Следующий день ознаменует конец ее детства, согласно поддельным документам, и конец ее работы в Доме Артисов. Став взрослой, она останется без дела. Стольти не могли занимать оплачиваемые рабочие места — это было ниже их достоинства и общественного положения; будь она знатоком теоретической магии, она нашла бы место в правительстве, которое считалось основной сферой стольти. Но Джесс ненавидела обязательную математику и не имела склонности к поэтическому прочтению заклинаний. Поэтому правительство отпадает. Она могла начать свое дело, занявшись предпринимательством, — так делали многие стольти, чтобы увеличить благосостояние своих семей. Стипендия Артисов плюс инвестиции, которые сделал Соландер и перевел на ее имя, помогут в этом. Она могла жить в Доме Артисов сколько захочет. Но что делать со своими увлечениями?
Джесс нравились живопись, музыка, танцы. Она могла вступить в какой-нибудь ковил и проводить время с другими стольти, которые любили то же самое. Может, там она найдет себе занятие.
— Они красивы, не так ли?
Джесс вздрогнула, обернулась и увидела седого мужчину, который улыбался ей с выражением легкого удовольствия на лице.
— Красивы? — переспросила она и поняла, что незнакомец имеет в виду экспозиции. — О, звездный пруд и звездные сады. Они прелестны. Гораздо более впечатляющи, чем наши. Кометы особенно интересны.
Она отвернулась от него, надеясь, что непродолжительный обмен репликами удовлетворил его желание поговорить. Мужчина ей не нравился, хотя она не знала почему.
Но он не отошел, а вместо этого продолжил:
— Вы мне кажетесь очень знакомой. Мне кажется, я где-то видел вас раньше.
Она рассмотрела его и покачала головой.
— Не думаю, что мы знакомы.
— Тогда давайте познакомимся сейчас. Пойдемте в Ха-Верлингетта, и я вас чем-нибудь угощу. Вы очаровательная молодая женщина.
Джесс сдержала дрожь и выдавила улыбку. От этого мужчины по спине ее побежали мурашки.
— Вообще-то я всего лишь ребенок, — сказала она, сумев вложить в эту фразу нотку извинения. — Боюсь, я не могу принять ваше любезное предложение.
— Ребенок? — нахмурился он.
Джесс достала медальон и показала ему. Он блестел — доказательство того, что она все еще под защитой Закона Детства.
Мужчина отступил назад, кивнул и сказал:
— Примите мои извинения. Вы выглядите значительно старше своего возраста.
Это была явная ложь. Она выглядела значительно моложе своего возраста и прекрасно знала это. Но Джесс просто кивнула и ответила:
— Ничего страшного.
Улыбаясь, она поклонилась и поспешила обратно в Дом Артисов. По дороге она пыталась понять, что же в этом мужчине вызывало в ней такой страх. И благодарила богов своего детства, что у нее все еще оставался спасительный медальон.
Прошли весна, лето, осень и зима. Снова наступила весна, и вот Рейт и Соландер уже осматривали новый театр в районе Нью-Бринч.
— Не верится, что год назад это был склад.
— Только не мне, — с улыбкой ответил Рейт. — Я проводил здесь каждый день. Поэтому без проблем верю этому.
— Театр прекрасен. Но вот они не выглядят удобными. Он показал на ряды кресел, которые тянулись практически до самого потолка.
— Они и не должны быть такими. В них хорошо сидеть ровно, а вот вздремнуть вряд ли получится.
— Ты по-прежнему не намерен угождать ковил-оссетам, верно?
Рейт покачал головой.
— Я не пытаюсь добиться их признания. Я хочу достучаться до людей.
Он замолчал, вспрыгнул на круглую сцену и сел на нее, свесив ноги.
— То, что я слышал о Джесс, правда?
— Смотря, что ты слышал.
— Я слышал, она вступила в ковил.
Соландер наморщил нос.
— Музыкальный Совет — там играют приятную музыку и говорят всем стольти, что им следует думать.
Он слегка хихикнул, но Рейт оставался серьезным.
— Почему она тратит время на это? Бесконечные заседания, споры о том, какая музыка подходит и должна быть принята как часть канона, а какая — недостойная, ограниченная и тошнотворная… — Рейт нахмурился и стукнул каблуком по сцене. — Она могла бы заняться чем-нибудь более стоящим.
Соландер запрыгнул на сцену, сел рядом с Рейтом и уставился на огромную темную пещеру кресел.
— Жуть, — сказал он и спустя мгновение добавил: — Считаешь, ей следует работать с тобой и Велин — быть здесь каждый день, руководить рабочими, планировать спектакли, пытаться придумать, как спасти уорренцев, какой бы ни была цена? Но она не этого хочет. Она не может видеть вас с Велин вместе, не хочет больше иметь никакого отношения к Уоррену… и чем ей, по-твоему, заняться? Она стольти; ей не положено устраиваться на работу. У нее нет особых талантов, чтобы заняться тем, чем ты или я, и, по-моему, дни кажутся ей похожими один на другой. Она не хочет связывать себя клятвой, я спрашивал, а ковил — это уже что-то.Джесс говорила об исследовательском ковиле, который ведет раскопки по всему миру, но следующие несколько лет они будут работать на развалинах к востоку от Стритийской Империи, поэтому я смог отговорить ее.
Он пожал плечами, словно стыдился самого себя.
— Я просто не хотел, чтобы она уехала так надолго.
Рейт лег на сцену, раздраженно вздохнув.
— Она с тобой, но против того, чтобы я был с Велин?
— Она со мной, — согласился Соландер. — Но она не любит меня — никогда не любила. Я для нее всего лишь временная пристань.
— Мне жаль, — спустя некоторое время продолжил Рейт. — Я искренне верил, что она перерастет свою влюбленность.
— Она любит тебя, — сказал Соландер.
Его голос звучал раздраженно, и Рейт с удивлением взглянул на него.
— Она всегда любила тебя. По крайней мере, признай это.
— Знаю. Но я не могу любить ее, — ответил Рейт. — Она напоминает мне о каждой неудаче, каждом потерянном друге, каждой смерти в Уоррене, которой я был причиной. Я смотрю на нее и вижу лишь тех, кому не удалось выбраться оттуда.
— Хорошо, что она не знает этого. Хорошо для меня, — начал Соландер после долгого молчания. — Если бы она знала, то была бы здесь, с тобой, в надежде, что если все уорренцы внезапно станут свободными, ты полюбишь ее.
Рейт выглядел озадаченным.
— И?..
— Не будь идиотом, Рейт. Тот факт, что она не любит меня, еще не значит, что я не люблю ее. Я получу лишь то, что она мне даст, но я не хочу терять это.
Прошло два дня с начала прослушивания актеров, когда Рейт наконец принял окончательное решение. Велин сидела, согнувшись, и рисовала декорации для третьего действия. Ее волосы закрывали лицо, руки были испачканы краской, а от изящного изгиба спины у Рейта моментально пересохло во рту.
Он сел рядом и какое-то время просто рассматривал ее, пытаясь подобрать слова, чтобы задать вопрос, который так долго не давал ему покоя. Наконец он выговорил:
— Велин!
Она посмотрела на него и улыбнулась. Он так любил эту улыбку.
— Ты сегодня все молчишь. Сомневаешься в успехе нашего предприятия?
— Не сомневаюсь, — ответил он. — Ни в пьесе, ни в театре. Но… да. Я много размышлял.
Велин засмеялась своим мягким мелодичным смехом и покачала головой с притворной серьезностью.
— Не увлекайся. Тебе это вредно.
— Ты права, — согласился он, — но я не могу остановиться.
Он взял ее руку и продолжил:
— Мы оба стремимся к одним и тем же целям. Хотим одного и того же от жизни — принести свободу людям в Уоррене, заставить задуматься, сделать Эл Артис лучше, чем он есть сейчас.
Ему показалось, что Велин выглядит озадаченной, и он решил, что говорит неправильно, не так, как надо.
— Мы подходим друг другу, Велин. И я люблю тебя. Я люблю в тебе все — то, как ты двигаешься, как говоришь, как не перестаешь удивлять меня рассказами о том, чего я никогда не слышал. Я бы провел с тобой целую вечность. Я бы провел с тобой целых две вечности, будь они у меня.
Велин засмеялась.
— Я тоже люблю тебя, Рейт. Ты же это прекрасно знаешь.
Он согласно кивнул.
— Я хочу предложить тебе соединиться клятвой, Велин. Я хочу предложить тебе себя. Я хочу быть твоей любовью, твоим спутником и другом всю оставшуюся жизнь и даже дольше, если наши клятвы окажутся неподвластны смерти.
Он буквально выпалил эти слова, надеясь увидеть на ее лице согласие, волнение, радость. Но вместо этого Велин улыбнулась, но ее улыбка была грустной.
— Я люблю тебя, Рейт. Разве этого недостаточно? Разве недостаточно нашей общей работы, наших ночей? Почему мы не можем радоваться этому и сохранить эту радость?
Он ничего не понял.
— Ты любишь меня. Ведь так?
— Всем сердцем. Всем телом. Всей душой. Я люблю тебя с нашей первой встречи.
— Тогда почему ты не говоришь, что желаешь вступить со мной в нутеваз?
То, что он теперь увидел в ее глазах, было еще хуже, чем уклончивость. Он увидел жалость, и у него похолодело внутри.
Она глубоко вздохнула и посмотрела на свои измазанные краской руки.
— Я стольти, — сказала она, не поднимая глаз. — Я не могу соединиться клятвой с чадри — даже если бы ты был богат, влиятелен и имел собственный дом в Эл Артисе.
Рейт посмотрел на нее, словно никогда раньше не видел.
— Подожди-ка. Я не совсем тебя понимаю. Ты любишь меня. Ты согласилась, что нам с тобой хорошо вместе. Но даже и не думаешь о том, чтобы соединиться со мной клятвой, потому что я не стольти? По закону ты не обязана выбирать кого-то из стольти, а если бы и была обязана это сделать, то по моим документам и идентификационным дискам я стольти.
— По документам ты стольти. Но ведь на самом деле это не так. Ты уорренец. Это даже хуже, чем если бы ты был парвоем. Если бы не твои поддельные бумаги, ты бы вообще не существовал… формально.
— Но ты любишь меня. Я люблю тебя. Мы могли бы провести вместе всю жизнь.
— Рейт. Члены семей из высшего общества не могут вступать в нутеваз с кем угодно.Клятвы вносят в отношения договорные обязательства, а договорные обязательства затрагивают финансовое состояние семьи. Они дают обеим сторонам право на дома и на другую собственность, накопленные деньги, предприятия, наследуемые места в правительстве.
Рейту не нравилось то, что он слышал. Но он хотел узнать все ее чудесные мысли, которые она хранила в себе эти годы.
— И ты думаешь, я возьму твои деньги? Попытаюсь украсть собственность, завещанную тебе бабушкой?
— Рейт, все закончится гораздо раньше. Я приду домой, расскажу отцу о том, что ты предложил соединиться клятвами, а он скажет: «Пусть его родители пришлют открывающие контракты. Мы договоримся о встрече, и специалисты оценят собственность каждого из нас». И тогда я скажу: «Вообще-то у Рейта нет родителей, как и собственности». Это будет концом разговора. А настоящий конец наступит, когда тебя отправят в шахты, потому что ты не тот, за кого себя выдаешь, и потому что ты все эти годы жил там, где не имеешь права находиться, и потому что ты пользовался гостеприимством дома.
Рейт немного успокоился. Он сидел и думал обо всем этом.
— То есть ты заботишься о моей безопасности. Если мы сообщим об этом твоим родителям, они…
Он закрыл глаза и широко улыбнулся, потому что его осенило.
— Подожди. Ты уже не в том возрасте, когда я должен спрашивать разрешения твоего отца. Мы могли бы просто поехать в Фальклерис и подать необходимые документы.
Но Велин не ответила улыбкой. Она отвела от Рейта взгляд, но он успел увидеть ту же самую уклончивость на ее лице.
— Могли бы. Но это не то, чего я хочу.
— Значит, ты не хочешь меня.
— Я хочу тебя. Но я также хочу получить благословение родителей. Я хочу спутника, который не боялся бы тщательной проверки своих документов или своего прошлого. Кого-то, кто не живет каждый день во лжи.
Она погладила его руку.
— Я тебя не упрекаю, Рейт. Ты не мог остаться в Уоррене, и ты очень много делаешь для своих людей. Но…
Она слегка сморщила нос.
— Твои люди — не мои люди. И если честно, я не хочу, чтобы они стали таковыми. Ты неповторим, но знать, что у меня обязательства не только перед тобой, но и перед теми… теми существами в Уоррене…
Ее голос оборвался. Велин отвернулась от него и закрыла глаза. Рейт съежился от отвращения, которое увидел на ее лице.
— Велин. Я тебя совсем не понимаю. Вернее, начинаю понимать, но… ты работаешь со мной, чтобы помочь освободить тех существ из рабства, из долгого плена. Если они не имеют для тебя значения, почему ты это делаешь?
— Потому что так правильно. Но это не значит, что я хочу, чтобы они стали моей семьей.
— Понимаю.
Рейту хотелось уползти куда-нибудь и умереть, но он действительно понял.
— Рейт. Мы прекрасно проводим время вместе. Мы ближе друг другу, чем все, кого я знаю. Если это не продлится вечно, какая разница? Ничто не вечно, но настоящий момент, по крайней мере, приятен.
Она взяла его руку и склонила голову. Рейт всегда считал это пленительным.
Но в этот раз он не заметил ничего пленительного. Рейт отдернул руку и сказал:
— Ты говорила, что надеешься соединиться клятвой с благословения родителей. Но ты ясно дала понять, что это будет не со мной. Я прав?
— Когда-нибудь да.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73