Огромная зубастая пасть, мощные лапы и в придачу высота в холке больше метра. Такой человека — как Тузик тряпку… в клочья.
Приготовившись в случае чего поэксплуатировать Троих-из-Тени, я замер. Говорят, звери остро реагируют на резкие движения…
Шелест раздался справа… слева… сзади… Мгновение, и вот волки окружили нас плотным кольцом. Почти три Десятка здоровенных и к тому же явно хищных зверей. Вон у них какие клыки…
— Кэт, — шепотом окликнул я ведьму, — взлетай.
— Зачем? — поинтересовалась она, замерев с переброшенной через помело ногой.
— Волки.
— Точно лох, — обреченно вздохнула моя сопровождающая. И, легко соскочив на землю, подошла к самому здоровому зверю. — Привет, Здирих.
Волк рыкнул, с места исполнил сальто задом наперед и предстал перед нашими очами уже в образе старца преклонных годов.
Роскошная седая борода по пояс, жилистое тело и всякое отсутствие одежды.
А чего я еще ожидал?
Мы летели к волкодлакам — вот и прилетели.
Тем временем большинство волков приняли человеческий облик, и мы оказались в толпе здоровых голых мужиков.
Кэт восприняла это совершенно спокойно — ведьма, что с нее возьмешь? Меня же подобное соседство коробило — не в бане поди.
Вожак стаи подошел ко мне и протянул руку.
— Рад приветствовать прославленного волхва.
— Я тоже очень рад. — Я пожал ему руку, поражаясь силе его хватки.
— Прошу в мою обитель. Разделим трапезу, поговорим. Сказывают, на Кощея собрался?
— Собрался.
Протиснувшись сквозь заросли терновника, мы вышли в поселок волкодлаков.
Два десятка избушек; свора ребятни, гоняющая с дерева на дерево дикого кота; люди в простой крестьянской одежде и волки, занимающиеся мелкими хозяйственными делами, а то и просто дремлющие в теньке.
При нашем появлении карапузы оставили кота в покое, чем он не преминул воспользоваться — серой молнией шмыгнул прочь.
Потрепав рыжего, всего в веснушках малыша, я улыбнулся ему. Он ответил мне тем же. Пухлые губы разошлись, обнажив острые клыки.
Кто-то потянул за мой меч, кто-то за рубаху. Но, слава богу, никто не решился попробовать меня на зуб.
— Заходите.
Вступив в хижину, я замер, ожидая, пока глаза привыкнут к полутьме, царящей в жилище вожака волкодлаков. Обстановка обычная, как в простой сельской хате. Стол, скамья, печь и… пожалуй, все.
— Сейчас принесут угощение, а пока я хотел бы преподнести гостю подарок.
Седовласый волкодлак вышел, видимо за подарком, а я склонился к уху Кэт:
— Сырое мясо я не ем.
— Я тоже, — успокоила она меня.
— Почему волкодлаки не могут отследить маньяка? — задал я вопрос, над которым уже давно бился и не находил ответа.
— Лесные девы живут в заговоренных лесах, в которые не может зайти ни один зверь, так как в этом случае его сведет с ума и убьет запах материнских древ.
— Почему?
— Чтобы кабаны не подрывали корни, а медведи и зубры не рвали кору. Чтобы рядом никто ни на кого не охотился, не убивал…
— А как же маньяк?
— Что?
— Как он заходит? Нос зажимает? Или в противогазе?
— На людей этот запах не действует.
— Понятно. Волкодлаки просто не могут войти туда, чтобы взять след.
— Правильно. Войти они могут только в человеческом обличье, а нюх у них обостряется только в волчьем.
— Жаль, засаду они тоже не смогут организовать, — сообразил я.
— Да. В пределах заговоренного леса не организуют.
— Потому что убийства происходят как раз в то время, когда волкодлаки волей-неволей принимают облик волков.
— Молодец, — похвалила меня Кэт.
— Придется действовать в одиночку.
— А я? Полетать вышла?
— Ты с воздуха прикрывать будешь.
Ведьма открыла рот, чтобы выразить свое мнение по поводу моего заявления, но не успела. Вошел Здирих, неся в руках какой-то предмет, завернутый в холстину.
Предмет сей после удаления обертки оказался посохом. Больше всего к нему напрашивается определение «классический». Вырезанный из черного дерева, покрытый замысловатой вязью, которая вполне может оказаться рунами, с редкими вставками красного и белого цвета, он словно сошел со страниц фэнтези. Я не удивлюсь, если окажется, что он магический.
— Мы знаем, сколь трудный путь предстоит преодолеть тебе, — сказал волкодлак. — Возьми же этот посох, и пусть ноги твои не знают усталости, а бег будет легок и быстр.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я старого оборотня, приняв дар.
Посох оказался на удивление легким и теплым.
— А теперь самое время перекусить.
Молоденькая девушка внесла тазик с замоченным мясом и целую гору различных приправ и плодов.
— Сейчас будем готовить наше секретное блюдо. Его рецепт передают из поколения в поколение.
Вожак волкодлаков достал из-за печи длинные деревянные спицы и принялся попеременно нанизывать на них, точно на шампуры, кусочки мяса и колечки лука.
Что-то весь этот процесс мне напоминает…
Дым костра, водка в пластиковых стаканах, девчата, выкладывающие на импровизированный стол овощи, ребята, перепачканные сажей, но с гордостью несущие свежеприготовленные шашлыки, аромат которых щекочет ноздри и вызывает аппетит. Воспоминания, воспоминания…
Заложив в печь дров, Здирих поднес к ним горящую лучину и удовлетворенно хмыкнул.
Пока дерево прогорало, хозяин поведал нам историю, приключившуюся с его прапрапрабабкой. Это прозвучало как некая версия сказки «Золотые яблоки».
— Жила-была, ела-пила, и однажды-таки случилось несчастье, ну, не беда-горюшко, однако неприятно. А все из-за живота ненасытного. Любила прародительница всласть покушать. Съела, значится, коня Ивана-царевича, а тот в слезы, сопли по щекам размазывает, ревет, что тебе та белуга — на жалость давит. Никто, дескать, его не любит, не лелеет, и всяк в убыток ввести норовит.
Короче, послушала его причитания прабабка (тогда-то она девкой молодой была), поковырялась в зубах сосновой иголкой и говорит человеческим голосом:
— Не трусь, квакуха, помогу тебе. По моей ты вине без транспортного средства остался, значит, мне тебя и до места нужного нести.
Царевич слезы утер, прыг на бабку. «Но!» — кричит.
Лесами дремучими, топями непроходимыми, но добрались до царства, где яблоня с фруктами молодильными произрастает. Добрались тайно, незамеченными. А как иначе? Фрукт редкий, цены великой, царь тамошний Берендей никому разрешения на вывоз за пределы державы не дает. А Ивану-царевичу он позарез нужен. Что делать?
— Контрабандой вывезти, чтобы таможенники при шмоне не конфисковали, — выдав предположение, я довольно усмехнулся, уверенный на все сто, что никто из присутствующих ничего не понял из сказанного.
Волкодлак закончил нанизывать мясо на шампуры и продолжил повествование:
— Прабабка в этих делах толк знала, вот и насоветовала царевичу-королевичу, как яблочек молодильных потихоньку умыкнуть. Без физического ущерба и без платы непомерной. И все бы получилось как надо, но царевича жадность сгубила. Повязали его стражники и представили на суд царя своего. Так, мол, и так, задержан при попытке ограбления.
Осерчал царь Берендей, ножкой затопал, а потом поинтересовался:
— Кто таков?
— Царевич я, — отвечает Иван. И ну плакаться, на судьбу жалиться.
А раз дело такое, казнить его не стали, а отправили в царство соседнее, принести чудо-птицу, любимую игрушку царя Афрона.
Прабабка уже не рада, что с ним связалась. Убежала бы, да жалко — пропадет ведь один.
— Садись да держись покрепче.
Царевич скок на хребет, вцепился в шерсть, ножками о ребра стучит.
Долго ли бежали, коротко ли — того не ведаю, наконец прибыли.
Осмотрелись.
В саду царском беседка стоит, в беседке той клетка золотая, а в ней птица златокрылая. На солнце огнем так и пышет. А вокруг беседки стражники ходят, оружием потрясают.
Пригорюнился Иван.
А прабабка и говорит:
— Не печалься, дело это разрешимое. Подождем до ночи, а там стражники задремлют, ты тихонько прокрадешься, птицу в мешок, и бегом. Главное клетку не трогай, а то беда будет.
— Понял, не дурак.
Может, и не дурак, а жадность и на этот раз погубила, позарился на клетку златую… Схватил ее — как завоет что-то. Стражники проснулись, повязали царевича-королевича.
Допросил царь его, прикинул так и сяк и послал Ивана-царевича… за этим… за конем златогривым, вот. Привезешь — забирай птицу, а нет — значит нет.
Посмотрела бабка на него, почесала за ухом, плюнула.
Добрались они и до следующего царства.
— Проберешься в конюшни царские, — наставляет Ивана волчица, — выведешь коня златогривого, только уздечки не трогай.
Долго не было царевича. Вернулся без коня, забрался на волчицу и говорит:
— Едем за Златовлаской, девицей-красавицей.
— Не утерпел все же, взялся-таки за уздечку, — укоряет его прабабка.
Отправились они в путь дальний… Прервав повествование, Здирих пристроил шампуры над пышущими жаром углями.
— Сейчас хорошенько прожарим, будет объеденье.
— Интересно. — Я извлек из тазика невостребованный кусочек мяса и откусил. — Неплохо лимончика бы для кислинки, но и так шашлык обещает быть замечательным.
Волкодлак удивленно вытаращился на меня:
— Тебе знакомо это блюдо?
— Ага, — кивнул я. — Только в моих краях предпочитают использовать мясо хрюшек, а не буренок.
— Слышал я о таком. Встречался мне как-то собрат из дальних степей, колоритный такой, чуб — во, а сам лысый. Так он тоже о таком рассказывал. Нужно попробовать.
— Обязательно попробуйте. Вам должно понравиться.
Катарина недоуменно уставилась на меня. «Неплохо для дремучего лоха?» — с удовлетворением подумал я.
Повернув мясо, Здирих сбрызнул его вином и продолжил историю своей прапрапрабабки.
— Добрались они до дворца нужного, слез Иван с волчицы и говорит:
— Пошел я за Златовлаской, по реестру девиц царской крови на выданье — Еленой Прекрасной.
— Погодь.
Прикинула прабабка шансы и решила сама дельце провернуть. Поскольку дальше посылать некуда, дошли до моря.
— Сиди здесь, я ее сама выкраду.
Иван долго спорить не стал, завалился в кусты да задрых. Только храп стоит.
Пробралась волчица в палаты царские, в покои женские, а там царевен — видимо-невидимо. Все с ног до головы в ткань замотаны. Как здесь поймешь, которая нужна? Затаилась бабка. Будут раздеваться ко сну, подсмотрю, какая из них златовласая. Сидит, караулит. А тут какой-то мужичонка туда-сюда шныряет, ко всем царевнам пристает:
— Гюльчатай, покажи личико.
Кто покажет, а кто и не только личико.
В общем, нашла бабка нужную девку, стукнула слегка, связала руки, закинула на спину, и бегом из замка.
Разбудила Ивана-царевича.
Тот глянул на деву златовласую, челюсть и отпала. Волчица в спешке позабыла, что умыкнула царевну из спальни, когда та ко сну готовилась.
Девица и вправду хороша. Особенно когда не прячется под тряпками.
Сел Иван на волчицу, Златовласку на руки взял:
— Поехали.
Волчица вздохнула, но бросилась со всех ног.
Весь день развлекал царевну Иван: то анекдоты похабные травил, то истории занятные рассказывал, вот только рук не разжимал. Златовласка презрительно кривила личико и пыталась прикрыть девичью красу своими ладошками. Не очень-то получалось, поскольку не только коса — девичья краса выросла у нее размеров немалых.
В первую же ночь, как только стали на привал, Иван-царевич затащил царевну под ракитовый кусток… под утро оттуда стали доноситься вполне счастливые женские всхлипывания и стоны, сменившие глухое сопение Ивана и сдержанное рыдание царевны.
Прискакали они к царю, который конем златогривым владеет. Нужно отдавать красну девицу взамен коня. Иван ни в какую, Златовласка в слезы.
Любовь у них, видите ли.
Видит прабабка такое дело… махнула на голубков лапой и пошла за конем сама.
Увела коня златогривого, затем жар-птицу, поскольку коня Иван-царевич тоже не пожелал лишаться. Мол, надоело на волке ездить.
Как вы понимаете, яблоки молодильные тоже красть пришлось.
Окончание рассказа вышло скомканным, а все из-за того, что шашлыки поспели и дать им остыть было бы кощунством. Посему мораль этого повествования осталась невысказанной. Кто умный — сам поймет, а дураку и скажи — все без толку.
Разомлев от сытной пищи, мы с трудом заставили себя попрощаться с радушным хозяином. Поблагодарив Здириха, выслушав кучу пожеланий и напутствий, мы полетели в людское поселение — заканчивать знакомство с местным населением.
Знакомство с деревенькой началось для меня не очень приятно. Лихо соскочив с метлы, я едва не растянулся, угодив в лепешку, заботливо приготовленную к моему появлению какой-то из местных коров.
Под дружный хохот Троих-из-Тени и вежливое молчание Кэт, сделавшей вид, будто ничего не заметила, я вытер ноги пучком травы и побрел меж дворов.
Крытые соломой хибарки, покосившиеся изгороди и тощие, гавкучие шавки — типичная панорама затерянного в глубинке хутора.
Среди однообразного убожества жилищ выделяются два строения. Первое — принадлежащее, по всей видимости, местному старейшине — этакий укрупненный вариант тех же хибар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Приготовившись в случае чего поэксплуатировать Троих-из-Тени, я замер. Говорят, звери остро реагируют на резкие движения…
Шелест раздался справа… слева… сзади… Мгновение, и вот волки окружили нас плотным кольцом. Почти три Десятка здоровенных и к тому же явно хищных зверей. Вон у них какие клыки…
— Кэт, — шепотом окликнул я ведьму, — взлетай.
— Зачем? — поинтересовалась она, замерев с переброшенной через помело ногой.
— Волки.
— Точно лох, — обреченно вздохнула моя сопровождающая. И, легко соскочив на землю, подошла к самому здоровому зверю. — Привет, Здирих.
Волк рыкнул, с места исполнил сальто задом наперед и предстал перед нашими очами уже в образе старца преклонных годов.
Роскошная седая борода по пояс, жилистое тело и всякое отсутствие одежды.
А чего я еще ожидал?
Мы летели к волкодлакам — вот и прилетели.
Тем временем большинство волков приняли человеческий облик, и мы оказались в толпе здоровых голых мужиков.
Кэт восприняла это совершенно спокойно — ведьма, что с нее возьмешь? Меня же подобное соседство коробило — не в бане поди.
Вожак стаи подошел ко мне и протянул руку.
— Рад приветствовать прославленного волхва.
— Я тоже очень рад. — Я пожал ему руку, поражаясь силе его хватки.
— Прошу в мою обитель. Разделим трапезу, поговорим. Сказывают, на Кощея собрался?
— Собрался.
Протиснувшись сквозь заросли терновника, мы вышли в поселок волкодлаков.
Два десятка избушек; свора ребятни, гоняющая с дерева на дерево дикого кота; люди в простой крестьянской одежде и волки, занимающиеся мелкими хозяйственными делами, а то и просто дремлющие в теньке.
При нашем появлении карапузы оставили кота в покое, чем он не преминул воспользоваться — серой молнией шмыгнул прочь.
Потрепав рыжего, всего в веснушках малыша, я улыбнулся ему. Он ответил мне тем же. Пухлые губы разошлись, обнажив острые клыки.
Кто-то потянул за мой меч, кто-то за рубаху. Но, слава богу, никто не решился попробовать меня на зуб.
— Заходите.
Вступив в хижину, я замер, ожидая, пока глаза привыкнут к полутьме, царящей в жилище вожака волкодлаков. Обстановка обычная, как в простой сельской хате. Стол, скамья, печь и… пожалуй, все.
— Сейчас принесут угощение, а пока я хотел бы преподнести гостю подарок.
Седовласый волкодлак вышел, видимо за подарком, а я склонился к уху Кэт:
— Сырое мясо я не ем.
— Я тоже, — успокоила она меня.
— Почему волкодлаки не могут отследить маньяка? — задал я вопрос, над которым уже давно бился и не находил ответа.
— Лесные девы живут в заговоренных лесах, в которые не может зайти ни один зверь, так как в этом случае его сведет с ума и убьет запах материнских древ.
— Почему?
— Чтобы кабаны не подрывали корни, а медведи и зубры не рвали кору. Чтобы рядом никто ни на кого не охотился, не убивал…
— А как же маньяк?
— Что?
— Как он заходит? Нос зажимает? Или в противогазе?
— На людей этот запах не действует.
— Понятно. Волкодлаки просто не могут войти туда, чтобы взять след.
— Правильно. Войти они могут только в человеческом обличье, а нюх у них обостряется только в волчьем.
— Жаль, засаду они тоже не смогут организовать, — сообразил я.
— Да. В пределах заговоренного леса не организуют.
— Потому что убийства происходят как раз в то время, когда волкодлаки волей-неволей принимают облик волков.
— Молодец, — похвалила меня Кэт.
— Придется действовать в одиночку.
— А я? Полетать вышла?
— Ты с воздуха прикрывать будешь.
Ведьма открыла рот, чтобы выразить свое мнение по поводу моего заявления, но не успела. Вошел Здирих, неся в руках какой-то предмет, завернутый в холстину.
Предмет сей после удаления обертки оказался посохом. Больше всего к нему напрашивается определение «классический». Вырезанный из черного дерева, покрытый замысловатой вязью, которая вполне может оказаться рунами, с редкими вставками красного и белого цвета, он словно сошел со страниц фэнтези. Я не удивлюсь, если окажется, что он магический.
— Мы знаем, сколь трудный путь предстоит преодолеть тебе, — сказал волкодлак. — Возьми же этот посох, и пусть ноги твои не знают усталости, а бег будет легок и быстр.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я старого оборотня, приняв дар.
Посох оказался на удивление легким и теплым.
— А теперь самое время перекусить.
Молоденькая девушка внесла тазик с замоченным мясом и целую гору различных приправ и плодов.
— Сейчас будем готовить наше секретное блюдо. Его рецепт передают из поколения в поколение.
Вожак волкодлаков достал из-за печи длинные деревянные спицы и принялся попеременно нанизывать на них, точно на шампуры, кусочки мяса и колечки лука.
Что-то весь этот процесс мне напоминает…
Дым костра, водка в пластиковых стаканах, девчата, выкладывающие на импровизированный стол овощи, ребята, перепачканные сажей, но с гордостью несущие свежеприготовленные шашлыки, аромат которых щекочет ноздри и вызывает аппетит. Воспоминания, воспоминания…
Заложив в печь дров, Здирих поднес к ним горящую лучину и удовлетворенно хмыкнул.
Пока дерево прогорало, хозяин поведал нам историю, приключившуюся с его прапрапрабабкой. Это прозвучало как некая версия сказки «Золотые яблоки».
— Жила-была, ела-пила, и однажды-таки случилось несчастье, ну, не беда-горюшко, однако неприятно. А все из-за живота ненасытного. Любила прародительница всласть покушать. Съела, значится, коня Ивана-царевича, а тот в слезы, сопли по щекам размазывает, ревет, что тебе та белуга — на жалость давит. Никто, дескать, его не любит, не лелеет, и всяк в убыток ввести норовит.
Короче, послушала его причитания прабабка (тогда-то она девкой молодой была), поковырялась в зубах сосновой иголкой и говорит человеческим голосом:
— Не трусь, квакуха, помогу тебе. По моей ты вине без транспортного средства остался, значит, мне тебя и до места нужного нести.
Царевич слезы утер, прыг на бабку. «Но!» — кричит.
Лесами дремучими, топями непроходимыми, но добрались до царства, где яблоня с фруктами молодильными произрастает. Добрались тайно, незамеченными. А как иначе? Фрукт редкий, цены великой, царь тамошний Берендей никому разрешения на вывоз за пределы державы не дает. А Ивану-царевичу он позарез нужен. Что делать?
— Контрабандой вывезти, чтобы таможенники при шмоне не конфисковали, — выдав предположение, я довольно усмехнулся, уверенный на все сто, что никто из присутствующих ничего не понял из сказанного.
Волкодлак закончил нанизывать мясо на шампуры и продолжил повествование:
— Прабабка в этих делах толк знала, вот и насоветовала царевичу-королевичу, как яблочек молодильных потихоньку умыкнуть. Без физического ущерба и без платы непомерной. И все бы получилось как надо, но царевича жадность сгубила. Повязали его стражники и представили на суд царя своего. Так, мол, и так, задержан при попытке ограбления.
Осерчал царь Берендей, ножкой затопал, а потом поинтересовался:
— Кто таков?
— Царевич я, — отвечает Иван. И ну плакаться, на судьбу жалиться.
А раз дело такое, казнить его не стали, а отправили в царство соседнее, принести чудо-птицу, любимую игрушку царя Афрона.
Прабабка уже не рада, что с ним связалась. Убежала бы, да жалко — пропадет ведь один.
— Садись да держись покрепче.
Царевич скок на хребет, вцепился в шерсть, ножками о ребра стучит.
Долго ли бежали, коротко ли — того не ведаю, наконец прибыли.
Осмотрелись.
В саду царском беседка стоит, в беседке той клетка золотая, а в ней птица златокрылая. На солнце огнем так и пышет. А вокруг беседки стражники ходят, оружием потрясают.
Пригорюнился Иван.
А прабабка и говорит:
— Не печалься, дело это разрешимое. Подождем до ночи, а там стражники задремлют, ты тихонько прокрадешься, птицу в мешок, и бегом. Главное клетку не трогай, а то беда будет.
— Понял, не дурак.
Может, и не дурак, а жадность и на этот раз погубила, позарился на клетку златую… Схватил ее — как завоет что-то. Стражники проснулись, повязали царевича-королевича.
Допросил царь его, прикинул так и сяк и послал Ивана-царевича… за этим… за конем златогривым, вот. Привезешь — забирай птицу, а нет — значит нет.
Посмотрела бабка на него, почесала за ухом, плюнула.
Добрались они и до следующего царства.
— Проберешься в конюшни царские, — наставляет Ивана волчица, — выведешь коня златогривого, только уздечки не трогай.
Долго не было царевича. Вернулся без коня, забрался на волчицу и говорит:
— Едем за Златовлаской, девицей-красавицей.
— Не утерпел все же, взялся-таки за уздечку, — укоряет его прабабка.
Отправились они в путь дальний… Прервав повествование, Здирих пристроил шампуры над пышущими жаром углями.
— Сейчас хорошенько прожарим, будет объеденье.
— Интересно. — Я извлек из тазика невостребованный кусочек мяса и откусил. — Неплохо лимончика бы для кислинки, но и так шашлык обещает быть замечательным.
Волкодлак удивленно вытаращился на меня:
— Тебе знакомо это блюдо?
— Ага, — кивнул я. — Только в моих краях предпочитают использовать мясо хрюшек, а не буренок.
— Слышал я о таком. Встречался мне как-то собрат из дальних степей, колоритный такой, чуб — во, а сам лысый. Так он тоже о таком рассказывал. Нужно попробовать.
— Обязательно попробуйте. Вам должно понравиться.
Катарина недоуменно уставилась на меня. «Неплохо для дремучего лоха?» — с удовлетворением подумал я.
Повернув мясо, Здирих сбрызнул его вином и продолжил историю своей прапрапрабабки.
— Добрались они до дворца нужного, слез Иван с волчицы и говорит:
— Пошел я за Златовлаской, по реестру девиц царской крови на выданье — Еленой Прекрасной.
— Погодь.
Прикинула прабабка шансы и решила сама дельце провернуть. Поскольку дальше посылать некуда, дошли до моря.
— Сиди здесь, я ее сама выкраду.
Иван долго спорить не стал, завалился в кусты да задрых. Только храп стоит.
Пробралась волчица в палаты царские, в покои женские, а там царевен — видимо-невидимо. Все с ног до головы в ткань замотаны. Как здесь поймешь, которая нужна? Затаилась бабка. Будут раздеваться ко сну, подсмотрю, какая из них златовласая. Сидит, караулит. А тут какой-то мужичонка туда-сюда шныряет, ко всем царевнам пристает:
— Гюльчатай, покажи личико.
Кто покажет, а кто и не только личико.
В общем, нашла бабка нужную девку, стукнула слегка, связала руки, закинула на спину, и бегом из замка.
Разбудила Ивана-царевича.
Тот глянул на деву златовласую, челюсть и отпала. Волчица в спешке позабыла, что умыкнула царевну из спальни, когда та ко сну готовилась.
Девица и вправду хороша. Особенно когда не прячется под тряпками.
Сел Иван на волчицу, Златовласку на руки взял:
— Поехали.
Волчица вздохнула, но бросилась со всех ног.
Весь день развлекал царевну Иван: то анекдоты похабные травил, то истории занятные рассказывал, вот только рук не разжимал. Златовласка презрительно кривила личико и пыталась прикрыть девичью красу своими ладошками. Не очень-то получалось, поскольку не только коса — девичья краса выросла у нее размеров немалых.
В первую же ночь, как только стали на привал, Иван-царевич затащил царевну под ракитовый кусток… под утро оттуда стали доноситься вполне счастливые женские всхлипывания и стоны, сменившие глухое сопение Ивана и сдержанное рыдание царевны.
Прискакали они к царю, который конем златогривым владеет. Нужно отдавать красну девицу взамен коня. Иван ни в какую, Златовласка в слезы.
Любовь у них, видите ли.
Видит прабабка такое дело… махнула на голубков лапой и пошла за конем сама.
Увела коня златогривого, затем жар-птицу, поскольку коня Иван-царевич тоже не пожелал лишаться. Мол, надоело на волке ездить.
Как вы понимаете, яблоки молодильные тоже красть пришлось.
Окончание рассказа вышло скомканным, а все из-за того, что шашлыки поспели и дать им остыть было бы кощунством. Посему мораль этого повествования осталась невысказанной. Кто умный — сам поймет, а дураку и скажи — все без толку.
Разомлев от сытной пищи, мы с трудом заставили себя попрощаться с радушным хозяином. Поблагодарив Здириха, выслушав кучу пожеланий и напутствий, мы полетели в людское поселение — заканчивать знакомство с местным населением.
Знакомство с деревенькой началось для меня не очень приятно. Лихо соскочив с метлы, я едва не растянулся, угодив в лепешку, заботливо приготовленную к моему появлению какой-то из местных коров.
Под дружный хохот Троих-из-Тени и вежливое молчание Кэт, сделавшей вид, будто ничего не заметила, я вытер ноги пучком травы и побрел меж дворов.
Крытые соломой хибарки, покосившиеся изгороди и тощие, гавкучие шавки — типичная панорама затерянного в глубинке хутора.
Среди однообразного убожества жилищ выделяются два строения. Первое — принадлежащее, по всей видимости, местному старейшине — этакий укрупненный вариант тех же хибар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50