Они должны подчеркивать, акцентировать внимание или приукрашивать, но не искажать правду до неузнаваемости. Ты же поэт, а не историк.
— Ну немного приукрасил. С кем не бывает?
— Немного? Во-первых, при чем тут человеческая благодарность? Он же домовой. Во-вторых, нашли его не мы, а я, поскольку некоторые перебрали пива и валялись в придорожных кустах, да и не на свалке совсем, а на пепелище.
— А разница?
— Разница? — удивился домовой. — Разница та, что пчела мед дает, а оса только жалит.
— В-третьих, — добавил я, — это не мы его отмыли и вывели, а он тебя до дома довел и отмыл, дабы не шокировать вашу тонкую творческую душу, не буду напоминать чем…
— Да я пошутил… — оскалился кот. — А хотите загадку?
И, не дожидаясь нашего согласия, выпалил:
— Во глубине сибирских руд хранит он гордое молчание?
— Это и не загадка вовсе, — возразил я. Что-то из школьной программы все же осело на дне серого вещества, спрятанного глубоко под черепной коробкой. — Это про декабристов.
— Да какие там декабристы? — отмахнулся кот. — Они вон какие голосистые были — Герцена разбудили. Думайте…
— Не знаю, — признался я. Мало ли разных «врагов народа» обрели там вечное молчание со времен покорения Сибири Ермаком?
— Прокоп?
— Трубка мобильной связи, — сказал домовой, подтвердив мои предположения о просветительской роли телевизионной рекламы. Все, что они знают о моем мире, почерпнуто ими в пределах моего дома. Эти знания порой касаются таких предметов, что я просто диву даюсь.
— Это почему? — удивился кот.
— А там покрытие никакое, — пояснил Прокоп. — Или батареи сели…
— Не то… Ладно, подскажу, — решил баюн. — Он живой.
— Кто?
— Хранитель.
— Какой? — уточнил домовой.
— Если экрана, — в образовательных целях пояснил я, — то Screensaver.
— О чем вы? — Глаза кота сделались величиной с золотой червонец. — Я же загадал простую загадку: «Во глубине сибирских руд хранит он гордое молчание». Неужели трудно сообразить, что это немой кобольд. Немой он, понимаете? Говорить не может, вот и молчит.
— Это неправильная загадка, — продолжая злить кота, заявил я.
— Это почему?
— А глухого в шахту не пустят. Все подземники проходят медкомиссию, а ЛОР ему допуска не даст.
— Какая медкомиссия, какой лорд?
— Если честно, то не знаю ни одного лорда, который был бы ЛОРом, да и вообще ни с одним не знаком.
— Издеваетесь? — сообразил кот-баюн.
— Ага, — улыбнулись мы с домовым.
— Ну, тогда загадок сегодня больше не будет!
— Будут, — возразил я, остановившись перед огромным валуном, сторона которого, обращенная ко мне, была обтесана и покрыта стрелками и пояснительными рисунками.
Под стрелкой, указывающей вертикально вверх, написано: «Прямо пойдешь — смерть свою найдешь».
— На небо нам рановато… — решили мы.
Под корявой стрелкой, изображавшей правое направление, старательно, но неровно и с ошибками было выведено: «Направо пойдешь — коня потеряешь».
С противоположной стороны изображена была стрелка, направленная острием в соответственном направлении, рядом предупреждение: «Налево пойдешь — денег лишишься».
— Предлагаю идти направо, — внес пропозицию кот. — Терять-то все равно нечего.
— Можно и направо, — заявил домовой. — Богатство — оно дело наживное.
— Транжира! Мот! — выкрикнул Василий.
— Сам жмот! — огрызнулся домовой.
— Как бы узнать, по какой тропинке Кощей пошел? — задумался я, стараясь рассмотреть какой-либо след. Но только я не пернатый ирокез, по наклону травинок читать не научен, мне подавай хорошо засохший отпечаток подошвы ботинка в бетоне, такой, как в музеях.
— Может, пусть Васька понюхает?
— Я не ищейка!
— Не можешь — так и скажи. Чего орать?
Чей-то тяжелый, полный ненависти взгляд коснулся меня, спина сразу же покрылась холодным, липким потом. Я быстро высунул голову из-за валуна, но ничего не увидел, лишь колыхалась густая желто-зеленая стена леса.
— Василий, — обратился я к коту-баюну, ежась от внезапно пробравшего меня озноба, — ты сможешь быстро стишок сочинить?
— Какой стишок?
— Вроде заклинания… — Опустив на землю домового, мигом захрапевшего, я стал снимать пояс. — Мне на шабаше подарили волшебный путеводный клубок, только нужно заклинание в стихотворной форме, а у меня с рифмованием огромаднейшие проблемы.
— Настоящие поэты на заказ не работают.
— Зато они пишут своевременные стихи, а сейчас самое время для небольшого стиха-заклинания.
Развязав шнуровку на потайном кармашке, я извлек оттуда тряпичную куклу и клубок шерстяных ниток с воткнутой в него иглой. Вытянув иглу, я протянул клубок коту:
— Придумаешь?
— Постараюсь.
Пока он задумчиво крутил в руках клубок, что-то бормоча себе под нос, я отпустил кукле щелбан и воткнул в шею иглу, чтобы не потерять.
Что-то пискнуло в листве и под треск веток ринулось прочь. Однако когда я посмотрел туда, высунувшись из-за края валуна, лишь несколько кружившихся в воздухе листочков указывали на то, что мне все это не послышалось. К тому же исчезло ощущение злобного взгляда, пронзающего до костей. Наверное, какой-то местный хищник сидел в кустах, поджидая добычу. Может, он вообще поджидал путника, который выберет правое направление. А тут такое разочарование — без обеда его оставили…
Аккуратно сложив куклу, я зашнуровал кармашек и застегнул пояс.
— Разбить… забить… убить… отбить… — бормочет кот. Стараясь не отвлекать работающего поэта, окрыленного посещением величественной и капризной музы, я снимаю плащ и, сложив его вдвое, подкладываю под домового.
— Готово, — сияя, словно фотовспышка, сообщает Василий.
— Так быстро?
— Без лишней скромности скажу — да!
— Рассказывай.
Откашлявшись и приняв соответствующую случаю позу а-ля Цицерон, баюн принялся нараспев декламировать заклинание:
Ты катись, катись клубок,
Через кочку на восток.
Через реки и моря,
В место, где любовь моя.
Отыщи ты мне Кощея,
Душегуба и злодея.
Должен я его побить
И яйцо его разбить…
— Подожди, — перебил я Василия. — Какое яйцо? Я же его уже разбил!
— Может, второе? Впрочем, ладно, пусть будет немного иначе:
Должен я его побить,
Отмутузить, замочить.
Как покончу с супостатом,
С тем бессмертным злобным гадом —
Мне царевна скажет: «Да!»
Уж тогда гульнем, братва.
— Ты думаешь, это сработает? — оторопело спросил я.
— Сам попробуй — повтори.
Взяв клубок в правую руку, я повторил стих, поддавшись на провокацию кота-баюна. Не знаю, что на меня нашло…
— Ква? — сказал клубок и спрыгнул с моей ладони.
— Заработала!!!
От ликующего вопля баюна деревья задрожали, роняя последние листья.
— Ква-ква! — подпрыгнув, клубок устремился в направлении, грозящем мне лишь потерей коня. Которого и так нет.
Успев схватиться за змеившуюся по земле нить, я придержал чересчур прыткого проводника и привязал его к поясу. Мне и в самом деле необходимо поспешить, но это не значит ломиться сломя голову и бросать беспомощных друзей.
Одно вызывало дурные предчувствия: за последнее время кот Василий дважды оказался прав. Дважды! И оба раза в крайне важном деле. Он правильно выбрал направление движения на распутье и создал действующее заклинание.
А теперь оказался прав я.
Неприятности не замедлили свалиться как снег на голову. То есть без зова, но вполне ожидаемо.
Глава 38
ВСЯК ВСТРЕЧНЫЙ ВРАГ
DOOMаю — следовательно, существую.
Новое прочтение избитой истины
Первым делом из-за валуна высунулась петушиная голова. Внешне самая обыкновенная: изогнутый клюв, красный гребешок, почти закрывающий правый глаз, оранжевый пушок, покрывающий тощую шею. Только величиной этот петух, если тело его пропорционально голове, должен быть никак не меньше страуса. Наверное, и несчастные жертвы Буша, не иди их ножки на рынок, достигли бы к пенсии подобных размеров.
Затем по камню заскрежетали острые когти, которыми заканчивались передние (!) лапы, четырехпалые, покрытые перьями, но с густым подшерстком вместо пуха. По-птичьи узкая, сильно выдающаяся вперед грудная клетка и при этом довольно развитые плечи, за которыми виднеются сложенные на спине крылья. Наподобие орлиных, с длинными перьями цвета светлого пива, на самом кончике белая каемка.
— Что это? — поинтересовался голос из моей тени. Если б я знал…
Взгромоздив тело на валун, создание село на задние лапы, словно пес, и обвило их длинным змеиным хвостом, покрытым крупной зеленоватой чешуей, сквозь которую торчали редкие пучки волос.
— Скучно, — проскрежетало существо, широко распахивая клюв и нервно перебирая когтями по камню, отчего последний крошился и сыпал искрами. — Развлекайте меня!
Скосив взгляд на рукоять меча, выглядывающую из-за плеча, я решил не обострять обстановку. К чему лить кровь, если ты не уверен, что она будет чужой? Для начала попробуем договориться по-хорошему. Расскажу ему пару анекдотов, кот-баюн песенку споет — и мирно разойдемся.
— Для начали я хотел бы представиться, — сказал я, засовывая квакающий и рвущийся прочь клубок в карман. — Волхв Аркадий. Кота-баюна зовут Василием, а спящего домового — Прокопом.
— Уже интересно, — перестав крошить нерукотворный пьедестал, сообщило существо с головой петуха. — продолжай!
— Мне бы было легче разговаривать, зная, с кем, собственно, я имею честь…
— Чего?! — вытянув длинную шею, прокаркал петухоголовый мутант.
— Ты кто? — конкретизировал мой вопрос баюн, который осмелел, поняв, что есть его не собираются.
— А что, не видно? — Существо расправило крылья.
— Видно, но непонятно, — признался я.
— Я василиск, — гордо прокаркал мутант, рывком головы откинув гребешок на затылок.
— Правда?
— Правда.
— А не мог бы ты смотреть в сторону?
— Это почему?
— Да разное говорят…
— А что говорят?
— Говорят, что твой взгляд ядовит, он убивает всех вокруг.
— А еще?
— Говорят, петух и ласка имеют иммунитет.
— Чего?!
— В смысле невосприимчивы к яду.
— Какая ласка? — блеснул глазами василиск. — Нежная?
— Да обычная, лесная.
— Какая-какая?
— Ну… зверушка такая. — Я изобразил предполагаемые размеры. — Пушистая, с острыми зубами.
— Не, такую ласку не хочу. Вот как-то одна знакомая почесала мне шейку. Вот это была ласка! Обычно-то она все больше норовит клювом ударить…
— Таковы женщины…
Минутой многозначительного молчания мы выразили мужскую солидарность пред лицом женского коварства.
— Опять скучно! — заявил василиск. — Сейчас взвою с тоски. Лучше развлекайте.
— А сам себя не можешь? Или к подруге своей сходи — развлечетесь.
— Не могу.
— Она далеко? — догадался кот.
— Да нет, близко. Просто однажды, когда мы были вместе, на нас напала скука… я взвыл первый.
— И что?
— Окаменела.
— Кто?
— Подруга. Я же говорил…
— А почему?
— Что почему?
— Почему окаменела?
Наш диалог все более начинал напоминать блиц-игру «Что? Где? Когда?»
— Я же взвыл.
— И… — Ситуация начала проясняться. — Она окаменела?
— Ну да.
— И если ты взвоешь сейчас, то окаменеем мы?
— Ага, — с трудом сдерживая зевоту, подтвердил петухоголовый василиск.
И тут, как назло, из моей головы вылетели не только все анекдоты, но даже более-менее занятные истории. Лишь мысль о том, что я стану сам себе памятником, крутилась в голове: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» Главное — принять наиболее подходящую случаю позу. Правую руку раскрытой ладонью вперед, левой вроде бы закрываю глаза от солнца. Это чтобы вездесущие голуби не добрались до лица…
— Загадки любишь? — поинтересовался Василий.
— Наверное, — неуверенно протянул василиск.
— Тогда угадай, — хитро щуря глаза и топорща усы, предложил баюн. — Кто на свете всех белее, всех румяней и нежнее?
— Моя подружка.
— Почему?
— А у нее пушок белый-белый, хохолок нежно-розовый, а уж нежная… я, кажется, вспоминал о ласке.
— Есть вещи и белее, и нежнее…
— Познакомишь? — выпячивая грудь, поинтересовался василиск. И тут же принялся оправдываться: — Подружка все равно окаменела. Скучно…
— Какое скучно? — возмутился Василий. — Отгадывай загадку. У тебя еще две попытки.
— Что же это может быть?
Пока василиск задумчиво теребил хвост, баюн наклонился ко мне и прошептал:
— Сдается мне, это мероприятие грозит затянуться, так что продолжай погоню. Прокопа брось здесь, я присмотрю. Удачи!
— А с вами…
— Нечего не случится, — уверенно заявил кот. — Уж я его развеселю, будь уверен. Только ты там недолго.
— Спасибо. Я пошел.
— Ты куда? — поинтересовался василиск, подозрительно рассматривая квакающий клубок, который я извлек из кармана.
— Пускай идет, — переключил на себя его внимание баюн. — Отгадал?
— Не знаю.
— Ладно. Для первого раза я скажу ответ. Всех белее — это мел. Всех румянее — румяна. А нежнее — материнская ласка.
— Но здесь три ответа! — возмутилась петушиная голова, потрясая гребешком.
— А никто и не обещал, что будет легко. Между загадками сделаем небольшой поэтический перерыв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Ну немного приукрасил. С кем не бывает?
— Немного? Во-первых, при чем тут человеческая благодарность? Он же домовой. Во-вторых, нашли его не мы, а я, поскольку некоторые перебрали пива и валялись в придорожных кустах, да и не на свалке совсем, а на пепелище.
— А разница?
— Разница? — удивился домовой. — Разница та, что пчела мед дает, а оса только жалит.
— В-третьих, — добавил я, — это не мы его отмыли и вывели, а он тебя до дома довел и отмыл, дабы не шокировать вашу тонкую творческую душу, не буду напоминать чем…
— Да я пошутил… — оскалился кот. — А хотите загадку?
И, не дожидаясь нашего согласия, выпалил:
— Во глубине сибирских руд хранит он гордое молчание?
— Это и не загадка вовсе, — возразил я. Что-то из школьной программы все же осело на дне серого вещества, спрятанного глубоко под черепной коробкой. — Это про декабристов.
— Да какие там декабристы? — отмахнулся кот. — Они вон какие голосистые были — Герцена разбудили. Думайте…
— Не знаю, — признался я. Мало ли разных «врагов народа» обрели там вечное молчание со времен покорения Сибири Ермаком?
— Прокоп?
— Трубка мобильной связи, — сказал домовой, подтвердив мои предположения о просветительской роли телевизионной рекламы. Все, что они знают о моем мире, почерпнуто ими в пределах моего дома. Эти знания порой касаются таких предметов, что я просто диву даюсь.
— Это почему? — удивился кот.
— А там покрытие никакое, — пояснил Прокоп. — Или батареи сели…
— Не то… Ладно, подскажу, — решил баюн. — Он живой.
— Кто?
— Хранитель.
— Какой? — уточнил домовой.
— Если экрана, — в образовательных целях пояснил я, — то Screensaver.
— О чем вы? — Глаза кота сделались величиной с золотой червонец. — Я же загадал простую загадку: «Во глубине сибирских руд хранит он гордое молчание». Неужели трудно сообразить, что это немой кобольд. Немой он, понимаете? Говорить не может, вот и молчит.
— Это неправильная загадка, — продолжая злить кота, заявил я.
— Это почему?
— А глухого в шахту не пустят. Все подземники проходят медкомиссию, а ЛОР ему допуска не даст.
— Какая медкомиссия, какой лорд?
— Если честно, то не знаю ни одного лорда, который был бы ЛОРом, да и вообще ни с одним не знаком.
— Издеваетесь? — сообразил кот-баюн.
— Ага, — улыбнулись мы с домовым.
— Ну, тогда загадок сегодня больше не будет!
— Будут, — возразил я, остановившись перед огромным валуном, сторона которого, обращенная ко мне, была обтесана и покрыта стрелками и пояснительными рисунками.
Под стрелкой, указывающей вертикально вверх, написано: «Прямо пойдешь — смерть свою найдешь».
— На небо нам рановато… — решили мы.
Под корявой стрелкой, изображавшей правое направление, старательно, но неровно и с ошибками было выведено: «Направо пойдешь — коня потеряешь».
С противоположной стороны изображена была стрелка, направленная острием в соответственном направлении, рядом предупреждение: «Налево пойдешь — денег лишишься».
— Предлагаю идти направо, — внес пропозицию кот. — Терять-то все равно нечего.
— Можно и направо, — заявил домовой. — Богатство — оно дело наживное.
— Транжира! Мот! — выкрикнул Василий.
— Сам жмот! — огрызнулся домовой.
— Как бы узнать, по какой тропинке Кощей пошел? — задумался я, стараясь рассмотреть какой-либо след. Но только я не пернатый ирокез, по наклону травинок читать не научен, мне подавай хорошо засохший отпечаток подошвы ботинка в бетоне, такой, как в музеях.
— Может, пусть Васька понюхает?
— Я не ищейка!
— Не можешь — так и скажи. Чего орать?
Чей-то тяжелый, полный ненависти взгляд коснулся меня, спина сразу же покрылась холодным, липким потом. Я быстро высунул голову из-за валуна, но ничего не увидел, лишь колыхалась густая желто-зеленая стена леса.
— Василий, — обратился я к коту-баюну, ежась от внезапно пробравшего меня озноба, — ты сможешь быстро стишок сочинить?
— Какой стишок?
— Вроде заклинания… — Опустив на землю домового, мигом захрапевшего, я стал снимать пояс. — Мне на шабаше подарили волшебный путеводный клубок, только нужно заклинание в стихотворной форме, а у меня с рифмованием огромаднейшие проблемы.
— Настоящие поэты на заказ не работают.
— Зато они пишут своевременные стихи, а сейчас самое время для небольшого стиха-заклинания.
Развязав шнуровку на потайном кармашке, я извлек оттуда тряпичную куклу и клубок шерстяных ниток с воткнутой в него иглой. Вытянув иглу, я протянул клубок коту:
— Придумаешь?
— Постараюсь.
Пока он задумчиво крутил в руках клубок, что-то бормоча себе под нос, я отпустил кукле щелбан и воткнул в шею иглу, чтобы не потерять.
Что-то пискнуло в листве и под треск веток ринулось прочь. Однако когда я посмотрел туда, высунувшись из-за края валуна, лишь несколько кружившихся в воздухе листочков указывали на то, что мне все это не послышалось. К тому же исчезло ощущение злобного взгляда, пронзающего до костей. Наверное, какой-то местный хищник сидел в кустах, поджидая добычу. Может, он вообще поджидал путника, который выберет правое направление. А тут такое разочарование — без обеда его оставили…
Аккуратно сложив куклу, я зашнуровал кармашек и застегнул пояс.
— Разбить… забить… убить… отбить… — бормочет кот. Стараясь не отвлекать работающего поэта, окрыленного посещением величественной и капризной музы, я снимаю плащ и, сложив его вдвое, подкладываю под домового.
— Готово, — сияя, словно фотовспышка, сообщает Василий.
— Так быстро?
— Без лишней скромности скажу — да!
— Рассказывай.
Откашлявшись и приняв соответствующую случаю позу а-ля Цицерон, баюн принялся нараспев декламировать заклинание:
Ты катись, катись клубок,
Через кочку на восток.
Через реки и моря,
В место, где любовь моя.
Отыщи ты мне Кощея,
Душегуба и злодея.
Должен я его побить
И яйцо его разбить…
— Подожди, — перебил я Василия. — Какое яйцо? Я же его уже разбил!
— Может, второе? Впрочем, ладно, пусть будет немного иначе:
Должен я его побить,
Отмутузить, замочить.
Как покончу с супостатом,
С тем бессмертным злобным гадом —
Мне царевна скажет: «Да!»
Уж тогда гульнем, братва.
— Ты думаешь, это сработает? — оторопело спросил я.
— Сам попробуй — повтори.
Взяв клубок в правую руку, я повторил стих, поддавшись на провокацию кота-баюна. Не знаю, что на меня нашло…
— Ква? — сказал клубок и спрыгнул с моей ладони.
— Заработала!!!
От ликующего вопля баюна деревья задрожали, роняя последние листья.
— Ква-ква! — подпрыгнув, клубок устремился в направлении, грозящем мне лишь потерей коня. Которого и так нет.
Успев схватиться за змеившуюся по земле нить, я придержал чересчур прыткого проводника и привязал его к поясу. Мне и в самом деле необходимо поспешить, но это не значит ломиться сломя голову и бросать беспомощных друзей.
Одно вызывало дурные предчувствия: за последнее время кот Василий дважды оказался прав. Дважды! И оба раза в крайне важном деле. Он правильно выбрал направление движения на распутье и создал действующее заклинание.
А теперь оказался прав я.
Неприятности не замедлили свалиться как снег на голову. То есть без зова, но вполне ожидаемо.
Глава 38
ВСЯК ВСТРЕЧНЫЙ ВРАГ
DOOMаю — следовательно, существую.
Новое прочтение избитой истины
Первым делом из-за валуна высунулась петушиная голова. Внешне самая обыкновенная: изогнутый клюв, красный гребешок, почти закрывающий правый глаз, оранжевый пушок, покрывающий тощую шею. Только величиной этот петух, если тело его пропорционально голове, должен быть никак не меньше страуса. Наверное, и несчастные жертвы Буша, не иди их ножки на рынок, достигли бы к пенсии подобных размеров.
Затем по камню заскрежетали острые когти, которыми заканчивались передние (!) лапы, четырехпалые, покрытые перьями, но с густым подшерстком вместо пуха. По-птичьи узкая, сильно выдающаяся вперед грудная клетка и при этом довольно развитые плечи, за которыми виднеются сложенные на спине крылья. Наподобие орлиных, с длинными перьями цвета светлого пива, на самом кончике белая каемка.
— Что это? — поинтересовался голос из моей тени. Если б я знал…
Взгромоздив тело на валун, создание село на задние лапы, словно пес, и обвило их длинным змеиным хвостом, покрытым крупной зеленоватой чешуей, сквозь которую торчали редкие пучки волос.
— Скучно, — проскрежетало существо, широко распахивая клюв и нервно перебирая когтями по камню, отчего последний крошился и сыпал искрами. — Развлекайте меня!
Скосив взгляд на рукоять меча, выглядывающую из-за плеча, я решил не обострять обстановку. К чему лить кровь, если ты не уверен, что она будет чужой? Для начала попробуем договориться по-хорошему. Расскажу ему пару анекдотов, кот-баюн песенку споет — и мирно разойдемся.
— Для начали я хотел бы представиться, — сказал я, засовывая квакающий и рвущийся прочь клубок в карман. — Волхв Аркадий. Кота-баюна зовут Василием, а спящего домового — Прокопом.
— Уже интересно, — перестав крошить нерукотворный пьедестал, сообщило существо с головой петуха. — продолжай!
— Мне бы было легче разговаривать, зная, с кем, собственно, я имею честь…
— Чего?! — вытянув длинную шею, прокаркал петухоголовый мутант.
— Ты кто? — конкретизировал мой вопрос баюн, который осмелел, поняв, что есть его не собираются.
— А что, не видно? — Существо расправило крылья.
— Видно, но непонятно, — признался я.
— Я василиск, — гордо прокаркал мутант, рывком головы откинув гребешок на затылок.
— Правда?
— Правда.
— А не мог бы ты смотреть в сторону?
— Это почему?
— Да разное говорят…
— А что говорят?
— Говорят, что твой взгляд ядовит, он убивает всех вокруг.
— А еще?
— Говорят, петух и ласка имеют иммунитет.
— Чего?!
— В смысле невосприимчивы к яду.
— Какая ласка? — блеснул глазами василиск. — Нежная?
— Да обычная, лесная.
— Какая-какая?
— Ну… зверушка такая. — Я изобразил предполагаемые размеры. — Пушистая, с острыми зубами.
— Не, такую ласку не хочу. Вот как-то одна знакомая почесала мне шейку. Вот это была ласка! Обычно-то она все больше норовит клювом ударить…
— Таковы женщины…
Минутой многозначительного молчания мы выразили мужскую солидарность пред лицом женского коварства.
— Опять скучно! — заявил василиск. — Сейчас взвою с тоски. Лучше развлекайте.
— А сам себя не можешь? Или к подруге своей сходи — развлечетесь.
— Не могу.
— Она далеко? — догадался кот.
— Да нет, близко. Просто однажды, когда мы были вместе, на нас напала скука… я взвыл первый.
— И что?
— Окаменела.
— Кто?
— Подруга. Я же говорил…
— А почему?
— Что почему?
— Почему окаменела?
Наш диалог все более начинал напоминать блиц-игру «Что? Где? Когда?»
— Я же взвыл.
— И… — Ситуация начала проясняться. — Она окаменела?
— Ну да.
— И если ты взвоешь сейчас, то окаменеем мы?
— Ага, — с трудом сдерживая зевоту, подтвердил петухоголовый василиск.
И тут, как назло, из моей головы вылетели не только все анекдоты, но даже более-менее занятные истории. Лишь мысль о том, что я стану сам себе памятником, крутилась в голове: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» Главное — принять наиболее подходящую случаю позу. Правую руку раскрытой ладонью вперед, левой вроде бы закрываю глаза от солнца. Это чтобы вездесущие голуби не добрались до лица…
— Загадки любишь? — поинтересовался Василий.
— Наверное, — неуверенно протянул василиск.
— Тогда угадай, — хитро щуря глаза и топорща усы, предложил баюн. — Кто на свете всех белее, всех румяней и нежнее?
— Моя подружка.
— Почему?
— А у нее пушок белый-белый, хохолок нежно-розовый, а уж нежная… я, кажется, вспоминал о ласке.
— Есть вещи и белее, и нежнее…
— Познакомишь? — выпячивая грудь, поинтересовался василиск. И тут же принялся оправдываться: — Подружка все равно окаменела. Скучно…
— Какое скучно? — возмутился Василий. — Отгадывай загадку. У тебя еще две попытки.
— Что же это может быть?
Пока василиск задумчиво теребил хвост, баюн наклонился ко мне и прошептал:
— Сдается мне, это мероприятие грозит затянуться, так что продолжай погоню. Прокопа брось здесь, я присмотрю. Удачи!
— А с вами…
— Нечего не случится, — уверенно заявил кот. — Уж я его развеселю, будь уверен. Только ты там недолго.
— Спасибо. Я пошел.
— Ты куда? — поинтересовался василиск, подозрительно рассматривая квакающий клубок, который я извлек из кармана.
— Пускай идет, — переключил на себя его внимание баюн. — Отгадал?
— Не знаю.
— Ладно. Для первого раза я скажу ответ. Всех белее — это мел. Всех румянее — румяна. А нежнее — материнская ласка.
— Но здесь три ответа! — возмутилась петушиная голова, потрясая гребешком.
— А никто и не обещал, что будет легко. Между загадками сделаем небольшой поэтический перерыв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50