«Признал, что моет тело согласно магометанскому обычаю», — мгновенно записывал секретарь.
— Моете ли мертвецов и погребаете ли их в непаханой земле? — продолжал инквизитор.
И вот на этом пункте ловились три четверти грандов, фактически все, кто происходил от мусульман. Похоронные обряды сохранялись прочнее всего, даже невзирая на крещение, а доказать их соблюдение было проще простого — по обычной кладбищенской описи.
Одновременно — также по всему Арагону — добивали грандов, подозреваемых в ереси жидовской и нескольких ересях евангелистских.
— Читайте «Зеленую книгу» и высланное вам дело. Там все, что надо, уже есть, — терпеливо объяснял инквизиторам Томазо. — Не получается в жидовской ереси обвинить, пробуйте в евангелистской. Не выходит и там, пытайтесь греческую или армянскую вменить. Работайте, сеньоры, работайте!
Понятно, что, поскольку канонического богословия никто из грандов не зубрил, рано или поздно попадались все. А у тех, кто сопротивлялся, инквизиторы брали жену или дочь, племянника или племянницу и так, по цепочке, собирая каждое неосторожно сказанное слово, добирались до нужного горла. И лишь тогда появлялся человек Ордена.
Предложение было простым и понятным: гранд выставляет посильный отряд и лично выходит на войну с Гранадой, и все грехи ему, как участнику Крестового похода, тут же погашаются.
— Мы же не воюем с Гранадой… — как правило, потрясенно выдыхал гранд.
— Пока не воюем… — поправлял его монах.
Иосифу не на что было не то чтобы оплатить проезд до Амстердама, как ему советовал отец, но даже купить осла — все имущество забрала Инквизиция. И потому он долго шел пешком.
Дорога была утомительной и непростой. Во-первых, почти на каждом крупном перекрестке приходилось останавливаться и ждать, пока через дорогу, в сторону Короньи, пройдут стада коров. Мусульмане понятия не имели, как погрузят все эти стада на корабли и сколько с них возьмут за перевоз, но оставлять скотину королю не собирались.
Во-вторых, почти в каждом городе их ожидали молодые энергичные ребята из Христианской Лиги, и евреев снова и снова обыскивали, выуживая из потайных мест припрятанные деньги, золотые и серебряные женские украшения и прочие запрещенные к вывозу вещи.
— Вам разрешено вывозить только медные деньги и векселя, — жестко и юридически грамотно отвечали легионеры на все мольбы. — А это мы конфискуем в пользу Церкви и Короны.
Тогда Исаак и приспособился помогать богатым еврейским семьям заново паковать вещи — после каждого досмотра. И уже неподалеку от Португалии он понял, что хватает и на осла, и на таможню.
Но едва Иосиф заплатил таможенникам зашитый в седло, чудом сэкономленный и спасенный от легионеров золотой дукат и пересек португальскую границу, как его ограбили — абсолютно законно.
— А где четверть товара для Его Высочества? — недобро посмотрел на него таможенник.
— У меня нет никакого товара, — мотнул головой Иосиф.
— А осел? — прищурился таможенник.
Иосиф покорно передал поводья таможеннику, получил в виде сдачи все те же медные мараведи, рассмеялся и швырнул их через спину — в сторону арагонской границы.
— Дурак, — констатировал таможенник, — лучше отдал бы мне. Знаешь, скольким евреям я еще должен буду сдачу выдать?
Иосиф пожал плечами, развернулся и двинулся сквозь столпившуюся у таможни шумную, возбужденную, хныкающую тысячами детских голосов толпу.
В самый разгар борьбы с ересью арагонских и кастильских грандов Генерал вызвал Томазо.
— Что со снабжением армии? — еле ворочая языком, начал он.
— Все по плану, — пожал плечами Томазо. — Мне есть что представить Совету Ордена.
С тех пор как те из морисков, что пригнали скотину в порт Коронья, узнали, во что им обойдется перевоз, армия снабжалась дешевой говядиной очень даже неплохо. Прижатые к морю мусульмане почти не торговались.
— Но члены Совета тебя не любят, сам знаешь, — напомнил Генерал.
Томазо, разумеется, знал. Уж очень высокородные сеньоры собрались в Совете.
Генерал оперся о кровать и приподнялся повыше.
— Они уже присылали мне требование о сборе Совета.
Томазо насторожился.
— Да-да… — углом парализованного рта усмехнулся Генерал, — они подумывают о новом Генерале. А ты мешаешь… точнее, твои полномочия мешают.
Все было понятно. Случись Генералу скончаться не своей смертью, Томазо с его нынешними полномочиями имел право временно узурпировать власть и некоторое время вообще не созывать Совета Ордена. А значит, первым кандидатом в покойники был именно Томазо.
— И что мне делать? — озадачился он.
— Если не хочешь подхватить «итальянскую болезнь», как я, быстрее заканчивай с грандами и езжай в Португалию. Сколько евреев туда уже перебралось?
— Тысяч пятьдесят семей… — пожал плечами Томазо. — Точнее цифр у меня нет.
— Этого хватит, — пробормотал Генерал. — Конечно, тебе предстоит торг, но думаю, оговоренные двадцать дукатов за каждую душу мы возьмем.
Томазо кивнул. Он тоже рассчитывал на эту цифру.
— Вперед, Томас, — прикрыл глаза Генерал, — в Арагоне для тебя становится слишком опасно…
— А как же подготовка к войне? — вдруг засомневался Томазо. — Вы же знаете, если вожди беглых морисков договорятся, а англичане успеют их вооружить, они нападут первыми…
— Я за этим прослежу. Езжай. Сейчас деньги важнее…
Томазо раскланялся и вышел.
Опасность для него лично и впрямь была. С одной стороны, Томазо тихо ненавидели завербованные среди инквизиторов агенты. Нет, на прямой мятеж никто бы не отважился — слишком уж крепко насадил их на крючок Томазо, но тихо нанять опытного человечка какой-нибудь не в меру самолюбивый инквизитор мог.
С другой стороны, против Томазо давно уже восстал Совет Ордена. Эти на убийство не пошли бы, но вот уличить любимчика Генерала в каком-нибудь нарушении орденских правил, чтобы затем долго и с наслаждением втаптывать бастарда в грязь, — это было по их части.
Но более всего Томазо не любили придворные Изабеллы и Бурбона. Обладая огромной номинальной властью, они давно уже плясали под дудку Ордена и прекрасно осознавали, кому этим обязаны более всего. Пожалуй, если бы фаворитом Изабеллы не был его однокашник, лежать бы Томазо в безвестной могиле — и давно.
Поэтому он исполнил распоряжение Генерала мгновенно. Отдал последние распоряжения, распределил обязанности среди своих людей и в считанные дни добрался до Португалии.
Евреев здесь и впрямь было много. Дети, повозки, ослы, старухи — все это ныло, скрипело, хныкало, ревело, жаловалось и совершенно забило все дороги. Хотя, надо признать, евреи и здесь остались евреями, и Томазо уже повсюду видел некогда придворных, а ныне уличных певцов и музыкантов, столы и скамейки башмачников и лудильщиков, суетливых извозчиков и вечно перепачканных носильщиков. И даже недешевый гостиный двор, в котором остановился Томазо, был забит битком, правда, уже иной публикой — респектабельной и знающей себе цену.
Конечно же, они вырвались из Арагона не без труда. Понимая, что бывшие казначеи и юристы, крупные врачи и профессора будут откупаться каждый раз, Томазо в свое время выслал на дороги несколько сотен человек — с самыми устрашающими бумагами. И за три месяца казна Ордена пополнилась несколькими сотнями тысяч старых мараведи — естественно, нигде не учтенных.
— Молодец, Томас, — оценил его инициативу Генерал.
Неучтенные деньги были, пожалуй, втрое, а то и вчетверо ценнее учтенных — именно на них Орден содержал самую засекреченную, самую важную агентуру.
Ну и, конечно же, очень много сдала в общую кассу, а еще больше не сдала Христианская Лига.
— Ты, надеюсь, все зафиксировал? — ревниво поинтересовался Генерал.
Томазо ухмыльнулся:
— Еще бы.
Они оба понимали, что именно из этой молодой энергичной поросли когда-нибудь вырастут наиболее влиятельные члены общества. И каждый, кто хоть раз соблазнился сунуть руку в церковный кошелек, будет на крючке — всю его блестящую жизнь.
Ну, и кое-что сумели конфисковать таможенники. Разумеется, меньше, чем могли бы.
Томазо окинул оценивающим взглядом выходящую из гостиного двора еврейскую элиту. Он видел: снять последнее все равно не удалось. И от этого было немного досадно.
Сеньор Томазо сел в карету и сунул Бруно завернутый в холстину кусок пирога.
— С мясом.
— Спасибо, сеньор Томазо, — принял сверток Бруно.
Сеньор Томазо уселся поудобнее и вытер мокрое лицо кружевным платком.
— Значит, мироздание подобно курантам?
Бруно кивнул и развернул холстину.
— А причина всего беспорядка — первородный грех?
Бруно откусил кусок пирога. Он уже объяснил сеньору Томазо, что все проблемы человека упираются в первородный грех Господа Бога, забывшего об Адаме и Еве и пустившего все на самотек на самом важном этапе.
— А больше никакой причины быть и не может, — с набитым ртом проговорил он. — Любой мастер знает, как важна доводка курантов.
Сеньор Томазо заинтересованно хмыкнул:
— И что ты предлагаешь?
Бруно с усилием проглотил очередной кусок. Пирог оказался вкусным.
— Придется доделать за Господа наладку. Я думаю, там немного работы.
Монах опешил.
— А ты не много на себя берешь, еретик? Не боишься кары Господней?
Бруно кивнул:
— А как иначе… я ведь мастеровой. В моем деле страх Божий — только помеха.
Сеньор Томазо моргнул и уставился в пространство перед собой. Похоже, он тоже понимал, что одним страхом Божьим дела не делаются.
— И что… ты серьезно думаешь, что можно изменить все?
Бруно ссыпал в рот крошки, собранные с холстины, и принялся рассказывать про воробья. И сеньор Томазо смеялся в точности там, где положено смеяться человеку, знающему монастырский быт. А когда он отсмеялся, Бруно подвел итог:
— Все изменить может даже воробей. Мастер должен еще и понимать, что именно он только что изменил.
Сеньор Томазо некоторое время шевелил губами, а потом с восхищением произнес:
— Ну ты наглец…
Томазо прибыл в Лиссабон и тут же, со всеми документами, отправился в казначейство. Ему предстояло преодолеть два утомительных этапа: дележ взятой с евреев четверти товара между арагонской и португальской сторонами и главное — собственно деньги за евреев.
Однако партнеры по сделке сразу начали жульничать.
— Это по вашим данным их пятьдесят тысяч семей через границу перешло, — нагло глядя в глаза Томазо, начал уверять казначей португальской Короны. — А по нашим — всего восемнадцать…
— Вы хотите сказать, что за пятьдесят тысяч семей превосходных рабов нам заплатят, как за восемнадцать? — прищурился Томазо.
— И то не все и не сразу, — нахально улыбнулся казначей. — Это ведь мы несем расходы на их содержание…
— Что-что? — не понял Томазо.
— Все время, пока мы их не продадим, их придется кормить, лечить, а то и одевать, — поучительно произнес казначей. — Вы же их совсем нищими к нам выпихнули.
В груди у Томазо полыхнуло.
— Я все понял, сеньор, — начал он собирать бумаги со стола. — Вы позволите, я проконсультируюсь у специалистов?
— Сколько угодно, — широко, щедро развел руки в стороны казначей. — Сколько… угодно… сеньор.
Томазо поблагодарил, раскланялся, вылетел за дверь и уже через час входил в кабинет лиссабонского отделения Ордена.
— К нему нельзя было идти без подготовки, — мгновенно понял, в чем дело, секретарь отделения. — Я же писал Генералу, чтобы первым делом — ко мне
— Я не видел этого письма, — сокрушенно признался Томазо.
Секретарь, сожалея, развел руками и начал выкладывать на стол нужные бумаги.
— Смотрите, здесь у нас донос на казначея в Инквизицию. Очень серьезный донос, обратите внимание на подпись.
Томазо пригнулся к столу.
— Да, вижу.
— Но этого мало, — продолжил секретарь, — вот агентурные сведения о его любовной связи. Обратите внимание, с чьей супругой.
Томазо перевел взгляд и едва не присвистнул.
— Хорошая у вас агентура, — не без восхищения отметил он, — нам еще такому учиться и учиться…
— Что вы, сеньор Хирон, — благодарно улыбнулся секретарь. — Это нам у вас нужно учиться… Как вы их всех вокруг пальца! И-эх! Никто и тявкнуть не успел!
Они рассыпались во взаимных комплиментах, затем еще раз и еще, а на следующий день, хорошенько выспавшись, отдохнув и приведя себя в порядок, Томазо опять появился у казначея Короны. Молча, по-хамски сунул ему под нос донос в Инквизицию, едва успел выдернуть лист из мгновенно вцепившихся в бумагу рук и немедля достал вторую бумагу.
— А это уже о вашей любовной связи… — издали показал он листок.
Казначей дернулся вызвать охрану, но увидел торчащую из-под плаща шпагу, затем наконец-то задумался о происхождении компрометирующих его бумаг и сразу как-то спекся.
— Что вам надо?
Томазо аккуратно вложил бумаги в тубу, сунул тубу за пазуху, сел напротив казначея и лишь тогда соизволил ответить:
— Вы прекрасно понимаете что: выполнения португальской Короной взятых на себя обязательств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53