Дахилис не знала. Она просто молила своих богов об избавлении.
Не замечая приветственных криков, Грациллоний шагал по городу. Он будет скакать по дороге над морем, пока хватит сил у коня. Потом вернется. Снова вымоется, оденется понаряднее и пойдет к Дахилис.
Он проведет с ней столько времени, сколько позволят боги. Пусть люди говорят, что хотят. Или он не римский префект?
Глава тринадцатая
Разнеслась весть: король Темира и в этом году направит свое копье за пределы страны. Пусть корабли и карраки собираются в устье реки Боанд. Пусть благородные землевладельцы со своими людьми будут готовы к тому сроку, когда зерно ляжет в землю, а стада отправятся на горные пастбища. Пусть каждый, кто желает подвигов, славы и добычи, собирается к нему. Ниалл Мак-Эохайд ждет их и готов вести — на сей раз не в Альбу, где ждут славные бои и богатства, но где по-прежнему крепко стоит Римский Вал, — но к югу, в золотую Галлию!
Однако прежде надо было совершить ритуалы Белтейна, встречая лето и заклиная его принести добрые плоды. По всей земле Эриу люди встанут до рассвета, чтобы собрать целительную росу. Женщины омывают в ней лица и становятся прекрасными, мужчины — руки, чтобы стать искуснее. Потом женщины достанут из колодцев волшебную первую воду и оставят у источников цветы; мужчины посадят перед домом куст и будут зорко стеречь, чтобы соседи не похитили его вместе с удачей; молодежь отправится за целительными травами и цветами, чтобы украсить алтари, сбрую лошадей и все места, угодные богине. Днем все станут обмениваться дарами, танцевать хороводы, посвященные Солнцу и Луне, и затеют игры, которые из года в год кончаются драками и кровопролитием. Юноши и девушки с песнями отправятся в лес, чтобы разыграть представление, описывающее Ее приход, приносящий свет и жизнь. Свадьбы в этот день приносили злосчастье, а тех, кому выпало родиться в Белтейн, ждала тяжелая жизнь. Однако многие пары приносили друг другу обет верности и сходились прямо на земле.
Ели только холодное — весь огонь в домах гасили еще с вечера. На закате все жители селений выходили из своих жилищ и молча собирались на ближайшем холме. Поэты и барды пели, друиды ждали предзнаменований. Тем временем выборные высекали кремнем и железом новый огонь. Разводили два костра, в которые все бросали праздничные кусты и вещи, которые принесли несчастье, чтобы сжечь зло. Крестьяне прогоняли скот между кострами, чтобы предохранить от мора. Потом народ начинал расходиться по домам, унося горячие угли, чтобы разжечь домашние очаги. Самые стойкие оставались до рассвета и утром нетвердо держались на ногах.
Король и его королева играли главную роль в праздновании. От них зависела удача всего Темира. Ниалл заранее знал, что в ночь Белтейна у него не будет ни минуты для себя, а потом налетит вихрь дел в связи с предстоящим походом. Между тем ему нужно было поразмыслить спокойно.
Накануне Святого дня он вышел на закате вместе с друидом Нимайном Мак-Эйдо и Лэйдхенном Мак-Бархедо, ставшим главой поэтов. Шел теплый дождь — ни холодного восточного ветра, ни заморозков, предвещающих неудачный год. Облака плыли низко над головой, скрывая солнце и неся в долину ранние сумерки. Ветерок капризно играл с травой и листьями. Пахло сырой землей. Вдали шумела стая возвращавшихся на ночлег галок, и больше ни звука.
Ниалл направился по северной дороге, проходившей меж Ратом Граинны и Крутым Рвом. Дорога поддерживалась в порядке, луж и грязи не так уж много, но в этот час путников не было видно, по сторонам тянулись пустынные луга и перелески. В придорожных хижинах не светились огни. Во всем мире тускло блестели только наконечники копий четверых телохранителей Ниалла, которые сопровождали троих великих, держась на почтительном расстоянии, да еще поблескивал золотой обруч на шее короля. Цвета роскошных одеяний, в которых он принимал гостей, терялись в сумраке.
— Нам лучше не задерживаться надолго, — посоветовал Нимайн. — Скоро откроется Шид, и его обитатели выйдут на свободу.
Канун Белтейна, как и Самайн, был временем, когда темной землей владели духи.
Ниалл тряхнул блестящей гривой волос.
— Вывернем плащи наизнанку, это собьет их с толку.
— Кое-кто верит в это, — отвечал Лэйдхенн, — но я мог бы рассказать тебе, милый, немало историй о тех беднягах, которые слишком полагались на это средство. Иногда не помогает даже умывание собственной мочой. Да и цели существ Извне могут быть более глубоки, чем просто сбить нас с дороги.
— Ну, то, о чем я хотел поговорить, не займет много времени, — огрызнулся Ниалл.
— Говори же, — пробормотал друид.
Король смягчился. Он смотрел вперед, в сгущающийся сумрак. В его голосе звучало беспокойство:
— Я не мог говорить о том на людях, чтобы они не подумали, что я боюсь, и сами не прониклись страхом. Но от вас, дорогие мои, я могу ничего не скрывать. Вы поймете меня. Я хотел просить вас в эту колдовскую ночь прочесть знаки судьбы и, если возможно, наложить заклятия, отводящие зло от моего предприятия.
— Что тревожит тебя?
— Ничего. Неужели я повел бы за собой людей, будь у меня причины тревожиться?
— И все же тебе неспокойно?
— Я думаю о сыне, о Бреккане. Он сгорает от нетерпения, хочет показать себя. Несколько дней назад я на радостях пообещал ему, что возьму с собой в этот поход.
— И конечно, ты не можешь отказать своему мальчику в праве добыть себе славу?
— Но он еще так юн…
— Не моложе, чем был ты, когда вернулся, чтобы заявить права на свое наследство.
— Я был сильнее. О, он будет хорошим бойцом, если доживет, но пока он хрупок, как его мать, — голос Ниалла дрогнул, у него вырвалось: — О Этниу, твое лицо…
— Ты любил ее…
— Как Диармат любил Гранину! Я и сейчас люблю, хотя она уже четырнадцать лет как в могиле. Она оставила мне Бреккана, свое живое подобие… — Ниалл рубанул ладонью воздух. — Довольно! Я мужчина! Но я обращаюсь к вам обоим за советом и помощью.
— А честь Бреккана тебя не тревожит?
— Постой, — перебил друид. — Наш повелитель просто задал вопрос, Лэйдхенн, как ему поступить, дабы не случилось беды. Если бы король Коннар вовремя спросил совета, он, быть может, не нарушил бы гейса и не навлек на себя гибель в доме Да Дрега. Убери капканы с тропы молодого оленя, а с волками он расправится сам!
Они замолчали, только посох друида стучал по земле при каждом шаге. Дорога нырнула под своды дубравы. Ветви простерлись над головами, как руки дряхлых великанов, а в глубине рощи таилась темнота. Над головой просвистели крылья птицы. Где-то послышался голос запоздалой кукушки. Лэйдхенн застыл на месте.
— Этот крик! Недобрый знак — в такое время услышать кукушку.
— Но не для нас, — возразил Ниалл. — Крик послышался справа, а это к удаче.
— Нам, прежде чем начать гадание на тисовых ветках, следовало бы узнать побольше о том, что ты задумал, — заметил Нимайн. — Ты ничего не рассказывал.
— Чтобы секрет не дошел до ушей римлян, — пояснил Ниалл.
Друид кивнул седой головой.
— Это понятно. Однако нам ты доверяешь, дорогой мой, иначе бы не обратился за советом. Так скажи, в какую часть Галлии ты направляешься?
— Судя по приготовлениям, — проницательно заметил поэт, — не на северное побережье.
— Верно, — согласился Ниалл. — Те места давно разграблены. Кроме того, не хочется сталкиваться с саксами. Не дело двум воронам драться за одну кость.
— Берегись, — предостерег Лэйдхенн. — Не поминай зря птиц Морригу.
Ниалл рассмеялся, чем поверг друга в еще больший трепет, и пояснил:
— В своей семье можно не слишком стесняться!
Друид согласно кивнул, но смотрел сурово. Ниалл имел в виду не только то, что часто поставлял корм для птиц трехликой богини войны. Многие верили, что старуха, с которой он возлег в юности, была сама Мида.
— Как бы то ни было, — добавил король, — я думаю не только о саксах. Есть еще Ис.
Они стояли под дубами. Мгла здесь была не столь непроглядной, как казалось со стороны. Сквозь листву просвечивало серо-голубое небо, но ветви и стволы скрывала глубокая тень.
— Ис! — воскликнул Нимайн. Его голос резко прозвенел в тишине леса. — Сердце мое, ты ведь не думаешь нападать на Ис?!
— Никогда! — объявил Ниалл. — Я не безумец. Стена, да еще те ведьмы… Я и близко не подойду к Арморике. Ис — союзник Рима. Теперь, когда римляне воюют, исанцы могут счесть своим долгом защиту всей этой части побережья. Мы далеко обойдем Ис. И я надеюсь, что вы поможете мне, призвав на нас покровительство Манандана, пока мы будем в море.
— Куда же ты направишься? — спросил Лэйдхенн.
— Обогнув Ис, двинусь на юг, к устью Лигера и вверх по реке. Там богатые земли и большие города. Во время войны они останутся почти без защиты — уязвимее, чем Альба, где прошлогодний набег насторожил римлян, — несмотря на грызущую сердце тревогу, Ниалл засмеялся. — О, мы соберем богатый урожай!
Деревья расступились, и в сгущающихся сумерках путники различили огромную сову, которая бесшумно пролетела над их головами и унеслась к югу.
Нимайн остановился и поглядел ей вслед. Его спутники, насторожившись, шагнули поближе к друиду.
— Что случилось, мудрый? — выдохнул наконец Ниалл.
Друид повел узким плечом.
— Не знаю. Но чую недоброе. Думаю, нам лучше повернуть к дому и постараться до темноты оказаться под крышей. Ночь будет темная.
…Ниалл, послушный своему гейсу, встал до рассвета. Лишенный света очага дом казался темнее могилы. Под ногами сухо шелестела солома. Он отворил ставни. Небо прояснилось. Клочки тумана и капли росы блестели тусклым серебром. Воздух был наполнен ароматами трав.
Ниалл глубоко вздохнул и вдруг замер. С ближнего вяза донесся мелодичный голос кукушки — слишком рано! Услышать кукушку из дома на Белтейн — примета смерти.
Но вчера она куковала к добру. Предзнаменования редко бывают ясными. Ниалл отвернулся от окна. Нимайн проведет гадание, а Лэйдхенн сложит для Бреккана песнь силы.
Король должен быть тверд.
Глава четырнадцатая
I
От гавани к рынкам, через форум и богатые кварталы, от философов в Доме Звезд к морякам в Доме Воинов, от прибрежных поселков к туманным мастерским за Верхними воротами перелетал шепоток. Что-то готовится. Баржа, отправившаяся за королевой, несшей Бдение на острове Сен, не повезла туда другую, готовую сменить Сестру. Все Девятеро собрались в храме Белисамы.
Несколько человек различными путями прознали, что Сестер собрал король. Зачем — не знал никто.
Грациллоний вышел из дворца в одиночестве. Король Иса мог, если пожелает, быть просто человеком среди людей. Не то что император в его золотой раковине — божество, попирающее ногами смертных. Хотя Максим, если одержит победу, снова явит Риму императора-солдата, подобного тем, что правили в старину.
В простом плаще с капюшоном Грациллоний спустился по извилистым улочкам к Дороге Лира, пересек ее и снова пошел вверх. На улицах было людно. Кое-кто узнавал короля и касался пальцами лба; он, если замечал приветствие, отвечал кивком. Двое или трое приблизились, явно собираясь о чем-то просить, но мгновенно исчезли, едва он качнул головой. Короля могло призывать святое дело.
Так или иначе, не в его обычае было выслушивать жалобы и подавать милостыню. Этим занимались суффеты, Великие Дома, гильдии и храмы. Среди прежних правителей были и такие, кто сам правил суд и занимался денежными раздачами… иногда. Грациллоний пока не брался за подобные дела, хотя бы за недостатком времени. Кроме того, такая работа не для центуриона. В последнее время он подумывал учредить суд, заседающий два раза в месяц и открытый для каждого, кто не мог уладить свои разногласия иным способом. Но в таком деле нельзя торопиться. Он еще плохо знает обычаи города. Покушение на традиционные прерогативы может вызвать недовольство — а ему поручено завоевать поддержку. И без того трений хватает.
Стайка детишек, сопровождавших его на почтительном расстоянии, отстала, когда Грациллоний в поисках прохлады вошел в Сад духов. Здесь не было прохожих. Он оказался один. Если в саду и гуляли люди, они затерялись среди переплетения дорожек, изгородей и беседок, хотя отгороженный для сада участок и был невелик.
Птичьи голоса подчеркивали тишину. Все здесь казалось на месте, каждый бутон и листок словно вырезаны искусным скульптором. Никаких лесенок и возвышений — с любого места в любую сторону вид не дальше нескольких шагов, и в то же время ни малейшего ощущения тесноты. В потайных уголках вдруг открывалась статуя нимфы или фавна, а то и фонтан с резвящимися дельфинами или крошечный водопадик.
Пройдя через наполненный свежим благоуханием сад, он оказался перед лестницей храма.
С верхней площадки крутой лестницы открывался вид на город, и красота его башен на фоне переливающихся волн моря — матери-кормилицы Иса — в который раз заставила сжаться сердце бывалого солдата.
Храм напоминал уменьшенную копию афинского Парфенона, но колонны были стройнее, их капители исполнены в форме крутых волн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Не замечая приветственных криков, Грациллоний шагал по городу. Он будет скакать по дороге над морем, пока хватит сил у коня. Потом вернется. Снова вымоется, оденется понаряднее и пойдет к Дахилис.
Он проведет с ней столько времени, сколько позволят боги. Пусть люди говорят, что хотят. Или он не римский префект?
Глава тринадцатая
Разнеслась весть: король Темира и в этом году направит свое копье за пределы страны. Пусть корабли и карраки собираются в устье реки Боанд. Пусть благородные землевладельцы со своими людьми будут готовы к тому сроку, когда зерно ляжет в землю, а стада отправятся на горные пастбища. Пусть каждый, кто желает подвигов, славы и добычи, собирается к нему. Ниалл Мак-Эохайд ждет их и готов вести — на сей раз не в Альбу, где ждут славные бои и богатства, но где по-прежнему крепко стоит Римский Вал, — но к югу, в золотую Галлию!
Однако прежде надо было совершить ритуалы Белтейна, встречая лето и заклиная его принести добрые плоды. По всей земле Эриу люди встанут до рассвета, чтобы собрать целительную росу. Женщины омывают в ней лица и становятся прекрасными, мужчины — руки, чтобы стать искуснее. Потом женщины достанут из колодцев волшебную первую воду и оставят у источников цветы; мужчины посадят перед домом куст и будут зорко стеречь, чтобы соседи не похитили его вместе с удачей; молодежь отправится за целительными травами и цветами, чтобы украсить алтари, сбрую лошадей и все места, угодные богине. Днем все станут обмениваться дарами, танцевать хороводы, посвященные Солнцу и Луне, и затеют игры, которые из года в год кончаются драками и кровопролитием. Юноши и девушки с песнями отправятся в лес, чтобы разыграть представление, описывающее Ее приход, приносящий свет и жизнь. Свадьбы в этот день приносили злосчастье, а тех, кому выпало родиться в Белтейн, ждала тяжелая жизнь. Однако многие пары приносили друг другу обет верности и сходились прямо на земле.
Ели только холодное — весь огонь в домах гасили еще с вечера. На закате все жители селений выходили из своих жилищ и молча собирались на ближайшем холме. Поэты и барды пели, друиды ждали предзнаменований. Тем временем выборные высекали кремнем и железом новый огонь. Разводили два костра, в которые все бросали праздничные кусты и вещи, которые принесли несчастье, чтобы сжечь зло. Крестьяне прогоняли скот между кострами, чтобы предохранить от мора. Потом народ начинал расходиться по домам, унося горячие угли, чтобы разжечь домашние очаги. Самые стойкие оставались до рассвета и утром нетвердо держались на ногах.
Король и его королева играли главную роль в праздновании. От них зависела удача всего Темира. Ниалл заранее знал, что в ночь Белтейна у него не будет ни минуты для себя, а потом налетит вихрь дел в связи с предстоящим походом. Между тем ему нужно было поразмыслить спокойно.
Накануне Святого дня он вышел на закате вместе с друидом Нимайном Мак-Эйдо и Лэйдхенном Мак-Бархедо, ставшим главой поэтов. Шел теплый дождь — ни холодного восточного ветра, ни заморозков, предвещающих неудачный год. Облака плыли низко над головой, скрывая солнце и неся в долину ранние сумерки. Ветерок капризно играл с травой и листьями. Пахло сырой землей. Вдали шумела стая возвращавшихся на ночлег галок, и больше ни звука.
Ниалл направился по северной дороге, проходившей меж Ратом Граинны и Крутым Рвом. Дорога поддерживалась в порядке, луж и грязи не так уж много, но в этот час путников не было видно, по сторонам тянулись пустынные луга и перелески. В придорожных хижинах не светились огни. Во всем мире тускло блестели только наконечники копий четверых телохранителей Ниалла, которые сопровождали троих великих, держась на почтительном расстоянии, да еще поблескивал золотой обруч на шее короля. Цвета роскошных одеяний, в которых он принимал гостей, терялись в сумраке.
— Нам лучше не задерживаться надолго, — посоветовал Нимайн. — Скоро откроется Шид, и его обитатели выйдут на свободу.
Канун Белтейна, как и Самайн, был временем, когда темной землей владели духи.
Ниалл тряхнул блестящей гривой волос.
— Вывернем плащи наизнанку, это собьет их с толку.
— Кое-кто верит в это, — отвечал Лэйдхенн, — но я мог бы рассказать тебе, милый, немало историй о тех беднягах, которые слишком полагались на это средство. Иногда не помогает даже умывание собственной мочой. Да и цели существ Извне могут быть более глубоки, чем просто сбить нас с дороги.
— Ну, то, о чем я хотел поговорить, не займет много времени, — огрызнулся Ниалл.
— Говори же, — пробормотал друид.
Король смягчился. Он смотрел вперед, в сгущающийся сумрак. В его голосе звучало беспокойство:
— Я не мог говорить о том на людях, чтобы они не подумали, что я боюсь, и сами не прониклись страхом. Но от вас, дорогие мои, я могу ничего не скрывать. Вы поймете меня. Я хотел просить вас в эту колдовскую ночь прочесть знаки судьбы и, если возможно, наложить заклятия, отводящие зло от моего предприятия.
— Что тревожит тебя?
— Ничего. Неужели я повел бы за собой людей, будь у меня причины тревожиться?
— И все же тебе неспокойно?
— Я думаю о сыне, о Бреккане. Он сгорает от нетерпения, хочет показать себя. Несколько дней назад я на радостях пообещал ему, что возьму с собой в этот поход.
— И конечно, ты не можешь отказать своему мальчику в праве добыть себе славу?
— Но он еще так юн…
— Не моложе, чем был ты, когда вернулся, чтобы заявить права на свое наследство.
— Я был сильнее. О, он будет хорошим бойцом, если доживет, но пока он хрупок, как его мать, — голос Ниалла дрогнул, у него вырвалось: — О Этниу, твое лицо…
— Ты любил ее…
— Как Диармат любил Гранину! Я и сейчас люблю, хотя она уже четырнадцать лет как в могиле. Она оставила мне Бреккана, свое живое подобие… — Ниалл рубанул ладонью воздух. — Довольно! Я мужчина! Но я обращаюсь к вам обоим за советом и помощью.
— А честь Бреккана тебя не тревожит?
— Постой, — перебил друид. — Наш повелитель просто задал вопрос, Лэйдхенн, как ему поступить, дабы не случилось беды. Если бы король Коннар вовремя спросил совета, он, быть может, не нарушил бы гейса и не навлек на себя гибель в доме Да Дрега. Убери капканы с тропы молодого оленя, а с волками он расправится сам!
Они замолчали, только посох друида стучал по земле при каждом шаге. Дорога нырнула под своды дубравы. Ветви простерлись над головами, как руки дряхлых великанов, а в глубине рощи таилась темнота. Над головой просвистели крылья птицы. Где-то послышался голос запоздалой кукушки. Лэйдхенн застыл на месте.
— Этот крик! Недобрый знак — в такое время услышать кукушку.
— Но не для нас, — возразил Ниалл. — Крик послышался справа, а это к удаче.
— Нам, прежде чем начать гадание на тисовых ветках, следовало бы узнать побольше о том, что ты задумал, — заметил Нимайн. — Ты ничего не рассказывал.
— Чтобы секрет не дошел до ушей римлян, — пояснил Ниалл.
Друид кивнул седой головой.
— Это понятно. Однако нам ты доверяешь, дорогой мой, иначе бы не обратился за советом. Так скажи, в какую часть Галлии ты направляешься?
— Судя по приготовлениям, — проницательно заметил поэт, — не на северное побережье.
— Верно, — согласился Ниалл. — Те места давно разграблены. Кроме того, не хочется сталкиваться с саксами. Не дело двум воронам драться за одну кость.
— Берегись, — предостерег Лэйдхенн. — Не поминай зря птиц Морригу.
Ниалл рассмеялся, чем поверг друга в еще больший трепет, и пояснил:
— В своей семье можно не слишком стесняться!
Друид согласно кивнул, но смотрел сурово. Ниалл имел в виду не только то, что часто поставлял корм для птиц трехликой богини войны. Многие верили, что старуха, с которой он возлег в юности, была сама Мида.
— Как бы то ни было, — добавил король, — я думаю не только о саксах. Есть еще Ис.
Они стояли под дубами. Мгла здесь была не столь непроглядной, как казалось со стороны. Сквозь листву просвечивало серо-голубое небо, но ветви и стволы скрывала глубокая тень.
— Ис! — воскликнул Нимайн. Его голос резко прозвенел в тишине леса. — Сердце мое, ты ведь не думаешь нападать на Ис?!
— Никогда! — объявил Ниалл. — Я не безумец. Стена, да еще те ведьмы… Я и близко не подойду к Арморике. Ис — союзник Рима. Теперь, когда римляне воюют, исанцы могут счесть своим долгом защиту всей этой части побережья. Мы далеко обойдем Ис. И я надеюсь, что вы поможете мне, призвав на нас покровительство Манандана, пока мы будем в море.
— Куда же ты направишься? — спросил Лэйдхенн.
— Обогнув Ис, двинусь на юг, к устью Лигера и вверх по реке. Там богатые земли и большие города. Во время войны они останутся почти без защиты — уязвимее, чем Альба, где прошлогодний набег насторожил римлян, — несмотря на грызущую сердце тревогу, Ниалл засмеялся. — О, мы соберем богатый урожай!
Деревья расступились, и в сгущающихся сумерках путники различили огромную сову, которая бесшумно пролетела над их головами и унеслась к югу.
Нимайн остановился и поглядел ей вслед. Его спутники, насторожившись, шагнули поближе к друиду.
— Что случилось, мудрый? — выдохнул наконец Ниалл.
Друид повел узким плечом.
— Не знаю. Но чую недоброе. Думаю, нам лучше повернуть к дому и постараться до темноты оказаться под крышей. Ночь будет темная.
…Ниалл, послушный своему гейсу, встал до рассвета. Лишенный света очага дом казался темнее могилы. Под ногами сухо шелестела солома. Он отворил ставни. Небо прояснилось. Клочки тумана и капли росы блестели тусклым серебром. Воздух был наполнен ароматами трав.
Ниалл глубоко вздохнул и вдруг замер. С ближнего вяза донесся мелодичный голос кукушки — слишком рано! Услышать кукушку из дома на Белтейн — примета смерти.
Но вчера она куковала к добру. Предзнаменования редко бывают ясными. Ниалл отвернулся от окна. Нимайн проведет гадание, а Лэйдхенн сложит для Бреккана песнь силы.
Король должен быть тверд.
Глава четырнадцатая
I
От гавани к рынкам, через форум и богатые кварталы, от философов в Доме Звезд к морякам в Доме Воинов, от прибрежных поселков к туманным мастерским за Верхними воротами перелетал шепоток. Что-то готовится. Баржа, отправившаяся за королевой, несшей Бдение на острове Сен, не повезла туда другую, готовую сменить Сестру. Все Девятеро собрались в храме Белисамы.
Несколько человек различными путями прознали, что Сестер собрал король. Зачем — не знал никто.
Грациллоний вышел из дворца в одиночестве. Король Иса мог, если пожелает, быть просто человеком среди людей. Не то что император в его золотой раковине — божество, попирающее ногами смертных. Хотя Максим, если одержит победу, снова явит Риму императора-солдата, подобного тем, что правили в старину.
В простом плаще с капюшоном Грациллоний спустился по извилистым улочкам к Дороге Лира, пересек ее и снова пошел вверх. На улицах было людно. Кое-кто узнавал короля и касался пальцами лба; он, если замечал приветствие, отвечал кивком. Двое или трое приблизились, явно собираясь о чем-то просить, но мгновенно исчезли, едва он качнул головой. Короля могло призывать святое дело.
Так или иначе, не в его обычае было выслушивать жалобы и подавать милостыню. Этим занимались суффеты, Великие Дома, гильдии и храмы. Среди прежних правителей были и такие, кто сам правил суд и занимался денежными раздачами… иногда. Грациллоний пока не брался за подобные дела, хотя бы за недостатком времени. Кроме того, такая работа не для центуриона. В последнее время он подумывал учредить суд, заседающий два раза в месяц и открытый для каждого, кто не мог уладить свои разногласия иным способом. Но в таком деле нельзя торопиться. Он еще плохо знает обычаи города. Покушение на традиционные прерогативы может вызвать недовольство — а ему поручено завоевать поддержку. И без того трений хватает.
Стайка детишек, сопровождавших его на почтительном расстоянии, отстала, когда Грациллоний в поисках прохлады вошел в Сад духов. Здесь не было прохожих. Он оказался один. Если в саду и гуляли люди, они затерялись среди переплетения дорожек, изгородей и беседок, хотя отгороженный для сада участок и был невелик.
Птичьи голоса подчеркивали тишину. Все здесь казалось на месте, каждый бутон и листок словно вырезаны искусным скульптором. Никаких лесенок и возвышений — с любого места в любую сторону вид не дальше нескольких шагов, и в то же время ни малейшего ощущения тесноты. В потайных уголках вдруг открывалась статуя нимфы или фавна, а то и фонтан с резвящимися дельфинами или крошечный водопадик.
Пройдя через наполненный свежим благоуханием сад, он оказался перед лестницей храма.
С верхней площадки крутой лестницы открывался вид на город, и красота его башен на фоне переливающихся волн моря — матери-кормилицы Иса — в который раз заставила сжаться сердце бывалого солдата.
Храм напоминал уменьшенную копию афинского Парфенона, но колонны были стройнее, их капители исполнены в форме крутых волн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59