Я сравнивал про себя эти два посещения, двух начальников двух эпох. И вот что я думаю.
Там была своя система. Уголовная, но система. И люди продвигались по признаку уголов-ного таланта. Одним из главных признаков уголовного таланта является чутье на силу и на слабость человека.
И он, когда меня увидел, сразу почувствовал силу моего духа. Но так как духовной силы он никогда не видел, он принял ее за уголовную силу. О, думает, это какое-то страшилище ко мне явилось. Мафиози под видом актера.
- Ха! Ха! Ха!Ха! - стали смеяться старики. А один их них выкрикнул сквозь смех:
- Как он мог тебя спутать, когда сам он и был главным мафиози!
- Он решил, что я в глубокой конспирации и тем опасней. У тех было уголовное чутье. А у этих пока ничего нет, кроме опьянения властью. Вот когда у них появится чутье на порядоч-ность, тогда можно говорить о новой демократической администрации. Но терпенье, друзья, история быстро не делается.
Есть вещи похуже. На нас, друзья, со всех сторон идет чума национализма. Люди взбеси-лись, и некому прикрикнуть: "Молчать! По местам!"
Вот мы, старики, по сорок, по пятьдесят лет друг друга знаем. Сколько нас тут: абхазец, русский, грузин, мингрел, армянин. Разве мы когда-нибудь, старые мусхучане, именно старые, между собой враждовали по национальным делам? Мы - никогда! Шутки, подначки - пожалуйста! Но этой чумы не было между нами. Наверху была, но между нами не было.
Нас всех соединил русский язык! Шекспир ко мне пришел через русский язык, и я его донес на своем языке до своего народа! Разве я это когда-нибудь забуду?
И я уверен - он победит эту чуму и снова соединит наши народы. Но если этого не будет, если эта зараза нас перекосит, умрем непобежденными, вот за таким дружеским столом. Пусть скажут будущие поколения: "Были во время чумы такие-то старики, они продержались!" Вот за это мы выпьем!
Старики выразили восторженную надежду погибнуть именно за таким столом, а не иначе. Они бодро выпили и даже довольно бодро закусили, как бы запасаясь силами перед нашествием чумы.
- Хватит о политике, - раздраженно прогудел старый актер, словно кто-то другой, а не он говорил о политике. Он отодвинул бокал и вдруг с лукавой усмешкой положил руку на плечо Михаила Аркадьевича: - Слушай, Миша, ты объездил полмира. Ты знал европейскую женщи-ну, русскую женщину, кавказскую женщину. Скажи нам, ради Бога, какая из них самая лучшая?
- Не обидитесь, господа? - орлом приосанившись, спросил Михаил Аркадьевич и, как бы для полной свободы своей воли, сбросил руку старого актера.
- Нет! - хором ответили старики, показывая, что ради истины готовы рискнуть репутация-ми своих старушек.
Михаил Аркадьевич зорко оглядел застольцев, как бы взвешивая возможности сопротивле-ния. Взвесил, выпалил:
- Лучшая женщина в мире - японка!
- Как японка?! - растерялись старики, совершенно не ожидая удара с этой стороны.
- Вот тебе, Глухарь, и Света из Одессы! - гуднул старый актер.
Глухарь, опершись на руки, наклонился над столом, видимо готовясь к атаке. Старики ответили на эту реплику дружным хохотом, словно радуясь, что именно Света из Одессы оказалась дальше всех от японок, что сильно облегчало участь их собственных старушек. Впрочем, географически так оно и было: примерно на пол Черного моря Света из Одессы проигрывала спутницам застольцев. Возможно даже и спутнице самого Глухаря.
- Лучшая женщина в мире - японка! - снова воскликнул Михаил Аркадьевич, как бы не давая никому возможности сослаться на то, что он чего-то недослышал.
Старики снова дружно расхохотались, глядя на боевую позу Глухаря, который всё еще готовился к атаке.
- Как любовница или как домохозяйка? - прокричал Глухарь сквозь дружный хохот стариков, надеясь при помощи такого уточнения хоть что-нибудь спасти для Светы из Одессы.
- Во всех смыслах! - не оставил никакой надежды Михаил Аркадьевич. Японская женщина относится к мужчине как к рыцарю, и мужчина невольно подтягивается, чтобы соответствовать... Это великая традиция. Это, знаете ли, взбадривает...
- Это культ самурая! - неожиданно перебил его Мерцающий Партработник. - А мы этих самураев били на озере Хасан и будем бить еще!
Он победно оглядел стол, словно собираясь в поход на самураев и ища соратников, но тут вдруг без всякого предупреждения Михаил Аркадьевич запел надтреснутым, но всё еще мощным голосом. Старый актер загудел ему в лад, как из кувшина:
С времен давным-давно забытых
Преданий иверской земли,
От наших предков знаменитых
Одно мы слово сберегли.
В нем нашей удали начало,
Товарищ счастья и беды.
Оно у нас всегда звучало:
Алаверды, алаверды!
Потом Асланыч запел мою любимую абхазскую застольную "Щарда Аамта" "Многие лета". И вдруг старый черт Михаил Аркадьевич так задушевно подтянул ее, что привиделось и подумалось: а не пел ли он ее в начале века, юный сам в кругу юных абхазских князей. Но где юные князья, где он, где все? Подтягивали и остальные старики. Шла благородная перегонка выпитого вина в спетые песни.
Вдруг у внутреннего входа в "Амру", раздвинув, как дикий кустарник, уныло ждущих удачи купальщиков, появился человек в черных очках, в японском халате и в тапках на босу ногу. Он смело и спокойно прошел между несколькими столиками, двигаясь в сторону буфета. Но тут наперерез ему выскочила та самая официантка и преградила дорогу.
- Голых не обслуживаем! - храбро бросила она ему в лицо.
Человек остановился и окинул ее лениво любопытствующим взглядом насколько можно любопытствовать под черными очками. У него был вид хозяина, но официантка продолжала стоять на его пути. Потом, как оказалось, он был настолько большим хозяином, что официантка не знала его в лицо.
- Голых не обслуживаю! Приказ директора! - повторила она.
И тогда человек непередаваемым по спокойной наглости движением ладони снял светоза-щитные очки, как будто снял плавки. Официантка смутилась, но не слишком. Он посмотрел на нее очень ясным взглядом очень крупного шулера.
- Милочка, - сказал он, - ты недоросла, чтобы голого меня обслуживать. Я скоро это всё приватизирую...
- У нас приказ, - насупилась официантка, но с места не сошла.
Человек сокрушенно надел очки, как будто снова надел плавки. Но уже, видимо, доложили, и к месту происшествия бежал директор.
- Арчил Арчилович, - взрыдывал он издали, - сами? Неужели некому?!
Это был тот же директор, который здесь же на моих глазах двадцать с лишним лет назад точно так же, узнав, что в ресторан неожиданно прибыл Ворошилов со свитой, бежал по этой палубе, чтобы скатиться вниз навстречу высокому гостю, и его хромая нога, как бы не поспевая за верноподданным телом, подлетала сзади. Другие времена, другие клиенты!
- Моего шофера лучше за смертью посылать, - сказал Арчил Арчилович, демократично скорбя, и просто пожал ему руку, показывая, что у него нет никакой обиды за то, что не сразу узнан, - мы тут с моими московскими друзьями загораем. В префер перекидываемся. Пивка захотелось. Но не эту мочу, конечно.
Общий кивок столикам.
- Обижаете, Арчил Арчилович, - взгрустнул директор, но тут же взял себя в руки, - чешское, датское?
- Чешского, - сказал Арчил Арчилович, окончательно демократизируясь.
- Сам принесу! - радостно крикнул директор вслед уходящему японскому халату.
Директор заковылял обратно с выражением необыкновенного восторга на лице. И как бы боясь, что этот восторг кто-нибудь спугнет, подковылял к перилам "Амры" и хозяйственно оглядел море на подступах к своему заведению.
- Слушай, ты, рыбак! - закричал он. - Больше места не нашел рыбу ловить?
- Что, рыбу жалко? - голос снизу.
- Не в рыбе дело, - крикнул директор, постепенно заводясь, - дело в твоей грязной лодке! Люди с берега хотят посмотреть на "Амру", а не на твою лоханку. Хоть бы выкрасил лодку. Давай, давай, выбирай якорь!.. "Рыбу жалко"! Хоть бы и жалко! Имею право. Рыба, которая плавает вокруг "Амры", наша рыба. Мы ее прикармливаем остатками от клиентов. Она доверчивая. Ты попробуй в открытом море полови! Посмотрим, какой ты рыбак! Давай, давай, выбирай якорь!
Он вошел в помещение буфета и вскоре появился с картонным ящичком в руках, прикрытым свежим полотенцем. Осторожно снизу придерживая руками продолговатый ящичек, он шел с выражением лица человека, несущего из роддома своего позднего первенца. И счастливо поспешающая, подволакивающаяся нога как бы подтверждала реальность картины: хром, никто не хотел замуж выходить, пока он не скопил деньжат, а на это ушли годы и годы. Он подошел к выходу, ожидающие удачи расступились, и он аккуратно спустился туда, куда когда-то на моих глазах кубарем скатывался навстречу Ворошилову и его свите.
Я вспомнил про немца и посмотрел в его сторону. Ба! Он досасывал третью бутылку шампанского. Две бутылки, как отстрелянные гильзы тяжелых снарядов, стояли в сторонке. У предполагаемой жены и предполагаемой переводчицы был одинаково притихший и испуганный вид. И теперь уже совершенно невозможно было понять, кто из них жена, а кто переводчица.
С потухшей трубкой в руке он мрачно уставился вдаль в поисках второго слова, которое надо прокричать этой стране, чтобы вернуть ее в лоно цивилизации. Но второе слово как раз таки и не находилось. И немец не по-нашему тихо, стоически пил и искал. Это сколько же бутылок еще придется?!
ЛЕНИН И ДЯДЯ САНДРО
Коренастая фигура моего собеседника снова появилась у входа на "Амру". Быстрой, ликующей походкой он пересек палубу ресторана и сел на свое место.
- Всё в порядке! - сказал он и, схватив вазочку с растаявшим мороженым, одним махом выпил ее и поставил на место. - История снова движется по моим часам. Но ничего не спрашивайте: поспешишь сказать опоздаешь сделать. На чем я остановился? Да!
В начале пятидесятых годов у Сталина вызрело решение покончить с Берия, а потом и со всеми остальными членами Политбюро. Тиран вынужден время от времени обновлять ужас. И Берия, конечно, об этом догадался. И Сталин знал, что Берия об этом знает.
Однако Сталин на гребне военной победы прозевал момент. Соотношение сил оказалось в пользу Берия. И Сталин принял решение временно скрыться. Но где скрыться? Куда уползти? К генералу Франко! Сталин ведь оказал неоценимую услугу генералу Франко в борьбе с республи-канской Испанией. Сталин под видом помощи республиканцам ввел в их ряды своих комисса-ров, и они стали арестовывать цвет республики. И Франко благодаря этому победил, и был Сталину глубоко благодарен.
У Сталина была своя охрана, которая никому не подчинялась. Однажды ночью он оставляет вместо себя одного из двух дублеров и тайно улетает в Мадрид. Франко его принимает и прячет.
Сталин оттуда следит за делами в России и ведет зашифрованную переписку с обоими дублерами. Первый дублер докладывает ему о поведении всех членов Политбюро, особенно Берия. А второй дублер докладывает ему о поведении первого дублера. А кто следил за вторым дублером, еще не удалось выяснить. Сталин корректирует их действия.
Но тут Берия убивает первого дублера, думая, что это сам Сталин. Берия нарочно устроил давку во время похорон мнимого Сталина, чтобы ослабить в народе культ Сталина и подгото-вить Двадцатый съезд.
Сохранилось гневное письмо Сталина второму дублеру по поводу безобразных похорон мнимого Сталина. Вообще вся переписка Сталина со вторым дублером сохранилась. Сталин ему написал, что тот будет отвечать своей жизнью за смерть первого дублера. И у второго дублера нервы не выдержали. Он знал, какую страшную комбинацию готовит Сталин из Мадрида. И он пал на колени перед Хрущевым и всё ему рассказал. Потому и сохранилась переписка.
Хрущев неожиданно арестовывает Берия и расстреливает его. Берия был такой эгоист, что даже двойника не имел. Это облегчило его арест. Такого удара Берия не ожидал, но и Сталин не ожидал. Вся комбинация его разрушилась. Теперь на его шифровки в Москву отвечал не второй дублер, а черт его знает кто под видом второго дублера. Сталин по слишком сильному акценту шифровки понял, что его дурят. И тогда Сталин сказал Франко:
"Теперь это надолго. Заморозьте меня, как Ленина, до нового революционного подъема. И когда нас разморозят, мы снова сразимся с Лениным по гамбургскому счету".
И Франко его заморозил. А потом Франко умер и испанцы продали Америке замороженного Сталина за сто мильярдов долларов. Вот почему им удалась демократия. Но это ненадолго.
- Зачем Америке замороженный Сталин? - спросил я.
Он так удивленно посмотрел на меня, как будто весь мир давно об этом знает и только я один каким-то чудом остался в неведенье. Но тут к нам снова подошел краснорубашечник. Смиренно склонив голову, он спросил:
- Извините, но молодежь интересуется, что делал Владимир Ильич 20 января 1917 года?
Мой собеседник вдруг лукаво прищурился и, кивая головой на краснорубашечника, сказал:
- Разыгрывают старика, разыгрывают. Но как сказал один великий утопист: дети, играя, будут получать знания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51