На фризе изображения женщин, тюленей, кошек, цветов и голубок создавали узор, переливавшийся, как вода ручья или облачное небо. Нераскрашенный мрамор потемнел от времени до оттенка бледного янтаря.
Бронзовые двери были распахнуты. Грациллоний вступил в вестибюль, блиставший мозаиками. Его встретили младшие жрицы — по большей части пожилые — и юные весталки. Внимание Грациллония привлекла девушка, которую он до сих пор не встречал. Она не могла быть дочерью одной из его жен. Должно быть, мать-королева умерла. Судя по возрасту, ее отцом мог быть Хоэль. Лицо весталки было некрасиво и казалось немного туповатым. Грациллоний прошел мимо и тут же забыл о девушке. Женщины церемонно приветствовали короля. Он ответил, как его учили, и сбросил плащ на руки прислужнице. Под плащ он в знак почтения к богине надел алые одежды с вышитым на груди золотым колесом. Ключ висел поверх рубахи.
Старейшая из жриц провела его по коридору вокруг огромного зала, где пред лицом тройной статуи богини проходили службы. Зал собраний располагался дальше. Барельефы на его каменных стенах изображали богиню, выводящую Тараниса из царства мертвых к примирению с Лиром; богиню при зачатии, на ложе, вокруг которого реяли парашютики одуванчиков и летали пчелы; богиню трехликую — в виде дитяти, женщины и старухи; богиню, возглавляющую Дикую Охоту.
Свет лился из высоких окон, падал на высокие белые головные уборы галликен. Королевы, облаченные в голубые одеяния, сидели на полукружье скамей перед возвышением, предназначенным для Грациллония. Жрица, закрыв за ним дверь, осталась снаружи.
Грациллоний сверху вниз взглянул в лица своих жен и удивился — что с ними? Сухая старуха Квинипилис, жесткая, страстная Виндилис, Форсквилис: наполовину Афина, наполовину кошка; ленивая чувственная Малдунилис, робкая Иннилис, крепкая добродушная Фенналис и ее дочь Ланарвилис, серьезная, чем-то опечаленная Бодилис, под мягкостью и учеными повадками которой чувствовалась сталь, милая Дахилис…
Нет, в ее взгляде не было ничего, кроме любви. Что до остальных… надо отдать им справедливость, как бы он к ним ни относился. С их точки зрения то, что они сделали, — законный ответ на нестерпимую провокацию. И хотя они знают и могут многое, недоступное для него, — потому-то он к ним и обратился, — ему нет нужды трепетать. У него, Грациллония, есть свои достоинства.
Грациллоний заставил себя расслабиться и улыбнулся.
— Привет вам, — начал он. Его исанский улучшался с каждым днем. — Благодарю, что вы ответили на мой призыв. Думаю, вы понимаете, что я действую исходя из интересов народа. Я мужчина, иноземец и все еще мало знаю. Если нам следует начать с молитвы или жертвоприношения — скажите.
Фенналис встрепенулась.
— Это невозможно, — буркнула она, — при тебе, поклоняющемся богу, который не слышит женщин.
Грациллоний в недоумении уставился на нее. Что нашло на эту жизнерадостную маленькую женщину? Обиделась, что он не разделил с ней ложа? Но она приняла его неловкие объяснения о религиозном запрете — с огорчением, как он подозревал, — но вполне добродушно, тем более что уже вышла из возраста материнства. От этой женщины, обычно так занятой делами милосердия, что у нее не находилось времени принарядиться, он меньше всего ждал проявления нетерпимости. Даже ее курносое личико стало жестче.
— Я чту Белисаму, — попробовал возразить Грациллоний, — как и всех богов Иса.
— Они сами послали нам его! — Дахилис, выкрикнув эти слова, испуганно зажала рот ладошкой, но глаза ее сверкали.
Квинипилис засмеялась.
— Давайте отложим свары на долгие зимние вечера, когда больше нечего делать, — предложила она. — Сейчас у нас есть более интересное дело. Нет, Грациллоний, никаких ритуалов пока не нужно. Может быть, позже. Сегодня мы собрались, чтобы принять решение.
— Очень серьезное решение, — вставила Ланарвилис. — Государственное дело. Следовало бы пригласить и других мужчин: Оратора Тараниса, Капитана Лера.
— Я обязательно обсужу это с ними, — пообещал Грациллоний. — Приглашу их в Лес, когда мне придет пора отбывать там очередное полнолуние. Это будет уже скоро. Но прежде всего мне нужно ваше согласие.
Виндилис нахмурилась.
— Прежде всего нужно согласие богов. Кто осмелится прочитать их мысли?
— Да, — мягко добавила Бодилис. — И даже без гадания — подумайте, к чему может привести столь ужасное деяние? Агамемнон ради попутного ветра не принес Ифигению в жертву — боги спасли ее, но Клитемнестра не знала того, и вот убийство последовало за убийством, пока не исполнилось проклятие Атрея.
— Подождите, — вмешалась Квинипилис. — Не стоит перебирать «если» и «может быть» — перед нами практический вопрос, отчасти подобный тому, который мы решали не так давно и, на мой взгляд, неплохо справились.
Бодилис улыбнулась.
— Я тоже склонна исполнить просьбу короля. Без Рима — во что превратится Ис? Я только предлагаю все как следует обдумать.
Малдунилис непонимающе смотрела на Сестер.
— О чем речь? Никто мне не объяснил, — пожаловалась она.
— Ты не потрудилась выслушать, — презрительно бросила Дахилис.
— Я… я думаю… нет, подождите… — когда Сестры наконец заметили, что Иннилис пытается вставить слово, все смолкли. — Это… нечестно. Ведь никто не пришел к Малдунилис и не спросил ее мнения. И разве я сама понимаю? Нет. Грациллоний хочет, чтобы мы подняли бурю… против каких-то варваров, а они нам не враги… Тогда зачем?… — она окончательно смешалась и села. Виндилис ободряюще потрепала ее по руке.
Мужчина почувствовал, что теряет поводья, и кашлянул.
— Вероятно, мне лучше попросту повторить все сначала, не думая о том, кому сколько известно, — сказал он. — Форсквилис, не расскажешь ли, что тебе открылось?
Провидица кивнула. Все взгляды обратились на нее. Она осталась сидеть, но ее высокая строгая фигура привлекала все взгляды.
— Вы помните, как Грациллоний обратился ко мне с просьбой послать дух в широкий мир, — начала она. — Империя занята внутренней войной, наш флот ушел к западному побережью Арморики. Не грозит ли Ису или римским поселениям нападение варваров? Вот что он хотел узнать. С вашего одобрения, я согласилась. Мой дух отправился в полет через моря и земли. О том, что он видел и слышал, я докладывала только королю. Слушайте же…
Центурион все еще сомневался. Он верил в искренность королевы, но ведь в мире немало безумцев. Хотя до сих пор ее прозрения не обманывали…
Ради Рима он готов был использовать любое оружие. Грациллоний провел бессонную ночь, прежде чем решился поверить провидице.
А если Форсквилис в самом деле способна посылать свой дух в дальние края и понимать все, услышанное там, на каком бы языке оно ни говорилось, тогда и другие галликены, вероятно, обладают теми силами, что им приписывают…
А она спокойно рассказывала:
— Никто не умышляет против Иса. Арморикские римляне не намерены ввязываться в войну. Некоторые раздражены нашей демонстрацией силы, хотя флот вел себя деликатно: вежливый намек, а не угрозы. Но большинство обрадовалось достойному предлогу для сохранения нейтралитета. На отдаленных восточных границах зашевелились варвары, но это едва ли касается нас… Однако в Гибернии я нашла приготовления к новым войнам. Их вождь — король, великий король, — тот, что предводительствовал в прошлогоднем нападении на Британию, намерен воспользоваться гражданской войной в империи и учинить резню в устье Лигера — в ближайшие дни.
Она закончила рассказ. Сестры в молчании обдумывали ее слова.
Малдунилис пискнула:
— Ну и замечательно! Река Лигер далеко к югу от нас, верно? И скотты не станут приближаться к Ису?
Форсквилис кивнула.
— Они полны почтения к нам.
— Ты говоришь, это пиратский набег, а не вторжение, — сказала Ланарвилис. — Какое нам дело до того?
— Они собрали большие силы.
Грациллоний подхватил:
— Я опасаюсь вот чего: Порт Намнетский, лежащий чуть выше устья Лигеры, — жизненно важный порт для этой части мира. Если варвары захватят и разграбят его, пострадает не только морская торговля на побережье Галлии Лугдунской. Вся долина Лигера останется беззащитной.
Он пальцем рисовал в воздухе карту.
— Видите — Арморика и Ис отрезаны, а для Рима это серьезное кровопускание. Я прошу вас защитить своих детей и внуков!
— Или Максима? — с вызовом подсказала Фенналис. — К чему причинять вред людям, которые не желают нам зла?
— Но сами они несут страшное зло людям, которые ничем не обидели их, — огрызнулась Бодилис.
Квинипилис кивнула:
— Если лиса шастает в курятник, ее нужно убить, даже если пострадал пока только курятник соседа.
Бодилис рассмеялась.
— Не слишком возвышенная метафора, милая, но я согласна. Не могу поверить, что боги Иса не позволят нам встать на защиту самой цивилизации.
— Девятеро не могут… — Ланарвилис перебила сама себя. — Что ж, ты намеревался обсудить все с суффетами, Сореном и Ханноном…
— Я знаю, что должен получить их поддержку, — согласился Грациллоний. — Но нет смысла говорить с ними, пока вы не одобрите мой замысел.
Форсквилис вздрогнула.
— Мой странствующий дух чувствовал холодные ветры будущего, — прошептала она. Вслух же сказала: — Боги послали Ису вождя. Пусть ведет.
— Нам следует… дать ему шанс… на этот раз, — медленно выговорила Виндилис. Ее глаза горели темным огнем. Иннилис цеплялась за ее руку.
Фенналис передернула плечами.
— Я не стану спорить со всеми Сестрами. Хорошо. Может быть, вы и правы.
— Да скажет ли мне кто-нибудь, о чем речь? — взмолилась Малдунилис.
Грациллоний ответил ей — и остальным.

II
Странное событие произошло при отплытии Ниалла Мак-Эохайда из Эриу.
Там, где река Боанд встречается с морем, собрались его воины. Палатки, покрывавшие окрестные холмы, словно стаи диких гусей, были уже сняты. Оставшиеся от лагеря кострища вскоре должны были затянуться летней травой. Немало времени прошло после праздника Белтейн, пока закончились весенние работы, и войско собралось в поход. Фургоны и колесницы были подготовлены к обратному пути. Над отрядами реяли знамена и блестели наконечники копий. Карраки, готовые принять войско, стояли у берега, но несколько кораблей ждали на якоре в мелководье. Король Темира должен был первым вступить на борт.
Смолкли шум и крики. В воздухе висела пелена Дождя. Холодная морось несла в себе запахи земли и растений, животных, дымных костров и моря, раскинувшегося впереди.
Ниалл выступил вперед. В серой дымке ярко выделялись цвета его одеяния — желтая рубаха, пестрый килт, — а также золото ожерелья, блеск оружия и огненная грива распущенных волос. Щит на левой руке был выкрашен в цвет свежей крови.
Следом шел сын его, Бреккан, и стража в столь же ярких одеждах. По правую руку короля шагал поэт — Лэйдхенн Мак-Бархедо, по левую — верховный друид Нимайн Мак-Эйдо.
Короля ожидала саксонская галера — открытая по всей длине, не считая маленьких палуб на носу и на корме. На скамьях, ожидая гребцов, уже лежали весла. Паруса на рее были стянуты в тугой узел — до попутного ветра еще далеко. На вершине резного золоченого форштевня скалился череп римлянина. Черное судно рвалось в бой, натягивало якорный канат.
Ниалл уже подходил к кромке прибоя, когда из-за серой завесы дождя вылетел ворон. Его огромные крылья были подобны полуночной тьме. Он стрелой пронесся над войском, опустился на верхнюю кромку щита короля и взглянул ему прямо в лицо.
Тяжела была птица, но щит не дрогнул в руке короля, его поступь осталась твердой, и голубые глаза смело взглянули в черные самоцветы, горевшие над грозным клювом.
— Привет тебе, если ты — та, о ком я думаю! — негромко проговорил Ниалл.
Многоголосый стон прозвучал над войском. Бреккан вскрикнул и отшатнулся, но тут же овладел собой. Стражи нарушили строй, но голос командира вернул их по местам. Лэйдхенн невольно вскинул свой жезл поэта и на шаг отстал от Ниалла. Нимайн так стиснул посох, что побелели костяшки пальцев. Ниалл остановился у края воды.
— Я обещаю тебе много мертвых тел, — сказал он. — Но это, ты знаешь, я давал тебе всегда. Желаешь ли чего-либо еще?
Птица, не мигая, смотрела на него.
— Или ты принесла мне весть, милая? Я слушаю. Я всегда готов услышать тебя, и когда ты наконец призовешь меня к себе, я не замедлю.
Страшный клюв шевельнулся и легко коснулся лба человека. Птица взлетела и трижды описала круг над головой Бреккана Мак-Нелли. Потом черные крылья ворона скрылись во мгле.
Воины пали ниц, осеняя себя защитными знаками и шепча обеты. Ниалл и его товарищи стояли прямо. Король придержал копье локтем и положил ладонь на плечо сына. Помедлив, Нимайн тихо проговорил:
— Это чудо и предзнаменование. По-моему, сама Морригу…
— Она, как и Медб… оказала мне честь, — отозвался Ниалл. — Я помню рассказы о том, как она являлась воинам перед битвой.
— И что стало с теми воинами? — выкрикнул, стиснув кулаки, Бреккан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59