Герцог не обманывал, говоря, что мясо стынет, — на блюде дымился огромный окорок какого-то зверя. Им прислуживал всего один слуга. Мелли для храбрости хлебнула вина. Это было ошибкой — оно оказалось крепче тех, к которым она привыкла. Герцог, заметив ее удивление, приказал слуге:
— Принеси даме воды.
Мелли, сама не зная почему, почувствовала раздражение.
— Не утруждайте вашего человека. Я буду пить вино неразбавленным. — Она знала, что снова допускает промах — и это сразу после того, как поклялась себе быть уступчивее, — но повелительные манеры герцога будили в ней беса.
— Будь по-твоему. — Герцог махнул рукой, и слуга вышел. — Ну, попробуй же свое мясо. — Это опять-таки был скорее приказ, чем приглашение.
Мелли отхватила порядочный кусок поджаристой мякоти. Мясо оказалось отменным: сочное, с кровью, прослоенное жиром. Давно уже Мелли не ела такого вкусного блюда.
— Нравится? — Герцог откинулся на спинку стула, разглядывая Мелли, как муху в стакане. В руке он держал полный кубок вина — слуга ни разу не подливал ему.
— Жестковато немного. Чье оно, вы сказали?
— Я не говорил. Это молодой тонконогий олень.
— А мне подумалось, что он был старый и грузный.
Герцог откинул голову и расхохотался, грохнув кубком по столу.
— Клянусь Борком, ну и злюка же ты! — Но это как будто ничуть не раздражало его, скорее доставляло удовольствие. — Скажи, в кого ты такая языкастая — в отца или в мать?
У Мелли шевельнулось легкое подозрение. Что это, невинный вопрос? Или герцог ловит ее? Надо ей было держать язык за зубами.
— В отца, я думаю.
— Это ведь лорд Лафф, не так ли?
— Да, — с растущей тревогой ответила Мелли.
— Странно — я как-то встречался с ним, и он не показался мне столь уж остроумным.
Быть может, он вовсе и не встречался с Лаффом, но лучше этого не оспаривать.
— Ну, матушка моя тоже не из скромниц. Возможно, это у меня от нее.
Поведение герцога внезапно изменилось.
— Ты лжешь, — холодно заявил он.
Мелли залилась краской помимо своей воли. Пришлось встать и спрятать пылающее лицо, обратив его к огню. Миг спустя на плечи ей легли руки герцога.
— Посмотри на меня, — приказал он. Его пальцы так впились в нее, что ей осталось только подчиниться.
Она обернулась к нему, увидев в его серых, как кремень, глазах свой виноватый облик. Он вскинул руку — ей показалось, что сейчас он ударит ее, но он только взял ее за подбородок. От него пахло, как от дичи, которую он убил. Он вдавил пальцы ей в щеку.
— Говори — кто твой отец? — Голос, тихий и грозный, не допускал лжи и уверток.
Мелли в панике, зная, что времени у нее нет, прикидывала, что бы такое соврать поубедительнее. Идти на попятный было поздно. Герцог, раздраженный ее колебаниями, еще глубже вонзил пальцы ей в щеку.
— Говори, — прошипел он. В дверь постучали. Герцог, не сводя глаз с Мелли, бросил: — Я ведь приказал не беспокоить меня.
— Ваша светлость, — произнес приглушенный голос, — важные новости. Гонец прибыл из Брена.
Герцог с ругательством отпихнул Мелли к очагу.
— Входите, — нетерпеливо распорядился он.
Мелли, с трудом устояв на ногах, все же вздохнула с облегчением. Она налетела на раскаленную решетку очага и сжала губы, чтобы не крикнуть. Она ненавидела этого человека!
Вошли двое. Одного Мелли помнила по путешествию в охотничий замок, другой все еще был в плаще и кожаных латах. Ни один даже не взглянул на нее.
— Ваша светлость, Кайлок вторгся в Халькус.
— Когда?
— Неделю назад, — сказал человек в плаще. — Нынче голуби доставили в Брен эту весть.
— Какова численность его войска?
— Два батальона — третий идет следом.
Герцог сжал кулаки.
— Это не пограничное войско. Он хочет захватить не только реку Нестор. Он уже сразился с хальками?
— Пока неизвестно, ваша светлость. Но за Кайлоком преимущество внезапности. Хальки полагали, что он выступит только поздней весной.
У герцога вырвался сухой смешок.
— Ну и дураки. — Расхаживая по комнате, он произнес — скорее для себя, чем для тех двоих: — Кайлок действует быстро — не прошло и месяца со смерти его отца. У него не было времени обучить армию, но у хальков мало солдат, и это сыграет ему на руку. Кто еще в Брене знает об этом? — спросил он гонца.
— Только голубятники, лорд Кравин и я, ваша светлость.
Герцог сказал другому:
— Вечером отправишься обратно в Брен. Никто не должен узнать об этом до моего возвращения.
— Слушаюсь, ваша светлость, — ответил тот и вышел с поклоном.
— Тебя я попрошу, — сказал герцог гонцу, — проводить эту даму в ее комнату. Мне надо подумать над тем, что ты мне сообщил.
Гонец поклонился и учтиво, несмотря на усталость, предложил Мелли руку. Герцог даже не взглянул, как они уходят.
XIX
Тавалиск разбирал утреннюю почту. Письмо от его святейшества едва ли стоило пергамента, на котором было написано. Святейшего отца, да сгноит Борк его трусливую душонку, беспокоят события на Севере. Он услыхал об ополчении четырех городов, призванном защищать южные торговые караваны, и расценивает это как... что он бишь там пишет? Архиепископ пробежал глазами страницу: «Как враждебные действия, которые определенно раздуют пожар, и без того уже готовый вспыхнуть».
Тавалиск отшвырнул письмо. Нечего его святейшеству совать свой нос в светские дела. Пусть держится того, в чем понимает: молитв и поэзии. Будь у него мужество, он давно бы уж отлучил вальдисских рыцарей от Церкви. Это просто позор, что они поклоняются тому же Богу и тому же Спасителю. Пусть выдумают себе своего собственного бога. А Спасителя, так и быть, пусть оставят себе: легенда о Борке слишком уж отдает фальшью.
Будь Тавалиск на месте его святейшества, он велел бы преследовать рыцарей, как еретиков, по всему континенту. Он отнял бы у них все земли, конфисковал бы все торговые предприятия, а их предводителя сжег на костре. Тирен такой жирный, что поджарился бы не хуже откормленного тельца.
Тавалиск, развалясь на стуле, поковырялся в остатках завтрака. А ведь были времена, когда у святейших отцов была настоящая власть. Войска шли в бой по их приказу, и правители не смели предпринять ничего без их согласия. За последние четыреста лет Церковь сделалась немощной, словно дряхлый старец. Нынешний святейший отец замыкает ряд столь же слабодушных, философствующих, не способных ничего решить глупцов! У Тавалиска только потому есть власть, что у него достало духу ее взять. До него архиепископский престол в Рорне был всего лишь мягким креслом — а он превратил его в трон.
Если в Книге Марода есть хоть толика правды, то даже и эта немощная Церковь находится под угрозой. Едва ли можно сомневаться в том, что строка «Храмы падут» возвещает падение Церкви. А зная эту змею Баралиса, следует полагать, что случится это довольно скоро.
Несмотря на ранний час, Тавалиск налил себе немного браги. Нельзя позволить, чтобы Северная империя окрепла. Рыцари Вальдиса только того и ждут, чтобы свалить теперешнюю Церковь и объявить себя столпами веры. Что тогда будет с ним, Тавалиском? Он окажется на улице, лишенный всякой власти. Эта мысль так встревожила архиепископа, что он выпил свой бокал залпом. Ну, бедность-то ему не грозит. У него есть сокровищница на тихой улице — отсюда камнем можно добросить. Но богатство без власти — что еда без соли: пресно и невкусно. Нет, этого просто нельзя допустить. От его святейшества помощи ожидать не приходится. Он так озабочен тем, чтобы не стать ни на чью сторону, что все его действия можно предсказать наперед. Придется обходиться своими силами.
И разве судьба не предначертала ему эту роль? Тавалиск провел рукой по переплету Книги Марода. Если он спасет Церковь, то прославится в веках как величайший защитник веры. Духовенство будет так благодарно ему и его имя будет так превозноситься, что он сумеет занять место его святейшества.
Взволнованный Тавалиск поднес книгу к губам. Марод — провидец, вдохновленный свыше. Награда для тех, кто следует его указаниям, еще выше, чем полагал Тавалиск. Он, Тавалиск, может стать главой Церкви!
Стук в дверь заставил архиепископа поспешно положить книгу на стол. Незачем кому-то видеть, как он целует книги. Люди могут подумать, что он вернулся к своему ученому прошлому.
— Войдите, — сказал он. Вошел Гамил.
— Важные новости, ваше преосвященство.
Тавалиск, все еще купающийся в лучах грядущей славы, встретил секретаря благосклонно.
— Тогда присядь и расскажи мне их.
Ни разу за всю верную службу Гамила архиепископ не приглашал его сесть в своем присутствии, и секретарь заподозрил подвох.
— Ваше преосвященство хорошо себя чувствует?
— Как никогда. Ну же, Гамил, не стой, словно супруга, заставшая своего муженька в постели с другой женщиной. Выкладывай свои новости.
Гамил так и не сел:
— Мне только что сообщили, что наше ополчение попало в переделку с рыцарями.
— Есть потери? — спросил Тавалиск, радостно потирая руки.
— Да, ваше преосвященство. С обеих сторон. Убито двое наших и двадцать рыцарей. Наших было пятеро против одного.
— Превосходно! Превосходно! — Тавалиск разлил брагу в два бокала, подав один секретарю. — Такую новость надо отпраздновать. Марльс, Камле и Тулей теперь так завязли в этом деле, что обратного пути для них нет. Попомни мои слова, Гамил, это положит начало открытым боевым действиям между Югом и Вальдисом. Тирен, должно быть, рвет и мечет.
Гамил взирал на поданный ему архиепископом напиток так, словно это был яд.
— Очень умно было собрать ополчение от четырех городов, ваше преосвященство.
— Не просто умно, Гамил, — блестяще. — Тавалиск сделал ободряющий жест рукой, побуждая секретаря выпить. — Расскажи мне про эту стычку — как там было дело?
— Наши разведчики заметили севернее Камле небольшой отряд рыцарей. Поспешив обратно в лагерь, они сообщили, что рыцари открыли по ним огонь. Всем в лагере так надоело строгать целый день деревяшки и сопровождать редкие караваны, что они ухватились за это известие как за хороший повод для драки. Там разыгралась настоящая бойня. Головы убитых рыцарей насадили на колья вдоль дороги. Их может видеть каждый, кто путешествует с севера на юг.
Тавалиск широко улыбнулся. Его святейшество беспокоится не напрасно: ничто так не разжигает страсти, как головы на кольях. Все складывается великолепно. Армии уже вышли на боевые позиции, и недалеко то время, когда каждый, кто хоть что-то значит, должен будет выбрать, на чью сторону встать. События, разыгравшиеся к северу от Камле, прямо-таки вынудили Юг громко заявить о своей позиции. Нельзя выступать против рыцарей, не выступая против Брена, а косвенно и против Королевств.
Или все-таки можно? Юг пока что может утверждать, что он в ссоре только с рыцарями и больше ни с кем. Тавалиск потер подбородок. Пожалуй, варево надо еще немного подогреть.
— Гамил, рыцари сопровождали какой-то груз, когда на них напали?
— Да, ваше преосвященство. Несколько повозок с тонкими тканями, направлявшихся в Брен.
— Превосходно. Лучше и быть не может. — Архиепископ, перебрав множество возможностей, остановился на лучшей, словно сборщик вишен. — Пора нам пустить новую сплетню, Гамил.
— Опять о чуме, ваше преосвященство?
— Нет, о чем-то потоньше чумы. — Тавалиск встал и подошел к окну. — Мы знаем, что Катерина Бренская собирается замуж за короля Кайлока.
— Да.
— А что необходимо каждой невесте?
— Жених.
— Да нет же, болван! Подвенечное платье. А что, если в обозе, который мы отбили, была ткань, предназначенная на свадебное платье Катерины?
— Но герцог Бренский знает, что это неправда, ваше преосвященство.
— Не имеет значения, Гамил. Как ты не понимаешь? Если мы объявим, что захватили свадебный наряд их любимой Катерины, Брен будет унижен, все равно, правда это или нет. Это все равно что сжечь их флаг. Когда этот слух разойдется, все подумают, что Юг выступает как против рыцарей, так и против Брена. Захваченный свадебный наряд — все равно что перчатка, брошенная в лицо.
— Я сегодня же пущу этот слух, ваше преосвященство.
— Насколько я тебя знаю, Гамил, половина города узнает эту новость еще до заката. — Тавалиск махнул рукой, отпуская секретаря. Он был слишком доволен собой, чтобы подбирать какое-нибудь унизительное поручение или оскорбление для Гамила. Кроме того, секретарю надо поберечь силы — его языку предстоит немало потрудиться.
* * *
— Насколько велик этот форт? — резко спросил Джек. В глубине души ему было страшно. Он только теперь начинал понимать трудность и опасность дела, которое поклялся исполнить.
Они с Ровасом сидели лицом к лицу у кухонного стола. Женщины оставили их вдвоем, сказав, что пойдут собирать травы.
— Там постоянно размещается четыре сотни солдат. Иногда их бывает и больше в зависимости от времени года и места боевых действий. Сейчас все взоры прикованы к западу — Кайлок застал всех врасплох.
— Значит, они будут начеку?
Ровас пристально глянул на Джека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Принеси даме воды.
Мелли, сама не зная почему, почувствовала раздражение.
— Не утруждайте вашего человека. Я буду пить вино неразбавленным. — Она знала, что снова допускает промах — и это сразу после того, как поклялась себе быть уступчивее, — но повелительные манеры герцога будили в ней беса.
— Будь по-твоему. — Герцог махнул рукой, и слуга вышел. — Ну, попробуй же свое мясо. — Это опять-таки был скорее приказ, чем приглашение.
Мелли отхватила порядочный кусок поджаристой мякоти. Мясо оказалось отменным: сочное, с кровью, прослоенное жиром. Давно уже Мелли не ела такого вкусного блюда.
— Нравится? — Герцог откинулся на спинку стула, разглядывая Мелли, как муху в стакане. В руке он держал полный кубок вина — слуга ни разу не подливал ему.
— Жестковато немного. Чье оно, вы сказали?
— Я не говорил. Это молодой тонконогий олень.
— А мне подумалось, что он был старый и грузный.
Герцог откинул голову и расхохотался, грохнув кубком по столу.
— Клянусь Борком, ну и злюка же ты! — Но это как будто ничуть не раздражало его, скорее доставляло удовольствие. — Скажи, в кого ты такая языкастая — в отца или в мать?
У Мелли шевельнулось легкое подозрение. Что это, невинный вопрос? Или герцог ловит ее? Надо ей было держать язык за зубами.
— В отца, я думаю.
— Это ведь лорд Лафф, не так ли?
— Да, — с растущей тревогой ответила Мелли.
— Странно — я как-то встречался с ним, и он не показался мне столь уж остроумным.
Быть может, он вовсе и не встречался с Лаффом, но лучше этого не оспаривать.
— Ну, матушка моя тоже не из скромниц. Возможно, это у меня от нее.
Поведение герцога внезапно изменилось.
— Ты лжешь, — холодно заявил он.
Мелли залилась краской помимо своей воли. Пришлось встать и спрятать пылающее лицо, обратив его к огню. Миг спустя на плечи ей легли руки герцога.
— Посмотри на меня, — приказал он. Его пальцы так впились в нее, что ей осталось только подчиниться.
Она обернулась к нему, увидев в его серых, как кремень, глазах свой виноватый облик. Он вскинул руку — ей показалось, что сейчас он ударит ее, но он только взял ее за подбородок. От него пахло, как от дичи, которую он убил. Он вдавил пальцы ей в щеку.
— Говори — кто твой отец? — Голос, тихий и грозный, не допускал лжи и уверток.
Мелли в панике, зная, что времени у нее нет, прикидывала, что бы такое соврать поубедительнее. Идти на попятный было поздно. Герцог, раздраженный ее колебаниями, еще глубже вонзил пальцы ей в щеку.
— Говори, — прошипел он. В дверь постучали. Герцог, не сводя глаз с Мелли, бросил: — Я ведь приказал не беспокоить меня.
— Ваша светлость, — произнес приглушенный голос, — важные новости. Гонец прибыл из Брена.
Герцог с ругательством отпихнул Мелли к очагу.
— Входите, — нетерпеливо распорядился он.
Мелли, с трудом устояв на ногах, все же вздохнула с облегчением. Она налетела на раскаленную решетку очага и сжала губы, чтобы не крикнуть. Она ненавидела этого человека!
Вошли двое. Одного Мелли помнила по путешествию в охотничий замок, другой все еще был в плаще и кожаных латах. Ни один даже не взглянул на нее.
— Ваша светлость, Кайлок вторгся в Халькус.
— Когда?
— Неделю назад, — сказал человек в плаще. — Нынче голуби доставили в Брен эту весть.
— Какова численность его войска?
— Два батальона — третий идет следом.
Герцог сжал кулаки.
— Это не пограничное войско. Он хочет захватить не только реку Нестор. Он уже сразился с хальками?
— Пока неизвестно, ваша светлость. Но за Кайлоком преимущество внезапности. Хальки полагали, что он выступит только поздней весной.
У герцога вырвался сухой смешок.
— Ну и дураки. — Расхаживая по комнате, он произнес — скорее для себя, чем для тех двоих: — Кайлок действует быстро — не прошло и месяца со смерти его отца. У него не было времени обучить армию, но у хальков мало солдат, и это сыграет ему на руку. Кто еще в Брене знает об этом? — спросил он гонца.
— Только голубятники, лорд Кравин и я, ваша светлость.
Герцог сказал другому:
— Вечером отправишься обратно в Брен. Никто не должен узнать об этом до моего возвращения.
— Слушаюсь, ваша светлость, — ответил тот и вышел с поклоном.
— Тебя я попрошу, — сказал герцог гонцу, — проводить эту даму в ее комнату. Мне надо подумать над тем, что ты мне сообщил.
Гонец поклонился и учтиво, несмотря на усталость, предложил Мелли руку. Герцог даже не взглянул, как они уходят.
XIX
Тавалиск разбирал утреннюю почту. Письмо от его святейшества едва ли стоило пергамента, на котором было написано. Святейшего отца, да сгноит Борк его трусливую душонку, беспокоят события на Севере. Он услыхал об ополчении четырех городов, призванном защищать южные торговые караваны, и расценивает это как... что он бишь там пишет? Архиепископ пробежал глазами страницу: «Как враждебные действия, которые определенно раздуют пожар, и без того уже готовый вспыхнуть».
Тавалиск отшвырнул письмо. Нечего его святейшеству совать свой нос в светские дела. Пусть держится того, в чем понимает: молитв и поэзии. Будь у него мужество, он давно бы уж отлучил вальдисских рыцарей от Церкви. Это просто позор, что они поклоняются тому же Богу и тому же Спасителю. Пусть выдумают себе своего собственного бога. А Спасителя, так и быть, пусть оставят себе: легенда о Борке слишком уж отдает фальшью.
Будь Тавалиск на месте его святейшества, он велел бы преследовать рыцарей, как еретиков, по всему континенту. Он отнял бы у них все земли, конфисковал бы все торговые предприятия, а их предводителя сжег на костре. Тирен такой жирный, что поджарился бы не хуже откормленного тельца.
Тавалиск, развалясь на стуле, поковырялся в остатках завтрака. А ведь были времена, когда у святейших отцов была настоящая власть. Войска шли в бой по их приказу, и правители не смели предпринять ничего без их согласия. За последние четыреста лет Церковь сделалась немощной, словно дряхлый старец. Нынешний святейший отец замыкает ряд столь же слабодушных, философствующих, не способных ничего решить глупцов! У Тавалиска только потому есть власть, что у него достало духу ее взять. До него архиепископский престол в Рорне был всего лишь мягким креслом — а он превратил его в трон.
Если в Книге Марода есть хоть толика правды, то даже и эта немощная Церковь находится под угрозой. Едва ли можно сомневаться в том, что строка «Храмы падут» возвещает падение Церкви. А зная эту змею Баралиса, следует полагать, что случится это довольно скоро.
Несмотря на ранний час, Тавалиск налил себе немного браги. Нельзя позволить, чтобы Северная империя окрепла. Рыцари Вальдиса только того и ждут, чтобы свалить теперешнюю Церковь и объявить себя столпами веры. Что тогда будет с ним, Тавалиском? Он окажется на улице, лишенный всякой власти. Эта мысль так встревожила архиепископа, что он выпил свой бокал залпом. Ну, бедность-то ему не грозит. У него есть сокровищница на тихой улице — отсюда камнем можно добросить. Но богатство без власти — что еда без соли: пресно и невкусно. Нет, этого просто нельзя допустить. От его святейшества помощи ожидать не приходится. Он так озабочен тем, чтобы не стать ни на чью сторону, что все его действия можно предсказать наперед. Придется обходиться своими силами.
И разве судьба не предначертала ему эту роль? Тавалиск провел рукой по переплету Книги Марода. Если он спасет Церковь, то прославится в веках как величайший защитник веры. Духовенство будет так благодарно ему и его имя будет так превозноситься, что он сумеет занять место его святейшества.
Взволнованный Тавалиск поднес книгу к губам. Марод — провидец, вдохновленный свыше. Награда для тех, кто следует его указаниям, еще выше, чем полагал Тавалиск. Он, Тавалиск, может стать главой Церкви!
Стук в дверь заставил архиепископа поспешно положить книгу на стол. Незачем кому-то видеть, как он целует книги. Люди могут подумать, что он вернулся к своему ученому прошлому.
— Войдите, — сказал он. Вошел Гамил.
— Важные новости, ваше преосвященство.
Тавалиск, все еще купающийся в лучах грядущей славы, встретил секретаря благосклонно.
— Тогда присядь и расскажи мне их.
Ни разу за всю верную службу Гамила архиепископ не приглашал его сесть в своем присутствии, и секретарь заподозрил подвох.
— Ваше преосвященство хорошо себя чувствует?
— Как никогда. Ну же, Гамил, не стой, словно супруга, заставшая своего муженька в постели с другой женщиной. Выкладывай свои новости.
Гамил так и не сел:
— Мне только что сообщили, что наше ополчение попало в переделку с рыцарями.
— Есть потери? — спросил Тавалиск, радостно потирая руки.
— Да, ваше преосвященство. С обеих сторон. Убито двое наших и двадцать рыцарей. Наших было пятеро против одного.
— Превосходно! Превосходно! — Тавалиск разлил брагу в два бокала, подав один секретарю. — Такую новость надо отпраздновать. Марльс, Камле и Тулей теперь так завязли в этом деле, что обратного пути для них нет. Попомни мои слова, Гамил, это положит начало открытым боевым действиям между Югом и Вальдисом. Тирен, должно быть, рвет и мечет.
Гамил взирал на поданный ему архиепископом напиток так, словно это был яд.
— Очень умно было собрать ополчение от четырех городов, ваше преосвященство.
— Не просто умно, Гамил, — блестяще. — Тавалиск сделал ободряющий жест рукой, побуждая секретаря выпить. — Расскажи мне про эту стычку — как там было дело?
— Наши разведчики заметили севернее Камле небольшой отряд рыцарей. Поспешив обратно в лагерь, они сообщили, что рыцари открыли по ним огонь. Всем в лагере так надоело строгать целый день деревяшки и сопровождать редкие караваны, что они ухватились за это известие как за хороший повод для драки. Там разыгралась настоящая бойня. Головы убитых рыцарей насадили на колья вдоль дороги. Их может видеть каждый, кто путешествует с севера на юг.
Тавалиск широко улыбнулся. Его святейшество беспокоится не напрасно: ничто так не разжигает страсти, как головы на кольях. Все складывается великолепно. Армии уже вышли на боевые позиции, и недалеко то время, когда каждый, кто хоть что-то значит, должен будет выбрать, на чью сторону встать. События, разыгравшиеся к северу от Камле, прямо-таки вынудили Юг громко заявить о своей позиции. Нельзя выступать против рыцарей, не выступая против Брена, а косвенно и против Королевств.
Или все-таки можно? Юг пока что может утверждать, что он в ссоре только с рыцарями и больше ни с кем. Тавалиск потер подбородок. Пожалуй, варево надо еще немного подогреть.
— Гамил, рыцари сопровождали какой-то груз, когда на них напали?
— Да, ваше преосвященство. Несколько повозок с тонкими тканями, направлявшихся в Брен.
— Превосходно. Лучше и быть не может. — Архиепископ, перебрав множество возможностей, остановился на лучшей, словно сборщик вишен. — Пора нам пустить новую сплетню, Гамил.
— Опять о чуме, ваше преосвященство?
— Нет, о чем-то потоньше чумы. — Тавалиск встал и подошел к окну. — Мы знаем, что Катерина Бренская собирается замуж за короля Кайлока.
— Да.
— А что необходимо каждой невесте?
— Жених.
— Да нет же, болван! Подвенечное платье. А что, если в обозе, который мы отбили, была ткань, предназначенная на свадебное платье Катерины?
— Но герцог Бренский знает, что это неправда, ваше преосвященство.
— Не имеет значения, Гамил. Как ты не понимаешь? Если мы объявим, что захватили свадебный наряд их любимой Катерины, Брен будет унижен, все равно, правда это или нет. Это все равно что сжечь их флаг. Когда этот слух разойдется, все подумают, что Юг выступает как против рыцарей, так и против Брена. Захваченный свадебный наряд — все равно что перчатка, брошенная в лицо.
— Я сегодня же пущу этот слух, ваше преосвященство.
— Насколько я тебя знаю, Гамил, половина города узнает эту новость еще до заката. — Тавалиск махнул рукой, отпуская секретаря. Он был слишком доволен собой, чтобы подбирать какое-нибудь унизительное поручение или оскорбление для Гамила. Кроме того, секретарю надо поберечь силы — его языку предстоит немало потрудиться.
* * *
— Насколько велик этот форт? — резко спросил Джек. В глубине души ему было страшно. Он только теперь начинал понимать трудность и опасность дела, которое поклялся исполнить.
Они с Ровасом сидели лицом к лицу у кухонного стола. Женщины оставили их вдвоем, сказав, что пойдут собирать травы.
— Там постоянно размещается четыре сотни солдат. Иногда их бывает и больше в зависимости от времени года и места боевых действий. Сейчас все взоры прикованы к западу — Кайлок застал всех врасплох.
— Значит, они будут начеку?
Ровас пристально глянул на Джека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78