— Потише, старина. Я временно отстранен отдел, ты сейчас тоже не в почете, и меньше всего нам нужно, чтобы кто-нибудь подумал, что у нас какой-то личный повод для радости.
— Тест подтвердил, что моя супруга беременна! — выпалил Дафрил, и все вокруг — те, кто исподтишка наблюдал за ними, одновременно с любопытством и осторожностью — понимающе улыбнулись и вернулись к своей еде и напиткам.
Луэркас нахмурился и перешел на шепот:
— Твоя супруга?Когда, черт возьми, ты успел обзавестись таковой?
— Беременна, — радостно заявил Дафрил. И, понизив голос, добавил: — Мы собираемся назвать ребенка Зеркало Душ.
В одно мгновение все напряжение, беспокойство и страх, что терзали его в последнее время, покинули Луэркаса, и он улыбнулся так широко, что чуть было не проглотил собственные уши.
— Значит… тест сработал? Дафрил улыбнулся.
— Как магия. У нас сейчас есть… ну… ты сам знаешь. Все прошло просто отлично — такой замечательной работы я за всю жизнь не видел. Хотя ты мне, наверно, и не поверишь…
— Ты заслужил право злорадствовать. — На мгновение Луэркас задумался. — Ты… разговаривал с… — Он умолк, не в состоянии придумать, как бы это получше сказать. — Бесплотной душой, заключенной в Зеркале?
— Мы с ней отлично побеседовали. Она несказанно рада. Только попросила, чтобы к ее… возвращению мы позаботились, чтобы она стала еще красивее. — Он усмехнулся. — Мы могли бы отправить ее в тело пропахших рыбой и водорослями рыбаков, и, честное слово, она была бы счастлива.
Луэркас на мгновение задумался, затем улыбнулся.
— Ах. Наш доброволец — это Меллейн, да?
— Угадал. Я подумал, что она согласится; это же замечательная возможность — избавиться от ужасного жира, который она всю жизнь таскала на себе, ожидая, пока кто-нибудь придумает заклинание, которое наконец избавит ее от уродства.
— Она ухватилась за эту возможность.
— Еще бы. Вот и пусть побудет красавицей. Уверен, мы сможем найти для нее «предательницу» и сделаем так, чтобы девушка потерялась на пути в Уоррен.
— Так когда у нас запланировано обращение?
Дафрил улыбнулся, но не ответил. Вместо этого он поприветствовал слуг, которые принесли его еду, и принялся есть и пить, всем своим видом изображая восторг.
Он был крайне любезен с последним слугой, который принес ему крошечное пирожное, такое воздушное и красивое, даже было обидно его есть.
Если бы он и его несуществующая супруга на самом деле ожидали ребенка, по традиции он должен был разломать это пирожное напополам и затем съесть его за здоровье и благополучие своей драгоценной супруги. Эта традиция зародилась в те времена, когда мужчины надеялись обмануть богов, уничтожая ненастоящих детей, отчаянно молясь о том, чтобы таким образом отвести внимание богов от настоящих младенцев, которые должны были жить. Боги были давно забыты — по крайней мере те, которые обладали чувством благопристойности, с горечью подумал Луэркас, но традиция осталась.
Но Дафрил хорошо играл роль. Он разломал пирожное, засунул куски в рот, махнув рукой на свое достоинство, и запил ужасно дорогим феррузом. Затем поднял руку и провозгласил:
— За ребенка!
Сидевшие вокруг люди тоже подняли руки, повторили: «За ребенка!» и стукнули по столу, подобно своим примитивным, суеверным предкам. Луэркас поучаствовал в ритуале вместе с ними; его позабавило, что он в действительности пожелал удачи его с Дафрилом ребенку — Зеркалу Душ — и своему собственному вознесению на должность бога Империи Харс.
Когда окружающие вернулись к своим тарелкам и своим разговорам, Дафрил сказал:
— Мы ищем для него хорошее тело. Хотим подождать несколько дней — эта штука сожрала невероятное количество энергии. Мы пропустили прибор через главную сеть энергопередач; все будет выглядеть так, словно в некоторых частях города произошла кратковременная утечка энергии. Но я хочу, чтобы, когда мы ее вытянем, нас соединили через другой район, просто чтобы удостовериться, что нас не заподозрили в краже.
— Разумно. — Луэркас съел ложку салата и принялся задумчиво жевать. — Проследи, чтобы он всегда был подсоединен к сети, просто на всякий случай.
Дафрил, не успев донести до рта палочки с уитлингом, замер и нахмурился.
— Зачем? Из моих источников мне стало известно, что Драконы нанесут свой первый удар как минимум через две недели. Они усердно трудятся, однако подобные вещи, как правило, натыкаются на бюрократические препоны; вечно кто-то беспокоится о безопасности… и так далее. Скорее всего их атака на Уоррены и последующее уничтожение мятежников начнутся не меньше чем через месяц.
— Мне все это прекрасно известно, — сказал Луэркас. — У меня тоже есть компетентные источники информации. Но я… нервничаю. Пока еще не удалось обнаружить никаких признаков бунтовщиков. Абсолютно ничего. Ни куда они отправились, ни донесений от преданных Империи людей. Если бунтовщики нанесут удар первыми, нам придется действовать быстро.
— Хочешь знать мое мнение? — спросил Дафрил с набитым ртом.
Вообще-то Луэркас не хотел ничего знать. Но из необходимости быть вежливым с полезным помощником сказал:
— Конечно.
— Я думаю, мятежники исчезли, потому что их бог Водор Имриш забрал их в следующий мир. Их невозможно нигде найти, потому что их нигде нет.
Луэркас пожал плечами.
— Возможно, ты прав. Но нам нужно действовать так, будто они где-то поблизости и могут причинить нам вред или по крайней мере попытаются это сделать.
— Для меня никаких проблем. Я позабочусь о том, чтобы все находилось в состоянии готовности. Но сомневаюсь, что в этом есть необходимость. Когда мы все передвинем и установим на место, предполагаю, что мы расставим всех по местам и проведем эксперимент максимум через два часа с момента оповещения, даже если мы не присоединены к источнику.
Два часа казалось Луэркасу слишком долгим сроком.
— Даже представить себе не мог, что ты уже нашел для нас постоянный дом, — сказал Луэркас. Он не оценил эту самостоятельность Дафрила. — Где это находится?
— Мы перевели его на материк. На Главии больше нет пустошей. Я спрятал его в защищенном храме подальше от моря рядом с Фрейрс-Сити. Храмовые служки поклялись своими душами защищать его, и я связал их магией. Полагаю, нам нужно, чтобы это было где-то, где никто не станет беспокоить нас в течение нескольких недель, пока мы будем ждать, когда все развалится на куски.
Луэркас улыбнулся.
— Молодец. Я бы никогда не додумался дать Зеркалу его собственный орден жрецов. Как ты убедил их взять его?
— Очень просто. Меллейн в ее нынешней форме может сделаться похожей на что угодно и на кого угодно, когда ее вызовут говорить. Поэтому она сделалась похожей на их бога. Они в полной уверенности, что укрывают личность своего божества — что это для них величайший почет. Они такие симпатичные, большинство из них. Полагаю, мы можем использовать их в качестве тел для замещения, когда вернемся.
Луэркас оперся на локоть и покачал головой. Он на мгновение умолк, переполненный неподдельным восхищением.
— О боги, Дафрил, — наконец сказал он. — Ты меня просто поражаешь. Какая великолепная идея.
Было видно, что Дафрил польщен этой похвалой.
— Пока мы во время нашего ожидания будем время от времени говорить с ними из Зеркала, нужно сделать так, чтобы не прекращался поток новообращенных. И нечего волноваться о том, что жрецы превратятся в старых развалин, если нам придется застрять здесь надолго.
— Никаких проблем, — усмехнулся Луэркас. — Значит, все на месте. Полагаю, я сегодня слетаю, чтобы взглянуть на… бога. Позаботься о том, чтобы я хорошо знал дорогу, если придется добираться туда в спешке. — Он доел свой салат. — А вообще ты проделал замечательную работу, Дафрил. Просто отличную. Тебе следовало бы уже давно стать Магистром. Для этого у тебя есть хитрость и невинное выражение лица — и блестящие способности, куда более выдающиеся, чем думают люди.

* * *
По телу Рейта пробежал холодок, и он пробудился от глубокого сна. Вокруг было темно, и в этот момент он понял — время пришло. Время собирать всех, кто должен лететь выполнять их план, время прощаться с остальными, возможно, навсегда. Время найти слова, которые он скажет, когда волшебники перехватят вечерние новости, когда настанет пора сообщить всем, что они сделали и почему, и как люди должны покинуть свои дома и свои миры, чтобы сохранить свои жизни.
Время найти слова, которые заставят их понять, что он делает правильное, хорошее дело. Но Рейт не сумел найти слова, чтобы убедить даже себя. Он уничтожает нечто такое, чему три тысячи лет, нечто до невозможности красивое. Прекрасные города, где так спокойно, где в довольстве и сытости — а кое-кто и в богатстве — живет столько людей, — и он вместо этого предлагает… что? Некоторым жизни и сохранение собственных душ. А остальным?
Он мог лежать здесь в кровати и притворяться, что не знает, что время пришло. И в таком случае сможет перед всеми извиниться — сказать, что «Тайные Тексты» были написаны им в лихорадочном бреду, а сейчас-де он поправился. И очень сожалеет. Ему больше никогда не представится возможность освободить уорренцев. Эта ноша спадет с его плеч. Возможно, когда-нибудь кто-то другой сможет поднять и пронести это бремя. Нет, не стоит никому говорить, что он вспомнил, что написал тогда в «Тайных Текстах» — каждое слово будто врезалось ему в мозг. Что он знал наверняка — Соландер использовал всю имевшуюся у него энергию, чтобы добраться до Рейта с той стороны смерти, рассказать ему все, что он мог знать и понимать о будущем, находясь за пределами всех миров. При желании Рейт мог сделать вид, что не заметил нужный момент, и тот бы канул в небытие подобно дождю, падающему на песок. В другой раз кто-нибудь еще спасет уорренцев. Может быть…
Но тогда никто не спасет этих уорренцев. Может, удастся спасти их детей или их внуков — но эти люди, попавшие в адскую западню, сделанную чужими руками, погибнут, и не просто на время, а навсегда. Они умрут во имя чего-то прекрасного, вот только цена… Не слишком ли она велика? Разве можно кого-то заставлять поступаться собственным бессмертием во благо кого-то другого?
Рейт поднялся с кровати. Он дрожал, словно его окунули в озеро и оставили лежать на льду. На своих плечах он нес вес целой Империи и жизни бесчисленных сотен миллионов. И в тот момент он понял, что бремя слишком велико для одного человека. Ну почему Соландер погиб, а он, Рейт, остался жить? Соландер наверняка смог бы направить свою магию правильным курсом. И еще он мечтал о том, чтобы этот двуглавый ужас выбора перешел от него в руки кого-то более сильного, более чистого, с более ясным взором. Рейту захотелось, чтобы к нему пришел Водор Имриш и сказал ему, что он должен выбрать, чтобы по крайней мере он был освобожден от ответственности… и вины.
Но Водор Имриш оставался безмолвным, и будущее — будущее Империи Харс Тикларим, с одной стороны, и будущее бесконечного потока безымянных, лишенных мечты и надежды Уорренов — с другой, на мгновение легло в его ладони. Он жил в обоих мирах и знал ад одного и небеса другого, и насколько сильно он ненавидел один, настолько любил другой. Но он не мог изменить ни один из них, не изменив навсегда и другой.
По щекам Рейта покатились слезы. Он сжал кулаки и безмолвно заплакал. Он плакал о людях, которых никогда не знал, и о тех, кого знал и кому не может помочь. И тогда он вышел из крошечного однокомнатного домика, где написал «Тайные Тексты», и с полным осознанием последствий, которые выпадут на долю других за его выбор, поднял Соколов и их группу поддержки и сказал, что они должны быстро погрузиться в аэрокары.
Пришло время.
Рейт был благодарен тьме, скрывавшей его залитое слезами лицо. Он ни с кем не хотел делиться своими сомнениями. Только не это. Если их тоже терзают сомнения, он посочувствует — но никогда не станет перекладывать на них вес собственного бремени. Рейт заработал свою вину и знал, что до конца жизни его будут преследовать последствия этого выбора, каковы бы они ни были.
Рядом с ним сидела Джесс, а напротив — Патр. Никто из них не проронил ни слова. Все трое не будут помогать Соколам в установке «заклинателей». Их работа начнется, когда они прибудут в Эл Артис, и Соколы прорвутся через защитный экран вечерних новостей. До тех пор они будут следовать капризам бога, если тот, конечно, явится им.
В темноте Рейт почувствовал, как в его ладонь скользнула маленькая, сильная, мозолистая рука. Джесс придвинулась поближе к нему. Рейт с благодарностью пожал ее руку и ждал. Наконец, когда пассажиры загрузились в последний из аэрокаров, вокруг них закрутился еле заметный вихрь с золотистыми краями. Беззвучно, бесшумно аэрокары поднялись в воздух и затем прошли сквозь нечто, что показалось Рейту сродни холодному шелку, сродни паутине, собравшей холодную, невероятно холодную росу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73