этим вечером Павел — ее и только ее. У Павла на этот счет было свое мнение. Отвел руки Соколовой, осмотрелся:
— Где-то тут Лерка с Олей должны быть… Я только из-за них приехал.
— Что — из-за Пацанчик? — не сдержалась Ленка.
— Ну да, — кивнул Павел.
И тут же увидел Олю с Валерией, пошел к ним и уселся на землю у ног Оли, оперся затылком о ее колени. Оля машинально перебирала ему волосы, перехватила взгляд офонаревшей Соколовой. Валерия потом объяснила:
— Это по вашим меркам такая ласка — дружеская. У вас условия другие, потяжелей, вам некогда себе извращения придумывать. А здесь все вывернуто наизнанку. Если б Пашка тебя облапал при всех, никто бы и ухом не повел. А вот то, что ты сделала, — уже интим, это уже о чем-то говорит. Например, о том, что вы друг другу нравитесь.
— Я б не позволила дотронуться до себя человеку, к которому равнодушна.
— Поверь, это на самом деле куда легче, чем уступить человеку, который тебе нравится. Любовь — это чувства, переживания, волнения. А просто секс — ничего не чувствуешь. Физическая разгрузка. Как умыться сходила. Они здесь все так живут. И хвастаются, кто равнодушней.
Весь вечер Оля провела рядом с Валерией, практически не участвуя в общем разговоре. Смотрела на кривляк, бывших ее однокашниц, и изумлялась: как она раньше могла зависеть от мнения этих людей?! Куда интересней было обмениваться шутками в тесном кругу: она, Валерия и Павел.
— Интересно, меня сегодня кто-нибудь назовет лохушкой или нет? — слегка кокетничая, спросила Оля. — А то как-то непривычно, не чувствую родной московской атмосферы.
— Я этому кому-нибудь назову, — грозно пообещал Павел. — Так назову, что мало не покажется.
Оля засмеялась.
— А ты научилась держаться в обществе, — негромко сказала Валерия. — Вон, все наши ребята глаз не сводят.
— Они всегда с нее глаз не сводили, я-то знаю! — возразил Павел.
Оля не чувствовала ни малейшего смущения. Это все Академия, думала она. В Московье она так и осталась бы забитой лохушкой с кретинской фамилией. А в Селенграде в людях ценилось совсем другое, вот Оля и расцвела.
Белов быстро напился и стал делать Оле неприличные намеки. А когда Оля встала за газировкой, подошел сзади, шумно дыша перегаром, попытался обнять. Оля легко скользнула в сторону и совершенно не удивилась, что между ней и Беловым тут же оказался Павел. Белов убрался, бормоча под нос всякие гадости. Девчонки на Олю глазели с нескрываемой завистью. Оля не понимала, чему тут удивляться или завидовать: они же с Павлом в одной группе учатся, все равно, что родные.
Ночевала Оля у Валерии, на старом раскладном кресле-кровати среди мягких игрушек: в Дубну ехать поздно, и назавтра они все равно собирались прогуляться по Старому Центру. Оля еще хотела купить средство для быстрого ращения волос, потому что со стрижкой чувствовала себя не девушкой, а воробышком. Хотя тому же Павлу понравилось.
Конечно, полночи они протрепались. Сначала Валерия спросила про Павла:
— Оль, может, я и бестактна, но что-то не поняла: что за отношения у тебя с Котляковым?
— Нормальные. Знаешь, по крайней мере, я больше не считаю его недосягаемым, привыкла видеть каждый день… Он с моей бывшей подругой встречается.
— Опять подруга! — трагически воскликнула Валерия. — Я ж его предупреждала!
— О чем?
— Ну, о подругах. Что если ему хочется наладить отношения с тобой, то ни в коем случае нельзя через подруг подъезжать!
— А он хотел наладить, да?
— Можно подумать, ты сама не догадалась, как он к тебе относится.
— Догадалась, — призналась Оля. — Только, Лер… Знаешь, я в Академии с таким человеком познакомилась, что… В общем, то, что у меня с ним происходит, это я вообще никак описать не могу. Не с чем сравнить. Безумие какое-то. Мне с ним легко, с одной стороны, я совершенно не стесняюсь с ним заговорить, как с Пашкой стеснялась, а с другой — я абсолютно себя не контролирую во время этих разговоров! Мы ссоримся не реже двух раз в месяц, и это еще счастье, если так.
— Рассказывай, — потребовала Валерия, переворачиваясь на живот и подвигая подушку под грудь, чтоб удобно было видеть Олю.
И Оля рассказала. Все-все. Кроме имени, конечно. И почувствовала невероятное облегчение от того, что выговорилась.
— Вы как в романе, — вздохнула Валерия. — Такие страсти, даже завидно.
— Знаешь, у меня иногда странное ощущение. Особенно когда я начинаю кадрить кого-нибудь. Будто он стоит рядом и смотрит на меня. Мне все время стыдно становится.
— Воображение… — пробормотала Валерия.
— Еще я всегда знаю, где он и чем занимается. Один раз рассказала ему, он обиделся и решил, что я выслеживаю его.
— Ну и дурак. Сейчас не двадцатый век, чтоб в телепатию не верить.
— Он верит, — вздохнула Оля. — Сам телепат. Только я с такими подробностями рассказала, что он так вот подумал. На самом деле я эти подробности не видела, придумала для красоты, а получилось так, что совпало.
У Валерии все было просто. Она со школы встречалась с парнем, который был старше нее на пять лет. Сейчас он служил в армии, на Венере, а Валерия его ждала. Вернется, поженятся.
Утром поехали в Старый Центр. Валерия посоветовала уникальное средство для волос:
— За год ниже лопаток отрастут.
Купили сока и булочек, пристроились перекусить тут же, в смехотворно маленьком кафе на два столика. К ним подскочила очень старая, маленькая, по пояс Оле, но шустрая женщина. Валерия посмотрела на нее с ужасом, а та замахала на нее руками:
— Уйди, не для тебя, не для тебя, у нее глаза ясные, ей скажу, ей надо.
Валерия шарахнулась прочь. Старушка схватила Олю за руку и быстро забормотала:
— Смерть тебе от него будет, девять месяцев будешь ждать, как ребеночка, без смерти нет рождения, из-за него пойдешь, из-за него… Больно будет, слезки капают, капают, а все равно пойдешь, не бойся, ребеночек тоже думает, что умирает, а на самом деле рождается, назло ему пойдешь, ты часочки-то считай, вот как увидишь, так и вспомни, сколько часочков-то, да девять еще, вот и умрешь тогда, а он за тобой, за тобой пойдет, связаны вы, крепко повязаны, через руки и через головы, через сердце да по небу связаны-повязаны, за ниточку потянешь — он и пойдет, не бойся, а деньги мне не нужны, ты их себе оставь, не надо мне денег, не забудь, что девять да еще часочки…
И попятилась. Отошла шагов на двадцать и нырнула в подворотню. Оля пожала плечами. Валерия со страхом приблизилась:
— Первый раз в жизни настоящую цыганку вижу.
— А те, которые в Измайлово, — поддельные?
— Актрисы. А эта — настоящая. Только не рассказывай, что говорила, их предсказания нельзя рассказывать.
Взгляд Оли упал на табло уличных часов. Ровно три. Можно еще часика три погулять, и пора домой. Валерии в Каширу ехать, а Оле — в Дубну.
Сходили в парк Горького, покатались на аттракционах.
— Да чушь это все! — в сердцах сказала Оля, после этого предсказания ходившая как на взводе. — Я сама такого могу наговорить, может, и быстрей еще сбудется! А почему предсказания цыганок нельзя рассказывать?
— Не сбудутся.
— А! — обрадовалась Оля. — Вот и хорошо. Она мне предсказала, что я умру из-за того парня, я тебе вчера рассказывала. Или из-за него, или от его руки, она что-то там плела про руки и головы. Особенно упирала на какие-то часочки и на число девять.
Точно повторить слова цыганки Оля не смогла, да и не хотела. Бред какой-то. Валерия тоже так сказала, подумав.
Стрелки часов неуклонно близились к шести вечера, а они были в дальнем конце парка. Сначала хотели прогуляться пешком до метро, но у Оли изменилось настроение. После вчерашнего ночного трепа, а особенно после этого предсказания ей вдруг невыносимо захотелось увидеть Илью. А увидеть его негде, и потому Оля впала в легкую хандру. Направились к станции маршрутки, ходившей вдоль набережной, потому что ноги гудели, а до метро еще три километра пешедралом.
Ей оставалось всего три шага до бордюра посадочной площадки, когда сердце, отчаянно взбрыкнув, рухнуло в колени и там затаилось. Угол зрения рывком раздвинулся до пределов сферы, разом охватив и отпечатав в сознании небывалой четкости триграфию: Московье, голубовато-металлическая зыбкая поверхность реки Москвы, замершие во всех жизненных проявлениях люди и даже остановившиеся в воздухе молекулы. И уже в следующую секунду Оле показалось, что сердце не заработает снова никогда, а она умрет на месте.
Прямо передо ней стоял Илья. Она узнала его сразу, едва увидела, хотя он стоял спиной. Валерия успела сделать еще полшага и тоже остановилась, глядя на Олю.
Сердце забилось отчаянно быстро, кровь прилила к ушам и щекам. На всякий случай Оля попятилась, отступила в сторону и повернулась к нему спиной.
Боже, как он здесь оказался?! Он никогда не говорил про Московье, в Селенграде у него была своя квартира… Что он здесь делает? Именно здесь?!
— Ты чего? — шепотом спросила Валерия.
Оля только судорожно помотала головой. Потом показала глазами на Илью. Валерия обернулась и ахнула:
— Какие люди! Моравлин!
Оля подумала, что сейчас самое время грохнуться в обморок. Валерия оглянулась на нее, сопоставила Олину реакцию с ночным разговором, все поняла и испуганно прикрыла рот ладошкой:
— Оль, прости, я не хотела…
Поздно. Илья, конечно, слышал окрик. И шел к ним. У него было совершенно обычное лицо, и Оля вдруг поняла, что он заметил их намного раньше.
— Привет, — спокойно сказал он обеим сразу. — Вы откуда здесь?
— Гуляли, — ответила Валерия, потому что к Оле еще не вернулся дар речи.
— А я родню провожал. Потом решил прогуляться, забрел сюда, идти надоело, и я остался здесь.
Всю дорогу до метро Оля болтала с Валерией, а Илья отвернулся и смотрел в окно. У метро вышли. Илья извинился, попросил подождать его и нырнул в зеркальные двери ближайшего супермаркета.
— В туалет захотелось, — прокомментировала Валерия.
— А вот же! — Оля с удивлением показала на кабинку биотуалета в пяти метрах.
— Стесняется, — смеясь, сказала Валерия. — Ничего, сейчас вернется и сделает вид, что за водичкой ходил. — У нее загорелись глаза: — Слушай, так ты про него говорила?!
Оля беспомощно улыбнулась. Валерия оживилась:
— Вот это да… Теперь я понимаю, почему ты к Павлу остыла. Знаешь, я и раньше тебе симпатизировала, а теперь убедилась, что не зря.
Оля была страшно польщена.
— Ты оцениваешь людей не по внешним данным, — пояснила Валерия. — Потому что внешне Моравлин рядом с Пашкой, конечно, бледная тень. Но если не по внешности, то Пашке, при всей моей к нему симпатии, никогда даже рядом с Моравлиным не встать. И если ты это увидела, если ты предпочла Моравлина… Честь тебе и хвала.
— Только я совершенно его не понимаю, — убито сказала Оля.
— Поймешь. Как только перестанешь оглядываться на мнение окружающих — сразу поймешь. Он хороший парень. По большому, человеческому счету хороший, не в бытовом смысле. И, конечно, с ним трудно. Он безжалостный к себе и к тем, кого считает достойными людьми. К недостойным снисходителен по принципу — чего взять с урода?
— Откуда ты знаешь?
— У него сестра младшая есть, я с ней за одной партой три года просидела. Их семейство тогда в Давыдове жило. Как и я. Потом они уехали в Селенград, а я — в Каширу. А потом как-то так сложилось, что Илью я видела чаще, чем его сестру. Мне часто в Селенград ездить приходилось. Но вот последний раз виделись почти год назад.
Оля внезапно вспомнила. Покопалась в сумочке, вытащила кредитку. Ту самую, подаренную ей Валерией.
— Зачем? — удивилась Валерия, когда Оля протянула ей карту.
— Ну… — Оля смутилась. — Я так поняла, она служебная. Может, ты по ошибке мне ее сунула.
Валерия рассмеялась:
— Ну, ты даешь! Оля, безопасники так не ошибаются. И если к тебе попадает такая карта, то либо от человека, который никакого отношения к Службе не имеет, либо имеет, и карту отдал сознательно.
— И как на самом деле? — Она не смогла спросить прямо, работает Валерия в Службе или нет.
— Второй вариант. А ты, конечно, к этой карте и не притронулась?
— Разумеется. Она ж служебная! Мне мать денег прислала, так что я выкрутилась.
— Поразительно… Ты будешь смеяться. Этой карте лет двадцать. И скольких хозяев она поменяла — не перечислить. До сих пор никто не знает, сколько на ней денег, и есть ли они там вообще. Эту карту все как талисман друг другу передают. Говорят, она помогает новую жизнь начать.
— У меня так и вышло.
— Да у всех выходит. Так что оставь ее себе, еще пригодится… — Валерия замолчала. — Вон, Моравлин возвращается. Как я и говорила, с водичкой. Кстати, ты помнишь, сколько времени прошло? Ровно три часа.
Оля не сразу поняла, что Валерия про цыганку вспомнила. Сообразила и немного испугалась. Всегда страшно становится, когда начинают сбываться странные прогнозы.
Валерия поехала в Каширу, а Оле совсем расхотелось домой. Посмотрела на часы — всего-то начало седьмого, еще вполне можно погулять. Илья тоже не спешил.
Сходили в кино, на какой-то боевик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Где-то тут Лерка с Олей должны быть… Я только из-за них приехал.
— Что — из-за Пацанчик? — не сдержалась Ленка.
— Ну да, — кивнул Павел.
И тут же увидел Олю с Валерией, пошел к ним и уселся на землю у ног Оли, оперся затылком о ее колени. Оля машинально перебирала ему волосы, перехватила взгляд офонаревшей Соколовой. Валерия потом объяснила:
— Это по вашим меркам такая ласка — дружеская. У вас условия другие, потяжелей, вам некогда себе извращения придумывать. А здесь все вывернуто наизнанку. Если б Пашка тебя облапал при всех, никто бы и ухом не повел. А вот то, что ты сделала, — уже интим, это уже о чем-то говорит. Например, о том, что вы друг другу нравитесь.
— Я б не позволила дотронуться до себя человеку, к которому равнодушна.
— Поверь, это на самом деле куда легче, чем уступить человеку, который тебе нравится. Любовь — это чувства, переживания, волнения. А просто секс — ничего не чувствуешь. Физическая разгрузка. Как умыться сходила. Они здесь все так живут. И хвастаются, кто равнодушней.
Весь вечер Оля провела рядом с Валерией, практически не участвуя в общем разговоре. Смотрела на кривляк, бывших ее однокашниц, и изумлялась: как она раньше могла зависеть от мнения этих людей?! Куда интересней было обмениваться шутками в тесном кругу: она, Валерия и Павел.
— Интересно, меня сегодня кто-нибудь назовет лохушкой или нет? — слегка кокетничая, спросила Оля. — А то как-то непривычно, не чувствую родной московской атмосферы.
— Я этому кому-нибудь назову, — грозно пообещал Павел. — Так назову, что мало не покажется.
Оля засмеялась.
— А ты научилась держаться в обществе, — негромко сказала Валерия. — Вон, все наши ребята глаз не сводят.
— Они всегда с нее глаз не сводили, я-то знаю! — возразил Павел.
Оля не чувствовала ни малейшего смущения. Это все Академия, думала она. В Московье она так и осталась бы забитой лохушкой с кретинской фамилией. А в Селенграде в людях ценилось совсем другое, вот Оля и расцвела.
Белов быстро напился и стал делать Оле неприличные намеки. А когда Оля встала за газировкой, подошел сзади, шумно дыша перегаром, попытался обнять. Оля легко скользнула в сторону и совершенно не удивилась, что между ней и Беловым тут же оказался Павел. Белов убрался, бормоча под нос всякие гадости. Девчонки на Олю глазели с нескрываемой завистью. Оля не понимала, чему тут удивляться или завидовать: они же с Павлом в одной группе учатся, все равно, что родные.
Ночевала Оля у Валерии, на старом раскладном кресле-кровати среди мягких игрушек: в Дубну ехать поздно, и назавтра они все равно собирались прогуляться по Старому Центру. Оля еще хотела купить средство для быстрого ращения волос, потому что со стрижкой чувствовала себя не девушкой, а воробышком. Хотя тому же Павлу понравилось.
Конечно, полночи они протрепались. Сначала Валерия спросила про Павла:
— Оль, может, я и бестактна, но что-то не поняла: что за отношения у тебя с Котляковым?
— Нормальные. Знаешь, по крайней мере, я больше не считаю его недосягаемым, привыкла видеть каждый день… Он с моей бывшей подругой встречается.
— Опять подруга! — трагически воскликнула Валерия. — Я ж его предупреждала!
— О чем?
— Ну, о подругах. Что если ему хочется наладить отношения с тобой, то ни в коем случае нельзя через подруг подъезжать!
— А он хотел наладить, да?
— Можно подумать, ты сама не догадалась, как он к тебе относится.
— Догадалась, — призналась Оля. — Только, Лер… Знаешь, я в Академии с таким человеком познакомилась, что… В общем, то, что у меня с ним происходит, это я вообще никак описать не могу. Не с чем сравнить. Безумие какое-то. Мне с ним легко, с одной стороны, я совершенно не стесняюсь с ним заговорить, как с Пашкой стеснялась, а с другой — я абсолютно себя не контролирую во время этих разговоров! Мы ссоримся не реже двух раз в месяц, и это еще счастье, если так.
— Рассказывай, — потребовала Валерия, переворачиваясь на живот и подвигая подушку под грудь, чтоб удобно было видеть Олю.
И Оля рассказала. Все-все. Кроме имени, конечно. И почувствовала невероятное облегчение от того, что выговорилась.
— Вы как в романе, — вздохнула Валерия. — Такие страсти, даже завидно.
— Знаешь, у меня иногда странное ощущение. Особенно когда я начинаю кадрить кого-нибудь. Будто он стоит рядом и смотрит на меня. Мне все время стыдно становится.
— Воображение… — пробормотала Валерия.
— Еще я всегда знаю, где он и чем занимается. Один раз рассказала ему, он обиделся и решил, что я выслеживаю его.
— Ну и дурак. Сейчас не двадцатый век, чтоб в телепатию не верить.
— Он верит, — вздохнула Оля. — Сам телепат. Только я с такими подробностями рассказала, что он так вот подумал. На самом деле я эти подробности не видела, придумала для красоты, а получилось так, что совпало.
У Валерии все было просто. Она со школы встречалась с парнем, который был старше нее на пять лет. Сейчас он служил в армии, на Венере, а Валерия его ждала. Вернется, поженятся.
Утром поехали в Старый Центр. Валерия посоветовала уникальное средство для волос:
— За год ниже лопаток отрастут.
Купили сока и булочек, пристроились перекусить тут же, в смехотворно маленьком кафе на два столика. К ним подскочила очень старая, маленькая, по пояс Оле, но шустрая женщина. Валерия посмотрела на нее с ужасом, а та замахала на нее руками:
— Уйди, не для тебя, не для тебя, у нее глаза ясные, ей скажу, ей надо.
Валерия шарахнулась прочь. Старушка схватила Олю за руку и быстро забормотала:
— Смерть тебе от него будет, девять месяцев будешь ждать, как ребеночка, без смерти нет рождения, из-за него пойдешь, из-за него… Больно будет, слезки капают, капают, а все равно пойдешь, не бойся, ребеночек тоже думает, что умирает, а на самом деле рождается, назло ему пойдешь, ты часочки-то считай, вот как увидишь, так и вспомни, сколько часочков-то, да девять еще, вот и умрешь тогда, а он за тобой, за тобой пойдет, связаны вы, крепко повязаны, через руки и через головы, через сердце да по небу связаны-повязаны, за ниточку потянешь — он и пойдет, не бойся, а деньги мне не нужны, ты их себе оставь, не надо мне денег, не забудь, что девять да еще часочки…
И попятилась. Отошла шагов на двадцать и нырнула в подворотню. Оля пожала плечами. Валерия со страхом приблизилась:
— Первый раз в жизни настоящую цыганку вижу.
— А те, которые в Измайлово, — поддельные?
— Актрисы. А эта — настоящая. Только не рассказывай, что говорила, их предсказания нельзя рассказывать.
Взгляд Оли упал на табло уличных часов. Ровно три. Можно еще часика три погулять, и пора домой. Валерии в Каширу ехать, а Оле — в Дубну.
Сходили в парк Горького, покатались на аттракционах.
— Да чушь это все! — в сердцах сказала Оля, после этого предсказания ходившая как на взводе. — Я сама такого могу наговорить, может, и быстрей еще сбудется! А почему предсказания цыганок нельзя рассказывать?
— Не сбудутся.
— А! — обрадовалась Оля. — Вот и хорошо. Она мне предсказала, что я умру из-за того парня, я тебе вчера рассказывала. Или из-за него, или от его руки, она что-то там плела про руки и головы. Особенно упирала на какие-то часочки и на число девять.
Точно повторить слова цыганки Оля не смогла, да и не хотела. Бред какой-то. Валерия тоже так сказала, подумав.
Стрелки часов неуклонно близились к шести вечера, а они были в дальнем конце парка. Сначала хотели прогуляться пешком до метро, но у Оли изменилось настроение. После вчерашнего ночного трепа, а особенно после этого предсказания ей вдруг невыносимо захотелось увидеть Илью. А увидеть его негде, и потому Оля впала в легкую хандру. Направились к станции маршрутки, ходившей вдоль набережной, потому что ноги гудели, а до метро еще три километра пешедралом.
Ей оставалось всего три шага до бордюра посадочной площадки, когда сердце, отчаянно взбрыкнув, рухнуло в колени и там затаилось. Угол зрения рывком раздвинулся до пределов сферы, разом охватив и отпечатав в сознании небывалой четкости триграфию: Московье, голубовато-металлическая зыбкая поверхность реки Москвы, замершие во всех жизненных проявлениях люди и даже остановившиеся в воздухе молекулы. И уже в следующую секунду Оле показалось, что сердце не заработает снова никогда, а она умрет на месте.
Прямо передо ней стоял Илья. Она узнала его сразу, едва увидела, хотя он стоял спиной. Валерия успела сделать еще полшага и тоже остановилась, глядя на Олю.
Сердце забилось отчаянно быстро, кровь прилила к ушам и щекам. На всякий случай Оля попятилась, отступила в сторону и повернулась к нему спиной.
Боже, как он здесь оказался?! Он никогда не говорил про Московье, в Селенграде у него была своя квартира… Что он здесь делает? Именно здесь?!
— Ты чего? — шепотом спросила Валерия.
Оля только судорожно помотала головой. Потом показала глазами на Илью. Валерия обернулась и ахнула:
— Какие люди! Моравлин!
Оля подумала, что сейчас самое время грохнуться в обморок. Валерия оглянулась на нее, сопоставила Олину реакцию с ночным разговором, все поняла и испуганно прикрыла рот ладошкой:
— Оль, прости, я не хотела…
Поздно. Илья, конечно, слышал окрик. И шел к ним. У него было совершенно обычное лицо, и Оля вдруг поняла, что он заметил их намного раньше.
— Привет, — спокойно сказал он обеим сразу. — Вы откуда здесь?
— Гуляли, — ответила Валерия, потому что к Оле еще не вернулся дар речи.
— А я родню провожал. Потом решил прогуляться, забрел сюда, идти надоело, и я остался здесь.
Всю дорогу до метро Оля болтала с Валерией, а Илья отвернулся и смотрел в окно. У метро вышли. Илья извинился, попросил подождать его и нырнул в зеркальные двери ближайшего супермаркета.
— В туалет захотелось, — прокомментировала Валерия.
— А вот же! — Оля с удивлением показала на кабинку биотуалета в пяти метрах.
— Стесняется, — смеясь, сказала Валерия. — Ничего, сейчас вернется и сделает вид, что за водичкой ходил. — У нее загорелись глаза: — Слушай, так ты про него говорила?!
Оля беспомощно улыбнулась. Валерия оживилась:
— Вот это да… Теперь я понимаю, почему ты к Павлу остыла. Знаешь, я и раньше тебе симпатизировала, а теперь убедилась, что не зря.
Оля была страшно польщена.
— Ты оцениваешь людей не по внешним данным, — пояснила Валерия. — Потому что внешне Моравлин рядом с Пашкой, конечно, бледная тень. Но если не по внешности, то Пашке, при всей моей к нему симпатии, никогда даже рядом с Моравлиным не встать. И если ты это увидела, если ты предпочла Моравлина… Честь тебе и хвала.
— Только я совершенно его не понимаю, — убито сказала Оля.
— Поймешь. Как только перестанешь оглядываться на мнение окружающих — сразу поймешь. Он хороший парень. По большому, человеческому счету хороший, не в бытовом смысле. И, конечно, с ним трудно. Он безжалостный к себе и к тем, кого считает достойными людьми. К недостойным снисходителен по принципу — чего взять с урода?
— Откуда ты знаешь?
— У него сестра младшая есть, я с ней за одной партой три года просидела. Их семейство тогда в Давыдове жило. Как и я. Потом они уехали в Селенград, а я — в Каширу. А потом как-то так сложилось, что Илью я видела чаще, чем его сестру. Мне часто в Селенград ездить приходилось. Но вот последний раз виделись почти год назад.
Оля внезапно вспомнила. Покопалась в сумочке, вытащила кредитку. Ту самую, подаренную ей Валерией.
— Зачем? — удивилась Валерия, когда Оля протянула ей карту.
— Ну… — Оля смутилась. — Я так поняла, она служебная. Может, ты по ошибке мне ее сунула.
Валерия рассмеялась:
— Ну, ты даешь! Оля, безопасники так не ошибаются. И если к тебе попадает такая карта, то либо от человека, который никакого отношения к Службе не имеет, либо имеет, и карту отдал сознательно.
— И как на самом деле? — Она не смогла спросить прямо, работает Валерия в Службе или нет.
— Второй вариант. А ты, конечно, к этой карте и не притронулась?
— Разумеется. Она ж служебная! Мне мать денег прислала, так что я выкрутилась.
— Поразительно… Ты будешь смеяться. Этой карте лет двадцать. И скольких хозяев она поменяла — не перечислить. До сих пор никто не знает, сколько на ней денег, и есть ли они там вообще. Эту карту все как талисман друг другу передают. Говорят, она помогает новую жизнь начать.
— У меня так и вышло.
— Да у всех выходит. Так что оставь ее себе, еще пригодится… — Валерия замолчала. — Вон, Моравлин возвращается. Как я и говорила, с водичкой. Кстати, ты помнишь, сколько времени прошло? Ровно три часа.
Оля не сразу поняла, что Валерия про цыганку вспомнила. Сообразила и немного испугалась. Всегда страшно становится, когда начинают сбываться странные прогнозы.
Валерия поехала в Каширу, а Оле совсем расхотелось домой. Посмотрела на часы — всего-то начало седьмого, еще вполне можно погулять. Илья тоже не спешил.
Сходили в кино, на какой-то боевик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71