У диких покойников вряд ли есть порядковые номера.
Полоски светящегося мха на стенах и потолке вспыхнули ярче, реагируя на все усиливающийся Машкин страх. Машка отступила еще на шаг, уговаривая себя не впадать в панику, а потом завизжала, повернулась и выбежала в следующий, темный и узкий, коридор. Цоканье преследовало ее и изрядно нервировало. Кроме того, гул, сопровождающий разозленное существо, давил на мозг и внушал иррациональный страх. «Наверное, что-то связанное с частотой звука», — решила Машка. Она не помнила, сколько именно герц дают такой эффект, но что он существует, знала твердо, потому что читала об этом в одной статье про Бермудский треугольник.
Цок-цок — снова раздалось из темноты.
Машка замерла, прижавшись к стене в надежде, что ночной путешественник по коридорам не обратит на нее внимания. Через несколько минут цоканье послышалось отчетливее и ближе. Машке казалось, что она дышит слишком громко, и существо непременно услышит ее. Она затаила дыхание и постаралась стать неприметной, как мышка.
Цок-цок — неуверенно простучали когти вокруг нее. Путешественник был начисто лишен обоняния и ночного зрения, что довольно странно для агрессивного потустороннего людоеда. Он еще немного пошлялся поблизости от Машки и медленно направился дальше. Машка чуть выждала и кинулась бежать в противоположную сторону, уповая на то, что не слишком шумит.
Только пробежав несколько коридоров, она снова обрела способность думать логично. Низкий гул, сопровождающий движения ходячего трупа, навел ее на кое-какие интересные мысли. «А что, если, — размышляла она, — это вовсе не враждебная к людям самозародившаяся магия? Очень может быть, что внутри у этого существа — моторчик, а в ступнях скрыты колеса... А слуги Херона, за всю свою жизнь не встречавшие ничего, кроме магии, сочли примитивную технику страшной и противоестественной!» Незадолго до своего перемещения Машка читала что-то о новом типе пылесосов, которые ездят по помещению и убирают сами. Так почему бы не существовать роботу-охранняку, который реагирует на движение или тепло? А может, интересуется у гостя паролем на вход или чем-то подобным? Может быть, все эти ходяки — просто устаревшие машины, которые служители храма Херона выкапывают в археологических экспедициях и изучают, а вовсе не сюрреалистические запредельные покойники? Это крестьяне считают их восставшими мертвецами, а на самом деле они умные машины каких-нибудь Предтеч. Машка не помнила, в какой именно книжке она вычитала про эту космическую древнюю расу, но считала теорию их существования вполне обоснованной. Значит, вполне возможно, что Предтечи побывали и здесь, некоторое время пожили, клепая свои умные машины, а потом улетели или вымерли. А ходяки остались пугать диких, необразованных аборигенов.
Гул, уведомляющий ее о присутствии ходяка неподалеку, послышался снова, но Машку это уже не испугало. Она точно знала, что практически у любой машины есть кнопка выключения. И про знаменитые Три Закона Роботехники она помнила. Оставалось надеяться, что неведомые создатели ходяков руководствовались той же логикой и литературой, что и она. Ну по крайней мере похожей. Судя по тому, как выглядел этот псевдопокойник, Предтечи тоже были гуманоидами, а это внушало оптимизм. Они же должны были как-то обезопасить себя от своих машин. Следовательно, Машка, будучи чистокровным гуманоидом, вполне могла отдать приказание роботу и выключить его. Оставалось понять как.
Звук, издаваемый предполагаемым роботом, усилился. Машка яростно выдохнула и сосредоточилась. Редкие пятна местной растительности на стенах давали слабый свет. Назойливый восставший-ото-сна появился из-за поворота коридора, слегка приволакивая правую ногу. После кросса по храму он выглядел довольно жалко и, скорее всего, требовал капитального ремонта. Машка приободрилась. Заметивший ее псевдопокойник приободрился тоже и зашагал быстрее, радостно повторяя: «Шуф-фа». Со словарным запасом у него явно были большие проблемы. «Блок памяти поврежден?» — предположила Машка. Низкий гул будил в ней тревогу. Хотелось заткнуть уши и бежать, но она мужественно осталась на месте. Вопрос с взбесившейся машиной нужно было как-то решать.
— Стой! — приказала она, но мерзавец не обратил на это ни малейшего внимания. — Стоп! Замри! Отбой! Спать! Выключиться! Перезагрузка!
Последнее слово, казалось, смутило ходяка. Он замедлил движение и вопросительно взглянул на Машку.
— А, работает! — обрадовалась она и попыталась быстренько вспомнить все знакомые ей умные компьютерные слова. — Перепрограммирование! Доступ разрешен! Формат цэ комплит!
Что означает последнее выражение, Машка не знала, но оно часто встречалось в анекдотах, которые рассказывали одноклассники, увлеченные компьютерами. Машка так понимала, что это «формат цэ» на их языке значит, что все плохо и все сломалось. Собственно, именно это ей и было надо.
— Шуф-фа, — сказал ходяк, неуклюже взмахнув рукой, и подошел к ней вплотную.
«Нет, машина так вонять не может!» — не успев как следует испугаться, поняла Машка и рванулась бежать. Реакция у покойника оказалась намного выше среднестатистической. Он ухватил Машку за локоть и швырнул на пол. Его мышцы наверняка давно уже сгнили, так что оставалось непонятным, откуда в нем столько силищи. Машка больно ударилась об пол копчиком и, не удержавшись всхлипнула. Покойник взглянул на нее равнодушно и изучающе, словно раздумывая, жрать ее сейчас или немного погодя, и вдруг издал тоненький комариный писк. В ушах у Машки зазвенело, перед глазами все завертелось. И она отключилась, словно рухнула в сон. Тело ее, брошенное на камни храмового пола, какое-то время еще трепыхалось, а потом затихло.
Гадкая мертвая тварь воровато огляделась и уселась рядом с телом. Глаза ее хищно блеснули в темноте. Взяв Машку за руку, ночной гость сильно, до синяков, сжал ее пальцами и довольно замычал. Через некоторое время обе фигуры — лежащую и сидящую на полу — начало окутывать безумно красивое зеленовато-фиолетовое мерцание. Оно становилось все гуще и гуще, пока совсем не скрыло их. Спустя еще несколько мгновений послышался деревянный стук, и мерцание пропало, словно его и не было вовсе. На полу лежало полуразложившееся тело бывшего ходячего трупа, а тело Машки, неудобно опершись на локти, медленно поднималось рядом с ним. Покрутив шеей, словно разминая ее после долгого сна, оно улыбнулось. Выражение глаз было злобным и голодным.
— Шуф-фа, — сказало тело и снова с удовольствием повторило. — Шуф-фа. Шуф-фа — да. Шуф-фа возьмет сам.
Что именно возьмет Шуф-фа, тело объяснять не спешило, да в том и не было особой нужды. Могущественный переселенец просто опробовал свое новое тело: подал голос, несколько раз взмахнул руками и внимательно рассмотрел небритые Машкины ноги. Вероятно, соседствуй сейчас Машка с новым владельцем собственного тела, она непременно смутилась бы. Но ее здесь уже не было. Тело удовлетворенно хрюкнуло, неуверенно встало на ноги и странным, шаркающим шагом направилось по коридору. Служителей храма Херона ждала тяжелая ночка.
Сама Машка тем временем чувствовала себя немного необычно, однако никаких особых неудобств не испытывала. Плавая в густом розовом киселе, она лениво размышляла о том, почему люди так боятся темноты. Неужели в отсутствии света есть что-то пугающее? Кисель, окружающий ее, света пропускал совсем мало, и это было очень приятно. Хотелось спать, но мысли не давали ей расслабиться. Почему-то представлялось важным докопаться до ответа на вопрос о взаимоотношениях людей и тьмы. «Наверное, это потому, что в первобытные времена, когда люди жили в пещерах без дверей, ночных хищников было больше, чем дневных, — решила наконец Машка. — И из темноты могло прийти что-то страшное, вроде саблезубого тигра». Кисель оставлял довольно мало возможностей для активного передвижения, да и двигаться не очень-то хотелось. Машка подумала, что с удовольствием улеглась бы сейчас на кушетку и немного поспала, хотя что именно так утомило ее, она не помнила. Это раздражало.
Через некоторое время она почувствовала, что опускается вниз. Кисель скользил по ее лицу, но дышать совсем не мешал, словно она стала рыбой или кем-то еще, кто дышит жабрами. Движение ее все ускорялось и ускорялось, и, чем быстрее она опускалась, тем более ощутимо давил на нее кисель. Под конец давление стало совсем уж невыносимым и даже болезненным. Это было ужасно неприятно. Всю жизнь Машка боялась застрять где-нибудь и задохнуться. Именно по этой причине, а вовсе не из-за брезгливости, она никогда не спускалась в канализацию, не ходила с диггерами и спелеологами, хотя ей интересно было бы посмотреть на все эти загадочные катакомбы. Машка поморщилась и резко дернулась вперед. Послышался хлопок, и она вылетела из киселя, как пробка из бутылки шампанского. Короткий полет оглушил ее — раньше она никогда не летала так быстро. И вообще не летала, только во сне.
Она пришла в себя спустя несколько минут на жестком, очень колючем ковре в маленькой, плохо освещенной комнате. Кроме ковра здесь была пустая вешалка, а прямо у ее ржавых ножек стояла здоровенная ваза, похожая на китайскую. Судя по тому, что из горлышка вазы торчал веник, использовали ее здесь в качестве мусорной корзины. Машка фыркнула неодобрительно и отвела глаза. У противоположной стены, скрестив ноги по-турецки, на полу сидел синекожий мужик, чем-то показавшийся ей знакомым. На шее у него висело ожерелье из крупных экзотических цветов, распространяющих сладкий, тяжелый запах. Но Машка никак не могла вспомнить, где же она видела его раньше: то ли в музее, то ли во сне, потому как в реальности синекожих мужиков не существует вовсе.
— И опять все не в порядке, — укоризненно сказал он. — Как только я начинаю заниматься какими-то своими делами, ты непременно попадаешь в переделку! Так дело не пойдет.
— Куда не пойдет? — тупо переспросила Машка. — Какое дело?
— Важное! — отрезал синелицый.
Сейчас он показался Машке ужасно похожим на лошадь. Честное слово, если бы он был не синим, а красным, Машка приняла бы его за лошадь. Эта мысль рассмешила ее. В голове от нее стало щекотно. В самом деле, как это синий человек может быть похож на красную лошадь?
— Это не смешно, — заметил мужик. — Надо что-то решать.
— Решайте, — великодушно предложила Машка. Ей было все равно, и многопудовая, болезненная сонливость не исчезала. Думать было тяжко.
— Спасибо, — язвительно поблагодарил мужик. — Скажи мне только, почему ты непременно выбираешь самые неприятные и опасные места для своих приключений? И почему ты никогда не слушаешь голоса своего сердца?
— Потому что у меня сердце не говорящее! — буркнула Машка. — У него встроенных динамиков нету.
— Это очень плохо, — серьезно заметил синий.
— Да что вы говорите? — нарочито глупо удивилась Машка и тут же вспомнила, отчего она так сильно устала. — Лучше бы грохнули этого безмозглого уффкающего покойника, чем меня пилить! Пилить-то все горазды.
— Его звали Шуффа Раваль, — задумчиво сказал синий мужик. — Он был одним из лучших подопечных Херона — черный маг, непревзойденный шпион и убийца. Он не захотел быть мертвым и бежал из застенков потустороннего мира. Что же, я его хорошо понимаю. Владения Херона не назовешь особенно уютным местом.
— Это что, ад? — удивилась Машка.
— Ни в коей мере, — возразил ее собеседник. — Просто Херон считает ниже своего достоинства заниматься обустройством и ремонтом. Он полагает, что это женская работа, равно как и уборка. Но у Владыки смерти нет женской ипостаси — он не способен ужиться даже с самим собой. У Херона довольно тяжелый характер, и он невероятно ленив.
— Так вот почему у него храм такой грязный и неуютный, — догадалась Машка, в голове которой начало проясняться. Скорее мерзкие, чем романтические, неясные обрывки воспоминаний стали складываться в смутную, но совершенно точно неприглядную цельную картину.
— Храмом должны заниматься жрецы, а не могущественный Владыка. Я, к примеру, в своих храмах практически не появляюсь, но мои жрецы поддерживают их в должном виде, — отозвался мужик, неожиданно оказавшийся еще и богом. По крайней мере, Машка не знала больше никого, кому бы воздвигали храмы. — А впрочем, ты права, каков бог, таков и священный пирог.
— При чем тут пирог? — не поняла Машка.
— Это традиция, — объяснил мужик. — Каждому божеству в определенный день жертвуют особенный пирог, сотворенный руками всех его последователей и подопечных. Каждому богу — свой пирог, отличающийся от остальных. Потому у нас так говорят.
Машка кивнула.
— Понятно.
— Ладно, — внезапно решил синелицый, — я придумал. Я научу тебя слушаться своего внутреннего голоса и слышать предупреждения своего сердца. Это должно помочь, ведь сердце у тебя не какое-нибудь, а самое лучшее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79