И навсегда, сволочь ты этакая!..
Странное дело, мне каким-то образом удалось сдержаться. Более того, мне доставляло даже некоторое удовольствие смотреть на него. Еще немного, и моего бывшего шефа хватила бы кондрашка. У него тряслись руки. Его колотило.
– В таком случае, – спокойно сказал я, – вы, пан Марковский, будете сами разыскивать тех типов, которые сегодня подожгли стройку. Будучи уволенным, я не обязан…
– Думай, что говоришь, идиот! Я эти деньги вытрясу из тебя. Я достану их у тебя из жопы…
Его тираду, как птицу в полете, остановила медленно, с одышкой, взбиравшаяся по лестнице сухонькая седовласая старушка.
– Смотри у меня, Малкош, доиграешься! – прошипел пан Марковский.
Он повернулся и трусцой посыпался по ступенькам, даже не попытавшись уступить дорогу пани Марии Элеоноре Поплавской, семидесятилетней хозяйке дома, в котором я проживал. Я чуть было не последовал примеру своего бывшего начальника. Если уж пани Поплавская взобралась на такую высоту, у нее был повод.
– Вы не заплатили за сентябрь, пан Малкош, – заскрипела старая карга.
– Но я же всегда платил вовремя. И потом, позавчера опять не было воды, – несколько невпопад возразил я.
Глуховатая пани Поплавская слышала только то, что ей было нужно.
– Есть много желающих занять этот апартамент, пан Малкош!
Апартамент! Нет, вы только подумайте!..
– Ради бога, не волнуйтесь, я заплачу. В самое ближайшее время. Завтра. Или послезавтра…
– Как на женщин, так у пана деньги находятся, – заскрипела пани Мария Элеонора. – Так и ходят, так и ходят одна за другой…
Сокрушенно покачав головой, она пустилась в обратный путь, кряхтя, вздыхая и бормоча что-то себе под нос. А я так и остался стоять у дверей, соображая, с кем она меня спутала. Неужто с теми тремя студентами этажом выше?
Я оставил сумку с провизией у дверей (что бы там ни говорили о нашей развалине о пяти этажах, воров тут до сей поры не было), так вот, я оставил свою сумку и спустился в магазинчик напротив, где и приобрел стограммовый «мерзавчик». Я хотел купить чекушку, но денег, увы, не хватило, а брать водку в кредит я как-то не решился. «Не настолько низко ты пал, Малкош», – сказал я себе. Хотя не было никакого сомнения в том, что пал я достаточно низко. Водку я выпил еще по дороге, точнее сказать, на лестнице. Оправданием мне послужила мысль, что уважающий себя мужчина не должен возвращаться домой с такой жалкой пародией на бутылку. Доставая ключ у входных дверей, я с изумлением обнаружил, что оставленная мною сумка исчезла. Это настолько поразило меня, что я даже не заметил: дверь открыта. Мало того, в прихожей горела лампочка. Щурясь от слепившего глаза света, я разглядел в глубине помещения сидящее на лавке странное существо, голова которого состояла как бы из двух частей: из огромных солнцезащитных очков и копны черных волос, каковых было такое великое изобилие, что лицо гостьи казалось худеньким и бледным.
Какое-то время мы смотрели друг на друга одинаково неуверенно.
– Пан Малкош? – Вопрос и обстоятельства, в которых он прозвучал, что-то смутно мне напомнили. Молодая – хотя, если присмотреться, и не очень уж – дама и нетрезвый – но опять же не очень уж чтобы – владелец того, что именовалось охранным, прости Господи, агентством.
– И что на этот раз? – глуповато ухмыльнулся я. – Зондаж?
Она непроизвольно поправила очки.
– В каком смысле?
– Я имею в виду зондаж общественного мнения. Или вы по поводу страховки? – Тон моего вопроса был вполне доброжелательным. – А может, вы ко мне… по делу?
– Да! – Она даже подскочила со своего места. – Я к вам по делу, пан Малкош!
Только теперь я разглядел, что она довольно-таки крупных размеров. И говорила она как-то странно. Честно сказать, впервые в жизни я говорил с женщиной задирая голову. Нельзя сказать, что она была намного выше меня (кстати, на ней были туфли на шпильках), просто это был тот самый случай, когда не только рост женщины – проблема. Она была крупной, так сказать, во всех своих проявлениях, а ее бежевый костюм еще больше это подчеркивал. И вы знаете, ни по какой шкале размеров ее нельзя было отнести к полным или дурно сложенным. Вряд ли она добилась бы успеха на конкурсах красоты, но мужикам такие бабы нравятся, это точно.
Но в том-то и дело, что мужиком я себя как-то не ощущал.
– Нет-нет, только не сегодня. В смысле, не сейчас. – Я сначала сказал это, а потом стал думать: а что это я сказал? – Сегодня у меня нет времени.
Она сделала полшага ко мне. Слишком много для такого тесного помещения.
– Но я не местная. Я не из Кракова. – Только в этот момент я заметил туристическую сумку, стоявшую на полу, и притулившийся к ней мой пакет с покупками.
– Мне очень жаль, – сказал я совершенно искренне, – но я должен уйти.
– Надолго? – Моя гостья занервничала, и сразу стало заметно, что она не только не краковянка, но и не полька.
– Ну, скажем, до завтра меня не будет.
– До восьми часов ноль-ноль минут?
– Это уж как минимум. – И тут вдруг я с легкой укоризной сказал себе: да не тебя не будет, а у тебя не будет, и уже никогда в жизни, дурень ты этакий! Она была как шикарная шкатулка за стеклом дорогого бутика. И я смотрел на нее глазами ребенка из многодетной семьи клошара из-под парижского моста. Наверное, потому я и сказал: – Да и какая разница? Я не принимаю новых заказов. У меня вообще нет времени.
И в контексте занюханной истины, что время – это и есть деньги, я ей даже не соврал.
– То есть это значит: вообще не приходить? – довольно-таки спокойно вопросила она.
Костюмчик, туфли, белый свитерок – все это было куплено явно не в комиссионке, правда и не вчера, и даже не на прошлой неделе. При таком достатке мадам могла бы обратиться в фирму посолидней. А она дожидалась меня. Здесь, в этой вот засранной прихожей, где все и слепому видно. Интересный факт…
– Пани хочет что-то взорвать? – поинтересовался я на всякий случай. – Или кто-то хочет взорвать пани?
– Нет.
– Тогда извините, мне надо идти. У меня назначена встреча.
– С кем?
Подобный вопрос имела право задать разве что жена. Судя по всему, гостья деликатностью не отличалась.
Моя улыбка как-то сама собой стала ухмылкой.
– С любовницей, – сказал я.
– Вы ее любите? – Моя шутка отскочила от нее, как теннисный мячик от бетона. Я вдруг почувствовал, что этот разговор мне надоел.
– А вы что, монашенка в штатском? – Я даже не стал ждать ее ответа. – Нет, не люблю. Я просто пользуюсь ее услугами.
Кончики ее губ дрогнули.
– Естественно. Для этого и нужны женщины. Она красивая?
Ну не могло же богатство так испортить человека! Или до нее дошло, что я пьян?
– Сойдет, – сказал я. – Она такая… обтекаемая. Как литровая бутылка…
Изысканной мадеры в фирменном сосуде, чтобы угостить ее, у меня не было.
– И этого достаточно?
– Я не максималист. Могу довольствоваться тем, что есть.
– Значит, вы ее фактически не любите, – вздохнула она.
– Какая разница. Она нужна мне… Хозяйка туристической сумки ненадолго задумалась. Особой радости у нее на лице не было.
– А если никакой разницы, – подумав, сказала она, – зачем же кроссовки топтать?
– Да я ведь ухожу не джоггингом заниматься!.. – Нет, она, кажется, достала меня.
Странным был наш разговор. Должно быть, поэтому я никак не мог его закончить.
– Ну да, не джоггингом… Именно так я и поняла. Может, войдем? – Неизъяснимая мягкость была в ее голосе, в жесте руки, указующей на дверь моей конторы. – Мне очень нужно поговорить с паном.
– Ну не хочу, не могу я говорить с вами… Ну не до этого мне сейчас. Понимаете, я выпил… Так уж получилось…
– Тогда мы и не будем разговаривать…
О, этот голос!.. Только последний кретин не понял бы, на что она намекала. Секунду или две я недоверчиво пялился, как полудурок, который вытряхнул из ведра на помойку мусор и вдруг увидел в дерьме золотой слиток. Потом наступила реакция.
– Вас послал Харвард? – Я отступил, пряча руки в карманах.
– Харвард?! – Ее брови полезли на лоб.
– В постель мы с вами не ляжем, – сухо сказал я. – А ну кругом и шагом марш отсюда! А если кто спросит, скажи, что ты не в моем вкусе. Скажи им, что настоящие мужики предпочитают блондинок.
Она уже не улыбалась. Но и уходить, похоже, была не намерена.
– А что же делать брюнеткам? – Она глянула на меня исподлобья.
– Ну знаете… – Честно говоря, я уже и не знал, что ей сказать. – Слушайте, пани, шли бы вы отсюда… – Слово «пани» в этой фразе было явно лишнее. – И вообще!.. Короче, мне надо уходить, черт бы вас побрал!..
Она до того оторопела, что даже не выскочила за мной на лестничную клетку. И не крикнула вслед, когда я, рискуя проломить хлипкие деревянные ступени, сбегал вниз.
Я прошел через кабинет в помещение номер два – комнаты в моем логове располагались аристократической анфиладой, – в комнатуху, которую некоторые клиенты могли принять за оружейную комнату. На самом деле это была моя спальня. Я переступил ее порог и замер. То самое, что, нелепо скукожившись, чернело (или белело) у моего наполовину раскрытого дивана, было вовсе не опрокинутым креслом и не кухонным шкафчиком, свалившимся вдруг – но в общем-то совершенно закономерно – с едва державшегося в стене гвоздя.
– Это вы, пан Малкош? – услышал я.
Есть, есть оно в жизни – упоение! Упоение собственными силами, в частности когда водку запиваешь исключительно пивом. Оно пошевелилось – это нечто у дивана, – и я услышал вздох и повторный вопрос и голос с каким-то легким акцентом, скорее всего балканским. Будь я настоящим детективом, я бы, конечно, сразу же вытащил кольт из-за пояса. Но я, точнее, тот, кого она назвала паном Малкошем, как последний дилетант, щелкнул выключателем.
Комната выглядела ужасно. Честно говоря, и раньше о ней нельзя было сказать ничего хорошего, но я как-то уже привык к фигурным пятнам протечек на потолке, к отклеившимся обоям, к шифоньеру, дверцу которого нельзя было закрыть без газеты. В глаза бросались новые детали: раскисшая пицца на столе, рядом с ней нарезанный кружочками лук на доске, настежь открытый шкаф, он же шифоньер, и положенная на ночной столик пачка старых журналов из этого шкафа.
– Вы должны вызвать полицию, – сказала она.
На этот раз она выглядела совсем не так уверенно, как прежде. Сидя на корточках рядом с двуспальной лежанкой и подпирая полуприподнятую половину ее коленом, не была похожа на женщину из высшего общества. Последние вряд ли наносят визиты в ночных рубашках. И у них уж наверняка не бывает фонарей под глазами.
– А на кой черт мне полиция? – не понял я. – Я уж как-нибудь сам справлюсь… Господи, до чего же гудят ноги… Или это голова?
– Вы ничего не понимаете. – Она навалилась грудью на драную обивку дивана. – Там… там бомба!
– Бомба? Ну да, – хмыкнул я. – Полураздетая секс-бомба в соблазнительной позе…
– Я не шучу, – процедила она сквозь зубы.
Сейчас, когда на ней не было черных очков, я мог полюбоваться не только уже отдающим желтизной синяком у нее под глазом, но и самими глазами. Цвета светлой бронзы, они были довольно-таки оригинально расставлены. По-восточному широко.
– А думаете, я шучу? – Хорошее настроение не покидало меня. – Проникновение на чужую жилплощадь – это пахнет статьей. И ночная рубашка вам не поможет. Как вы сюда попали?
Нельзя было не отдать должное ее настойчивости. Хотела войти ко мне и поговорить – и добилась этого!
– Там, под диваном, что-то есть. Если это не пан спрятал…
– Я в такие игры не играю, – отрезал я, подходя к шкафу. – Позвольте полюбопытствовать, а что вы тут искали?
– Что… что вы там делаете? – Повернуть голову ей было крайне трудно.
– Проверяю, не рассохлись ли дверцы.
Я снял с вешалки широкий офицерский ремень и хлестнул им по шкафу. Акустический эффект превзошел все мои ожидания.
– Пшепрашам, пани, – извинился я.
– И ничего тут нет смешного.
– В этом вашем борцовском поединке с моим диваном – тоже. Но я ведь молчу.
Она показала глазами под диван:
– Если это сделал пан, то пусть пан скажет. У меня уже сил нет. Семь часов… Знаете, как у меня все болит?
– Послушайте, я малость выпил. – Я подошел к ней поближе и попытался улыбнуться. – И я устал. Я уже двадцать семь часов на ногах. Мне бы сейчас прилечь. Ну будьте хорошей девочкой: одевайтесь и идите отсюда…
– Вы не понимаете…
– Понимаю! Я все понимаю: твой шеф сначала показал мне палку, а теперь тебя – сочную, сладенькую морковку. Как тому ослу… Старый как мир номер!
– Мой шеф?!
– Ну твой патрон, если хочешь. Ты ему скажи, что все у нас было как надо. А то еще не заплатит тебе… за работу. Это ведь не проверить…
Я присел, опершись спиной о подъемную часть дивана. Лицо подпиравшей ее женщины было рядом, совсем рядом. Брезгливую гримасу, искривившую ее губы, я разглядел хорошо. В ответ я по-волчьи ощерил зубы.
– Больно! – простонала черноволосая. – Не напирайте на диван, умоляю!..
– Знаешь, у меня вместо мозгов свиной студень. Я чего-то не схватываю…
– Вызови полицию, пьяный придурок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Странное дело, мне каким-то образом удалось сдержаться. Более того, мне доставляло даже некоторое удовольствие смотреть на него. Еще немного, и моего бывшего шефа хватила бы кондрашка. У него тряслись руки. Его колотило.
– В таком случае, – спокойно сказал я, – вы, пан Марковский, будете сами разыскивать тех типов, которые сегодня подожгли стройку. Будучи уволенным, я не обязан…
– Думай, что говоришь, идиот! Я эти деньги вытрясу из тебя. Я достану их у тебя из жопы…
Его тираду, как птицу в полете, остановила медленно, с одышкой, взбиравшаяся по лестнице сухонькая седовласая старушка.
– Смотри у меня, Малкош, доиграешься! – прошипел пан Марковский.
Он повернулся и трусцой посыпался по ступенькам, даже не попытавшись уступить дорогу пани Марии Элеоноре Поплавской, семидесятилетней хозяйке дома, в котором я проживал. Я чуть было не последовал примеру своего бывшего начальника. Если уж пани Поплавская взобралась на такую высоту, у нее был повод.
– Вы не заплатили за сентябрь, пан Малкош, – заскрипела старая карга.
– Но я же всегда платил вовремя. И потом, позавчера опять не было воды, – несколько невпопад возразил я.
Глуховатая пани Поплавская слышала только то, что ей было нужно.
– Есть много желающих занять этот апартамент, пан Малкош!
Апартамент! Нет, вы только подумайте!..
– Ради бога, не волнуйтесь, я заплачу. В самое ближайшее время. Завтра. Или послезавтра…
– Как на женщин, так у пана деньги находятся, – заскрипела пани Мария Элеонора. – Так и ходят, так и ходят одна за другой…
Сокрушенно покачав головой, она пустилась в обратный путь, кряхтя, вздыхая и бормоча что-то себе под нос. А я так и остался стоять у дверей, соображая, с кем она меня спутала. Неужто с теми тремя студентами этажом выше?
Я оставил сумку с провизией у дверей (что бы там ни говорили о нашей развалине о пяти этажах, воров тут до сей поры не было), так вот, я оставил свою сумку и спустился в магазинчик напротив, где и приобрел стограммовый «мерзавчик». Я хотел купить чекушку, но денег, увы, не хватило, а брать водку в кредит я как-то не решился. «Не настолько низко ты пал, Малкош», – сказал я себе. Хотя не было никакого сомнения в том, что пал я достаточно низко. Водку я выпил еще по дороге, точнее сказать, на лестнице. Оправданием мне послужила мысль, что уважающий себя мужчина не должен возвращаться домой с такой жалкой пародией на бутылку. Доставая ключ у входных дверей, я с изумлением обнаружил, что оставленная мною сумка исчезла. Это настолько поразило меня, что я даже не заметил: дверь открыта. Мало того, в прихожей горела лампочка. Щурясь от слепившего глаза света, я разглядел в глубине помещения сидящее на лавке странное существо, голова которого состояла как бы из двух частей: из огромных солнцезащитных очков и копны черных волос, каковых было такое великое изобилие, что лицо гостьи казалось худеньким и бледным.
Какое-то время мы смотрели друг на друга одинаково неуверенно.
– Пан Малкош? – Вопрос и обстоятельства, в которых он прозвучал, что-то смутно мне напомнили. Молодая – хотя, если присмотреться, и не очень уж – дама и нетрезвый – но опять же не очень уж чтобы – владелец того, что именовалось охранным, прости Господи, агентством.
– И что на этот раз? – глуповато ухмыльнулся я. – Зондаж?
Она непроизвольно поправила очки.
– В каком смысле?
– Я имею в виду зондаж общественного мнения. Или вы по поводу страховки? – Тон моего вопроса был вполне доброжелательным. – А может, вы ко мне… по делу?
– Да! – Она даже подскочила со своего места. – Я к вам по делу, пан Малкош!
Только теперь я разглядел, что она довольно-таки крупных размеров. И говорила она как-то странно. Честно сказать, впервые в жизни я говорил с женщиной задирая голову. Нельзя сказать, что она была намного выше меня (кстати, на ней были туфли на шпильках), просто это был тот самый случай, когда не только рост женщины – проблема. Она была крупной, так сказать, во всех своих проявлениях, а ее бежевый костюм еще больше это подчеркивал. И вы знаете, ни по какой шкале размеров ее нельзя было отнести к полным или дурно сложенным. Вряд ли она добилась бы успеха на конкурсах красоты, но мужикам такие бабы нравятся, это точно.
Но в том-то и дело, что мужиком я себя как-то не ощущал.
– Нет-нет, только не сегодня. В смысле, не сейчас. – Я сначала сказал это, а потом стал думать: а что это я сказал? – Сегодня у меня нет времени.
Она сделала полшага ко мне. Слишком много для такого тесного помещения.
– Но я не местная. Я не из Кракова. – Только в этот момент я заметил туристическую сумку, стоявшую на полу, и притулившийся к ней мой пакет с покупками.
– Мне очень жаль, – сказал я совершенно искренне, – но я должен уйти.
– Надолго? – Моя гостья занервничала, и сразу стало заметно, что она не только не краковянка, но и не полька.
– Ну, скажем, до завтра меня не будет.
– До восьми часов ноль-ноль минут?
– Это уж как минимум. – И тут вдруг я с легкой укоризной сказал себе: да не тебя не будет, а у тебя не будет, и уже никогда в жизни, дурень ты этакий! Она была как шикарная шкатулка за стеклом дорогого бутика. И я смотрел на нее глазами ребенка из многодетной семьи клошара из-под парижского моста. Наверное, потому я и сказал: – Да и какая разница? Я не принимаю новых заказов. У меня вообще нет времени.
И в контексте занюханной истины, что время – это и есть деньги, я ей даже не соврал.
– То есть это значит: вообще не приходить? – довольно-таки спокойно вопросила она.
Костюмчик, туфли, белый свитерок – все это было куплено явно не в комиссионке, правда и не вчера, и даже не на прошлой неделе. При таком достатке мадам могла бы обратиться в фирму посолидней. А она дожидалась меня. Здесь, в этой вот засранной прихожей, где все и слепому видно. Интересный факт…
– Пани хочет что-то взорвать? – поинтересовался я на всякий случай. – Или кто-то хочет взорвать пани?
– Нет.
– Тогда извините, мне надо идти. У меня назначена встреча.
– С кем?
Подобный вопрос имела право задать разве что жена. Судя по всему, гостья деликатностью не отличалась.
Моя улыбка как-то сама собой стала ухмылкой.
– С любовницей, – сказал я.
– Вы ее любите? – Моя шутка отскочила от нее, как теннисный мячик от бетона. Я вдруг почувствовал, что этот разговор мне надоел.
– А вы что, монашенка в штатском? – Я даже не стал ждать ее ответа. – Нет, не люблю. Я просто пользуюсь ее услугами.
Кончики ее губ дрогнули.
– Естественно. Для этого и нужны женщины. Она красивая?
Ну не могло же богатство так испортить человека! Или до нее дошло, что я пьян?
– Сойдет, – сказал я. – Она такая… обтекаемая. Как литровая бутылка…
Изысканной мадеры в фирменном сосуде, чтобы угостить ее, у меня не было.
– И этого достаточно?
– Я не максималист. Могу довольствоваться тем, что есть.
– Значит, вы ее фактически не любите, – вздохнула она.
– Какая разница. Она нужна мне… Хозяйка туристической сумки ненадолго задумалась. Особой радости у нее на лице не было.
– А если никакой разницы, – подумав, сказала она, – зачем же кроссовки топтать?
– Да я ведь ухожу не джоггингом заниматься!.. – Нет, она, кажется, достала меня.
Странным был наш разговор. Должно быть, поэтому я никак не мог его закончить.
– Ну да, не джоггингом… Именно так я и поняла. Может, войдем? – Неизъяснимая мягкость была в ее голосе, в жесте руки, указующей на дверь моей конторы. – Мне очень нужно поговорить с паном.
– Ну не хочу, не могу я говорить с вами… Ну не до этого мне сейчас. Понимаете, я выпил… Так уж получилось…
– Тогда мы и не будем разговаривать…
О, этот голос!.. Только последний кретин не понял бы, на что она намекала. Секунду или две я недоверчиво пялился, как полудурок, который вытряхнул из ведра на помойку мусор и вдруг увидел в дерьме золотой слиток. Потом наступила реакция.
– Вас послал Харвард? – Я отступил, пряча руки в карманах.
– Харвард?! – Ее брови полезли на лоб.
– В постель мы с вами не ляжем, – сухо сказал я. – А ну кругом и шагом марш отсюда! А если кто спросит, скажи, что ты не в моем вкусе. Скажи им, что настоящие мужики предпочитают блондинок.
Она уже не улыбалась. Но и уходить, похоже, была не намерена.
– А что же делать брюнеткам? – Она глянула на меня исподлобья.
– Ну знаете… – Честно говоря, я уже и не знал, что ей сказать. – Слушайте, пани, шли бы вы отсюда… – Слово «пани» в этой фразе было явно лишнее. – И вообще!.. Короче, мне надо уходить, черт бы вас побрал!..
Она до того оторопела, что даже не выскочила за мной на лестничную клетку. И не крикнула вслед, когда я, рискуя проломить хлипкие деревянные ступени, сбегал вниз.
Я прошел через кабинет в помещение номер два – комнаты в моем логове располагались аристократической анфиладой, – в комнатуху, которую некоторые клиенты могли принять за оружейную комнату. На самом деле это была моя спальня. Я переступил ее порог и замер. То самое, что, нелепо скукожившись, чернело (или белело) у моего наполовину раскрытого дивана, было вовсе не опрокинутым креслом и не кухонным шкафчиком, свалившимся вдруг – но в общем-то совершенно закономерно – с едва державшегося в стене гвоздя.
– Это вы, пан Малкош? – услышал я.
Есть, есть оно в жизни – упоение! Упоение собственными силами, в частности когда водку запиваешь исключительно пивом. Оно пошевелилось – это нечто у дивана, – и я услышал вздох и повторный вопрос и голос с каким-то легким акцентом, скорее всего балканским. Будь я настоящим детективом, я бы, конечно, сразу же вытащил кольт из-за пояса. Но я, точнее, тот, кого она назвала паном Малкошем, как последний дилетант, щелкнул выключателем.
Комната выглядела ужасно. Честно говоря, и раньше о ней нельзя было сказать ничего хорошего, но я как-то уже привык к фигурным пятнам протечек на потолке, к отклеившимся обоям, к шифоньеру, дверцу которого нельзя было закрыть без газеты. В глаза бросались новые детали: раскисшая пицца на столе, рядом с ней нарезанный кружочками лук на доске, настежь открытый шкаф, он же шифоньер, и положенная на ночной столик пачка старых журналов из этого шкафа.
– Вы должны вызвать полицию, – сказала она.
На этот раз она выглядела совсем не так уверенно, как прежде. Сидя на корточках рядом с двуспальной лежанкой и подпирая полуприподнятую половину ее коленом, не была похожа на женщину из высшего общества. Последние вряд ли наносят визиты в ночных рубашках. И у них уж наверняка не бывает фонарей под глазами.
– А на кой черт мне полиция? – не понял я. – Я уж как-нибудь сам справлюсь… Господи, до чего же гудят ноги… Или это голова?
– Вы ничего не понимаете. – Она навалилась грудью на драную обивку дивана. – Там… там бомба!
– Бомба? Ну да, – хмыкнул я. – Полураздетая секс-бомба в соблазнительной позе…
– Я не шучу, – процедила она сквозь зубы.
Сейчас, когда на ней не было черных очков, я мог полюбоваться не только уже отдающим желтизной синяком у нее под глазом, но и самими глазами. Цвета светлой бронзы, они были довольно-таки оригинально расставлены. По-восточному широко.
– А думаете, я шучу? – Хорошее настроение не покидало меня. – Проникновение на чужую жилплощадь – это пахнет статьей. И ночная рубашка вам не поможет. Как вы сюда попали?
Нельзя было не отдать должное ее настойчивости. Хотела войти ко мне и поговорить – и добилась этого!
– Там, под диваном, что-то есть. Если это не пан спрятал…
– Я в такие игры не играю, – отрезал я, подходя к шкафу. – Позвольте полюбопытствовать, а что вы тут искали?
– Что… что вы там делаете? – Повернуть голову ей было крайне трудно.
– Проверяю, не рассохлись ли дверцы.
Я снял с вешалки широкий офицерский ремень и хлестнул им по шкафу. Акустический эффект превзошел все мои ожидания.
– Пшепрашам, пани, – извинился я.
– И ничего тут нет смешного.
– В этом вашем борцовском поединке с моим диваном – тоже. Но я ведь молчу.
Она показала глазами под диван:
– Если это сделал пан, то пусть пан скажет. У меня уже сил нет. Семь часов… Знаете, как у меня все болит?
– Послушайте, я малость выпил. – Я подошел к ней поближе и попытался улыбнуться. – И я устал. Я уже двадцать семь часов на ногах. Мне бы сейчас прилечь. Ну будьте хорошей девочкой: одевайтесь и идите отсюда…
– Вы не понимаете…
– Понимаю! Я все понимаю: твой шеф сначала показал мне палку, а теперь тебя – сочную, сладенькую морковку. Как тому ослу… Старый как мир номер!
– Мой шеф?!
– Ну твой патрон, если хочешь. Ты ему скажи, что все у нас было как надо. А то еще не заплатит тебе… за работу. Это ведь не проверить…
Я присел, опершись спиной о подъемную часть дивана. Лицо подпиравшей ее женщины было рядом, совсем рядом. Брезгливую гримасу, искривившую ее губы, я разглядел хорошо. В ответ я по-волчьи ощерил зубы.
– Больно! – простонала черноволосая. – Не напирайте на диван, умоляю!..
– Знаешь, у меня вместо мозгов свиной студень. Я чего-то не схватываю…
– Вызови полицию, пьяный придурок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48