— Оно, представляете, собиралось пожрать нас всех целиком, — поделилась с Леонардом Кендра тем, что привиделось ее глазам.
Штрауд бережно взял в ладони парящий в воздухе хрустальный череп. Теперь он больше всего боялся потерять Эшруада, он ни за что не принесет в жертву демону череп и скрытую в нем силу. А вдруг, овладев им, дьявол обретет гиперсверхъестественную силу, нечто вроде сверхпроводимости психической энергии в подземном мире? И не может ли средство против Уббррокксса в этом смысле оказаться опаснее самой болезни? Заточенный в хрустале дух Эшруада ничего об этом не говорил, но мысль о подобной возможности сейчас потрясла Штрауда. И в этот момент у него в голове ясно раздался голос Эшруада:
— Я пришел не приумножить силы врага моего, но уничтожить его.
— Но как? Ведь, поглощая твою энергию, оно лишь становится сильнее!
Спутники Штрауда обернулись посмотреть, с кем это он разговаривает. И в этот момент в тени совсем рядом со Штраудом появилась огромных размеров гарпия, будто слетевшая со страниц древней книги. Но, может быть, и не гарпия, а гигантский стервятник… Хотя у этого отродья были горящие ненавистью круглые глаза и курносая, как смерть, морда летучей мыши, крылья образовывала кожистая перепонка между неимоверной длины когтями, а все тело было покрыто редкими крысиными волосами.
Тварь беззвучно упала в косом пике, нацелившись на череп, и сбитый с ног Штрауд кувырком покатился по могильной земле туннеля. Хрустальный череп выскользнул из его ладоней и воспарил под свод лабиринта. Гарпия неуклюже, но стремительно взмыла за ним, растопырив жуткие когтистые лапы. Череп метался во тьме, как крошечный НЛО, искусно уворачиваясь от хищных когтей. Пока Виш и Леонард, кряхтя и подбадривая друг друга, поднимали с земли ошеломленного Штрауда, Кендра метко попала в гарпию стрелкой из духового ружья, та сорвалась в беспорядочный штопор, издавая душераздирающие вопли. Врезавшись в стену, тварь вспыхнула яркими языками пламени. И в этом огне Уббррокксс явил Штрауду и его спутникам свои глаза, приковавшие их к месту и требующие, чтобы они убирались тем же путем, что и пришли, оставив хрустальный череп в его владении. Из глазниц Уббррокксса бурым дождем сыпались змеи.
От этого леденящего сердце зрелища они попятились не дыша и готовые броситься прочь без оглядки. Но, когда пламя угасло, смельчаки увидели в стене, там, где взорвалась гарпия, довольно большой лаз, обрамленный деревянными досками. Штрауд, заботливо уложив хрустальный череп в сумку, подошел к пролому и потрогал пальцем прогнившее дерево.
— Вот он, корабль. Мы нашли его!
Глава 16
Возвращение из беспамятства пришло к Штрауду теплым и живым видением овеваемой знойными ветрами жемчужины, купающейся в лучах щедрого солнца среди песков пустыни у самого моря. Картина была столь реальна и так непохожа на придавивший их сырой и темный туннель под Манхэттеном, что Штрауд был не в силах отвести от нее взора. И чем сильнее Штрауду хотелось рассмотреть ее поподробнее, тем быстрее приближался к нему открывшийся его глазам ландшафт. Штрауд ощутил себя находящимся в двух мирах и в двух временах одновременно…
Возникшая в его мозгу картина, очаровательная, словно плывущий по волнам серебряного моря сказочный цветок, заворожила его, притягивала, как свет — ночного мотылька. Инстинктивно Штрауд опасался, что это очередной трюк, еще одна уловка дьявольского отродья, однако видение было столь красочным и исполненным очарования, что он не нашел в себе сил сопротивляться ему… и рассеялось облако пыли, взметенное порывом ветра, и исходящая животворным светом жемчужина превратилась в сияющий город у моря… древний город из далекого времени, город изумительной красоты, все сильнее и сильнее притягивающий к себе Штрауда…
А он тем временем оставался в неподвижности на том самом месте, где упал, ясно осознавая присутствие трех своих друзей, почему-то вдруг необыкновенно встревоженных его состоянием, присутствие трех спутников, с которыми он делил тяготы путешествия по другой земле и в другом времени и которые рассчитывали, что он, сильный и отважный, останется с ними и защитит их. Но не ощущал заботливых прикосновений рук Виша и Кендры, и даже не знал, что они помогают ему сесть, ибо он, пленник игры своего воображения, наполовину существовал уже в другом, неведомом и недоступном им мире… Он не был более узником мрачной норы под огромным городом, где демон рвался к его горлу, он не был более разящим мечом крестового похода, он не был более даже щитом, способным охранить тех, кого он позвал за собой.
Какая-то часть рассудка Штрауда еще помнила это и отчаянно цеплялась за явь, не позволяя ему низринуться в чрево вселившегося в него исчадия ада. Мысленно Штрауд изо всех сил сражался с ним, корчась и извиваясь в муках, ибо сопротивление дьяволу несло ему невыразимую боль страшных воспоминаний. Но он все же боролся, не желая бросать в беде Кендру и других своих друзей. Ведь вместе с ними придет конец и ему самому. Явится демон, а он, забившись в свою темную норку слабодушия, так и не узнает об этом, пока не станет слишком поздно…
Часть рассудка Штрауда сопротивлялась с мужеством безысходности, но уже было поздно… Видение неодолимо завладело им, и Штрауд впал в оцепенение.
Утратив контроль над своим рассудком, Штрауд ощутил прилив знакомого беспокойства. Все эти годы он прилагал неимоверные усилия, чтобы сохранять самообладание. Его нечастые и всегда безотчетные приступы беспамятства приводили Штрауда в смятение и оставляли душевные раны. Порой ему, правда, удавалось выходить из них с проблесками новых знаний, но далеко не всегда. Эти приступы отнюдь не были психическими инструментами, которыми он мог манипулировать по своему усмотрению, большинство из них представляло собой «схватки» между его мозгом и прикрывающей его стальной пластинкой, они, как правило, следовали за какими-либо неблагоприятными отклонениями в его физическом состоянии. Он давно пришел к убеждению, что даже незначительное повышение кровяного давления, например, вызывает у него повышение внутричерепного давления — по его мнению, из-за того, что крошечная скобка в стареющем металле пластинки раздражающе вонзалась в кору мозга. Штрауду нравилось сравнивать это явление со смещенным позвоночным диском, ущемляющим нерв, только в его случае диск был рукотворный, а нерв представлял собой центральные проводящие пути к мозгу.
— Покорись мне, — услышал Штрауд повеление разверзшейся в нем черной бездны, и говорила она умиротворяющим голосом, знакомым ему с пеленок, голосом Аннаниаса, его деда. Голос этот был либо знаком, что он должен покориться, либо хитрой уловкой демона. Но где это все с ним происходит? Тело его недвижно привалилось к холодной стене туннеля, а разум улетел далеко в прошлое, за три тысячи лет отсюда, во времена безмятежного покоя, благоденствия и процветания для народа Этрурии. Повсюду слышались нежные звуки похожих на флейты инструментов, они плыли даже над шумом и гамом рыночных рядов, тянувшихся вдоль морского берега, в их сладостную мелодию гармонично вплетались звонкий перестук из лавок ремесленников и голосистая скороговорка истово торгующихся купцов Многолюдное место, бурлящее жизнью, город, что привлекал корабли со всех концов известного людям света, главная точка на земле, по которой сверяли время и от которой отсчитывали расстояние и определяли свое местоположение Над городом на высоком плато стоял массивный храм, уходящий от своего подножья спиралями сверкающего камня на высоту семидесяти футов В лучах яркого солнца он словно бы светился изнутри, как искусно обработанный лунный камень С высоты окружающих гор, нависших над храмом, он мог показаться чужестранцам, проходящим со своими караванами, крепостью, воздвигнутой для защиты города, где в узких и грязных проулках мальчишкой играл Эшруад. Эшруад родился с даром провидения, и еще в младенческом возрасте ему привиделся этот храм Но он был сыном пастуха, едва ли способным, по обычным представлениям, даже мечтать о постройке подобного сооружения, однако тем не менее он с ранних лет твердо знал, что храм будет воздвигнут и что главная роль и заслуга в этом будут принадлежать ему В юности Эшруад прилежно впитывал знания, передаваемые ему матерью и бабушкой, которые умели применять с медицинскими целями толченые минералы, высушенные корни и травы От отца же он унаследовал то, что в народе называют «третьим глазом», способность проникать мысленным взором в человеческие души и в будущее Именно таким образом он «увидел» храм на том самом месте, где он стоял сейчас, и предугадал, что займет в этом храме место кудесника и мудреца. Трудился он поначалу в полном согласии с религиозной верхушкой и использовал свои чары для исцеления страждущих и избавления от засух и саранчи.
Одеяния Эшруад носил скромные, но всегда опрятные. Молился богине исцеления, и, по мере того как его талант становился все могущественнее, его стали посещать прозрения будущего всего человечества. Прорицания Эшруада о том, что люди будут летать по воздуху во чреве огромных механических птиц, о городах, что размерами и величием затмят их священный храм, о башнях, которые пронзят небеса, и о летучих кораблях, что однажды достигнут луны и звезд, многим казались несбыточными сказочными выдумками. Убоявшись Эшруада и его предвидений, косная религиозная верхушка ополчилась на мудреца, на два лагеря раскололся и город, и весь народ.
Насчитывавший более ста помещений, храм представлял собой настоящий лабиринт, по которому беспрерывным потоком тянулись паломники, жаждущие прикоснуться к целительной силе храма, воздвигнутого во славу богини Эслии, одаряющей земли плодородием, а людей — добрым здравием Паломники несли с собой вылепленные из глины фигурки людей, изображающие либо их самих, либо престарелых или больных родственников и друзей. День за днем целые их процессии шли и шли к храму, порой подолгу и терпеливо ожидая у его ворот встречи с Эшруадом и новым поколением священнослужителей, которые не испытывали страха перед даром кудесника. Эшруад принимал страждущих в своем лазарете и наделял их травными настоями, лекарствами, иногда вскрывал и очищал раны, а то и творил чудеса хирургии, которым научился в своих видениях. Священнослужители же тем временем собирали среди паломников глиняные фигурки и ставили их на несколько дней перед алтарем, после чего переносили на постоянное место в особо отведенном Для них помещении. Сам пациент в свое время отправлялся домой, но фигурка оставалась в храме, чтобы напоминать богине о его болях и недугах.
Богиня же обликом своим являла изумительной красоты деву в просторных одеяниях, окруженную каменными изваяниями львов. По лазуритовому постаменту статуи тянулась надпись на древнем языке этрусков, гласящая, что Элсиа есть королева всех миров Вселенной. Храмовые писцы аккуратно вели летопись деяний храма и его служителей, они же на глиняных дощечках описали и жизнь Эшруада, которого к тому времени его народ стал почитать как живого бога. Рецепты лечения травами, ранее известные одному лишь Эшруаду, были высечены в камне угловатыми письменами, использовавшимися древними этрусками, значками, которые Леонард относил по их природе к клинописи. Штрауд сразу же вспомнил об обнаруженных близ Багдада и Ниппура храмах, которые дали богатейшие собрания образцов шумерской и аккадской письменности на глиняных дощечках. Вспомнил Штрауд и о глиняных фигурках, которые в Мексике и по сей день оставляют в церквах, моля святых об исцелении.
Штрауду было известно, что некоторые способы лечения травами применялись еще в каменном веке, однако общепринятым было считать, что первыми стали систематически практиковать врачевание, особенно хирургию, вавилоняне и египтяне. Теперь же т Штрауду открылось, что это мнение является глубочайшим заблуждением.
Эшруад щедро и бескорыстно делился своими знаниями, помня о грядущих историках, он оставил им рецепты лечения травами самых различных недугов: от глазных болезней до расстройства кишечника, от запоров до лихорадки. Оставил даже рецепты восстановителя для седых волос и средства от облысения. Подробно расписал и ход различных хирургических операций. Завещал Эшруад и тексты магических заклинаний для изгнания злых духов, угрожавших миру и благоденствию в Этрурии, а также мелких бесов, вселявшихся в отдельных людей. Фактически Эшруад одарил современников и потомков всеобъемлющим и законченным медицинским трактатом, в котором пытался внести ясность в сложные, а часто и болезненные взаимоотношения между религиозными целителями, лекарями-травниками и чародеями, сосуществовавшими под крышей одного храма.
К этому времени Эшруад был далеко не единственным кудесником, обитавшим в храме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36