Женщина закричала, и в зале кто-то отчетливо пробасил:
– Эй, Конст, вызови полицию, иначе этот придурок всех нас перестреляет!..
– Не надо полицию, – сказал кто-то уверенным голосом позади меня. – Я знаю, как обращаться с такими недоносками!..
В ту же секунду меня с силой схватили сзади за локти, я рванулся, но в груди моей, в свое время продырявленной в трех местах, возникла ноющая боль, мешающая пошевелиться. Чья-то бесцеремонная рука выхватила у меня пистолет и швырнула его за стойку. Потом меня проволокли к выходу и выбросили наружу. При падении я больно ушиб колено, так что некоторое время не мог подняться.
В баре раздался дружный смех, а потом музыка возобновилась с прежней навязчивостью. По-моему, это была та же самая мелодия, которая вызвала у меня спазмы отвращения. Судя по возросшей громкости звука, бармен подключил дополнительные колонки.
Я с трудом поднялся, чувствуя себя как оплеванный. Ладно, подумал я, стиснув зубы, пусть будет по-вашему…
В голове моей что-то взорвалось горячим фонтаном, а потом, без всякого перехода, я уже оказался на городской площади. Там было светло, как днем, а толпа была даже больше, чем днем. Там сверкали разноцветные огни, а в небе то и дело распускались, как огромные цветы-одноминутки, узоры фейерверка. Там вовсю гремела музыка. Там кружился огромный хоровод танцующих в диковинных костюмах и в масках, и я понял, наконец, что за праздник был сегодня в городе. Это был ежегодный Карнавал.
Никто не узнавал меня в толпе. Наверное, в тот момент меня невозможно было узнать. Впрочем, я уже не опасался, что меня кто-то узнает. Мне уже было все равно…
Противоречие между тем, что происходило вокруг, и тем, чту я чувствовал, было так велико, что в конце концов я не выдержал и побрел подальше от этого жуткого праздника. Мне хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать ту проклятую музыку, от которой нельзя было никуда деться. Мне хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть этих дружелюбных, внимательных и до приторности хороших людей…
Я не помню, где и зачем меня еще носило в ту нескончаемо-длинную ночь. В памяти остались только какие-то отрывочные, бессвязные видения, и не понятно было, происходило ли все это со мной наяву или я стал жертвой своего разыгравшегося воображения.
Перемены в городе бросались в глаза. В эту ночь подевались куда-то проститутки, обычно исправно дежурившие на перекрестках и у входа в рестораны. Никто не грабил прохожих даже в самых темных переулках и никто не бил друг другу морду в пьяных драках. Водители машин вежливо уступали друг другу право проезда, вместо того, чтобы при малейшем недоразумении вступать в шумную перепалку, обвиняя друг друга в незнании правил дорожного движения.
В магазинах не хамили. В автобусах и подземке пассажиры услужливо уступали другу другу места. Полицейские помогали немощным старушкам перейти через дорогу.
Складывалось умилительное впечатление, что в городе живет одна большая, тесно сплоченная и дружная семья.
Однако отчаяние во мне нарастало. Я-то знал, что происходит на самом деле. В город извне продолжало литься мутным потоком добро. Отвратительное, навязанное людям силой, чреватое тяжкими последствиями в самом скором будущем добро… В одиночку с ним было бесполезно бороться, а союзников у меня больше не было и, скорее всего, никогда уже не будет. Я был обречен на поражение в этой борьбе.
И тогда я решил сделать то, что не раз мне приходило в голову и что раньше я никогда бы не сделал.
Мне оставался только один выход. И пусть это было предательством всех этих одураченных людей и своего рода капитуляцией перед своими могущественными врагами, другого выбора в тот момент я сделать не мог.
Я остановил такси и попросил отвезти меня на вокзал. Водитель –немолодой, но в пестрой рубашке на голое тело, мужчина – участливо сообщил, что в связи с Карнавалом движение поездов приостановлено и что ближайший экспресс из Интервиля отправится не раньше, чем завтра в полдень.
– Но, если вам очень нужно, я могу довезти вас до ближайшей посадочной станции Транс-европейской магистрали, – торопливо добавил он. – Тут езды часа три, не больше. Все равно работы в городе сегодня мало. Все предпочитают передвигаться на своих двоих…
– Сколько это будет стоить? – спросил я.
Он раздвинул толстые губы в укоризненной улыбке.
– Вы что, с луны свалились? Разве вы не знаете, что решением мэрии сегодня все услуги предоставляются бесплатно?
– Бесплатного в мире ничего не бывает, – проворчал я, садясь в машину. – За все приходится потом платить втридорога.
Осторожно ведя машину по улицам, переполненным гуляющим народом, водитель стал многословно убеждать меня, насколько я не прав в своем пессимизме, но я его почти не слушал. Некоторое время я еще смотрел на мелькающие мимо здания и людские толпы, потом провалился в забытье.
Очнулся я, когда машина неслась по междугородному шоссе, залитому ярким светом. Город остался позади, но и сюда еще доносились обрывки музыки и приглушенное пуканье фейерверка.
Справа от шоссе тянулась энерготрасса. Вереница высоких башенок из прочного титанового сплава уходила за горизонт, и казалось, что это стоят, окаменев от высокого напряжения, сказочные великаны, которые передают друг другу длинными руками толстых кабелей невидимую эстафетную палочку.
Нога затекла, и я завозился на сиденье, чтобы переменить позу. В бок уперлось что-то жесткое, и я вспомнил, что за пазухой у меня спрятан атомайзер. Сознание мое осветилось вспышкой внезапного озарения.
– Остановите машину, – попросил я водителя.
Таксист недоверчиво покосился на меня.
– Но ведь мы только что отъехали от города, – с удивлением возразил он. – Может быть, вас укачало?
– Остановите машину, – повторил я. – Я выйду здесь.
Он пожал плечами и свернул на обочину. Я откатил в сторону дверной люк, и прохладный ветерок обдал мое разгоряченное лицо.
– А теперь езжайте обратно в город, – сказал я водителю. – Возьмите это себе, пригодится. – Я сунул ему в руку пачку смятых кредиток – все, что у меня оставалось.
Он взглянул на деньги и запротестовал:
– Но это слишком много!.. Я не могу взять такую сумму!
– Тогда выкиньте их, – посоветовал я, выбираясь из машины.
Что-то бурча себе под нос, таксист спрятал деньги под сиденье и сказал мне вслед:
– А все-таки жаль, что вас не укачало, у меня в аптечке есть одно прекрасное средство от тошноты!..
Люк захлопнулся, и машина, развернувшись поперек шоссе, устремилась по направлению к городу.
Я немного постоял, чувствуя даже сквозь подошвы тепло асфальта, нагревшегося за день. Вокруг было тихо и грустно.
Откос шоссе был таким крутым и высоким, что мне пришлось съехать по нему, как с ледяной горки, на заду.
С боков и сверху энерготрассу ограждала прочная проволочная сетка. Я достал из-за пояса атомайзер, установил его в режим ближней стрельбы и, когда до ограждения оставалось метра три, нажал на спуск. Звук «выстрела» был, в общем-то, безобидным и напоминал гудение мощного фена для сушки волос, но в сетке мгновенно возникла солидная дыра с неровными краями. Я немного расширил ее так, чтобы в нее можно было пролезть, не зацепившись за проволоку, и шагнул внутрь.
Башня энерготранслятора высилась в полумраке этаким колоссом, которого нельзя свергнуть, и я невольно усомнился, сможет ли справиться с ней крошечный аппарат, который был зажат в моей руке. Но потом подумал, что мне не обязательно распылять всю башню – достаточно лишь перерубить излучением атомайзера опоры, и тогда колосс рухнет.
Я знал, что у меня в запасе немного времени. Ограждение энерготрассы было оборудовано сигнализацией, и сейчас в дежурках охранных постов должна была истошно надрываться сирена оповещения, и стремительно вращал лопастями вертолет, готовясь подняться в воздух с группой быстрого реагирования на борту. Мне наверняка не поздоровится, когда охранники трассы прибудут сюда, потому что они будут думать, что спасают город от какого-то безумца, и не задумываясь пустят в ход автоматы и снайперские винтовки, лишь бы помешать мне причинить вред энерготрассе. Поэтому до их прибытия мне нужно успеть повалить не одну башню, а несколько. Только тогда можно быть уверенным в том, что город останется без электричества хотя бы на несколько дней.
Скорее всего, то, что я собирался сделать, было ненужно и бессмысленно. Рано или поздно, ту груду железа, в которую я хотел превратить башни энерготрассы, уберут и на место свергнутых колоссов поставят других, и отремонтируют ограждение, и усилят меры по охране трассы, чтобы не допустить подобных покушений в будущем, но меня тешила жалкая и сладкая надежда, что хоть пару дней город, который я так любил, будет лишен электричества, а это значит, что не будет работать стереовидение, онемеют радиоприемники и ослепнут экраны компьютеров… И тогда никакие мерзавцы, возомнившие себя богами по отношению ко людям, не смогут ни вершить чужие судьбы, ни вербовать рабов, обслуживающих Воздействие…
Я перевел переключатель атомайзера на максимальную мощность излучения и вытянул руку к ближайшей башне. Прикинул, с какой опоры начать, чтобы эта махина не повалилась многотонным весом на меня.
Спусковой крючок, на котором лежал мой палец, вдруг стал неподатливым и тугим, как взведенная до отказа пружина. Рука моя дрогнула и опустилась сама собой.
Секунды летели одна за другой, а я не мог избавиться от одного видения, которое возникло в моем сознании.
Я вдруг представил, как будет метаться, натыкаясь на мебель, Рола, когда город погрузится во тьму, а в ее компе будет заливаться плачем «пупсик», требующий, чтобы его покормили и сменили пеленки, и как батареи резервного питания в компьютере будут постепенно садиться в течение нескольких часов, и несуществующий, но подающий все признаки жизни виртуальный ребенок будет медленно умирать, и нечем будет спасти его от этой агонии… И когда утихнет его жалобный голосок, и сморщенное от плача личико исчезнет с помутневшего экрана, Рола будет горевать так, будто ребенок был настоящим, а не придуманным дьявольскими конструкторами, и еще многие женщины в городе, державшие таких вот «пупсиков», будут вне себя от горя, и кто знает, сможет ли их рассудок перенести такую трагедию?..
Но потом я совершенно явственно увидел лицо Севы Башарина. Он сурово глядел на меня, и я знал, что он мне хочет сказать.
Что за глупости тебе лезут в голову, Рик, молча говорил мне Сева. Раз уж ты решился спасать людей, то надо идти до конца, не боясь, что причинишь им боль. Как хирург, режущий по живому, если всякий наркоз больному противопоказан… И потом, что за вселенские страсти ты вообразил по какому-то пустячному поводу? Ну, подумаешь, десяток-другой полусвихнувшихся истеричек лишатся своих игрушек: ты же разумный человек, Рик, и должен презирать фанатизм, лишенный всякой логики!.. Да если даже эти одуревшие от безделья бабы окончательно сойдут с ума, потеряв своих «пупсиков», то ты-то здесь причем? И неужели до тебя не доходит, что это – мизерная цена за спасение сотен, тысяч людей?!..
А потом лицо моего покойного друга сменилось другими лицами. Это были все те, кого я потерял за время борьбы против невидимой заразы, опутавшей Интервиль невидимой, липкой паутиной.
И они молча твердили мне на разные голоса об одном: ты не прав, Рик, нет, не прав!.. А Лент Талбанов хмуро спросил: а ты уверен, что мысль о Роле возникла у тебя сама собой? Не внушена ли она тебе теми, кто сейчас пытается помешать тебе? Почему ты решил, что Воздействие на тебя самого не распространяется? Может быть, именно таким способом они хотят помешать тебе вывести из строя энерготрассу?
Не слушай его, Рик, презрительно отозвался Адриан Клур. Уж я-то всю эту кухню знаю, как свои пять пальцев, и советую тебе не становиться самоубийцей. Ведь то, на что тебя толкают твои покойные дружки, – чистой воды самоубийство. Потому что, даже если ты свалишь парочку башен, тебе не уйти живым отсюда. И кто знает, может быть, именно Контроль подсказал тебе эту сумасбродную идею насчет разрушения энерготрассы, чтобы убрать тебя со своего пути?.. Поэтому спрячь оружие и уходи, пока не поздно: ведь ты еще будешь нужен людям!..
Я помотал головой, и видения в моем мозгу исчезли.
Я вновь направил ствол атомайзера на башню. В ночном небе, освещенном не то всполохами зарниц, не то отблесками праздничных огней, послышался мощный, ровный гул. Я понял, что это приближается вертолет с охранниками, но, судя по звуку, он был еще далеко, и я еще успел бы совершить задуманное, прежде чем снайперы откроют по мне огонь. Разумеется, если все-таки решился бы нажать курок… Но, прежде чем нажать курок, всегда надо подумать, надо хорошенько подумать.
И я думал.
г.Москва, 1996-1997 гг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– Эй, Конст, вызови полицию, иначе этот придурок всех нас перестреляет!..
– Не надо полицию, – сказал кто-то уверенным голосом позади меня. – Я знаю, как обращаться с такими недоносками!..
В ту же секунду меня с силой схватили сзади за локти, я рванулся, но в груди моей, в свое время продырявленной в трех местах, возникла ноющая боль, мешающая пошевелиться. Чья-то бесцеремонная рука выхватила у меня пистолет и швырнула его за стойку. Потом меня проволокли к выходу и выбросили наружу. При падении я больно ушиб колено, так что некоторое время не мог подняться.
В баре раздался дружный смех, а потом музыка возобновилась с прежней навязчивостью. По-моему, это была та же самая мелодия, которая вызвала у меня спазмы отвращения. Судя по возросшей громкости звука, бармен подключил дополнительные колонки.
Я с трудом поднялся, чувствуя себя как оплеванный. Ладно, подумал я, стиснув зубы, пусть будет по-вашему…
В голове моей что-то взорвалось горячим фонтаном, а потом, без всякого перехода, я уже оказался на городской площади. Там было светло, как днем, а толпа была даже больше, чем днем. Там сверкали разноцветные огни, а в небе то и дело распускались, как огромные цветы-одноминутки, узоры фейерверка. Там вовсю гремела музыка. Там кружился огромный хоровод танцующих в диковинных костюмах и в масках, и я понял, наконец, что за праздник был сегодня в городе. Это был ежегодный Карнавал.
Никто не узнавал меня в толпе. Наверное, в тот момент меня невозможно было узнать. Впрочем, я уже не опасался, что меня кто-то узнает. Мне уже было все равно…
Противоречие между тем, что происходило вокруг, и тем, чту я чувствовал, было так велико, что в конце концов я не выдержал и побрел подальше от этого жуткого праздника. Мне хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать ту проклятую музыку, от которой нельзя было никуда деться. Мне хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть этих дружелюбных, внимательных и до приторности хороших людей…
Я не помню, где и зачем меня еще носило в ту нескончаемо-длинную ночь. В памяти остались только какие-то отрывочные, бессвязные видения, и не понятно было, происходило ли все это со мной наяву или я стал жертвой своего разыгравшегося воображения.
Перемены в городе бросались в глаза. В эту ночь подевались куда-то проститутки, обычно исправно дежурившие на перекрестках и у входа в рестораны. Никто не грабил прохожих даже в самых темных переулках и никто не бил друг другу морду в пьяных драках. Водители машин вежливо уступали друг другу право проезда, вместо того, чтобы при малейшем недоразумении вступать в шумную перепалку, обвиняя друг друга в незнании правил дорожного движения.
В магазинах не хамили. В автобусах и подземке пассажиры услужливо уступали другу другу места. Полицейские помогали немощным старушкам перейти через дорогу.
Складывалось умилительное впечатление, что в городе живет одна большая, тесно сплоченная и дружная семья.
Однако отчаяние во мне нарастало. Я-то знал, что происходит на самом деле. В город извне продолжало литься мутным потоком добро. Отвратительное, навязанное людям силой, чреватое тяжкими последствиями в самом скором будущем добро… В одиночку с ним было бесполезно бороться, а союзников у меня больше не было и, скорее всего, никогда уже не будет. Я был обречен на поражение в этой борьбе.
И тогда я решил сделать то, что не раз мне приходило в голову и что раньше я никогда бы не сделал.
Мне оставался только один выход. И пусть это было предательством всех этих одураченных людей и своего рода капитуляцией перед своими могущественными врагами, другого выбора в тот момент я сделать не мог.
Я остановил такси и попросил отвезти меня на вокзал. Водитель –немолодой, но в пестрой рубашке на голое тело, мужчина – участливо сообщил, что в связи с Карнавалом движение поездов приостановлено и что ближайший экспресс из Интервиля отправится не раньше, чем завтра в полдень.
– Но, если вам очень нужно, я могу довезти вас до ближайшей посадочной станции Транс-европейской магистрали, – торопливо добавил он. – Тут езды часа три, не больше. Все равно работы в городе сегодня мало. Все предпочитают передвигаться на своих двоих…
– Сколько это будет стоить? – спросил я.
Он раздвинул толстые губы в укоризненной улыбке.
– Вы что, с луны свалились? Разве вы не знаете, что решением мэрии сегодня все услуги предоставляются бесплатно?
– Бесплатного в мире ничего не бывает, – проворчал я, садясь в машину. – За все приходится потом платить втридорога.
Осторожно ведя машину по улицам, переполненным гуляющим народом, водитель стал многословно убеждать меня, насколько я не прав в своем пессимизме, но я его почти не слушал. Некоторое время я еще смотрел на мелькающие мимо здания и людские толпы, потом провалился в забытье.
Очнулся я, когда машина неслась по междугородному шоссе, залитому ярким светом. Город остался позади, но и сюда еще доносились обрывки музыки и приглушенное пуканье фейерверка.
Справа от шоссе тянулась энерготрасса. Вереница высоких башенок из прочного титанового сплава уходила за горизонт, и казалось, что это стоят, окаменев от высокого напряжения, сказочные великаны, которые передают друг другу длинными руками толстых кабелей невидимую эстафетную палочку.
Нога затекла, и я завозился на сиденье, чтобы переменить позу. В бок уперлось что-то жесткое, и я вспомнил, что за пазухой у меня спрятан атомайзер. Сознание мое осветилось вспышкой внезапного озарения.
– Остановите машину, – попросил я водителя.
Таксист недоверчиво покосился на меня.
– Но ведь мы только что отъехали от города, – с удивлением возразил он. – Может быть, вас укачало?
– Остановите машину, – повторил я. – Я выйду здесь.
Он пожал плечами и свернул на обочину. Я откатил в сторону дверной люк, и прохладный ветерок обдал мое разгоряченное лицо.
– А теперь езжайте обратно в город, – сказал я водителю. – Возьмите это себе, пригодится. – Я сунул ему в руку пачку смятых кредиток – все, что у меня оставалось.
Он взглянул на деньги и запротестовал:
– Но это слишком много!.. Я не могу взять такую сумму!
– Тогда выкиньте их, – посоветовал я, выбираясь из машины.
Что-то бурча себе под нос, таксист спрятал деньги под сиденье и сказал мне вслед:
– А все-таки жаль, что вас не укачало, у меня в аптечке есть одно прекрасное средство от тошноты!..
Люк захлопнулся, и машина, развернувшись поперек шоссе, устремилась по направлению к городу.
Я немного постоял, чувствуя даже сквозь подошвы тепло асфальта, нагревшегося за день. Вокруг было тихо и грустно.
Откос шоссе был таким крутым и высоким, что мне пришлось съехать по нему, как с ледяной горки, на заду.
С боков и сверху энерготрассу ограждала прочная проволочная сетка. Я достал из-за пояса атомайзер, установил его в режим ближней стрельбы и, когда до ограждения оставалось метра три, нажал на спуск. Звук «выстрела» был, в общем-то, безобидным и напоминал гудение мощного фена для сушки волос, но в сетке мгновенно возникла солидная дыра с неровными краями. Я немного расширил ее так, чтобы в нее можно было пролезть, не зацепившись за проволоку, и шагнул внутрь.
Башня энерготранслятора высилась в полумраке этаким колоссом, которого нельзя свергнуть, и я невольно усомнился, сможет ли справиться с ней крошечный аппарат, который был зажат в моей руке. Но потом подумал, что мне не обязательно распылять всю башню – достаточно лишь перерубить излучением атомайзера опоры, и тогда колосс рухнет.
Я знал, что у меня в запасе немного времени. Ограждение энерготрассы было оборудовано сигнализацией, и сейчас в дежурках охранных постов должна была истошно надрываться сирена оповещения, и стремительно вращал лопастями вертолет, готовясь подняться в воздух с группой быстрого реагирования на борту. Мне наверняка не поздоровится, когда охранники трассы прибудут сюда, потому что они будут думать, что спасают город от какого-то безумца, и не задумываясь пустят в ход автоматы и снайперские винтовки, лишь бы помешать мне причинить вред энерготрассе. Поэтому до их прибытия мне нужно успеть повалить не одну башню, а несколько. Только тогда можно быть уверенным в том, что город останется без электричества хотя бы на несколько дней.
Скорее всего, то, что я собирался сделать, было ненужно и бессмысленно. Рано или поздно, ту груду железа, в которую я хотел превратить башни энерготрассы, уберут и на место свергнутых колоссов поставят других, и отремонтируют ограждение, и усилят меры по охране трассы, чтобы не допустить подобных покушений в будущем, но меня тешила жалкая и сладкая надежда, что хоть пару дней город, который я так любил, будет лишен электричества, а это значит, что не будет работать стереовидение, онемеют радиоприемники и ослепнут экраны компьютеров… И тогда никакие мерзавцы, возомнившие себя богами по отношению ко людям, не смогут ни вершить чужие судьбы, ни вербовать рабов, обслуживающих Воздействие…
Я перевел переключатель атомайзера на максимальную мощность излучения и вытянул руку к ближайшей башне. Прикинул, с какой опоры начать, чтобы эта махина не повалилась многотонным весом на меня.
Спусковой крючок, на котором лежал мой палец, вдруг стал неподатливым и тугим, как взведенная до отказа пружина. Рука моя дрогнула и опустилась сама собой.
Секунды летели одна за другой, а я не мог избавиться от одного видения, которое возникло в моем сознании.
Я вдруг представил, как будет метаться, натыкаясь на мебель, Рола, когда город погрузится во тьму, а в ее компе будет заливаться плачем «пупсик», требующий, чтобы его покормили и сменили пеленки, и как батареи резервного питания в компьютере будут постепенно садиться в течение нескольких часов, и несуществующий, но подающий все признаки жизни виртуальный ребенок будет медленно умирать, и нечем будет спасти его от этой агонии… И когда утихнет его жалобный голосок, и сморщенное от плача личико исчезнет с помутневшего экрана, Рола будет горевать так, будто ребенок был настоящим, а не придуманным дьявольскими конструкторами, и еще многие женщины в городе, державшие таких вот «пупсиков», будут вне себя от горя, и кто знает, сможет ли их рассудок перенести такую трагедию?..
Но потом я совершенно явственно увидел лицо Севы Башарина. Он сурово глядел на меня, и я знал, что он мне хочет сказать.
Что за глупости тебе лезут в голову, Рик, молча говорил мне Сева. Раз уж ты решился спасать людей, то надо идти до конца, не боясь, что причинишь им боль. Как хирург, режущий по живому, если всякий наркоз больному противопоказан… И потом, что за вселенские страсти ты вообразил по какому-то пустячному поводу? Ну, подумаешь, десяток-другой полусвихнувшихся истеричек лишатся своих игрушек: ты же разумный человек, Рик, и должен презирать фанатизм, лишенный всякой логики!.. Да если даже эти одуревшие от безделья бабы окончательно сойдут с ума, потеряв своих «пупсиков», то ты-то здесь причем? И неужели до тебя не доходит, что это – мизерная цена за спасение сотен, тысяч людей?!..
А потом лицо моего покойного друга сменилось другими лицами. Это были все те, кого я потерял за время борьбы против невидимой заразы, опутавшей Интервиль невидимой, липкой паутиной.
И они молча твердили мне на разные голоса об одном: ты не прав, Рик, нет, не прав!.. А Лент Талбанов хмуро спросил: а ты уверен, что мысль о Роле возникла у тебя сама собой? Не внушена ли она тебе теми, кто сейчас пытается помешать тебе? Почему ты решил, что Воздействие на тебя самого не распространяется? Может быть, именно таким способом они хотят помешать тебе вывести из строя энерготрассу?
Не слушай его, Рик, презрительно отозвался Адриан Клур. Уж я-то всю эту кухню знаю, как свои пять пальцев, и советую тебе не становиться самоубийцей. Ведь то, на что тебя толкают твои покойные дружки, – чистой воды самоубийство. Потому что, даже если ты свалишь парочку башен, тебе не уйти живым отсюда. И кто знает, может быть, именно Контроль подсказал тебе эту сумасбродную идею насчет разрушения энерготрассы, чтобы убрать тебя со своего пути?.. Поэтому спрячь оружие и уходи, пока не поздно: ведь ты еще будешь нужен людям!..
Я помотал головой, и видения в моем мозгу исчезли.
Я вновь направил ствол атомайзера на башню. В ночном небе, освещенном не то всполохами зарниц, не то отблесками праздничных огней, послышался мощный, ровный гул. Я понял, что это приближается вертолет с охранниками, но, судя по звуку, он был еще далеко, и я еще успел бы совершить задуманное, прежде чем снайперы откроют по мне огонь. Разумеется, если все-таки решился бы нажать курок… Но, прежде чем нажать курок, всегда надо подумать, надо хорошенько подумать.
И я думал.
г.Москва, 1996-1997 гг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71