, а санитары в это время осторожно укладывали Тайбера на носилки. Я посмотрел на доктора и с удивлением обнаружил, что сейчас он выглядел как дряхлый старик – лицо изрезано глубокими морщинами, глаза стали какими-то безжизненными.
– Он мог испачкаться здесь, когда упал, пытаясь добраться до своей казармы, – неожиданно заявил Ордо.
Мы все дружно повернулись к нему. Его объяснение показалось мне слишком искусственным и, видимо, доктору тоже, потому что он вдруг сердито рявкнул:
– Пойдешь с нами. Напишешь все, что видел, и поставишь свою подпись. Бурвиль, возвращайся в казарму. А ты, Колдер, немедленно отправляйся домой. Я больше не хочу тебя сегодня видеть.
Мальчишка стоял на самой границе круга света и смотрел на Тайбера со смешанным чувством ужаса и восторга. Когда доктор с ним заговорил, он вздрогнул и, ни слова не говоря, умчался в темноту. Я наклонился и поднял ранец и бумаги раненого лейтенанта.
– Дай мне, – резко приказал доктор, и я послушно протянул ему вещи Тайбера.
До тех пор, пока мне было по пути с доктором, я шел возле изголовья носилок. Фонарь в руке пожилого лекаря раскачивался на ветру, и тени метались по лицу Тайбера, искажая его черты. Раненый был очень бледен.
Я свернул на дорожку, ведущую к Карнестон-Хаусу, и увидел, что в окнах на верхнем этаже уже не горит свет, но фонарь у двери еще не погасили. Войдя внутрь, я собрал остатки мужества и доложил о случившемся сержанту Рафету. Он не сводил с меня глаз, пока я, заикаясь, объяснял, почему опоздал. Я думал, что получу от сержанта очередное взыскание, но он только кивнул и сказал:
– Твой друг доложил, что кто-то пострадал и ты пошел посмотреть, не нужна ли помощь. В следующий раз ты должен сначала прийти сюда и поставить меня в известность о происшествиях подобного рода. Я бы послал с тобой кого-нибудь из старших кадетов.
– Слушаюсь, сэр, – устало проговорил я и направился к лестнице.
– Ты сказал, что пострадал кадет-лейтенант Тайбер.
Я снова повернулся к нему.
– Да, сэр. Его сильно избили. Он был пьян, поэтому не думаю, что он сопротивлялся.
Нахмурившись, сержант переспросил:
– Пьян? Только не Тайбер. Он не пьет. Получается, кто-то врет, – задумчиво пробормотал он, но, видимо, решив, что сказал лишнее, резко захлопнул рот. – Иди спать, кадет. И не шуми, – велел он, и я побрел наверх.
Спинк, уже переодевшийся в ночную рубашку, ждал меня около камина в учебной комнате. Мы вместе отправились в нашу спальню, и я, раздеваясь, рассказал ему, что произошло. Спинк молчал. Я встряхнул мокрую шинель, понимая, что за ночь она не высохнет и завтра мне придется надеть ее сырой. Не слишком приятная мысль перед сном. Я попытался думать про Карсину, но почему-то сегодня она показалась мне страшно далекой. По-видимому, сейчас гораздо важнее было решить, как дожить до конца учебного года. Когда я улегся в постель, Спинк вдруг спросил:
– У него пахло спиртным изо рта?
– От него воняло.
Мы оба знали, что это значит. Как только Тайбер поправится, его переведут на испытательный срок и он получит дисциплинарное взыскание. Если он поправится.
– Ты не понял. Запах шел от его дыхания или от одежды? Я задумался.
– Не знаю. Мне даже в голову не пришло проверить. Наклонившись над ним, я почувствовал дух спиртного, причем очень сильный. Вот и все.
Снова наступила тишина, а потом Спинк с неясной надеждой в голосе очень тихо проговорил:
– Доктор Амикас мне показался человеком умным. Он поймет, был Тайбер пьян или нет.
– Может быть, – не стал спорить я, но не слишком в это поверил; я вообще мало во что теперь верил.
Я заснул, и мне приснился сон. Старая толстая женщина – древесный страж – сидела, прислонившись спиной к стволу, а я стоял перед ней. Лил сильный дождь, и хотя я промок до нитки, она оставалась практически сухой. Капли, падавшие на нее, тотчас исчезали, словно ее плоть состояла из истосковавшейся по воде земли. Но, как ни странно, мне дождь тоже очень нравился. Он был мягким и нежным, а его прохладные прикосновения ласкали кожу. Поляна показалась мне знакомой, будто я здесь уже бывал. Посмотрев на себя, я обнаружил, что слишком легко одет, но мне все равно было тепло и приятно.
– Подойди. – Женщина властным жестом поманила меня к себе. – Подойди и поговори со мной. Я хочу убедиться, что правильно поняла то, что увидела твоими глазами.
Мы отошли от дерева, и я повел ее за собой по извивающейся лесной тропинке между гигантскими деревьями. Местами их могучие кроны полностью защищали нас от дождя. А кое-где вода стекала вниз по листьям и веткам и, окатив нас, впитывалась в землю. Мы, не обращая на это внимания, все дальше углублялись в лес. Мимоходом я заметил, что всякий раз, оглядываясь на идущую позади женщину, лишь при определенном усилии могу различить ее силуэт, ибо у меня возникало стойкое ощущение, что она является частью какого-нибудь дерева. Она касалась рукой ствола или ее волосы скользили по ветвям – в общем, постоянно поддерживала контакт с зелеными великанами. Несмотря на огромное тело, тяжелая поступь женщины была необычно грациозной. В моем сне она олицетворяла собой силу и изобилие. Складки жира и кожи придавали ее телу мягкую округлость, и оно казалось мне не более отвратительным, чем могучий ствол дерева или раскинувшийся у нас над головами шатер из ветвей и листьев. Его впечатляющие размеры свидетельствовали о благополучии и плодовитости, что было крайне важно для людей, живущих охотой и дарами леса. И это тоже представлялось мне знакомым.
Чем глубже я заходил в лес, тем яснее вспоминал этот мир. Я знал тропинку, по которой шел, знал, что она приведет меня к скалам, где ручей сбегает по каменистому склону и внизу, в лесу, превращается в сияющую серебристую арку. Это было опасное место. Булыжники на краю уступа поросли скользкой зеленой травой, но нигде больше вода не была такой холодной и вкусной даже во время дождя. Я все здесь любил, и женщина это знала. То, что она позволила мне отправиться сюда во сне, являлось для меня наградой. Только вот за что?
– Что произойдет, если погибнет множество сыновей-солдат, которым суждено стать офицерами, и они не попадут на восток, чтобы повести свою армию против леса? – осведомилась она. – Это остановит дорогу? Заставит людей уйти?
Я думал о чем-то своем, но постарался сосредоточиться на ее вопросе.
– Это может на время замедлить их продвижение. Но остановить – нет! На самом деле ничто не остановит строительство дороги. Ты можешь только задержать его. Мой народ верит в то, что дорога принесет ему богатство. Древесину, мясо, меха. А еще откроет путь к морю за Рубежными горами, и тогда появится возможность торговать с теми, кто живет на берегу. – Я печально покачал головой. – Пока богатство зовет мой народ, он найдет способ до него добраться.
Она нахмурилась.
– Ты называешь захватчиков «мой народ», но это неправильно. Я ведь тебе говорила, что с тех пор, как мы забрали тебя, ты принадлежишь только нам, – Она склонила голову набок и посмотрела мне в глаза. Ее взгляд пронзил меня насквозь, и мне показалось, что внутри моего существа она видит другого человека, о существовании которого я и не подозревал. – Что это, сын-солдат? Ты просыпаешься навстречу двум мирам? Это плохо. Так быть не должно.
Она ласково положила руку мне на голову. Ощущение было приятным, и вдруг я почувствовал, как все мои тревоги уходят, а их место занимает уверенность, что все будет хорошо. Улыбнувшись умиротворению, которое, надо полагать, появилось на моем лице, женщина несколько раз провела ладонями по своим волосам, словно бы тоже желая успокоиться, и я действительно откуда-то знал, что она очень взволнована. Затем она поднесла руку к лицу и посмотрела на меня сквозь растопыренные толстые пальцы.
– Ты ничего не сказал о том, как используешь свою магию, сын-солдат. Она живет в тебе с того момента, как ты ее получил. Что ты сделал для нас? Магия тебя выбрала. Я почувствовала, как она взяла тебя к себе. Всем известно, что тот, кого коснется магия бога, становится на путь свершений. Ты обязан выполнить свое предначертание – прогнать захватчиков, заставить их уйти из нашего леса. Что ты сделал?
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
Ее вопрос и мой ответ были знакомы мне, как вечерняя молитва, выученная в детстве. Она снова попыталась объяснить.
– Ты должен был что-то сделать. Какой-то твой поступок выпустит магию наружу, а ты поможешь чарам и станешь великим человеком. Не бойся рассказать мне, магия не станет слабее. А я почувствую себя спокойнее. Прошу тебя, скажи, и я тогда смогу поведать лесу, что уже близок конец ожидания. Стражи больше не могут танцевать. Они устали. И они умирают. А когда смерть заберет последнего, стена падет. И уже ничто в мире не сможет остановить захватчиков. Они будут разгуливать под деревьями, рубить их и жечь. Ты же знаешь, что они станут делать. Вспомни вырубку!
Мы почти подошли к водопаду. Мне ужасно хотелось его увидеть, и я пытался разглядеть серебристые струи за деревьями, но стволы вдруг словно сомкнули ряды, закрывая мне дивный вид.
– Я не понимаю вас.
Она вздохнула, и ветер пронесся по кронам деревьев.
– Если бы такое было возможно, я бы сказала, что магия сделала плохой выбор. Ибо тот, кто принадлежит нашему народу, должен знать, как использовать дар. – Она слегка пожала плечами. – Мне придется сделать то, что в моих силах, а их осталось так мало. Для меня время свершений прошло. Мне осталось тихо доживать свой век. Но, я боюсь, ты не сможешь прогнать их сам, и тебе потребуются те крохи моего могущества, что еще сохранились. – Она вздохнула и соединила толстые ладони, и тут же на землю посыпалась мелкая коричневая пыль. – Я кое-что придумала. Это очень древние чары. С их помощью мы сможем сделать захватчиков гораздо слабее. Нет более надежного способа разрушить армию, нежели заставить соплеменников идти друг против друга. Что ж, теперь мы непременно узнаем, как ты смог нам помочь.
Она подняла руку и махнула в мою сторону. Я почувствовал в этом жесте невероятную силу.
– Когда магия тебя найдет, ты услышишь ее зов. И тогда все начнется. Не противься ей.
Мне вдруг стало невероятно страшно. Женщина смотрела на меня, и ее глаза становились все темнее и темнее, она меня осуждала.
– Тебе пора уходить. И прекрати об этом думать.
Я неожиданно проснулся в кромешной темноте нашей спальни. По крыше над головой стучал дождь, вокруг сопели мои товарищи. А в сознании у меня еще кружили осколки диковинного сна. Я прикоснулся к ним, пытаясь собрать воедино, но они рассыпались на отдельные, все более мелкие и мелкие фрагменты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98