Я понял, что экстаз коршуноведения опал. Омовение коршуна в вине, перед тем как смачно насадить его на вертел, сладостно доконало его. Поэма кончилась. Впрочем, небольшие фрагменты всплывали и позже.
- Такой человек перед тобой, - сказал он тихо и вразумительно, - я как раз иду к своему шалашу... А вот и моя сорокопуточка...
С этими словами он расстегнул рубашку и осторожно вытащил маленькую сорокопутку со шпагатом на лапке. Птичка казалась сильно смущенной нашими разговорами о коршунах. Он намотал на ладонь шпагат, оставив с полметра свободным. Тряхнул ладонь. Сорокопутка взлетела и завибрировала над ним как теплый пропеллер. Мы пошли.
- Бодрая, - кивнул он на птичку, - я ее только что кормил кузнечиками.
Вот и шалаш. Он был покрыт и устлан сухим папоротником. Мы нагнулись и ступили в него. Руслан, стоя на коленях, снял ружье и приладил его в угол. Потом снял свой охотничий пояс с двумя огромными коричневыми коршунами, подволок их к другому углу шалаша и уложил рядом.
Было жарко. В шалаше пахло прелым папоротником. Руслан стянул с себя ковбойку, высунул руку из шалаша, тряхнул рубаху и аккуратно набросил на коршунов, как-то разом снизив их орлиную сущность до облика прикорнувших под пледом старушек.
После этого он вынул из кармана спичечный коробок и достал из него два кусочка воска. Всё это время я держал сорокопутку. Он взял ее у меня из рук и неожиданно ловко прикрепил к векам птички по шлепочку воска. Операция, вероятно, была безболезненна, но грубовата. Нашлепки из воска на веках птички, придав ей вид некоторой библиотечной учености, отнюдь не прибавили ей привлекательности. Это, оказывается, делают для того, чтобы сорокопутка не видела налетающего ястреба и не пряталась от него. Руслан распутал шпагат и пустил птичку под сетку. Она пробежала несколько шагов и, взлетев, затрепыхалась под ней.
По-видимому, не всякая птица проявляет такую беспрерывную волю к жизни, играет. Именно поэтому сорокопутка лучше других птиц привлекает ястребов. Вероятно, чем живей себя ведет живое, тем оно заманчивей для хищника.
Мы уселись лицом к сетке, поглядывая на гряду живописных холмов по ту сторону цвету-щей долины. Слева в конце долины, как это всегда видится, когда смотришь с высоты, как бы наваливалась огромная стена моря.
Когда Руслан снял рубашку, я заметил на его предплечье довольно внушительный шрам.
- Что это? - кивнул я на шрам после того, как мы уселись.
- Ха! - усмехнулся он. - Это было три года назад. Я дежурил в санатории на танцах. И вижу, один парень, главное из моего села, пристает и пристает к приезжей девушке. Она не хочет с ним танцевать, а он пристает. Я отвел его в сторону и строго предупредил, чтобы он не хулиганил.
Вроде отстал, а потом опять за свое. Она не хочет с ним танцевать, а он пристает. Грубо пристает. Я отвел его в сторону и предупредил, что ему будет плохо, если он не бросит хулиганить.
И что же? Он опять сделал перерыв. То ли думал, что я забудусь, то ли решил своим ребятам доказать, что может силой приручить девушку. Опять пристает. Скандал.
Теперь что делать? Если бы в санатории был КПЗ, я бы отвел его туда. Но в санатории нет КПЗ. Если бы у меня была машина, я бы отвез его в город, в милицию. Но машины у меня нет. Приходится своими руками разбираться. И поэтому я его вывел из клуба и по-отечески дал по морде. Больше он в клубе не появился. Думаю: вправил ему мозги. После танцев иду домой, а я ночую у себя в деревне.
Смотрю, возле моего дома стоят несколько парней, и он среди них. Прямо на дороге стоят, пройти нельзя. Подхожу. Слово за слово. И вдруг этот негодяй выхватывает нож и бьет меня. Я, слава Богу, успел плечо подставить.
Певец патриархального Чегема, то есть я, был сильно удручен услышанным.
- Как, - говорю, - юный абхазец бьет ножом односельчанина, который в два раза старше его?
Руслан замер и посмотрел на меня круглыми от удивления глазами:
- Да ты что, с луны свалился!. Да они родную мать палками забьют! Такие у нас хулиганы сейчас!
Но тут у меня в голове мелькнула спасительная догадка: береговая полоса! Здесь люди быстрее подвергаются порче: соблазны курортной жизни. Когда хочется защитить мысль, которая тебя грела, всегда быстро находятся доводы. Руслан продолжал:
- Кровь из меня как из-под крана. Я пришел домой. Мне перевязали руку. На следующий день лежу. Приходит целая делегация его родственников. Деньги обещают. Всё на свете обещают, только чтобы не жаловался властям. Нападение на милиционера при исполнении служебных обязанностей - это дай Бог сколько дадут. И они это знают. Умоляют меня. Но я говорю:
"Я жаловаться никуда не пойду. Но когда рана заживет, мы с ним будем драться. Три свидетеля с его стороны, три с моей. Пусть покажет на кулаках, на что он способен".
"Зачем драться, - удивляются они, - возьми лучше деньги. У тебя молодая жена. Маленький ребенок. Деньги всегда нужны".
"Нет, - говорю, - никаких денег. Только так". И вот мы встречаемся в честном бою. Он такой бычок, но глупый. А я еще школьником имел первый разряд по борьбе. Одним словом, я его отмутузил. От души отмутузил. Такой кайф получил, как будто одним выстрелом пудового коршуна свалил. Вот откуда этот шрам... Тише! Пригнись!
Я пригнулся, ничего не понимая. Руслан тоже пригнулся и задергал шпагатом. Сорокопутка быстро-быстро завибрировала крыльями, как бы вися в воздухе. Выглядывая из-под шалаша, я вижу, что небо над сеткой чистое, никаких ястребов.
А он смотрит в сторону параллельного холма, который от нас примерно в одном километре. И кивает мне и показывает рукой, дескать, там, там ястреб. Я вглядываюсь изо всех сил и долго ничего не вижу. Наконец мне показалось, что на фоне зеленого холма сверкнуло крыло какой-то птицы.
Даже если это был ястреб, думаю, невероятно, чтобы он оттуда мог заметить нашу сорокопутку. А мой спутник смотрит на противоположный холм и долго от него чего-то ждет, заставляя играть свою птицу.
- Улетел, - сказал он наконец, и перестал дергать за шпагат.
- Неужели он оттуда мог нас заметить? - удивился я. Как-то мне всегда казалось, что орлы далеко видят, озирая местность с большой высоты. А здесь, если мы действительно видели одну и ту же птицу, ястреб мелькал возле противоположного холма на нашем же уровне.
- Конечно, - сказал он уверенно, - он всё видит! Просто он случайно не посмотрел сюда. Если бы посмотрел - крышка!.. Да, - сказал он, перестав дергать за шнур и давая успокоиться своей птичке, - ты удивляешься хулиганам. А сколько воров, если б ты знал. Считай, что у нас каждый третий сидел. Куда смотрит власть? Что там бебекает Верховный Совет?
- А что? - говорю.
- Скажем, человек ворует. Суд доказал. Дай ему положенный срок. Выпустили. Снова ворует. Суд доказал. Дай ему срок. Выпустили. Он опять ворует. Что толку его сажать? Такого человека надо расстрелять! Такой человек для общества не годится. Конченый человек.
- Но это, Руслан, слишком, - говорю, - нигде в мире нет такого закона.
- А где в мире так воруют?
- Кажется, нигде.
- Вот поэтому я и говорю, - продолжал Руслан, - нужен такой закон. Но это нельзя делать внезапно. Это будет нечестно. Предупредить. Тех, что и раньше по три-четыре раза сидели за воровство, не надо трогать. А вот нового ворюгу, когда его сажают, надо честно предупредить: второй раз попадешься еще так-сяк, а третий раз - расстреляем. Тогда он после второго раза, если потянется воровать, подумает: нет, нет. Меня расстреляют.
Ты же знаешь, в милиции тоже шахер-махеры делают. А я не могу. У меня руки чистые. Я получаю около трех сотен. Но разве в наше время на это можно прожить, тем более рискуя жизнью? А если б этот дурак из пистолета выстрелил? Плечо не подставишь!
Жена и двое детей в городе живут на частной квартире. Сто рублей плачу. Фактически я живу за счет крестьянского труда. Санатории рядом с нашим селом. Там дежурю, прихожу домой к отцу. Пашу, мотыжу, собираю урожай. За счет этого живем. Кто я, милиционер или крестьянин? Сам не знаю.
Видимо, я помрачнел, что ли, он вдруг широко улыбнулся и хлопнул меня по плечу.
- Не бери в голову, - сказал он, - обидно, конечно, но живем. Как видишь, и на охоте бываю. Перепелки, коршуны в сезон - сколько хочешь. Свадьбы родственников тоже не пропускаю... Как ты думаешь, турки коршунов едят?
Видимо, вопрос этот его сильно волновал, и он забыл, что уже спрашивал меня об этом.
- Думаю, нет, - сказал я, - у них сейчас неплохо с едой. А что?
- Сейчас у нас, слава Богу, еще ничего. Но я думаю о будущем. Если придет голод, армия нам должна помочь.
- Как так армия? - не понял я.
- Я уже всё обдумал, - сказал он, - если армия даст тридцать - сорок вертолетов в сезон перелета коршунов, спасемся. Вертолеты будут с моря прижимать к берегу коршунов, чтобы они подольше не перелетали в Турцию. А в это время население будет стрелять и стрелять по коршу-нам. Кто не умеет научим. Засолить пятнадцать - двадцать коршунов - небольшая семья запросто может перезимовать. Но это если турки в самом деле не едят коршунов. А если едят, будет некрасиво: чужой кусок изо рта вынимаем.
- Уверен, что не едят, - сказал я, - у меня есть знакомый издатель, я могу ему написать...
- Напиши, - сказал он, - но прямо не вываливай. Напиши, мол, я слыхал, что турки не едят свинину. А вот коршунов едят?
Он задумался, глядя в небо, где, взмахивая тяжелыми крыльями, коршуны медленно и беспрепятственно двигались в сторону Турции, не подозревая о замыслах, которые зрели в голове Руслана. Некоторые из них доверчиво и долго кружились над холмами, а иногда даже садились на деревья.
- Ты в Бога веришь, Руслан? - спросил я.
- Конечно, - ответил он и с серьезным удивлением взглянул на меня, - а кто это всё сделал, если не Бог: горы, море, леса, человека, животных?
Некоторые говорят - природа. Но это же глупо. Это всё равно что женщина скажет, что она сама от себя забеременела. Или кто-нибудь придет в усадьбу моего отца и скажет: "Ты смотри, Руслан, какая хорошая кукуруза у тебя сама выросла!" Как сама? Я же знаю, через чей труд она выросла! Так и это.
- Как ты думаешь, Руслан, - спросил я, - Бог следит за нашими делами?
- Никогда! - воскликнул Руслан с такой силой, что сорокопутка сама вспорхнула и стала трепыхаться под сеткой. - Учти, только отсталые люди так думают! На хрен мы ему сдались, чтобы он за нами следил! Учти, у него миллион таких планет! Он, как хороший, строгий отец, поставил на ноги и человека и природу: живите, плодитесь, дружите! А мы что? Посмотри, что делается, хотя бы у нас на Кавказе! Если бы он всё это видел, хороший плевок полетел бы на Землю. Но пока что только люди плюют друг на друга.
- А что человек из себя представляет, Руслан? - спросил я, решив довести до конца нашу философскую беседу.
- Хитрый, как коза, - просто ответил Руслан, как о чем-то давно решенном.
И вдруг широкое лицо его расплылось в нежной, мечтательной улыбке. Я понял, что он вспомнил идеального человека. Так оно и оказалось.
- Лучше я расскажу тебе про своего сына, - продолжая улыбаться, взглянул на меня Руслан, - шесть лет. Уже хитрый, но кушает плохо. Коршунятину, правда, грызет как тигренок. В меня. А так кушать не любит. Хозяйка моя мучается с этим.
И вот что интересно. Иногда я с работы прихожу домой, когда хозяйка моя заставляет его кушать. И он с ходу смотрит мне в глаза и всё понимает. Всё! Иногда после дежурства прихожу злой как собака. И тогда он сам кушает, потому что я могу зарычать на него. А это он не любит. А если прихожу добрый, капризничает, отворачивается от ложки.
И вот я только вошел, еще слово не успел сказать, а он прямо мне в глаза - чтобы узнать, кушать ему или капризничать. И при этом, учти, ни разу не ошибся!
...Ты сейчас смеяться будешь... Я тебе расскажу. Мы с ним в загадки играем. Иногда прихожу с работы, ложусь на диван, а он садится мне вот сюда на живот, и начинаем друг другу загадки загадывать. Кайфуем! Однажды он мне говорит:
"Папа, что надо выпить, чтобы хорошо себя чувствовать?"
"Вино", - говорю я.
"Нет, - говорит он, - лекарство. Ты проиграл". Случайное, конечно, совпадение, а хозяйка моя хохочет, как будто он меня купил. А на самом деле он меня спас однажды...
Руслан задумался, глядя вдаль и покусывая стебелек папоротника. Потом отбросил его и, взглянув на меня неожиданно загоревшимися карими глазами, почти выкрикнул:
- Слушай, я тебе расскажу такое, что ты ни в одной книжке не прочтешь. Это чудо, учти! Но ты наш и ты должен об этом знать.
Два года назад сюда в санаторий, где я дежурю, приехала одна женщина из Москвы. Медсестра. Полная, белая, красавица. И я в нее влюбился. И я ей, оказывается, понравился, но я не знал. Я стал как сумасшедший. На кровати рядом с женой закрою глаза: она перед глазами. Белая, полная - смеется. Приезжаю на дежурство - она опять перед глазами. Теперь живая! Белая, полная - смеется.
И я не выдержал и наконец сказал ей, что жить без нее не могу. И она согласилась. И мы договорились жениться, и я попозже к ней перееду в Москву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51