Так Чомбе лишился еще
одного зуба и вместо трех приобрел десять суток штрафного изолятора.
"Насмешники -- хорошие пророки" -- Указатель в тот день залетел на
горячем и уже громыхал в вагонзаке в Иневию на следствие и суд: из трех
судимостей вторая подряд за наркотики, -- его ждала экспертиза и лечебница
тюремного типа -- на год минимум. Указатель не был наркоманом в полном
смысле, пока -- подкуривался только, просто в тот злосчастный день шмон на
зоне проводили "чужие", им нужен был существенный результат... Гек, таким
образом, лишился червонца, хотя и сохранил право стребовать должок и
проценты по нему без срока давности. Потеря ничему не научила его, а
буквально через месяц он получил еще один урок: Пит Удавчик, нетак из
двенадцатого отряда занял у него пятеру, чтобы срочно рассчитаться с
карточным долгом, а в назначенное время не отдал и отказался от долга по
наглому. Свидетелей во время заема не было и теперь слово Пита стояло против
слова Гека. На правокачке присудили бы дуэль, а Удавчику пятнадцать лет и он
на голову длиннее... Что из того, что Удавчик особачился, это не в суде, это
еще доказать надо... Гек предупредил друзей но открыто предъявлять не стал.
И все равно, он продолжал помогать тем, кто к нему обращался за помощью... А
вот к другому совету Чомбе он отнесся со всей серьезностью...
Чомбе отсидел очередные десять суток, а потом два дня отъедался и
отогревался. Нетакам на малолетке и на взрослых зонах чаще остальных
категорий сидельцев приходится попадать в штрафные изоляторы. Существенная
доля общака идет на подогрев штрафникам, иначе недолго и ноги протянуть на
зонном пайке, перемежаемом вдобавок штрафным пайком, где миску "горячей"
баланды дают через двое суток на третьи. Однако подогрев этот мало
предохраняет от туберкулеза и разных других тюремных болезней и напастей,
связанных со здоровьем.
Как-то оба они тормознулись в бараке, симулируя болезнь. Чомбе
предложил карточный турнир. Играли один на один по символическим ставкам.
Подрезали -- каждый -- картой из своей колоды, а играли другой колодой,
специальной. Бой был колотый(карты были меченые), оба его знали, банкомету
можно было исполнять (жульничать), но пойманный за руку -- проигрывал
тройную ставку. Играли в штосс и Гек явно побеждал. Он передергивал с такой
скоростью и так мягко, что не слышно было даже характерного шлепка нижней
карты. Наконец Чомбе бросил карты, рассчитался и пересел на стул рядом с
Геком.
-- "Плиз" у тебя красиво получается. Знаешь, я рад, что тогда в тебе не
ошибся. Но послушай меня -- завязывай с картами. Завязывай напрочь.
-- Ты что, Чомбе, за проигрыш обиделся?
-- Есть немного. Но это фигня. А вот то что даже я обиделся -- это не
фигня. Есть в тебе нечто, в манере твоей игры, что раздражает -- безумно.
Надменность, что ли... Но я ведь знаю, что ты не плюешь на друзей, что с
себя рубаху снимешь для них, а видишь -- все равно -- злюсь. Ты не играешь,
а работаешь, не соревнуешься, а обираешь без азарта, понимаешь? Если же ты
станешь каталой -- а к тому идет, -- не видать тебе настоящего авторитета. И
еще: ты теперь почти всегда шестеркам даешь стирать тебе носки, гладить
форму, ну понимаешь о чем я говорю. По нашим понятиям это не западло, а все
же лучше никогда не поручай этого другим, ну разве -- в крайнем-перекрайнем
случае. Я потомственный урка, моя дорога еще у мамы в ... животе
определилась, я знаю, что говорю...
Это был последний их задушевный разговор, -- судьба приготовила для
Чомбе четырех тузов и джокера в придачу. Господин Председатель не забыл
симпатягу-подростка и жертву расизма и своею властью издал соответствующее
распоряжение. Он распорядился пересмотреть и объективно разобраться в деле
несчастного паренька. Чиновники, феноменально чуткие к настроениям своего
патрона двинули вниз более определенное требование, так что на зону уже
спустился приказ об индивидуальной и немедленной амнистии -- дело в этих
краях неслыханное. Более того, губернское управление лагерей подстраховало
приказ устным и грозным напоминанием: никаких падений с лестницы и иных
случайностей. Приказ поступил днем, но выпустить немедленно Чомбе не могли,
хозяин был в отъезде по делам, в Иневии, а без него ни подписать, ни
отпустить никто не мог. Чомбе тут же нажрался как свинья и стал буянить. В
конце концов его схватили и бросили в камеру изолятора до утра. Кум и режик
в бессильной злобе упились не хуже Чомбе, их пришлось развозить по домам --
благо все рядом -- на служебной машине. Но пойти и попинать Чомбе, душу
отвести -- не осмелился никто из них, даже на пьяном глазу.
Утром его покормили прямо в изоляторе, чтобы зону не мутил. Друзья
умудрились пропихнуть ему косяк с дурью на опохмел и на дорожку.
Шел утренний развод, вся зона с завистью и удовольствием слышала и
видела счастливого, в дым обкуренного Чомбе, которого под руки подтащили к
машине, чтобы отвезти и погрузить его на ближайшей железнодорожной станции к
месту назначения, в Бабилон. Из зарешеченного окна далеко еще слышались
прерываемые заразительным хохотом куплеты "Мадагаскара": "...Мы тоже люди,
мы тоже любим..., пусть кожа черная, но кровь чиста..."
Геку исполнилось тринадцать, потом тринадцать с половиной -- срок
постепенно разматывался. Чомбе успел оставить Геку наколку в Бабилоне --
куда обратиться по выходе, чтобы не зависнуть на первых порах без жилья и
денег, но с тех пор -- ни слуху о нем, ни духу. За это время Гек порядочно
подрос, хотя и теперь во время поверок пребывал на левом фланге, но уже и не
самым крайним. Зона белела на глазах. Хозяин, режик, кум и растлитель
беспощадно выпалывали нетаков, натравливали на них активистов и пацанов:
якобы из-за них повышаются нормы выработки и ужесточается режим содержания.
На деле все было проще, администрация зоны тоже чуяла новые либеральные
времена в экономике: возникали новые и новые предприятия, рынки заполнялись
товарами, состояния делались на глазах. Вместе с повышением уровня жизни,
опережая его, росли и аппетиты граждан. Люди покупали катера, виллы, новые
костюмы, парную говядину к обеду, кольца с бриллиантами, -- у кого на что
хватало доходов. А у хозяина и его присных был только один источник дохода,
не считая мизерных окладов, -- зона. Надо было выполнять директивы, на благо
страны и президента, и перевыполнять их в свою пользу.
По-прежнему в домашнем хозяйстве любого мелкого зонного начальничка
заметную роль играли малолетние кабальные работники, но этого мало было по
теперешним временам. Невыход на работу однозначно сопровождался "десяточкой"
с предварительным избиением, шмоны по промзоне стали постоянным явлением --
два-три раза в день, особо тщательный -- раз в неделю. Брак -- избиение и
трюм. Правда трюм, как ни парадоксально, стал гораздо легче: теперь в
изолятор только водворяли на ночь, а днем выводили на работу -- с горячей
пищей, с возможностью разжиться куревом и теплыми шмотками. Первое время
нетаки чувствовали, как почва уходит у них из под ног -- зонный пролетариат
стал смотреть волками на их праздность, в то время как остальные пуп
надрывают на проклятом производстве. Некоторые не выдержали и вступили в
актив(Гек ни секунды не сомневался, что Удавчик первый переметнется, -- и
угадал.), другие уходили под землю, не устояв против холода и побоев,
некоторые докатились до "малокрыток" -- псих лечебниц тюремного типа...
Гек резко ограничил себя в карточных играх и играл только чтобы внести
в общак и заплатить за норму, которую бугор выводил ему в конце каждой
смены. Он первый придумал ход, реализация которого вернула нетакам авторитет
и признательность со стороны пацанов зоны. Зонное начальство,
заинтересованное в выпуске неучтенной внеплановой продукции, безбожно
завышало в плановых расчетах допустимый процент брака и нормативный процент
отходов, но истинный минимум возможных потерь им был неизвестен, его знали и
чувствовали своим горбом и мозолями малолетние рабы у станков. Тут даже
актив не желал помогать начальству. В этих условиях появилась возможность
вклиниться в производственную щель между минимумом и максимумом потерь,
поскольку явно и на бумаге контролировать неучтенные материалы хозяин не
осмелится. У нетаков были каналы получения с воли зонного дефицита. Их
следовало только развернуть в обратную сторону для продажи дешевой
качественной продукции... Нет конечно, и раньше воровали готовую продукцию и
сплавляли ее на волю, но то была кустарщина, эпизодическая и мелкая...
Гек долго ворочал идею в своем мозгу, но вынужден был признать, что не
в силах придать ей производственную четкость и перспективу в денежном
выражении. Он обратился к Попусу, который слыл великим практиком
гешефтмахерского дела, и попросил консультацию. Попус обещал подумать. Через
три дня он принес Геку свои расчеты. Гек с трудом продирался сквозь расчеты
и формулы, поскольку учился все еще в четвертом классе(а на самом деле --
вообще не учился), но когда понял и внес в уме поправки на масштаб -- то
обалдел напрочь: суммы вырисовывались грандиозные. Попус обещал привлечь
земляков для сбыта на воле -- Гурама, которого Гек знает и многих других(
Гурам тоже откинулся почти год назад, устроился на продовольственную базу
помощником кладовщика и стал, по слухам, еще жирнее). Гек помчался к
Карзубому, ставшему главнетаком после Слона (тот ушел досиживать на
взросляк). Карзубый не обладал физической силой и беспощадностью Слона, но
был хитер и дальновиден. Через полгода ему тоже предстояло идти на взросляк,
а пока он выполнял обязанности не только главнетака, но и зыркового от
"ржавых" четвертого спеца(лагеря).У него в руках были почти все зонные
"кони" -- каналы на волю-- с воли, он сразу просек перспективность идеи и
тотчас взялся переналаживать каналы в необходимом направлении. Машина
завертелась... В систему контрхищений из системы хищений были вовлечены даже
некоторые активисты, которых покупали вслепую. Через два месяца на зоне
закрутились серьезные деньги, на взрослый общак посылалось в
пятнадцать-двадцать раз больше против прежнего, нетаки катались как сыр в
масле, простые пацаны не уступали им в благосостоянии, не все, понятное
дело, а только вовлеченные в процесс. По совету Гека Карзубый вручил
Длинному -- бугру зонных активистов -- две тысячи талеров и пакет с десятью
тысячами для передачи режику, -- пусть ослабит контроль там, где трудятся
наиболее честные и сознательные ребята -- там, там и там. Оба деньги
приняли...
Жадность и болтливость участников сгубили все дело. Нетаки пили
напропалую, хвастались деньгами и возможностями. Обделенные принялись
стучать на более удачливых товарищей. Кум и растлитель денег не получали от
всего этого бизнеса, поэтому бдительность не ослабляли. Так в одну нехорошую
ночь повязали во время тотального шмона всю ночную смену, бугра смены,
Карзубого, Гека, Повидло и еще кучу разнокалиберного зонного народа. Однако
шум официально поднимать было нельзя, прокуратура задала бы неприятные
вопросы и хозяину зоны и его помощникам. Все участники из нетаков приняли по
десять суток, пацаны кто по пять, кто по трое, неучтенку реквизировали,
"производство" прикрыли. Производство можно было бы спасти, но взятые на
испуг подростки раскалывались и закладывали по глупости себя самих и своих
подельников. В основном валили все на нетаков. Однако через месяц на зоне
вспыхнул бунт.
"Обворованная" администрация, в своем праведном гневе подрубила сук, не
котором она сидела: исчезли левые заработки, исчезли деньги, так или иначе
доходившие до каждого юного сидельца, до любой ступеньки зонной иерархии.
Исчез стимул к труду. По зоне прокатилась волна ЧП, восемь человек оказались
заигранными, поскольку возможности отдать долг сморщились до нуля. Один из
них повесился, трое предпочли сбежать на вахту (оттуда этапом на другие
зоны, в слепой и наивной надежде, что там не узнают об этом), четверо были
безжалостно опущены, один из них тоже повесился. Скудная и безрадостная,
каторжная прежняя жизнь вспоминалась теперь этим троим волшебной сказкой, --
нигде, ни на каких взрослых режимах, ни под какими пробами нет такой
безоглядной жестокости, как на малолетках... Драки на зонах -- втройне на
малолетках -- обыденность, но теперь доходило каждый день почти до резни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58