Гек со стоном перевернулся на спину, сунул руки под мышки, освободил их
от перчаток, встал все-таки на ноги и покачиваясь побрел к двери.
-- Ты куда, разве я тебя отпускал? -- с притворным удивлением спросил
его Патрик.
Гек, не оборачиваясь, потряс головой и вышел из зала. Дверь
захлопнулась вслед за ним и почти сразу оттуда послышался негромкий и мягкий
удар -- тело шлепнулось на пол.
Патрик помедлил пару секунд и, вздохнув, пошел за ним...
Говорят: "звезды посыпались из глаз", когда удар в голову очень сильный
и очень болезненный. Такого Патрик не испытывал давно, очень давно: от удара
двумя ногами в лоб он вылетел обратно в зал, упал навзничь и зарычал от боли
и унижения. Этот артист провел, да еще дважды, его, Патрика, как сопливого
пацана!
...Гек, изобразив отключку, тихонько поднялся на метр по тамбурной
лестнице, уцепился руками за перекладину и стал ждать. А Патрик, великий и
непобедимый Патрик, вдруг проявил не свойственную ему самонадеянность и
поплатился за это.
... Гек успел посопротивляться не долее секунды, прежде чем
окончательно и без дураков потерять сознание: Патрик, почти выйдя из
берегов, яростным ударом в живот сломал ему ребро, и вторым, в голову,
обеспечил Геку тяжелейшее сотрясение мозга. С полчаса прошло, прежде чем
Патрик обеспокоился, осмотрел неподвижного Гека и отнес его в комнату к
мамочке Марго, откуда та и позвонила в службу скорой помощи. Гек был не ахти
какая важная птица, платить за него никто не хотел, пока Дядя Джеймс не
примет решения, а потому его отвезли в четвертую городскую лечебницу для
малоимущих, где он и провалялся в беспамятстве четверо суток, да на
излечении почти месяц. В те дни Дядя Джеймс как раз затеял первую небольшую
войну с сицило-американцами, за право проведения подпольных лотерей на
предпортовых улицах. Изобретение принадлежало макаронникам, но Дядя Джеймс
справедливо посчитал, что это его территории, а значит и право на игру тоже
его. И он и Патрик были заняты по уши, так что Гека никто ни разу не
вспомнил и не навестил за весь месяц.
А в Бабилон-город тем временем вошла весна.


ГЛАВА 14
Сердце ждет чуда...
А ночь и звезды в небе
Так обыденны.
-- ...Мазила пусть займется лотереей, в контакте с Германом, а возить
меня будет Черепок. -- Совещание подходило к концу и Дядя Джеймс отдавал
последние распоряжения.
Боцман виновато откашлялся:
-- Черепок не умеет мотор водить.
-- То есть -- как это не умеет? Научить! Погоди, да чего там уметь --
прав, что ли нету у него?
-- Не умеет и все, потому что осел. Научим и права купим, но завтра-то
он за баранку не сядет, верно?
-- Пожалуй. И все равно -- Мазиле свой уголок для работы выделяем. А
возить меня будет... будет меня возить...
-- Кубика возьми, -- вмешался в разговор Червончик, -- он классно тачку
водит.
-- Мотором управлять -- это еще не все, голова -- хоть небольшая -- а
нужна! Есть у него голова, а в ней мозги?
-- С мозгами слабовато, это верно.
-- Ну так и заткнись. Лезет тут не вовремя, с советами своими. Когда я
попрошу у тебя совета, тогда и раскрывай хайло. Понял?
-- Понял, понял. Что ты сразу заводишься-то? Я же как лучше хотел.
-- Магомет меня будет возить. Фред, есть у него права? -- обратился он
к Боцману.
-- Полно. Даже настоящие имеются. И вод....
-- Ну и ладушки, на том и порешили. Совещание окончено. Всех благодарю,
но никого не задерживаю, друзья мои.
"Друзья" в момент собрались и вымелись из кабинета. Патрик остался, но
Дядя Джеймс воспринял это как должное, он любил, когда позволяли
обстоятельства, иметь его под рукой.
-- А что твой Малек?
-- В больнице, я думаю, где еще.
-- В больнице? -- удивился Дядя Джеймс знавший эту историю не хуже
Патрика, -- а с каким диагнозом и давно ли?
Патрик терпеливо ему напомнил обстоятельства дела.
-- Так он в больнице, или ты думаешь, что он в больнице?
-- Его, считай, в одних трусах и футболке в больницу отвезли, а Марго
пообещала к выписке привезти его вещи. Куда он без них уйдет?
-- Да, вредным оказался парнишка. Ну что, отпустим его с миром или как,
а Патрик?
-- Ты в смысле, что может рассказать чего не надо? Дак он и не знает
толком ничего.
-- Не уверен. Навести его. Да, навести, переговори, то да се, успокой.
Я узнавал: выписка через три дня. Уберешь его через пару дней и поглубже в
залив, вместе с вещами. Был и убежал. Куда -- кто его знает. Понял?
Патрик поежился:
-- Может, не я его... Он ребенок все-таки... Стыдновато как-то...
-- А кто -- Марго? Лишний звон ни к чему. Какие мы чувствительные!
Ребенок! Все. Скажи, чтобы запрягали, на рынок прокатимся, а потом
пообедаем, -- сегодня мамаша нас кормит, настряпала -- пальчики оближешь...
Уже довольно ощутимо припекало солнце, превращая вчерашний снег в
грязную, темную коросту вдоль тротуаров, из которой то там то сям
высовавалось собачье дерьмо. Патрик рассчитался с таксистом и вышел у самой
больницы. Просторная кожаная куртка была по-весеннему распахнута, ствол
пришлось передвинуть за спину, головного убора он не носил даже зимой, если,
конечно, по работе не требовалось, одна рука была свободной, на всякий
непредвиденный случай, в другой был сверток. Безымянная пичуга на черном
тополе верещала так звонко и так весело, что Патрик даже улыбнулся ей и
попытался подсвистнуть, но та лишь презрительно глянула на него диким
круглым глазом, перепрыгнула на соседнее дерево и продолжила свои рулады.
В палате, темной, вонючей и переполненной Гека не оказалось. Пожилая,
добродушная нянечка, неизвестным чудом сохранившая человеческий облик в этом
сортире, охотно объяснила Патрику, что искать его нужно на территории, где
он пропадает все дни. Она даже показала -- куда, и Патрик отправился на
поиски.
Территория представляла собою здоровенный кусок земли, оборудованной
под парк, и принадлежала городу. Без приличного финансирования и хозяйского
догляда парк превратился в нечто среднее между свалкой мусора и кладбищем
старых сгнивших деревьев. По форме он был почти правильным прямоугольником,
с пропорциями государственного Бабилонского флага -- 3:2. Доступ к
восточной(узкой) стороне ограды преграждался бессмертной лужей с
болотно-помоечным запахом, которая, в зависимости от погоды, могла стать
меньше или больше, но не пересыхала никогда. Однако непосредственно перед
оградой оставалась возвышенная сухая полоса парка, неровною шириною метров
пятнадцать-двадцать, а длиною -- на всю сторону, примерно полтораста метров.
Чтобы добраться туда Геку приходилось как белке -- прыгать с камушка на
камушек, на поваленный ствол, на кирпич и так дальше, пока не начиналось
сухое место. Он полюбил сбегать сюда от невыносимой скученности больничного
бытия, где под бесконечную трескотню репродуктора ели, воняли, спорили о
большой политике и о месте у окна, выписывались и помирали никому не нужные
больные. Геку в тягость было выслушивать глубокомысленные рассуждения
соседа, пенсионера-эпилептика о том, что "Линь-Бяо, видать, попарывал
"товарища" Цзян-Цин, не без того..."; он набрасывал поверх больничной пижамы
фуфайку, которую выцыганивал у мягкосердечной бабки Клары, у нее же брал
галоши прямо на босу ногу и после завтрака и до обеда, после обеда до ужина
-- болтался в парке, чаще всего здесь. А отсюда, сквозь узорную
металлическую ограду, открывался вид на реку, на старинную крепость, что
раскинулась левее, на противоположном берегу, полускрытая разводным мостом,
на телебашню и на голубые минареты в мусульманском крае. И прохожие
случались редко в этих местах, и было здесь спокойно.
Кормили в больнице скудно и невкусно, гораздо хуже, чем у Мамочки
Марго, но намного лучше. чем на зоне. И всегда почти можно было взять кусок
хлеба на добавку. Гек поначалу отказывался спрашивать доп. кусок (на зоне
такое -- неправильно), но потом -- решился (не для себя ведь). Дело в том,
что он познакомился с полубродячей собакой, обитательницей окрестных свалок,
которая в компании таких же шавок кормилась возле больницы. Однажды он отбил
ее, хромую, от более сильной и злобной бестии, и Плешка (так он ее прозвал)
была ему благодарна за это и всегда виляла ему хвостом. А он приносил и
скармливал персонально ей кусок хлеба. Иногда хлеба или чего другого добыть
не удавалось, но Плешка на это нисколько не обижалась -- она знала жизнь,
либо шла добывать дальше, либо пристраивалась возле Гека и вместе с ним
грелась на солнышке. А он чесал ей за ухом и даже разговаривал с ней, гордый
тем, что она выделила его из остальной человеческой стаи и не боится и любит
его.
Патрик увидел его издалека. Гек соорудил себе сидение из овощного ящика
и, обхватив руками колено, глядел на льдины, лениво ползущие вдоль берега.
Пегая собачонка, с пролысиной на спине, сидела рядом и тоже, казалось,
наблюдала за бесконечной чередой рыхлых плит нерастаявшей воды. В больнице
Гека варварски обстригли под ноль и теперь уши его, от природы оттопыренные,
выглядели еще больше и малиново светились, пропуская сквозь себя солнечный
свет. Так сидели они, мальчик и собака, молчали, думали думу -- каждый свою.
Но оба при этом чувствовали, что они -- вместе, и их душам было от этого
хорошо.
Плешка рассерженно затявкала, Гек обернулся. Патрик. У рыжего было
какое-то странное выражение на лице, непривычное, но Гек все равно
испугался. Он спокойно смотрел на Патрика и, стараясь не вилять взглядом,
пытался боковым зрением нащупать под ногами что-нибудь -- кирпич, прут
железный, стекла кусок... Он всякое повидал на зоне и попадал в переделки,
но такую чудовищную смерть-машину, как этот Патрик, видеть ему еще не
доводилось. И дело не в том, что он уже взрослый, а Гек пацан, -- нет. Все
его общепризнанное умение и опыт в драках, которыми Гек втихомолку гордился,
ничего не стоили перед этим типом. От осознания своей беспомощности тело
наливалось слабостью, падала воля к сопротивлению, а ничего пригодного так и
не попадало в поле зрения. Он кивнул Патрику и, стараясь, чтобы голос не
дрогнул, первый заговорил:
-- По мою душу явился, да? Заканчивать меня пришел?
Патрик вдруг смешался от этого печального спокойствия:
-- Да ты что... Как раз наоборот, проведать пришел. Бутербродов принес.
Тут и с мясом холодным, и с колбасой. На-ка, Марго готовила и привет
передавала.
Повисло неловкое молчание. Гек прикинул про себя, сдержанно
поблагодарил и взял пакет из рук Патрика. Плешка продолжала облаивать
дерзкого незнакомца.
-- Да отвяжись ты, подлюка! -- Патрик, опасаясь за свои брюки,
попытался пинком отбросить от себя Плешку, но зацепил только краем ботинка.
Плешка взвизгнула, и мгновенно спряталась за Гека, в полной
уверенности, что тот и сейчас отлупцует ее обидчика.
-- Ты зачем ее пинаешь, падло!? -- Глаза Гека налились бешенством и
ненавистью. -- Что она, жить тебе мешает!? Ах, ты... Ведь она такая
маленькая против тебя! Она...
"Ты и сам невелик" -- внезапно подумалось Патрику и горло его опять
перехватило спазмом.
-- Извини, ей богу! Машинально, знаешь, получилось. Просто я с детства
собак боюсь, потому что меня маленького покусала одна, -- стал на ходу врать
Патрик, -- даже таких маленьких -- боюсь. Я не со зла, честное слово!
Гек уже взял себя в руки и только повторил, тоном ниже:
-- Она -- маленькая... Я ее тоже угощу?
-- Конечно, пусть порадуется. Да ты и сам поешь. Как у вас тут... Чем
лечат?
-- Первые три дня уколы в задницу, а потом -- ничего, даже градусник не
ставили. Послепослезавтра, говорят, выписывают.
-- Марго тебе вещи завезет. Она у тебя в комнате лично пыль вытирает.
-- Да откуда там пыль возьмется, тряпок то -- нет почти и окна наглухо
закрыты.
-- Джеймс велел, чтобы тебе за весь месяц заплатили по полной.
-- Ладно. Хорошо бы, конечно... Если надо -- отработаю, без вопросов.
(Гек решил сразу после выписки рвануть на хавиру к Забу, отсидеться, потом
ломануть чего-нибудь пожирнее -- и на Север, к теплому морю, всю жизнь
мечтал. Только вот как Плешку оставить... Или с собой взять?)
-- Я тогда психанул не по делу, не учел, что ты еще... гм... Малек. Но
ты ведь сам нарывался, вспомни, как дело было...
Патрик заметно волновался, смотрел в сторону и Геку почему-то стало его
жаль. Плешка слопала толстенный бутербродище с маслом, с полукопченой
колбасой, а теперь удовлетворенно чесала бок задней здоровой лапой.
-- Да помню. Не все, правда... Р-раз -- и тут очнулся. Ну, я же тебе
первый жоржа крутанул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58