Парившие в воздухе города рухнули вниз, раздавив все, что находилось в тот момент под ними. Подводные города затонули, а вместе с этими океанскими чудесами и все их свободные обитатели. Пострадали даже те места, которые не были раздавлены или затоплены, поскольку весь магический транспорт, вся система водоснабжения и канализации, работавшие благодаря магии, доставка продовольствия и промышленных товаров, короче говоря, все моментально оказалось парализовано. В тех частях мира, которые лежали во тьме, внезапное исчезновение света казалось всеобъемлющим и ужасным. Повсюду резкая остановка промышленных предприятий, транспорта, развлекательных учреждений — всей цивилизации — знаменовала собой гибель того мира, каким он всегда был.
В Уорренах ситуация была немного лучше, по крайней мере какое-то время. Щиты Драконов работали в обратном направлении, защищая Уоррены, которые должны были стать мишенью всей разрушительной мощи Драконов. Однако им не удалось пережить всеобщую остановку действия драконовской магии. Когда вихри рево вырвались на волю, они просто прекратили свое существование. Уоррены были под защитой соколиных щитов, однако на землю под ними эта защита не распространялась. Поэтому моря прошли под каждым Уорреном и окружили их со всех сторон. В считанные секунды Уоррены превратились в плавающие пузыри посреди этих адских морей. Уоррены подводных городов, разрушенных магическими птицами, стали всплывать наверх. Их защищала магия Соколов. Те из Уорренов, что находились в немногочисленных уцелевших подводных городах, остались в ловушке под поверхностью моря. Их пробудившиеся ото сна жители оказались без запасов воды и пищи. Запасы воздуха таяли с каждой секундой. Жуткая беспросветная тьма последнего пристанища стала последним, что они увидели перед смертью.
Позднее выжившие часто шептались о том, что в тот день одна половина мира погибла, а другая изменилась. Их было немного, но цивилизованные народы забыли, как жить в неблагоприятных местах, а из тех многих, которые после вихрей рево не утратили человеческого облика, лишь некоторые доживут до конца первого года после разрушений, нанесенных Войной Колдунов.
Фареган ушел с собрания в состоянии сильного возбуждения. Он не пошел вместе с Драконами наблюдать за уничтожением Уорренов — ему было совершенно неинтересно смотреть на то, что со стороны выглядит как возникновение пустоты. Вместо этого он отправился домой к своей любимой коллекции; к своим хорошеньким девочкам и мальчикам; некоторых их них он держал в подвешенном во времени состоянии в течение вот уже пятидесяти лет. Он решил выпустить их и поиграть с ними, пока будет ждать сообщения о том, что Уорренов больше не существует.
Пустое место в центре его коллекции словно насмехалось над ним; он так еще и не заполучил Джесс. Он никогда ее не получит. Но Джесс не достанется и никому другому. Фареган чувствовал себя удовлетворенным, словно ему удалось завершить какое-то сложное и достойное дело. Как будто, дав обещание уничтожить ее и то, что для нее было важно, он одержал победу в длительной, трудной игре.
А такая игра заслуживает вознаграждения.
Возможно, уничтожение его обожаемой коллекции. Он потом может создать новую, которую не будет портить пустое место посередине.
Да. Он разобьет их всех, по одному или, может быть, парами — по крайней мере самых маленьких и слабых.
Он потянулся к милой малышке Джерри, которая почти на протяжении пятидесяти лет оставалась девятилетней, которую он сотни раз лечил от смертельных ран, и прошептал:
— Сегодня мы наконец закончим нашу игру, дорогая.
А затем услышал рев.
Фареган взмахнул рукой и пробормотал: «Открыть окна!», и его заклинание превратило стены в окна.
С трех сторон он увидел синее небо и невыразимо красивое море, а вдалеке — смутные очертания Нижнего Города; внизу по небу бежали легкие облака.
А с четвертой…
Фареган закричал, увидев колоссальных размеров огненный столб, который заслонил небо и землю, а затем взорвался, разлетаясь во все стороны и поглощая весь мир. У него было время лишь на один этот короткий крик, и затем огонь окутал и его. Боль начала пожирать Фарегана и безжалостно рвать его на куски. Обезображенный, он рухнул на землю, даже несмотря на то что вся магия вокруг прекратила свое действие. Его куклы, его игрушки, вырвались из заточения, в котором он их так долго держал. Они бросились к нему — но уничтожившее его ревущее пламя рево поглотило и их.
Дела становились все хуже и хуже, когда подача основанной на магии энергии в Эл Артис Травиа прекратилась. Со скрежетом крошащегося известняка город рухнул вниз, в море, и оно поглотило город со всеми его жителями.
Фареган осознал. Осознал, кто он есть, что он есть, свою смерть, визжащий ужас каждой души, смешавшейся с его. И в этот момент понял, что души, которыми он так долго играл, осознали его присутствие.
Только теперь каждая из них была равной его душе по размеру и силе. А все вместе они пересиливали своей яростью.
Люди создают свой собственный ад. У Фарегана будет предостаточно времени, чтобы сожалеть обо всех приложенных им усилиях в создании своего.
Глава 27
Ничего не осталось от Эл Артиса и от величественного острова Главия, на котором некогда располагался Драгоценный Камень Времени, напоминавший алмаз в изумрудной оправе. Кольцо, распространившееся из центра острова, поглотило его целиком, а на его месте не осталось ничего, кроме жалкого Уоррена, торчавшего в центре моря проклятых сердец.
Магия всего за полчаса породила настоящие моря, и она же отправила вихри рево по поверхности целой планеты. Всего за полдня эти вихри промчались по всему океанскому дну. Такой небольшой отрезок времени, такой незначительный по сравнению с жизнью всего Матрина. В самом начале своего существования Матрин был одним миром, а когда он оказался на волосок от гибели — совсем другим.
В ужасающей тишине, воцарившейся сразу же после безумной бури рево, двадцать семь морей душ взывали к богам с просьбой о мщении. Но даже если боги и слышали их, они все же не соизволили ответить. Или, возможно, это потому, что они приложили слишком много усилий, пытаясь спасти что-нибудь прекрасное в том мире, который когда-то любили, и их силы иссякли. Интересно, устают ли когда-нибудь боги?
Что же делали боги, пока их мир и поклонявшиеся им люди неумолимо приближались к концу своего земного существования?
На развалинах Кахрима, что в Инджарвале, недалеко от того места, где вихрь с запада и вихрь с востока, неожиданно толкнувшись, поглотили друг друга, на земле лежали какие-то на вид безжизненные существа. Постепенно они начали пробуждаться и задвигались по чудом сохранившимся улицам. Обросшие мехом, с массивными телами, гибкими ушами и подвижными лицами, они не были похожи на трансформированных магией людей. Они обладали странной красотой, этакой звериной грациозностью, не имеющей, правда, ничего общего с человеческой, что, впрочем, совсем их не портило. Они пытались говорить друг с другом на языке, который был доступен их пониманию, однако их новые артикуляционные органы не позволяли издавать прежние, когда-то привычные им звуки. Они искали пищу, однако выяснилось, что их новые желудки уже не воспринимают то, что легко переваривали раньше. Они могли общаться друг с другом, хотя это было достаточно затруднительно.
Впрочем, это было не важно. Они жили, они выжили, и если их и печалило то, что они больше не были людьми, их новые тела все-таки вполне сносно функционировали. Они обладали чувствами, ранее неведомыми людям, они… вселяли некую смутную надежду.
Далеко к северу, на месте некогда великолепного города и удивительной красоты озера появилось бурное море. А среди нагроможденных по периметру крутых холмов, все еще дымившихся от создавших их заклинаний огромной, сокрушительной силы, рыдая, жались друг к другу существа с черной как ночь кожей, блестящей подобно драгоценным камням, и похожими на перья волосами. Затем, поняв, что кошмар наконец-то закончился и они остались в живых, они отодвинулись в стороны, пытаясь определить, кто из выживших их родственники, кто друзья, а кто враги.
На западе, там, где цепь островов протянулась от Манаркаса до Арима, поднявшись над несметным количеством погибших, несколько оставшихся в живых существ пошевелили когтистыми пальцами, любуясь гладким полосатым мехом, и почувствовали, что в уголках рта у них выросли острые клыки. Все еще способные передвигаться на двух ногах, однако обладающие при этом достаточно гибким телом, чтобы преследовать добычу на четырех конечностях, они скалились друг другу и пытались обмениваться словами, похожими на кашель. Они уже начали охотиться на тех, кому по воле богов не посчастливилось стать красивыми и подвижными.
По всему миру, в десяти тысячах различных форм пережившие катастрофу существа двинулись прочь от городов, которые уже больше не могли служить им домом. Они отправились прочь из городов в поисках добычи, самца или самки, в поисках товарищей и соплеменников. По божьему провидению им удалось найти подобных себе. Это служило вернейшим подтверждением тому, что они были заинтересованы в походе, потому что само по себе рево — это хаотичная сила, производящая огромные изменения наугад и в конечном итоге редко оставляющая жизнеспособных существ, которые не смогут размножаться на пригодных для жизни территориях.
Среди безумия вырвавшейся на волю магии боги сделали свой ход в игре в кости. Миллионы людей погибли, миллионы трансформировались навсегда, миллионы остались прежними в мире, который внезапно стал для них враждебным во всех отношениях.
Ход был сделан. Пришло время новой игры.
Жизнь пошла своим чередом.
Свет проник через одну пустоту, затем нежно скользнул в другую — к крошечным искоркам сознания, которые каким-то удачным образом нашли друг друга. Испуганный случившимся, Луэркас не имел ни малейшего представления о том, где он находится или как можно найти дорогу к Зеркалу Душ, а затем выбраться туда, где есть тепло, свет и различные цвета. Он неожиданно понял, что больше не одинок. И с этой другой душой — душой Меллейн, которая нашла способ привыкнуть к ужасному одиночеству, обнаружил, что может находить местоположение других крошечных искорок мысли. Мысли его людей.
Он вызвал их — собрал первое совещание Звездного Совета.
Пять лет, подумал он, они будут двигаться к нему. Пять. А может быть, целых десять. Если необходимо ждать десять лет, он будет ждать. Видимо, он здесь уже несколько месяцев.
Рейт, окруженный холодной темной вечностью, ощутил резкую обжигающую боль, и в его душу проник крик предсмертной агонии, который никак не хотел покидать его. Он сотрясал Рейта так долго, что тот даже подумал, что крик разорвет его на куски.
В этом крике он увидел лицо Матрина, словно тот стоял прямо в сердце вихря рево, словно плыл вместе со всеми потерянными душами в волнах каждого из двадцати семи морей, в которых не было ни капли воды. Рейту казалось, словно он снова очутился в Уоррене среди уорренцев, но сейчас попал в ловушку, из которой невозможно выбраться, если только кто-нибудь не придет ему на помощь. Водор Имриш показал ему все, все сразу, чтобы его душа испытала все ужасы мира через глаза и сердце бога. Рейт перестал быть одним из испытывающих нестерпимые мучения, умирающих, раненых, попавших в западню. На какое-то короткое мгновение он стал ими всеми, и это оказалось страшной мукой. Там, где у него не было тела, где он не должен был испытывать никакой боли, палец Водора Имриша поставил на Рейте метку воспоминаний о страданиях мира, а затем, когда Рейт понял наверняка, что сойдет с ума от безумной боли, бог оттолкнул его. Рейт рванулся к свету через липкие нити шелка. Рванулся в рассвет, встающий над морем, представлявшим собой идеально ровный круг, словно проведенный чертежным циркулем.
Рядом с ним рыдала Джесс.
Патр, стоявший напротив нее, рыдал. Рейт понял, что сам тоже рыдает.
— Это гибель мира, — всхлипывая, повторял Патр. — Гибель мира.
Джесс отвернулась, но Рейт, повернув ее, притянул к себе и обнял. Оба потянулись к Патру и обняли его.
Трое выживших парили в небе, когда миру пришел конец.
Через некоторое время Рейт отдышался, и они с Джесс и Патром разомкнули объятия.
Солнце согрело кожу Рейта, а ветер высушил его слезы.
— У нас еще не все потеряно, — наконец проговорил он. — Мы живы, а значит, можем трудиться. Мы соберем всех этих людей и отправим их домой.
— Мир погиб, — возразил ему Патр. — Ты видел, как он умирал. Ты это чувствовал.
— Не весь мир, — сказал Рейт.
Вот что имел в виду Соландер, когда дал ему тексты Пророчеств, подумал Рейт. И процитировал:
— От смертных судорог Драконов истинный народ будет рассеян по всему миру. На него будут охотиться волки и медведи, жадные до их крови, алчно стремящиеся уничтожить их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
В Уорренах ситуация была немного лучше, по крайней мере какое-то время. Щиты Драконов работали в обратном направлении, защищая Уоррены, которые должны были стать мишенью всей разрушительной мощи Драконов. Однако им не удалось пережить всеобщую остановку действия драконовской магии. Когда вихри рево вырвались на волю, они просто прекратили свое существование. Уоррены были под защитой соколиных щитов, однако на землю под ними эта защита не распространялась. Поэтому моря прошли под каждым Уорреном и окружили их со всех сторон. В считанные секунды Уоррены превратились в плавающие пузыри посреди этих адских морей. Уоррены подводных городов, разрушенных магическими птицами, стали всплывать наверх. Их защищала магия Соколов. Те из Уорренов, что находились в немногочисленных уцелевших подводных городах, остались в ловушке под поверхностью моря. Их пробудившиеся ото сна жители оказались без запасов воды и пищи. Запасы воздуха таяли с каждой секундой. Жуткая беспросветная тьма последнего пристанища стала последним, что они увидели перед смертью.
Позднее выжившие часто шептались о том, что в тот день одна половина мира погибла, а другая изменилась. Их было немного, но цивилизованные народы забыли, как жить в неблагоприятных местах, а из тех многих, которые после вихрей рево не утратили человеческого облика, лишь некоторые доживут до конца первого года после разрушений, нанесенных Войной Колдунов.
Фареган ушел с собрания в состоянии сильного возбуждения. Он не пошел вместе с Драконами наблюдать за уничтожением Уорренов — ему было совершенно неинтересно смотреть на то, что со стороны выглядит как возникновение пустоты. Вместо этого он отправился домой к своей любимой коллекции; к своим хорошеньким девочкам и мальчикам; некоторых их них он держал в подвешенном во времени состоянии в течение вот уже пятидесяти лет. Он решил выпустить их и поиграть с ними, пока будет ждать сообщения о том, что Уорренов больше не существует.
Пустое место в центре его коллекции словно насмехалось над ним; он так еще и не заполучил Джесс. Он никогда ее не получит. Но Джесс не достанется и никому другому. Фареган чувствовал себя удовлетворенным, словно ему удалось завершить какое-то сложное и достойное дело. Как будто, дав обещание уничтожить ее и то, что для нее было важно, он одержал победу в длительной, трудной игре.
А такая игра заслуживает вознаграждения.
Возможно, уничтожение его обожаемой коллекции. Он потом может создать новую, которую не будет портить пустое место посередине.
Да. Он разобьет их всех, по одному или, может быть, парами — по крайней мере самых маленьких и слабых.
Он потянулся к милой малышке Джерри, которая почти на протяжении пятидесяти лет оставалась девятилетней, которую он сотни раз лечил от смертельных ран, и прошептал:
— Сегодня мы наконец закончим нашу игру, дорогая.
А затем услышал рев.
Фареган взмахнул рукой и пробормотал: «Открыть окна!», и его заклинание превратило стены в окна.
С трех сторон он увидел синее небо и невыразимо красивое море, а вдалеке — смутные очертания Нижнего Города; внизу по небу бежали легкие облака.
А с четвертой…
Фареган закричал, увидев колоссальных размеров огненный столб, который заслонил небо и землю, а затем взорвался, разлетаясь во все стороны и поглощая весь мир. У него было время лишь на один этот короткий крик, и затем огонь окутал и его. Боль начала пожирать Фарегана и безжалостно рвать его на куски. Обезображенный, он рухнул на землю, даже несмотря на то что вся магия вокруг прекратила свое действие. Его куклы, его игрушки, вырвались из заточения, в котором он их так долго держал. Они бросились к нему — но уничтожившее его ревущее пламя рево поглотило и их.
Дела становились все хуже и хуже, когда подача основанной на магии энергии в Эл Артис Травиа прекратилась. Со скрежетом крошащегося известняка город рухнул вниз, в море, и оно поглотило город со всеми его жителями.
Фареган осознал. Осознал, кто он есть, что он есть, свою смерть, визжащий ужас каждой души, смешавшейся с его. И в этот момент понял, что души, которыми он так долго играл, осознали его присутствие.
Только теперь каждая из них была равной его душе по размеру и силе. А все вместе они пересиливали своей яростью.
Люди создают свой собственный ад. У Фарегана будет предостаточно времени, чтобы сожалеть обо всех приложенных им усилиях в создании своего.
Глава 27
Ничего не осталось от Эл Артиса и от величественного острова Главия, на котором некогда располагался Драгоценный Камень Времени, напоминавший алмаз в изумрудной оправе. Кольцо, распространившееся из центра острова, поглотило его целиком, а на его месте не осталось ничего, кроме жалкого Уоррена, торчавшего в центре моря проклятых сердец.
Магия всего за полчаса породила настоящие моря, и она же отправила вихри рево по поверхности целой планеты. Всего за полдня эти вихри промчались по всему океанскому дну. Такой небольшой отрезок времени, такой незначительный по сравнению с жизнью всего Матрина. В самом начале своего существования Матрин был одним миром, а когда он оказался на волосок от гибели — совсем другим.
В ужасающей тишине, воцарившейся сразу же после безумной бури рево, двадцать семь морей душ взывали к богам с просьбой о мщении. Но даже если боги и слышали их, они все же не соизволили ответить. Или, возможно, это потому, что они приложили слишком много усилий, пытаясь спасти что-нибудь прекрасное в том мире, который когда-то любили, и их силы иссякли. Интересно, устают ли когда-нибудь боги?
Что же делали боги, пока их мир и поклонявшиеся им люди неумолимо приближались к концу своего земного существования?
На развалинах Кахрима, что в Инджарвале, недалеко от того места, где вихрь с запада и вихрь с востока, неожиданно толкнувшись, поглотили друг друга, на земле лежали какие-то на вид безжизненные существа. Постепенно они начали пробуждаться и задвигались по чудом сохранившимся улицам. Обросшие мехом, с массивными телами, гибкими ушами и подвижными лицами, они не были похожи на трансформированных магией людей. Они обладали странной красотой, этакой звериной грациозностью, не имеющей, правда, ничего общего с человеческой, что, впрочем, совсем их не портило. Они пытались говорить друг с другом на языке, который был доступен их пониманию, однако их новые артикуляционные органы не позволяли издавать прежние, когда-то привычные им звуки. Они искали пищу, однако выяснилось, что их новые желудки уже не воспринимают то, что легко переваривали раньше. Они могли общаться друг с другом, хотя это было достаточно затруднительно.
Впрочем, это было не важно. Они жили, они выжили, и если их и печалило то, что они больше не были людьми, их новые тела все-таки вполне сносно функционировали. Они обладали чувствами, ранее неведомыми людям, они… вселяли некую смутную надежду.
Далеко к северу, на месте некогда великолепного города и удивительной красоты озера появилось бурное море. А среди нагроможденных по периметру крутых холмов, все еще дымившихся от создавших их заклинаний огромной, сокрушительной силы, рыдая, жались друг к другу существа с черной как ночь кожей, блестящей подобно драгоценным камням, и похожими на перья волосами. Затем, поняв, что кошмар наконец-то закончился и они остались в живых, они отодвинулись в стороны, пытаясь определить, кто из выживших их родственники, кто друзья, а кто враги.
На западе, там, где цепь островов протянулась от Манаркаса до Арима, поднявшись над несметным количеством погибших, несколько оставшихся в живых существ пошевелили когтистыми пальцами, любуясь гладким полосатым мехом, и почувствовали, что в уголках рта у них выросли острые клыки. Все еще способные передвигаться на двух ногах, однако обладающие при этом достаточно гибким телом, чтобы преследовать добычу на четырех конечностях, они скалились друг другу и пытались обмениваться словами, похожими на кашель. Они уже начали охотиться на тех, кому по воле богов не посчастливилось стать красивыми и подвижными.
По всему миру, в десяти тысячах различных форм пережившие катастрофу существа двинулись прочь от городов, которые уже больше не могли служить им домом. Они отправились прочь из городов в поисках добычи, самца или самки, в поисках товарищей и соплеменников. По божьему провидению им удалось найти подобных себе. Это служило вернейшим подтверждением тому, что они были заинтересованы в походе, потому что само по себе рево — это хаотичная сила, производящая огромные изменения наугад и в конечном итоге редко оставляющая жизнеспособных существ, которые не смогут размножаться на пригодных для жизни территориях.
Среди безумия вырвавшейся на волю магии боги сделали свой ход в игре в кости. Миллионы людей погибли, миллионы трансформировались навсегда, миллионы остались прежними в мире, который внезапно стал для них враждебным во всех отношениях.
Ход был сделан. Пришло время новой игры.
Жизнь пошла своим чередом.
Свет проник через одну пустоту, затем нежно скользнул в другую — к крошечным искоркам сознания, которые каким-то удачным образом нашли друг друга. Испуганный случившимся, Луэркас не имел ни малейшего представления о том, где он находится или как можно найти дорогу к Зеркалу Душ, а затем выбраться туда, где есть тепло, свет и различные цвета. Он неожиданно понял, что больше не одинок. И с этой другой душой — душой Меллейн, которая нашла способ привыкнуть к ужасному одиночеству, обнаружил, что может находить местоположение других крошечных искорок мысли. Мысли его людей.
Он вызвал их — собрал первое совещание Звездного Совета.
Пять лет, подумал он, они будут двигаться к нему. Пять. А может быть, целых десять. Если необходимо ждать десять лет, он будет ждать. Видимо, он здесь уже несколько месяцев.
Рейт, окруженный холодной темной вечностью, ощутил резкую обжигающую боль, и в его душу проник крик предсмертной агонии, который никак не хотел покидать его. Он сотрясал Рейта так долго, что тот даже подумал, что крик разорвет его на куски.
В этом крике он увидел лицо Матрина, словно тот стоял прямо в сердце вихря рево, словно плыл вместе со всеми потерянными душами в волнах каждого из двадцати семи морей, в которых не было ни капли воды. Рейту казалось, словно он снова очутился в Уоррене среди уорренцев, но сейчас попал в ловушку, из которой невозможно выбраться, если только кто-нибудь не придет ему на помощь. Водор Имриш показал ему все, все сразу, чтобы его душа испытала все ужасы мира через глаза и сердце бога. Рейт перестал быть одним из испытывающих нестерпимые мучения, умирающих, раненых, попавших в западню. На какое-то короткое мгновение он стал ими всеми, и это оказалось страшной мукой. Там, где у него не было тела, где он не должен был испытывать никакой боли, палец Водора Имриша поставил на Рейте метку воспоминаний о страданиях мира, а затем, когда Рейт понял наверняка, что сойдет с ума от безумной боли, бог оттолкнул его. Рейт рванулся к свету через липкие нити шелка. Рванулся в рассвет, встающий над морем, представлявшим собой идеально ровный круг, словно проведенный чертежным циркулем.
Рядом с ним рыдала Джесс.
Патр, стоявший напротив нее, рыдал. Рейт понял, что сам тоже рыдает.
— Это гибель мира, — всхлипывая, повторял Патр. — Гибель мира.
Джесс отвернулась, но Рейт, повернув ее, притянул к себе и обнял. Оба потянулись к Патру и обняли его.
Трое выживших парили в небе, когда миру пришел конец.
Через некоторое время Рейт отдышался, и они с Джесс и Патром разомкнули объятия.
Солнце согрело кожу Рейта, а ветер высушил его слезы.
— У нас еще не все потеряно, — наконец проговорил он. — Мы живы, а значит, можем трудиться. Мы соберем всех этих людей и отправим их домой.
— Мир погиб, — возразил ему Патр. — Ты видел, как он умирал. Ты это чувствовал.
— Не весь мир, — сказал Рейт.
Вот что имел в виду Соландер, когда дал ему тексты Пророчеств, подумал Рейт. И процитировал:
— От смертных судорог Драконов истинный народ будет рассеян по всему миру. На него будут охотиться волки и медведи, жадные до их крови, алчно стремящиеся уничтожить их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73