Не забывай, нас легко узнать. - Он прикоснулся к парику.
- Этого не случится.
- Вы недооцениваете людей. И всегда недооценивали.
- Нет, - сказал Кэллахан, - это неверно. Но вы всегда недооценивали
Нас. Вы даже не знаете своих собственных способностей.
- Телепатические возможности не создают суперменов.
- Мы думаем не так.
- Ладно, - сказал Мак-Ни, - здесь мы не можем прийти к согласию.
Может быть, нам удастся это сделать на чем-нибудь другом.
Бартон издал яростный звук. Кэллахан взглянул на него.
- Ты сказал, что понимаешь наш план. Если так, то ты знаешь, что его
нельзя остановить. Люди, которых вы так боитесь, обладают лишь двумя
сильными сторонами: численностью и техникой. Если смести технику, то Мы
сможем объединиться, а это все, что нам нужно. Мы, конечно, не можем
сделать это сейчас из-за атомных бомб. Как только мы объединимся и
обнаружим себя - хлоп! Так...
- Взрыв был последней войной, - сказал Мак-Ни. - Она должна быть
последней. Эта планета не переживет еще одну.
- Планета может пережить. И мы можем. Человечество не смогло бы.
- В Галилео нет секретного оружия, - сказал Бартон.
Кэллахан усмехнулся.
- А, значит вы следили за этой пропагандой, не так ли? Но множество
людей уже верят в то, что Галилео превращается в угрозу. Когда-нибудь
Модок или Сьерра сбросят бомбу на Галилео. Это сделаем не мы.
Бомбардировку проведут люди, а не Болди.
- Кто пустил этот слух? - спросил Бартон.
- Будут и еще, много других. Мы посеем недоверие между городами - это
долгосрочная программа плановой пропаганды. Она достигнет кульминации в
новом Взрыве. Тот факт, что люди попадутся на такую чепуху, доказывает их
врожденную неспособность править. Это не могло бы произойти в мире Болди.
Заговорил Мак-Ни:
- Новая война будет означать развитие средств подавления связи. Это
будет вам на руку. Старый принцип "разделяй и властвуй". Пока радио,
телевидение, вертолеты и скоростные авиалинии соединяют людей воедино,
люди - единая раса.
- Вы это поняли, - сказал Кэллахан. - Когда человечество станет более
уязвимым, мы сможем объединиться и выйти на сцену. Существует не так уж
много настоящих гениев техники, вы же знаете. Мы их потихоньку устраняем.
И это нам по силам - ведь используя Мощь, мы способны объединиться
мысленно, не становясь физически уязвимыми.
- Если не считать Нас, - мягко заметил Бартон.
Кэллахан медленно покачал головой.
- Вы не убьете нас всех. Если вы меня сейчас зарежете, это ничего не
изменит. Так случилось, что я координатор, но я не единственный. Конечно,
вы можете отыскать некоторых из нас, но всех нас вы найти не сможете, и вы
не сможете расшифровать наш код. Вот на чем вы проиграете, и всегда будете
проигрывать.
Бартон со злостью раздавил окурок.
- Да. В этом мы можем проиграть. Но вы не выиграете. Вы не можете. Я
давно предвидел грядущий погром. Если он произойдет, то будет оправдан, и
я не буду сожалеть, уверенный, что он сметет и всех вас. Мы тоже погибнем,
и вы будете довольны, зная, что своим эгоизмом вы уничтожили целые народы.
- Меня это мало волнует, - сказал Кэллахан. - Я всегда говорил, что
ваша группа была ошибкой мутации. Мы действительно супермены - не
страшащиеся занять свое место во Вселенной, в то время как вы
довольствуетесь крохами, которые роняет со своего стола человечество.
- Кэллахан, - внезапно сказал Мак-Ни, - это самоубийство. Мы не
можем...
Бартон выпрыгнул из кресла и встал, широко расставив ноги, яростно
озираясь.
- Даррил! Не мечи бисер перед свиньями! Моему терпению есть предел!
- Пожалуйста, - сказал Мак-Ни, чувствуя себя бессильным и
беспомощным. - Нам нужно помнить, что мы, во всяком случае, не супермены.
- Никаких компромиссов, - бросил Бартон. - Не может быть никакого
примирения с этими волками. Волками - гиенами!
- Компромисса не будет, - сказал Кэллахан. Он поднялся, его львиная
голова темным силуэтом вырисовывалась на фоне красного неба. - Я пришел
повидать тебя, Мак-Ни, по одной-единственной причине. Вы не хуже меня
знаете, что люди не должны подозревать о нашем плане. Оставьте нас в
покое, и они ничего не заподозрят. Но если вы будете продолжать попытки
помешать нам, вы просто увеличите опасность разоблачения. Тайная война не
может вечно оставаться тайной.
- Если так, то ты видишь опасность, - сказал Мак-Ни.
- Глупец, - почти ласково сказал Кэллахан. - Неужели вы не видите,
что мы сражаемся за вас? Оставьте нас в покое. Когда люди будут стерты с
лица земли, это будет мир Болди. И вы сможете найти в нем свое место. Не
говори мне, что ты никогда не думал о цивилизации Болди, цельной и
совершенной.
- Я думал об этом, - признал Мак-Ни. - Но это не будет достигнуто
вашими методами. Единственный выход здесь - постепенная ассимиляция.
- Иначе говоря, мы снова вольемся в людское племя? Иначе говоря, наши
дети деградируют в волосатых людей? Нет, Мак-Ни. Ты не сознаешь своей
силы, но, похоже, ты не сознаешь и своей слабости. Не мешайте нам. Иначе
за любой возможный погром будете отвечать вы.
Мак-Ни взглянул на Бартона. Плечи его сгорбились. Он глубже забрался
в кресло.
- В конце концов ты прав, Дэйв, - прошептал он. - Компромисса быть не
может. Они параноики.
Губы Бартона расплылись в недоброй усмешке.
- Убирайся, - сказал он. - Я не хочу убивать тебя сейчас. Но я знаю,
кто ты такой. Не забывай об этом. Ты не проживешь долго - даю слово.
- Ты можешь умереть первым, - тихо сказал Кэллахан.
- Убирайся.
Параноик повернулся и вышел на крыльцо. Теперь его фигура была видна
внизу, прогуливающейся по дорожке. Бартон налил себе солидную порцию
спиртного и выпил залпом.
- Я чувствую себя грязным, - сказал он. - Может быть, это освободит
меня от мерзкого привкуса.
Мак-Ни неподвижно сидел в своем кресле. Бартон пристально посмотрел
на темную фигуру.
"Что тебя гложет?" - подумал он.
"Хочется... хочется, чтобы уже сейчас был мир Болди. Земля - не место
для него. Венера или даже Марс. Каллисто - где угодно. Место, где мы могли
бы быть в мире. Телепаты не созданы для войны, Дэйв."
"Однако вполне возможно, что это им не помешает."
"Ты думаешь, что я слаб. Да, это так. Я не герой. Не крестоносец. К
тому же, важнее всего микрокосм. Насколько мы можем рассчитывать на
верность расе, если семья и личность должны жертвовать всем, что значит
для них дом."
"Паразиты должны быть уничтожены. Наши дети будут жить в лучшем
мире."
"Так говорили наши отцы. И где же мы?"
"Нас, по крайней мере, не линчевали. - Бартон положил руку на плечо
Мак-Ни. - Продолжай работать. Ищи ответ. Код параноиков должен быть
разгадан. Тогда я смогу уничтожить их - всех!"
Мысль Мак-Ни помрачнела.
"Я чувствую, что будет погром. Не знаю когда. Но наша раса еще не
пережила свой самый тяжелый кризис. Он еще впереди. Он еще впереди."
"Но и ответ будет найден, - подумал Бартон. - Я ухожу. Я должен найти
того Болди у кочевников."
"До свидания, Дэйв."
Он проводил Бартона взглядом. Дорожка опустела. Теперь он ждал, когда
из города вернутся Марианна и Алекса, и впервые в жизни он не был уверен,
что они вернутся.
Сейчас они были среди врагов, потенциальных врагов, которые по одному
слову могли перейти к казням и огню. Безопасность, за которую Болди мирно
сражались из поколения в поколение, теперь ускользала из под ног. Через
некоторое время Болди могли оказаться бездомными и лишенными друзей, как
кочевники...
Слишком гибкая цивилизация ведет к анархии, а слишком жесткая падает
под ураганными ветрами перемен. Человеческая норма произвольна; столь же
произвольными были и границы. В децентрализованной культуре каждый
социальный организм был в большей степени способен найти себе законное
место, чем это было в течение тысячелетий. Денежная система основывалась
на натуральном обмене, который, в свою очередь, опирался на навыки, гений
и трудоемкость. Кому-то нравилась случайная жизнь рыбака на Калифорнийском
берегу; его улов мог дать ему телевизор, разработанный в Галилео
человеком, который увлекался электроникой - и при этом любил рыбу.
Это была гибкая культура, - но в ней имелись свои жесткие барьеры.
Случались и промахи. После Взрыва антиобщественные элементы бежали от
разбегающихся по Америке быстро растущих поселений в леса, где прощался
индивидуализм. Здесь встречались разные типы. Бродяги и странствующие
рабочие, кэджуны
и лодыри из притонов - недовольные, антисоциальные, и те, кто просто не
смог приспособиться к любому виду городской жизни, даже к полудеревенским
условиям нынешних городков. Некоторые бездельничали, некоторые бродили по
дорогам мира, все еще зависящего от наземного транспорта, некоторые были
трапперами и охотниками - ведь даже во время Взрыва на американском
континенте оставались обширные лесные массивы.
Они ушли в леса. Те, кто с самого начала был лесным жителем, хорошо
знали, как выжить, как ставить силки на птиц и ловушки на оленей и зайцев.
они знали, какие ягоды собирать и какие коренья выкапывать. Остальные...
В конце концов они научились или погибли. Но сначала они искали то,
что считали легким путем. Они стали разбойниками, нападавшими на
объединяющиеся города и выносившими оттуда добычу - еду, выпивку и женщин.
Они приняли возрождение цивилизации за ее гибель. Они собирались в банды,
и атомные бомбы находили свои цели, и они умирали.
Через некоторое время больших групп кочевников не осталось. Единство
стало небезопасным. Мало кто мог рассчитывать на соединение в сезоны
северных климатических зон или в далеких районах более тропического пояса.
Их жизнь напоминала жизнь первопроходцев Америки и американских
индейцев. Они постоянно кочевали. Заново учились пользоваться луком и
дротиком - связи с городами они не поддерживали, и достать огнестрельное
оружие было нелегко. Они крутились на отмелях потока технического
прогресса - отчаянные смуглые лесные люди и их жены, гордые своей
независимостью и своей способностью вырвать жизнь из дикости.
Им редко приходилось писать. Но они много разговаривали, и ближе к
ночи, вокруг лагерных костров они пели старые песни - "Барбара Аллен",
"Два ворона", "О, Сюзанна" и народные баллады, пережившие Парламенты и
Сенаты. Если бы они ездили верхом, то они знали песни, основанные на ритме
бега лошади; но в жизни они ходили пешком и знали маршевые песни.
Джесс Джеймс Хартвелл, вождь небольшой банды кочевников, наблюдал за
приготовлением медвежатины на лагерном костре, и его раскатистый бас
глушился и смягчался елями, смотревшими на лагерь из-за ручья. Его скво,
Мэри, тоже пела, потом к ним присоединились и остальные - охотники и их
жены - поскольку больше слово "скво" не несло в себе унизительного
оттенка. Отношение кочевников к своим женам было более реалистическим
вариантом средневекового рыцарства.
"Несите старый добрый рог, ребята,
и мы споем другую песню..."
За ручьем был мрак. Этим вечером они поздно нашли место для лагеря;
их задержала охота на медведя, а потом пришлось долго искать свежую воду.
Как всегда, когда племя было возбуждено, начались насмешки над Линкольном
Коуди. Видимо, это было типично для любой группы - чувствовать ментальное
различие или превосходство Болди, и компенсировать это насмешками над его
очевидным физическим отличием.
И все же они никогда не связывали Линка с городскими Болди. Многие
поколения телепатов уже носили парики. и даже сам Линк не знал, что был
телепатом. Он знал, что был другим, и все. Он не помнил аварии вертолета,
из обломков которого вытащила его детское тельце мать Джесса Джеймса
Хартвелла; привыкший к племени, он вырос как кочевник, и был принят как
таковой. Но хотя они воспринимали его, как одного из них, прозвище
"кожаная голова" так и вертелось на языке - тут уж не до шуток.
Споем это, как мы пели это прежде,
в пятьдесят тысяч голосов...
("Споем, как бывало, в пятьдесят тысяч голосов,
Пока мы шли по Джорджии...")
В банде Хартвелла было двадцать три человека. Много поколений назад
один из его предков воевал с Великой Республиканской Армией, и шел вместе
с Шерманом. А современники того солдата, чья кровь тоже текла в жилах
Хартвелла, носили серую форму Конфедерации и умерли на Потомаке. Сейчас
уже двадцать три кочевника-изгоя, сброшенных со счетов цивилизации,
сгрудились вокруг огня и жарили медведя, которого они убили копьями и
стрелами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35