Штрауд встал перед демоном, броня вокруг него засветилась, поединок психических энергий между Эшруадом и Уббрроккссом раскалил ее добела. Штрауд почувствовал, как горит его собственная плоть, и в этот момент защищающая его волшебная оболочка начала вращаться все быстрее и быстрее — вот уже с такой скоростью, что стала похожа на сверкающий в темноте огромный бриллиант.
— Возьми меня всего, могучий Уббррокксс! — воззвал голос Эшруада. — Поглоти целиком!
Губчатое тулово колыхнулось всей своей палящей лавоподобной массой и дернулось было к Штрауду, но тут же Уббррокксс в нерешительности замер, не понимая, что происходит у него перед глазами.
Штрауд же почувствовал, что его буквально раздирает надвое… Без боли, без крови от него отделилось существо, похожее на него как две капли воды, и во тьме засияли два вращающихся с бешеной скоростью бриллиантовых огня: он, Штрауд, и он, Эшруад.
Уббррокксс не двигался, нерешительно выжидая в полном смятении и растерянности.
Пока все идет хорошо, мелькнуло в голове у Штрауда.
— Давай, подходи! — вызывающе крикнул он. Но и Эшруад, оказывается, одновременно с ним выкрикнул те же самые слова. Здесь, в непроницаемой тьме заклятой шахты, они со Штраудом стали зеркальным отражением друг друга, что совсем сбило с толку огненного демона, обжигающего их волшебную броню своим жарким дыханием.
Внезапно Уббррокксс обрушил на них всю свою противно колышущуюся палящую массу, сбив их с ног, как жалкие кегли, волшебная броня вокруг них не устояла перед страшной силой этого натиска. Штрауд сразу почувствовал себя совершенно беззащитным, а Уббррокксс, словно растягивая удовольствие и издеваясь над его беспомощностью, испустил из себя огненную струю, которая ударила в Кендру, тут же вспыхнувшую ярким пламенем!
Не владея собой, Штрауд с диким воплем бросился на Уббррокксса, который, как и предсказывал Эшруад, заживо сжег женщину у него на глазах. Второй же Штрауд хладнокровно поднял руку, из нее вырос неимоверной длины меч, как у рыцаря, готового поразить дракона. Меч отделился от руки Эшруада и стал расти в размерах, превращаясь в гигантское стальное зеркало. И впервые Уббррокксс увидел в нем себя, и исторг поток огня, чтобы испепелить сотворенное древним чародеем стальное чудо, показавшее все его уродство и мерзость.
Но река огня превратилась в реку света, который, отразившись в стальном зеркале, ударил в Уббррокксса, слепя и обжигая дьявольское отродье. Огненное тулово его начало взрываться и распадаться на куски, которые, разлетаясь в разные стороны, зажигательными бомбами свистели мимо головы Штрауда.
Штрауд достал из сумки хрустальный череп и вознес его высоко над головой, направив на дьявольское отродье. И тут же почувствовал в руках резкий, как удар тока, толчок, когда хрусталь вобрал в себя и отразил светом исторгаемый демоном огонь. Началась схватка трех источников света и энергии, образовавших сверхъестественный импульсный повторитель. Замысел Эшруада заключался в том, чтобы преобразовать энергетическое поле, в котором демон черпал злую силу, заместить его своим и таким образом полностью нейтрализовать. Его расчеты и вера в триангуляцию их трех энергетических полей допускали, конечно, колоссальный риск, но сейчас выпал тот случай, когда любой риск был оправдан.
Штрауд совершенно ослеп. Все его тело пронизывали невероятной силы заряды светового, теплового и энергетического излучения, исторгаемого огнедышащей горой, каковая была Уббрроккссом, и вбираемого в себя хрустальным черепом, который, по всем человеческим понятиям, давно уже должен был взорваться от перенасыщения. Могучая сила, отраженная стальным зеркалом в самую сущность Уббррокксса и вновь излучаемая ею в хрустальный череп, сбивала с ног. Штрауд упал на колени, поток энергии согнул его пополам, сжимавшие череп ладони жгло так, будто они вмерзли в лед… Сам же хрустальный череп превратился в жуткую голову великана-людоеда, но Штрауд из рук его не выпускал.
Не слышалось более ни глумливого хохота, ни пронзительных воплей, которыми так услаждал себя демон. Не слышалось более страшных звуков ни раздираемого на куски человеческого тела, ни лопающихся на горящей человеческой плоти волдырей, ибо всю свою энергию Уббррокксс сейчас направлял плотным, как луч лазера, пучком в глаза хрустального черепа. А тот вбирал ее в себя подобно аккумулятору, и Уббррокксс это, видимо, почувствовал… От перенапряжения он стал даже скрипуче и жалобно попискивать, словно оголодавший птенец.
Штрауд ощутил, как кожа у него на лице и руках вздувается волдырями от ожогов, и понял, что сильно обгорел, но это принесло ему даже радость и облегчение. Радость и облегчение от того, что к телу возвращается утраченная на какое-то время чувствительность. Вот только зрение не восстанавливалось, и Штрауд мог видеть только эфемерными «глазами» Эшруада…
Эшруад, вернувшийся в обличье лишая, приблизился к нему и осторожно взял прикипевший к ладоням Штрауда хрустальный череп.
— Я тоже должен уйти, — произнес Эшруад. Глазами Эшруада Штрауд смотрел на губчатые кучи разлагающейся жижи, вяло подергивающейся на том месте, где только что неистовствовал Уббррокксс. Исчезли распятые на стенах дымящиеся скелеты, исчезли сковывавшие их раскаленные цепи… Ничто даже не напоминало о том, что Кендра и Вишневски подвергались здесь нечеловеческой пытке огнем. Остались лишь колышущийся, бледнеющий и медленно растворяющийся силуэт Эшруада, хрустальный череп в его руках и нестерпимый огонь внутри черепа — ослепительные электрические импульсы, космические метеоры в миниатюре.
— Теперь все новые битвы с богом зла, — проговорил Эшруад, — будут происходить только внутри черепа.
— Подожди! — взмолился ослепший Штрауд. Спотыкаясь, он на ощупь рванулся к Эшруаду, но, оказалось, совсем в другую сторону… Дух Эшруада исчез в хрустальном черепе, и тот упал на дощатый настил корабельного трюма и подкатился к ногам Штрауда. Эшруад покинул его… может быть, навсегда. Штрауд нащупал и поднял хрустальный череп, который спас их всех — всех, кроме Леонарда, Вишневски и Кендры, милой, дорогой Кендры… Штрауд был готов пожертвовать собой ради их спасения, но демон этого не захотел. Уббрроккссу были нужны они все — и больше всех Эшруад. Демон жаждал поглотить хрустальный череп и завладеть заключенной в нем энергией.
Не пожелай больше, чем можешь, мысленно посоветовал Штрауд Уббрроккссу, где бы сейчас ни находилось это навечно проклятое отродье.
— Береги себя, Эшруад… — вслух произнес он.
Ослепший Штрауд на ощупь Пытался выбраться из корабля, больно натыкаясь на острые выступы, спотыкаясь на прогнивших досках, блуждая в отсеках погребенного под землей корабля… Слепой в непроглядной тьме корабельного трюма.
Тогда он вспомнил о рации. Прижав хрустальный череп к груди, он принялся вызывать Джеймса Натана. Так досаждавшие прежде помехи в эфире, похоже, создавались демоном, потому что сейчас Штрауд установил связь с первой же попытки. Но еще до того, как Натан успел взять микрофон, в наушниках раздался взволнованный и счастливый женский голос.
— Эйб! Эйб, ты жив! Жив! — Кендра от радости не находила слов.
— А ты как? Уже на поверхности?
— Да! Мы с Вишневски повернули назад, когда…
— А я уже думал, что вас нет в живых. То есть я думал, что видел, как вы погибли. Полная иллюзия… обман зрения…
— Слава Богу, ты жив!
Теперь Натану, видимо, все же удалось вырвать микрофон у Кендры.
— Штрауд, это просто чудо! Тут все наши зомби…
— Все очнулись и освободились от заклятья, я знаю… знаю…
— Благодаря вам.
— Мне нужна помощь. Сможете организовать?
— Уже выходим!
Кендра вновь добралась до микрофона.
— Тебе одному там, наверное, страшно одиноко… Как… как же тебе это удалось, Эйб?
— Об этом потом… Кендра, я… я… ослеп!
— Что у тебя с глазами?
— Обгорел сильно… Ничего не вижу… Спотыкаюсь тут обо все…
— Оставайся на месте! Я иду к тебе со спасателями. Скоро будем!
Штрауд испуганно вскрикнул, чтобы она не смела больше даже ногой ступать на проклятый корабль, но Кендра, видимо, уже убежала, а вместо нее с ним заговорил Вишневски:
— Держитесь, Эйб, держитесь. Оставайтесь на месте. Будете бродить на ощупь среди хлама, так, не дай Бог, убьет вас еще чем-нибудь… И после всего, что вы пережили…
— Да, было бы страшно смешно после всего получить по голове какой-нибудь паршивой деревяшкой или задохнуться под кучей костей.
— А что с… вашим… ну, как бы это…
— Хрустальный череп у меня. Слава Богу и благодарение Мамдауду из Египта, что он оказался здесь с нами…
— Бедняга Леонард… Никак из головы не идет…
— Да… Жалко… Очень.
Штрауд заслышал звук шагов приближающихся спасателей и поблагодарил Виша за то, что тот помог ему скоротать время за разговором.
— А вы что, темноты стали бояться? — пошутил Вишневски.
— Нет. Сейчас я боюсь… слепоты.
— Слушайте, Штрауд, а как вы думаете, не предпринять ли нам кое-какое нормальное археологическое обследование корабля? — словно мимоходом поинтересовался Вишневски. — Теперь, когда пропал этот ваш чертов демон?
— Не будите спящих демонов, Виш, вот что я вам скажу.
В этот момент подошли спасатели, и Кендра тут же бросилась ему на грудь. Натан, выждав какое-то пристойное, по его мнению, время, бездушно разомкнул их объятия и, взяв Штрауда под руку, повел к выходу. Довольно долго им пришлось поблуждать по кораблю и хитроумному сплетению туннелей, и когда Штрауд впервые за многие часы вдохнул глоток свежего воздуха, то едва не разрыдался. Сколько же раз ему казалось, что он так и останется навечно погребенным в дьявольском склепе!
Кендра так и льнула к нему, а он крепко прижимал к груди хрустальный череп, и когда Штрауда чуть ли не насильно затаскивали в санитарную машину, успел взять с нее клятвенное обещание: она лично проследит за тем, чтобы череп поместили в абсолютно безопасное — он сказал «неприступное» — место. Но Кендра, однако, решительно уселась в машину рядом с носилками, заявив, что Штрауду так легко от нее не отделаться. Не в состоянии видеть, как сильно изранено его тело, Штрауд тем не менее уловил реакцию Кендры, рассмотревшей его при свете дня. К тому же до него донеслись обрывки разговора врачей, связавшихся по рации с больницей, что-то там об ожогах второй и третьей степени, поразивших две трети кожного покрова.. Штрауд начал было думать о том, что Кендра, видимо, опасается, что он умрет, но тут его подхватила легкая веселая лодочка, которая, плавно покачиваясь, унесла его в беспамятство.
Три месяца спустя Врачи сняли повязку с глаз Абрахама Штрауда неделю назад. И хотя он с некоторым разочарованием обнаружил, что пока может лишь различать отдельные предметы — и то в черных очках, в нем быстро окрепла уверенность, что теперь зрение восстановится полностью. На этой неделе сняли также повязки и с некоторых обожженных участков кожи. Сейчас тело Штрауда было сплошь покрыто затейливым скрещением многочисленных шрамов самой разнообразной формы, множество из которых остались ему на память еще о стычках с обитателями мрака, не говоря уж о войне. В общем иногда Штрауд казался себе человеком, который решил покрыть себя татуировкой с ног до головы — с той лишь разницей, что Штрауда так разукрасили отнюдь не по его воле.
Руки, ноги, однако, у него были целы и невредимы и действовали вполне прилично, да и с ума он не сошел, хотя некоторые в последнем сильно сомневались, особенно хорошенькие медсестры.
Кендра, не щадя себя, выхаживала Штрауда в самый тяжелый период и довела себя до такого изнеможения, что стала слезлива и раздражительна. Она и сейчас навещала его каждый божий день, забыв о своей карьере и тем самым глубоко огорчив Штрауда. Ради него она забросила все свои дела, считая, что она не может вернуться в эпидемиологический центр, пока не будет уверена, что он пошел на поправку. В какой-то момент Штрауд даже начал задумываться, не жениться ли ему на ней, но даже самый осторожный и тонкий намек на подобную возможность страшно перепугал Кендру. Теперь она срочно собиралась к себе в Джорджию, чтобы вернуться к привычной жизни и почти забытой ради него карьере. Кендра просто не могла представить себя ждущей Штрауда всю ночь напролет, пока он сражается с очередным привидением или с какой-нибудь тварью еще похуже. Подобно большинству других людей, знавших либо читавших об обстоятельствах, связанных с немыслимым нашествием нежити, скармливавшей в Нью-Йорке живых людей разверзшейся в земле пропасти, Кендра ломала голову над тем, как ей воспринимать Абрахама Штрауда, что думать о нем, о его странном хрустальном черепе… И даже сейчас сам факт, что он остался в живых, вызывал у нее скорее отвращение и страх, нежели уважение и любовь.
Да Штрауд, вообще говоря, и винить ее в том не хотел и не мог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36