Шею и запястья Ки охватывали шипованые полоски чёрной кожи, а вместо медальона в виде Инь и Янь появился серебряный анк, символ вечной жизни.
Прищурившись, я посмотрела на неё, свою тринадцатилетнюю сестрёнку. Я почти забыла, что когда-то она всерьёз увлекалась готикой…
Она улыбнулась мне - очень неаккуратно, так, что я увидела пару острых клыков.
Звон колокола раскатился по крышам домов и сотряс небо до самых его оснований.
Где-то вспорхнула пара потревоженных голубей, и мы тоже вздрогнули.
А колокол прозвенел ещё раз, раскалывая остатки ночи, сминая их. Где-то здесь церковь…
Церковь!!! Гоп-ля-ля!
Я сорвалась с места в предчувствии скорого убежища и буквально тут же со страхом поняла, что надолго меня не хватит. Меня вообще ни на сколько не хватит! Ни ноги, ни лёгкие - ничего не позволяло мне бежать как раньше в полную силу. Впрочем, у меня и полной силы этой не было. Правда, это вовсе не означает, что я поползла - я побежала, но мои избитые макаронины заплетались так, словно были сварены.
Господи, мне бы только добежать до церкви!!!
Лал за моей спиной раздосадовано завопила - голосом моей сестры. И этот крик резанул меня просто по сердцу, так, что оно едва не остановилось. Но я даже не позволила ему сбиться с ритма. Я должна бежать. Я должна добежать до этой церкви!
Серые пустынные улицы, меланхоличные в своей грязи, отстраненно смотрели на меня тусклыми витринами и окнами, за которыми ещё клубился сладкий как дымка сгорающих благовоний сон. Мне хотелось выть от боли, терзающей всё моё бедное тельце, но позволить себе это означало просто сбиться с дыхания. Я старалась переплавить свою боль в злость, а злость - в новые силы, но получалось только в отчаянье. Крик моей сестры, вернее, вампирши, которая приняла её облик, ещё звенел в моей голове почти наряду с серебристыми бубенчиками. Я ещё помнила осколки этого крика, когда он разбился о стены домов и разлетелся искрами разочарования по крышам и соседним улицам.
Но мне надо бежать к церкви. Господи, где же этот проклятый рассвет?!!
Почему ещё нет солнца?!!
Мощёная камнем площадь открылась передо мной внезапно, стоило только выбежать из какого-то переулка и перепрыгнуть через осколки стекла. Она была просторная и голая, в окружении хмурых пятиэтажных домов - как в кольце инквизиторов. И церковь высилась посреди неё, всеми своими линиями уходя вверх, тускло поблёскивая крестами на фоне застывшего болезненно-серого неба. Она наблюдала за мной стрельчатыми окнами, разнородными из-за витражей, словно щурилась и хотела рассмотреть, какое существо прибежало на её зов.
Не помня себя, я бросилась к ней. Поздно было выяснять, кто я и можно ли мне переступать порог католической церкви. Главным было то, что его никогда не сможет переступить Лал - вот это действительно хорошо.
Несколько десятков рыжевато-янтарных мраморных ступеней вели вверх, к двустворчатой двери в форме арки. Мои ступни беззвучно завизжали, когда я полетела вверх через ступень, обжигаясь утренним холодом Дома Божьего. Быть может, именно из-за такого неуважения последняя ступенька злобно ткнулась мне в лодыжку и повергла меня на холодный камень.
Я выругалась - не смогла удержаться от этой боли, пронёсшейся подобно бою китайских барабанов по всему моему телу и впечатавшей последний, свой самый сильный удар мне в сознание. Локти и колени потеплели от крови, что щекотными потёками сбежала по рукам на мрамор, такой близкий, святой и отвратительно холодный. Я заставила себя подняться на четвереньки, а потом на трясущиеся полусогнутые ноги и побрела вперёд, уже ничерта не соображая от усталости и воя собственного тела. Мозги превратились в кашу, густую, отвратительную, но ещё способную воспринимать то, что происходило за сонмом пляшущих перед глазами цветастых пятен.
Вокруг нарастал странный, непонятный шум, как будто воет зимой холодный северный ветер, ломая ветки старых ив за окнами нашего дома и кружась в вальсе со снегопадом. Шаг за шагом я приближалась ко дверям в церковь, а этот странный гул нарастал и давил на моё сознание, прессовал его как две каменные ладони.
Запрокинув назад лохматую голову, я неустойчиво пошатнулась и снизу вверх мутно взглянула на церковь, что грозно и неприветливо нависала надо мной. Вокруг звучали голоса - сотни голосов, что-то твердящих, поющих мне или просто вопящих с таким безумием, что у меня замирали кровь и нервы вдоль позвоночника.
И эти вопли становились всё сильней и сильней на фоне завывающего ветра. Они оглушали меня и ослепляли, били слабостью под оба колена, путали и расшатывали меня, словно я стояла в самом сердце толпы, не имеющей власти коснуться меня, но могущей кричать на меня тысячами нестройных голосов тысячи невнятных проклятий. Эти проклятья камнями бились по моему отчасти угасшему сознанию, но я пробиралась вперёд, я как потерянный ребёнок неуверенно тянула дрожащие руки к дверям, а они удалялись от меня дальше и дальше, и в такие моменты стройный хор прекрасных голосов начинал тянуть молитву.
И больше всего на свете я хотела, чтобы отцовский крест был сейчас со мной.
Мои нервно подёргивающиеся пальцы поймали холодную пустоту, имеющую вид медных дверных ручек. Казалось, одно это должно было заставить меня испугаться и побежать прочь от церкви, но я точно знала, что должна спрятаться в её нутре. Я человек настолько, насколько это возможно. Что бы ни сделала со мной Лал, я - человек, я могу, я должна войти в этот Дом Божий! Я имею на это право!!
– Господи, за что, чёрт бы тебя подрал!!! - внезапно заорала я осипшим голосом и почти упала на массивные дверные ручки.
Моя тяжесть толкнула створки вперёд, и они со скрипом послушно отворились, заставив меня сделать несколько коротких торопливых шажков вперёд. В лицо мне ласково ударило слегка удушливое мягкое тело царящего под сводами церкви Покоя, наполненного теплом, ароматами воска и ладана. Из-за моей спины в церковь ворвался, сорвав грязное перо с моих крыльев, утренних ветер и тусклый призрачный свет. Внутри было тихо.
Я измученно сделала первый шаг, и ноги почти утонули в красной ковровой дорожке, что начиналась от входа и вела вперёд, к распятью. Сотни голосов что-то невразумительно кричали мне на ухо, раздражая, оглушая, доводя до исступления. Отпустив дверные ручки, я попробовала было дрожащими руками заткнуть себе уши, но это не помогло. Я слышала их, слышала их всех как собственные мысли, поднявшие бунт и зазвучавшие все одновременно. Глупый дьявольский оркестр, в котором все играют разом, не зная своих мест и партий.
Перед глазами плыло, и мир слегка покачивался, как колыбельная под рукой задремавшего отца. Сквозь густую и вязкую пелену отупения, пульсирующую и перетекающую у меня под кожей, я замечала справа и слева гладкие деревянные лавки, а за ними в неглубоких каменных нишах - мраморные статуи Святых.
Они плакали чёрной кровью.
Приподняв кружащуюся голову, я посмотрела вверх, на стыдливо укутавшийся в ризу полумрака свод церкви и ощутила, как с него подобно дождю редко и неторопливо капает тёплая, алая…
Истошный вопль поверг меня на колени. Кто-то кричал на незнакомом языке, громко, истерично - и просто в моей голове. Я пришла в ужас - так явственно звучал этот голос - и принялась судорожно оглядываться по сторонам.
Распятья, распятья, забытый кем-то на скамье молитвенник в потрёпанном переплёте - я была единственным живым существом здесь. Эту церковь освещали сотни свечей - неподвижный ореол в окутавшем меня завывании северного ветра.
Я стояла на четвереньках и не могла ничего понять. Мне казалось, что все эти люди, что-то кричащие мне вокруг меня, и существуют, и не существуют одновременно. Рядом, совсем рядом, стоит только реальности истончиться до такой степени, чтобы пропустить их голоса в моё сознание… Пустота, холодная ошеломляющая пустота, наполненная катающимся в истерике хаосом, и чисто механическая работа сердца, гоняющего по венам кровь - вот и всё, во что я превратилась.
Прошло несколько длинных минут, прежде чем я собралась остатками духа и медленно подняла руку с дорожки, чтобы выпрямиться и встать на ноги. Однако в следующее мгновенье с ужасом обнаружила на пушистом ковре выжженный отпечаток своей собственной ладони. Он медленно наполнялся кровью, как сок выступающей просто из обуглившегося и оплавившегося ворса. И пока я в изумлении рассматривала открывшуюся мне картину, меня начал охватывать странный лихорадочный жар, разгорающийся где-то в глубине тела, той чёрной и далёкой глубине, о которой я даже не подозревала. Казалось ещё чуть-чуть - и я вспыхну костром как Чёрная Тарья.
Но я же человек! Я не вампир, и не оборотень, и даже не ведьма! Я не таю в сердце зло для этого места! Хотя бы потому, что в разбитом сердце, в этом мусоре из осколков ничего не утаишь, кроме пустоты.
Заткнув уши, я не выдержала и закричала, громко, без слов, только бы как-то заглушить всё происходящее, отстраниться от него и оказаться в своём теле как в спасительном коконе наедине только со своими мыслями. Но дотоле блаженно тянувшие молитву голоса внезапно чудовищно исказились от наполнившей их презрительной злобы и громко завизжали мне в ответ, гася мой вопль. Потом одни из них вновь что-то запели, другие наверняка осы пали меня проклятьями.
Резко выпрямившись, я поняла что плачу. Просто плачу, легко как в детстве, потому что плач - это спутник детства. Ты не можешь выразить ничего словами или жестами, ты не можешь обличить свою боль в картинах или скульптурах, но ты плачешь, плачешь, плачешь… Влажная красная пелена клубилась перед глазами, стекала по щекам, и когда я вытерла её, то увидела на трясущихся ладонях настоящую тёплую кровь, а не слёзы. Кровь, не разбавленную ничем кроме выступившего на коже холодного пота.
– Господи всемогущий!!! - завопила я, сжав кулаки, и сама испугалась той истерики, что звенела в моём голосе. - Что я тебе сделала?!! Ты забрал у меня всех - но что я тебе сделала?!! Я пришла к тебе за помощью!! Помоги мне!!. - рыдания вырвались из меня странным пугающим звуком. - Господи, помоги же мне!… Хоть кто-нибудь…
Он посмотрел на меня, ещё живой, но уже распятый на грубо сбитом из брёвен кресте. Его худое избитое тело укрыла спёкшаяся корка из пота и крови, но Он ещё был жив. И Его глаза, измученные, покрасневшие, впалые глаза смотрели на меня из-под сени чёрного тернового венка, шипы которого вонзились в Его высокий, иссечённый мимическими морщинами лоб. Я видела, как пошевелились Его дорожащие пальцы на руках и ногах, прибитых кольями к бревну и извергающими ручейки крови. Казалось, Он хотел сойти с креста и по этой красной дорожке прийти ко мне.
Ветер завыл ещё ожесточённей, как стая волков в зимнем лесу, и заставил голоса на секунду умолкнуть.
Я плакала навзрыд от окутавшего меня страха, но легко, как никогда в жизни. Что-то чёрное глубоко во мне, какой-то ехидный, до злости насмешливый голос сквозь непрерывный звон бубенцов шипел мне, чтобы я развернулась и бежала прочь из этого места. Куда угодно только подальше.
Этот голос приводил меня в ужас, но я не могла или не хотела, у меня уже не было сил ни на что. Я сидела в луже крови, сгибаясь под тяжестью мокрых крыльев и смотрела вперёд, на распятье.
Он был жив, Он был жив, хоть это казалось невероятным! Его губы, разбитые, потрескавшиеся, шевельнулись, будто Он хотел что-то сказать.
Будто Он звал меня по имени.
Я ощущала, как онемели от холода пальцы на руках и ногах, как прилипло к коже противно-мокрое платье, но я заставила себя двинуться вперёд, к Нему. Я тряслась от каждого усилия и ползла, с шипеньем выжигая следы на промокшем красном ковре, я была противна этой церкви, но я ползла вперёд, и жар во мне разгорался, поднимая свои языки в рассудку.
Казалось, я должна была вспыхнуть, но обилие крови мешало мне. Эта кровь - чья она? Кто гасит собственной кровью мой костёр, на котором мне суждено сгореть?
– Церковь - это очень оригинально, Кейни.
От этого проклятого голоса, прозвучавшего здесь, под сводами, я содрогнулась, но упрямо продолжала пробираться вперёд. Голоса в моей голове жалобно завыли и запричитали.
Шаги Лал были слышны очень явственно, хотя их вообще не должно быть: она ступала по ковру.
– Столько вкусной крови… Это ты натворила, маленькая негодница? Право же, ты не совсем безнадёжна.
Её смех прозвучал здесь как самая отвратительная ересь. Вы только посмотрите, она уже очнулась? Странно… странно… странно…
Неожиданно в голове всё сладостно поплыло как перед погружением в сон, и я щекой почувствовала упругую мягкость горячего ворса, постепенно оседающего под моей тяжестью и наливающегося пахнущей железом влагой. Оказалось, что я, преодолев несколько невысоких ступеней, упала, просто упала.
Он нависал надо мной, и крест за Его спиной словно тень был ещё внушительней. Он смотрел на меня с состраданием и каким-то ещё непонятным чувством, странным, но таким знакомым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Прищурившись, я посмотрела на неё, свою тринадцатилетнюю сестрёнку. Я почти забыла, что когда-то она всерьёз увлекалась готикой…
Она улыбнулась мне - очень неаккуратно, так, что я увидела пару острых клыков.
Звон колокола раскатился по крышам домов и сотряс небо до самых его оснований.
Где-то вспорхнула пара потревоженных голубей, и мы тоже вздрогнули.
А колокол прозвенел ещё раз, раскалывая остатки ночи, сминая их. Где-то здесь церковь…
Церковь!!! Гоп-ля-ля!
Я сорвалась с места в предчувствии скорого убежища и буквально тут же со страхом поняла, что надолго меня не хватит. Меня вообще ни на сколько не хватит! Ни ноги, ни лёгкие - ничего не позволяло мне бежать как раньше в полную силу. Впрочем, у меня и полной силы этой не было. Правда, это вовсе не означает, что я поползла - я побежала, но мои избитые макаронины заплетались так, словно были сварены.
Господи, мне бы только добежать до церкви!!!
Лал за моей спиной раздосадовано завопила - голосом моей сестры. И этот крик резанул меня просто по сердцу, так, что оно едва не остановилось. Но я даже не позволила ему сбиться с ритма. Я должна бежать. Я должна добежать до этой церкви!
Серые пустынные улицы, меланхоличные в своей грязи, отстраненно смотрели на меня тусклыми витринами и окнами, за которыми ещё клубился сладкий как дымка сгорающих благовоний сон. Мне хотелось выть от боли, терзающей всё моё бедное тельце, но позволить себе это означало просто сбиться с дыхания. Я старалась переплавить свою боль в злость, а злость - в новые силы, но получалось только в отчаянье. Крик моей сестры, вернее, вампирши, которая приняла её облик, ещё звенел в моей голове почти наряду с серебристыми бубенчиками. Я ещё помнила осколки этого крика, когда он разбился о стены домов и разлетелся искрами разочарования по крышам и соседним улицам.
Но мне надо бежать к церкви. Господи, где же этот проклятый рассвет?!!
Почему ещё нет солнца?!!
Мощёная камнем площадь открылась передо мной внезапно, стоило только выбежать из какого-то переулка и перепрыгнуть через осколки стекла. Она была просторная и голая, в окружении хмурых пятиэтажных домов - как в кольце инквизиторов. И церковь высилась посреди неё, всеми своими линиями уходя вверх, тускло поблёскивая крестами на фоне застывшего болезненно-серого неба. Она наблюдала за мной стрельчатыми окнами, разнородными из-за витражей, словно щурилась и хотела рассмотреть, какое существо прибежало на её зов.
Не помня себя, я бросилась к ней. Поздно было выяснять, кто я и можно ли мне переступать порог католической церкви. Главным было то, что его никогда не сможет переступить Лал - вот это действительно хорошо.
Несколько десятков рыжевато-янтарных мраморных ступеней вели вверх, к двустворчатой двери в форме арки. Мои ступни беззвучно завизжали, когда я полетела вверх через ступень, обжигаясь утренним холодом Дома Божьего. Быть может, именно из-за такого неуважения последняя ступенька злобно ткнулась мне в лодыжку и повергла меня на холодный камень.
Я выругалась - не смогла удержаться от этой боли, пронёсшейся подобно бою китайских барабанов по всему моему телу и впечатавшей последний, свой самый сильный удар мне в сознание. Локти и колени потеплели от крови, что щекотными потёками сбежала по рукам на мрамор, такой близкий, святой и отвратительно холодный. Я заставила себя подняться на четвереньки, а потом на трясущиеся полусогнутые ноги и побрела вперёд, уже ничерта не соображая от усталости и воя собственного тела. Мозги превратились в кашу, густую, отвратительную, но ещё способную воспринимать то, что происходило за сонмом пляшущих перед глазами цветастых пятен.
Вокруг нарастал странный, непонятный шум, как будто воет зимой холодный северный ветер, ломая ветки старых ив за окнами нашего дома и кружась в вальсе со снегопадом. Шаг за шагом я приближалась ко дверям в церковь, а этот странный гул нарастал и давил на моё сознание, прессовал его как две каменные ладони.
Запрокинув назад лохматую голову, я неустойчиво пошатнулась и снизу вверх мутно взглянула на церковь, что грозно и неприветливо нависала надо мной. Вокруг звучали голоса - сотни голосов, что-то твердящих, поющих мне или просто вопящих с таким безумием, что у меня замирали кровь и нервы вдоль позвоночника.
И эти вопли становились всё сильней и сильней на фоне завывающего ветра. Они оглушали меня и ослепляли, били слабостью под оба колена, путали и расшатывали меня, словно я стояла в самом сердце толпы, не имеющей власти коснуться меня, но могущей кричать на меня тысячами нестройных голосов тысячи невнятных проклятий. Эти проклятья камнями бились по моему отчасти угасшему сознанию, но я пробиралась вперёд, я как потерянный ребёнок неуверенно тянула дрожащие руки к дверям, а они удалялись от меня дальше и дальше, и в такие моменты стройный хор прекрасных голосов начинал тянуть молитву.
И больше всего на свете я хотела, чтобы отцовский крест был сейчас со мной.
Мои нервно подёргивающиеся пальцы поймали холодную пустоту, имеющую вид медных дверных ручек. Казалось, одно это должно было заставить меня испугаться и побежать прочь от церкви, но я точно знала, что должна спрятаться в её нутре. Я человек настолько, насколько это возможно. Что бы ни сделала со мной Лал, я - человек, я могу, я должна войти в этот Дом Божий! Я имею на это право!!
– Господи, за что, чёрт бы тебя подрал!!! - внезапно заорала я осипшим голосом и почти упала на массивные дверные ручки.
Моя тяжесть толкнула створки вперёд, и они со скрипом послушно отворились, заставив меня сделать несколько коротких торопливых шажков вперёд. В лицо мне ласково ударило слегка удушливое мягкое тело царящего под сводами церкви Покоя, наполненного теплом, ароматами воска и ладана. Из-за моей спины в церковь ворвался, сорвав грязное перо с моих крыльев, утренних ветер и тусклый призрачный свет. Внутри было тихо.
Я измученно сделала первый шаг, и ноги почти утонули в красной ковровой дорожке, что начиналась от входа и вела вперёд, к распятью. Сотни голосов что-то невразумительно кричали мне на ухо, раздражая, оглушая, доводя до исступления. Отпустив дверные ручки, я попробовала было дрожащими руками заткнуть себе уши, но это не помогло. Я слышала их, слышала их всех как собственные мысли, поднявшие бунт и зазвучавшие все одновременно. Глупый дьявольский оркестр, в котором все играют разом, не зная своих мест и партий.
Перед глазами плыло, и мир слегка покачивался, как колыбельная под рукой задремавшего отца. Сквозь густую и вязкую пелену отупения, пульсирующую и перетекающую у меня под кожей, я замечала справа и слева гладкие деревянные лавки, а за ними в неглубоких каменных нишах - мраморные статуи Святых.
Они плакали чёрной кровью.
Приподняв кружащуюся голову, я посмотрела вверх, на стыдливо укутавшийся в ризу полумрака свод церкви и ощутила, как с него подобно дождю редко и неторопливо капает тёплая, алая…
Истошный вопль поверг меня на колени. Кто-то кричал на незнакомом языке, громко, истерично - и просто в моей голове. Я пришла в ужас - так явственно звучал этот голос - и принялась судорожно оглядываться по сторонам.
Распятья, распятья, забытый кем-то на скамье молитвенник в потрёпанном переплёте - я была единственным живым существом здесь. Эту церковь освещали сотни свечей - неподвижный ореол в окутавшем меня завывании северного ветра.
Я стояла на четвереньках и не могла ничего понять. Мне казалось, что все эти люди, что-то кричащие мне вокруг меня, и существуют, и не существуют одновременно. Рядом, совсем рядом, стоит только реальности истончиться до такой степени, чтобы пропустить их голоса в моё сознание… Пустота, холодная ошеломляющая пустота, наполненная катающимся в истерике хаосом, и чисто механическая работа сердца, гоняющего по венам кровь - вот и всё, во что я превратилась.
Прошло несколько длинных минут, прежде чем я собралась остатками духа и медленно подняла руку с дорожки, чтобы выпрямиться и встать на ноги. Однако в следующее мгновенье с ужасом обнаружила на пушистом ковре выжженный отпечаток своей собственной ладони. Он медленно наполнялся кровью, как сок выступающей просто из обуглившегося и оплавившегося ворса. И пока я в изумлении рассматривала открывшуюся мне картину, меня начал охватывать странный лихорадочный жар, разгорающийся где-то в глубине тела, той чёрной и далёкой глубине, о которой я даже не подозревала. Казалось ещё чуть-чуть - и я вспыхну костром как Чёрная Тарья.
Но я же человек! Я не вампир, и не оборотень, и даже не ведьма! Я не таю в сердце зло для этого места! Хотя бы потому, что в разбитом сердце, в этом мусоре из осколков ничего не утаишь, кроме пустоты.
Заткнув уши, я не выдержала и закричала, громко, без слов, только бы как-то заглушить всё происходящее, отстраниться от него и оказаться в своём теле как в спасительном коконе наедине только со своими мыслями. Но дотоле блаженно тянувшие молитву голоса внезапно чудовищно исказились от наполнившей их презрительной злобы и громко завизжали мне в ответ, гася мой вопль. Потом одни из них вновь что-то запели, другие наверняка осы пали меня проклятьями.
Резко выпрямившись, я поняла что плачу. Просто плачу, легко как в детстве, потому что плач - это спутник детства. Ты не можешь выразить ничего словами или жестами, ты не можешь обличить свою боль в картинах или скульптурах, но ты плачешь, плачешь, плачешь… Влажная красная пелена клубилась перед глазами, стекала по щекам, и когда я вытерла её, то увидела на трясущихся ладонях настоящую тёплую кровь, а не слёзы. Кровь, не разбавленную ничем кроме выступившего на коже холодного пота.
– Господи всемогущий!!! - завопила я, сжав кулаки, и сама испугалась той истерики, что звенела в моём голосе. - Что я тебе сделала?!! Ты забрал у меня всех - но что я тебе сделала?!! Я пришла к тебе за помощью!! Помоги мне!!. - рыдания вырвались из меня странным пугающим звуком. - Господи, помоги же мне!… Хоть кто-нибудь…
Он посмотрел на меня, ещё живой, но уже распятый на грубо сбитом из брёвен кресте. Его худое избитое тело укрыла спёкшаяся корка из пота и крови, но Он ещё был жив. И Его глаза, измученные, покрасневшие, впалые глаза смотрели на меня из-под сени чёрного тернового венка, шипы которого вонзились в Его высокий, иссечённый мимическими морщинами лоб. Я видела, как пошевелились Его дорожащие пальцы на руках и ногах, прибитых кольями к бревну и извергающими ручейки крови. Казалось, Он хотел сойти с креста и по этой красной дорожке прийти ко мне.
Ветер завыл ещё ожесточённей, как стая волков в зимнем лесу, и заставил голоса на секунду умолкнуть.
Я плакала навзрыд от окутавшего меня страха, но легко, как никогда в жизни. Что-то чёрное глубоко во мне, какой-то ехидный, до злости насмешливый голос сквозь непрерывный звон бубенцов шипел мне, чтобы я развернулась и бежала прочь из этого места. Куда угодно только подальше.
Этот голос приводил меня в ужас, но я не могла или не хотела, у меня уже не было сил ни на что. Я сидела в луже крови, сгибаясь под тяжестью мокрых крыльев и смотрела вперёд, на распятье.
Он был жив, Он был жив, хоть это казалось невероятным! Его губы, разбитые, потрескавшиеся, шевельнулись, будто Он хотел что-то сказать.
Будто Он звал меня по имени.
Я ощущала, как онемели от холода пальцы на руках и ногах, как прилипло к коже противно-мокрое платье, но я заставила себя двинуться вперёд, к Нему. Я тряслась от каждого усилия и ползла, с шипеньем выжигая следы на промокшем красном ковре, я была противна этой церкви, но я ползла вперёд, и жар во мне разгорался, поднимая свои языки в рассудку.
Казалось, я должна была вспыхнуть, но обилие крови мешало мне. Эта кровь - чья она? Кто гасит собственной кровью мой костёр, на котором мне суждено сгореть?
– Церковь - это очень оригинально, Кейни.
От этого проклятого голоса, прозвучавшего здесь, под сводами, я содрогнулась, но упрямо продолжала пробираться вперёд. Голоса в моей голове жалобно завыли и запричитали.
Шаги Лал были слышны очень явственно, хотя их вообще не должно быть: она ступала по ковру.
– Столько вкусной крови… Это ты натворила, маленькая негодница? Право же, ты не совсем безнадёжна.
Её смех прозвучал здесь как самая отвратительная ересь. Вы только посмотрите, она уже очнулась? Странно… странно… странно…
Неожиданно в голове всё сладостно поплыло как перед погружением в сон, и я щекой почувствовала упругую мягкость горячего ворса, постепенно оседающего под моей тяжестью и наливающегося пахнущей железом влагой. Оказалось, что я, преодолев несколько невысоких ступеней, упала, просто упала.
Он нависал надо мной, и крест за Его спиной словно тень был ещё внушительней. Он смотрел на меня с состраданием и каким-то ещё непонятным чувством, странным, но таким знакомым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62