– вопросила она, со смутными подозрениями обозревая мою персону.
Я открыл было рот, чтобы пролить свет на свою истинную сущность, но, взглянув на историка, не издал ни звука.
– Душечка, – проворковал Рейнгарден, – позволь мне как мужчине самому изложить молодому человеку, какой фронт работ ему предстоит. Не забивай себе голову такими пустяками, иначе ты быстро утомишься.
– Может быть, молодой человек желает кофе? – с сарказмом осведомилась госпожа Рейнгарден.
Я привстал с дивана и постарался поклониться в духе французских придворных, чтобы не пасть низко в глазах своего клиента.
– Благодарю, мадам, – сказал я, – но дело в том, что я спешу. Работа, знаете ли… Слишком много заказов предстоит сегодня выполнить.
– Что ж, не буду вам мешать, – пропела госпожа Рейнгарден и величественно удалилась восвояси в недра особняка.
Мы с Рейнгарденом переглянулись.
– Видите ли, господин Любарский… – начал было он.
– Можете называть меня просто Рик, – перебил его я.
– Рик… Рик… – Рейнгарден повторил мое имя так, словно перекатывал камешек во рту. – О, времена! – вдруг воскликнул он. – Что за имена пошли! Простите, но если бы вы сказали мне ваше имя полностью, мне было бы удобнее…
– Рик – это сокращение от «Маврикий», – сказал я. – Маврикий Павлович, если вам угодно…
– Так это же совсем другое дело!.. Кажется, так звали одного из русских князей при Екатерине Второй… Впрочем, мы отклоняемся в сторону. Итак, Маврикий Павлович, вероятно, вы уже догадались, что речь пойдет о сугубо конфиденциальном деле, о сути которого не должен знать никто кроме меня и вас. Даже мои домочадцы. Я сказал им, что вы прибудете починить кое-какие неполадки в электросети, чтобы у них не возникало лишних вопросов.
Судя по всему, он явно представлял себя сейчас, по меньшей мере, средневековым королем, дающим весьма важное, но деликатное поручение своему придворному вассалу.
За свою короткую, но насыщенную карьеру аномальщика я успел повидать всяких людей и давным-давно усвоил незыблемый принцип любого сервиса, в том числе и детективного: «Клиент всегда прав». Поэтому мне оставалось только загнать ехидные мысли по поводу Рейнгардена в самый дальний уголок своей души и с устало-умным видом слушать его разглагольствования, выуживая из обилия слов ту информацию, которая относилась непосредственно к делу.
Дело, правда, оказалось тривиальным и нудным, как призывы к пассажирам общественного транспорта соблюдать взаимную вежливость.
Некоторое время («Не то пару недель, не то дней пятнадцать») тому назад в особняке, где проживали Рейнгарден, его жена и семнадцатилетняя дочь («Ее сейчас нет, – пояснил историк, – она на занятиях в школе верховой езды»), начались весьма необъяснимые явления. По визору стали звонить неизвестные, которые несли при отключенном видеорежиме какой-то бред. В доме стали сами по себе загораться различные предметы – причем и такие, которые никак возгораться не должны, если верить законам физики. Регулярно пропадали вещи, обнаруживаясь потом в самых неожиданных местах. Так, бриллиантовое колье жены Рейнгардена стоимостью в несколько сотен тысяч юмов было найдено спустя несколько дней после его пропажи в холодильнике, причем на самом видном месте. Зеркала в холле с завидным постоянством оказывались испачканными то кремами из внушительного косметического арсенала мадам Рейнгарден, то зубной пастой, то отходами из кухонного утилизатора.
Поначалу семья Рейнгарденов подозревала во всех этих проделках приходящую прислугу. В результате, штат персонала по поддержанию порядка в особняке был полностью заменен дважды в течение десяти дней. Не помогло. Тогда супруги обвинили в хулиганстве собственную дочь – но та, впав в истерику, наотрез отказалась признать свою вину. К тому же нарушения «нормального статуса-кво» происходили и в отсутствие девушки. Мужу с женой оставалось только подозревать друг друга, и однажды последовало неприятное для обоих объяснение в повышенных тонах, с истерическими выкриками, морем слез с той и другой стороны, битьем фарфоровой посуды и прочими эксцессами.
Три дня подряд Рейнгарден не ночевал дома, кочуя от одного знакомого холостяка к другому, а когда, соскучившись по домашнему уюту, заявился обратно, то узнал, что за время его отсутствия в пустых комнатах стали раздаваться неразборчивые, но угрожающие голоса.
Одним словом, по мнению этого дурака с историческим образованием, в его доме воцарилась «нечисть», но если раньше дураки обращались в подобных ситуациях к колдунам и шаманам, то теперь модно было обращаться к специалистам по аномальным явлениям, одним из которых (и с довольно неплохой репутацией в Интервиле) был я.
– Однако это еще не все, Маврикий Павлович, – проговорил Рейнгарден. – Аномальные явления распространяются не только наш дом и на вещи, которыми мы пользуемся, но и на нас самих.
– Что вы имеете в виду?
– Понимаете, – толстяк зачем-то оглянулся на дверь, облизнул губы и понизил голос до трагического шепота, – мы с женой уже несколько лет не жили как настоящая супружеская пара… не тот уже возраст, знаете, и вообще… Но когда в доме стало происходить все то, о чем я вам рассказал, в нее и в меня словно вселился какой-то бес. Мы бываем близки теперь по несколько раз в день, причем, я бы сказал, в весьма… м-м… неожиданных обстоятельствах…
– Поясните, Дюриан Альвианович, – не удержался я от приступа садизма.
Историк покраснел еще гуще и опять оглянулся на дверь.
– Ну, видите ли, мы стали подвержены приступам ничем не спровоцированной, безудержной страсти. Это может произойти в любое место и в любых местах… причем жену почему-то тянет заниматься этим именно там, где нас кто-нибудь может застать… на открытой террасе… в бассейне… на крыше, у нас там оборудован солярий… Чаще всего это случается днем, и в этом – вся трагедия, надеюсь, вы меня понимаете? Я не раз пытался взять себя в руки, но ничего не получается. А ведь у нас – почти взрослая дочь, что будет, если она когда-нибудь застанет нас в самый неподходящий момент?
– Вы объяснялись с женой по этому поводу?
– Что вы, что вы! – Рейнгарден замахал на меня руками. – Как я могу оскорбить свою супругу гнусными намеками на непорядочность? Одно могу сказать – раньше за нами никогда не водилось подобного греха, мы жили вполне пристойно, а теперь… И позы-то какие избираем – как в современных пакостных журнальчиках, одна другой немыслимее!..
– Ну, это, скорее всего, не по моей части, Дюриан Альвианович, – сказал я, едва сдерживая улыбку. – Что еще вы могли бы мне сообщить?
Историк задумался.
– Знаете, Маврикий Павлович, – немного погодя произнес он. – Есть еще много чего, но это трудно передать словами… Просто складывается порой ощущение, что и я сам, и мои близкие совершаем такие поступки, которые… которые нам несвойственны… При этом видишь, что что-то не так, но что именно…
Он замолчал и растерянно развел руками.
Дело было для меня ясно, но требовалось честно отработать деньги, о которых, кстати, лучше было договориться не откладывая в долгий ящик, а еще лучше – получить хотя бы двадцатипятипроцентный аванс.
– М-да, – глубокомысленно протянул я. – Должен вам сказать, что случай ваш – весьма неординарный. – (Каждому клиенту важно с самого начала указать, что его дело представляет собой нечто особенное, это повышает тебя в его глазах, а заодно и сумму твоего гонорара.) – И, прежде чем приступить к визуальному исследованию вашего дома, я хотел бы подчеркнуть, что расследование, возможно, потребует значительных усилий и больших затрат…
Он правильно меня понял. В руке его появился туго набитый бумажник.
– Денег у меня хватит, – заверил он.
– Вижу.
– Назовите сумму.
Я назвал. Любой другой нормальный человек на его месте заявил бы мне в глаза, что я – вымогатель, но Рейнгарден безропотно вытряхнул из бумажника пачку банкнотов, небрежно отсчитал несколько бумажек и протянул их мне.
– Только я прошу вас… – умирающим голосом вновь начал было он, но тут в дверь раздался осторожный стук.
– Извините, это, наверное, вернулась моя дочь, – сказал историк и крикнул: «Входи, Лека!». Дверь распахнулась, словно отброшенная порывом ветра. За ней никого не было видно.
Рейнгарден подошел к двери и осторожно выглянул наружу. Судя по его побледневшим щекам и задрожавшим пальцам, за дверью действительно не было никого, кроме призраков. Призраков, которые существовали только в его воображении.
Он осторожно прикрыл дверь и вернулся на свое место.
– Видели? – спросил он. – И это еще – не самое худшее… Так на чем мы остановились?
– Если это вас не затруднит, я бы хотел, чтобы вы показали мне наиболее подверженные аномальным явлениям места в вашем доме, – сказал я, пряча деньги во внутренний карман пиджака и вынимая раскладную биолокационную рамку.
Дом поражал воображение своим интерьером и комфортом. На каждом шагу встречались фонтаны (в одном из них, кажется, плавали золотые рыбки), стены были декорированы бело-золотыми панелями, многие комнаты были похожи на оранжереи в миниатюре. Нам никто не встречался, в доме было тихо («Прислуга бывает только утром», пояснил Рейнгарден). Время от времени я останавливался и, сосредоточенно нахмурясь, пускал в ход рамку – скорее, чтобы произвести впечатление на моего клиента, нежели чтобы выявить какие-то аномалии в «биоэнергетических полях». Давно прошли те времена, когда я верил во всю эту чепуху насчет астральных сил, энергоинформационных структур и мощных биополей. Впрочем, к моему искреннему удивлению, в некоторых помещениях рамка действительно вращалась быстрее, чем в других.
Постепенно я стал запутываться в тех бесконечных переходах, анфиладах комнат и коридорах, которыми влек меня за собой Рейнгарден, ни на минуту не умолкая, чтобы подробно пояснить, какая аномалия происходила в том или ином месте.
Наконец, мы остановились перед отделанную под мрамор дверью, и историк страшным голосом проблеял мне в ухо:
– Вот здесь!.. Именно здесь нас с женой чаще всего настигала страсть!
Я жестом попросил его замолчать и прислушался. Из-за двери явственно доносились невнятные мужские голоса. Время от времени в их диалог вклинивался женский визгливый дискант, ничуть не напоминавший бархатистые интонации супруги историка. По меньшей мере, разговаривавших за дверью было трое.
Рейнгарден тоже, видимо, услышал голоса, потому что побледнел и пошатнулся, словно готовясь упасть в обморок.
– Что там у вас находится? – шепотом спросил его я.
– Ничего… Это выход на веранду.
– Там может кто-нибудь сейчас находиться?
– Не-ет, – протянул он таким голосом, что я стал серьезно опасаться за его умственное и физическое здоровье в том случае, если, скажем, на веранде обнаружится его любвеобильная супруга, назначившая свидание двум своим любовникам сразу.
Тогда я решительно, как в фильмах-боевиках (вот только оружия у меня не было), распахнул дверь ударом ноги и ворвался на веранду. Из горла моего вырвался нервный смешок. Ни госпожи Рейнгарден с любовниками, ни грабителей-домушников, спорящих, с какой комнаты начать, на веранде не оказалось. Зато на белом, плетеном из синтетической соломы столе возвышался огромный стереовизор, на экране которого о чем-то неразборчиво беседовали люди в унылых костюмах.
Однако Рейнгарден, увидев стереовизор, побледнел еще больше.
– Вот! – воскликнул он. – Вы видите?
– Да, – сказал я. – Хороший агрегат.
– Да я не про это… Каким образом он мог попасть сюда, если мы только что видели его в гостиной на первом этаже?!
Я напряг память. Действительно, стереовизор стоял в углу огромного зала, который историк скромно назвал «гостиной», когда мы только начинали осмотр дома, и, помнится, тогда он был выключен.
– Может быть, у вас два таких аппарата, Дюриан Альвианович? – не без коварства спросил я своего клиента. Он только помотал головой в знак отрицания, не спуская с экрана глаз, словно опасался, что стереовизор вот-вот испарится. – Или, может быть, ваша супруга?..
– Что-о? – прервал меня историк таким тоном, что я счел за лучшее не договорить. Действительно, трудно было представить, чтобы бывшая вдова миллионера была способна на подвиги Геракла.
Мы продолжили осмотр. Только теперь получилось так, что я веду за собой хозяина дома. Рейнгарден терял моральные и физические силы на глазах. Я боялся, что он не дотянет до конца рекогносцировки. Время от времени он что-то бормотал себе под нос. Прислушавшись, я разобрал нечто вроде хулы в адрес современной цивилизации, породившей такие исчадия ада, как стереовизоры, стиральные машины и автомобили.
– Электричество!.. – язвительно бормотал себе под нос Рейнгарден. – Атомная энергия!.. Компьютеры!.. А потом ломаем голову, от чего так рано умирают люди!.. Веками человечество жило без этих так называемых «благ прогресса», и никому в голову не приходило, что без этого нельзя обойтись… И никаких проблем!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Я открыл было рот, чтобы пролить свет на свою истинную сущность, но, взглянув на историка, не издал ни звука.
– Душечка, – проворковал Рейнгарден, – позволь мне как мужчине самому изложить молодому человеку, какой фронт работ ему предстоит. Не забивай себе голову такими пустяками, иначе ты быстро утомишься.
– Может быть, молодой человек желает кофе? – с сарказмом осведомилась госпожа Рейнгарден.
Я привстал с дивана и постарался поклониться в духе французских придворных, чтобы не пасть низко в глазах своего клиента.
– Благодарю, мадам, – сказал я, – но дело в том, что я спешу. Работа, знаете ли… Слишком много заказов предстоит сегодня выполнить.
– Что ж, не буду вам мешать, – пропела госпожа Рейнгарден и величественно удалилась восвояси в недра особняка.
Мы с Рейнгарденом переглянулись.
– Видите ли, господин Любарский… – начал было он.
– Можете называть меня просто Рик, – перебил его я.
– Рик… Рик… – Рейнгарден повторил мое имя так, словно перекатывал камешек во рту. – О, времена! – вдруг воскликнул он. – Что за имена пошли! Простите, но если бы вы сказали мне ваше имя полностью, мне было бы удобнее…
– Рик – это сокращение от «Маврикий», – сказал я. – Маврикий Павлович, если вам угодно…
– Так это же совсем другое дело!.. Кажется, так звали одного из русских князей при Екатерине Второй… Впрочем, мы отклоняемся в сторону. Итак, Маврикий Павлович, вероятно, вы уже догадались, что речь пойдет о сугубо конфиденциальном деле, о сути которого не должен знать никто кроме меня и вас. Даже мои домочадцы. Я сказал им, что вы прибудете починить кое-какие неполадки в электросети, чтобы у них не возникало лишних вопросов.
Судя по всему, он явно представлял себя сейчас, по меньшей мере, средневековым королем, дающим весьма важное, но деликатное поручение своему придворному вассалу.
За свою короткую, но насыщенную карьеру аномальщика я успел повидать всяких людей и давным-давно усвоил незыблемый принцип любого сервиса, в том числе и детективного: «Клиент всегда прав». Поэтому мне оставалось только загнать ехидные мысли по поводу Рейнгардена в самый дальний уголок своей души и с устало-умным видом слушать его разглагольствования, выуживая из обилия слов ту информацию, которая относилась непосредственно к делу.
Дело, правда, оказалось тривиальным и нудным, как призывы к пассажирам общественного транспорта соблюдать взаимную вежливость.
Некоторое время («Не то пару недель, не то дней пятнадцать») тому назад в особняке, где проживали Рейнгарден, его жена и семнадцатилетняя дочь («Ее сейчас нет, – пояснил историк, – она на занятиях в школе верховой езды»), начались весьма необъяснимые явления. По визору стали звонить неизвестные, которые несли при отключенном видеорежиме какой-то бред. В доме стали сами по себе загораться различные предметы – причем и такие, которые никак возгораться не должны, если верить законам физики. Регулярно пропадали вещи, обнаруживаясь потом в самых неожиданных местах. Так, бриллиантовое колье жены Рейнгардена стоимостью в несколько сотен тысяч юмов было найдено спустя несколько дней после его пропажи в холодильнике, причем на самом видном месте. Зеркала в холле с завидным постоянством оказывались испачканными то кремами из внушительного косметического арсенала мадам Рейнгарден, то зубной пастой, то отходами из кухонного утилизатора.
Поначалу семья Рейнгарденов подозревала во всех этих проделках приходящую прислугу. В результате, штат персонала по поддержанию порядка в особняке был полностью заменен дважды в течение десяти дней. Не помогло. Тогда супруги обвинили в хулиганстве собственную дочь – но та, впав в истерику, наотрез отказалась признать свою вину. К тому же нарушения «нормального статуса-кво» происходили и в отсутствие девушки. Мужу с женой оставалось только подозревать друг друга, и однажды последовало неприятное для обоих объяснение в повышенных тонах, с истерическими выкриками, морем слез с той и другой стороны, битьем фарфоровой посуды и прочими эксцессами.
Три дня подряд Рейнгарден не ночевал дома, кочуя от одного знакомого холостяка к другому, а когда, соскучившись по домашнему уюту, заявился обратно, то узнал, что за время его отсутствия в пустых комнатах стали раздаваться неразборчивые, но угрожающие голоса.
Одним словом, по мнению этого дурака с историческим образованием, в его доме воцарилась «нечисть», но если раньше дураки обращались в подобных ситуациях к колдунам и шаманам, то теперь модно было обращаться к специалистам по аномальным явлениям, одним из которых (и с довольно неплохой репутацией в Интервиле) был я.
– Однако это еще не все, Маврикий Павлович, – проговорил Рейнгарден. – Аномальные явления распространяются не только наш дом и на вещи, которыми мы пользуемся, но и на нас самих.
– Что вы имеете в виду?
– Понимаете, – толстяк зачем-то оглянулся на дверь, облизнул губы и понизил голос до трагического шепота, – мы с женой уже несколько лет не жили как настоящая супружеская пара… не тот уже возраст, знаете, и вообще… Но когда в доме стало происходить все то, о чем я вам рассказал, в нее и в меня словно вселился какой-то бес. Мы бываем близки теперь по несколько раз в день, причем, я бы сказал, в весьма… м-м… неожиданных обстоятельствах…
– Поясните, Дюриан Альвианович, – не удержался я от приступа садизма.
Историк покраснел еще гуще и опять оглянулся на дверь.
– Ну, видите ли, мы стали подвержены приступам ничем не спровоцированной, безудержной страсти. Это может произойти в любое место и в любых местах… причем жену почему-то тянет заниматься этим именно там, где нас кто-нибудь может застать… на открытой террасе… в бассейне… на крыше, у нас там оборудован солярий… Чаще всего это случается днем, и в этом – вся трагедия, надеюсь, вы меня понимаете? Я не раз пытался взять себя в руки, но ничего не получается. А ведь у нас – почти взрослая дочь, что будет, если она когда-нибудь застанет нас в самый неподходящий момент?
– Вы объяснялись с женой по этому поводу?
– Что вы, что вы! – Рейнгарден замахал на меня руками. – Как я могу оскорбить свою супругу гнусными намеками на непорядочность? Одно могу сказать – раньше за нами никогда не водилось подобного греха, мы жили вполне пристойно, а теперь… И позы-то какие избираем – как в современных пакостных журнальчиках, одна другой немыслимее!..
– Ну, это, скорее всего, не по моей части, Дюриан Альвианович, – сказал я, едва сдерживая улыбку. – Что еще вы могли бы мне сообщить?
Историк задумался.
– Знаете, Маврикий Павлович, – немного погодя произнес он. – Есть еще много чего, но это трудно передать словами… Просто складывается порой ощущение, что и я сам, и мои близкие совершаем такие поступки, которые… которые нам несвойственны… При этом видишь, что что-то не так, но что именно…
Он замолчал и растерянно развел руками.
Дело было для меня ясно, но требовалось честно отработать деньги, о которых, кстати, лучше было договориться не откладывая в долгий ящик, а еще лучше – получить хотя бы двадцатипятипроцентный аванс.
– М-да, – глубокомысленно протянул я. – Должен вам сказать, что случай ваш – весьма неординарный. – (Каждому клиенту важно с самого начала указать, что его дело представляет собой нечто особенное, это повышает тебя в его глазах, а заодно и сумму твоего гонорара.) – И, прежде чем приступить к визуальному исследованию вашего дома, я хотел бы подчеркнуть, что расследование, возможно, потребует значительных усилий и больших затрат…
Он правильно меня понял. В руке его появился туго набитый бумажник.
– Денег у меня хватит, – заверил он.
– Вижу.
– Назовите сумму.
Я назвал. Любой другой нормальный человек на его месте заявил бы мне в глаза, что я – вымогатель, но Рейнгарден безропотно вытряхнул из бумажника пачку банкнотов, небрежно отсчитал несколько бумажек и протянул их мне.
– Только я прошу вас… – умирающим голосом вновь начал было он, но тут в дверь раздался осторожный стук.
– Извините, это, наверное, вернулась моя дочь, – сказал историк и крикнул: «Входи, Лека!». Дверь распахнулась, словно отброшенная порывом ветра. За ней никого не было видно.
Рейнгарден подошел к двери и осторожно выглянул наружу. Судя по его побледневшим щекам и задрожавшим пальцам, за дверью действительно не было никого, кроме призраков. Призраков, которые существовали только в его воображении.
Он осторожно прикрыл дверь и вернулся на свое место.
– Видели? – спросил он. – И это еще – не самое худшее… Так на чем мы остановились?
– Если это вас не затруднит, я бы хотел, чтобы вы показали мне наиболее подверженные аномальным явлениям места в вашем доме, – сказал я, пряча деньги во внутренний карман пиджака и вынимая раскладную биолокационную рамку.
Дом поражал воображение своим интерьером и комфортом. На каждом шагу встречались фонтаны (в одном из них, кажется, плавали золотые рыбки), стены были декорированы бело-золотыми панелями, многие комнаты были похожи на оранжереи в миниатюре. Нам никто не встречался, в доме было тихо («Прислуга бывает только утром», пояснил Рейнгарден). Время от времени я останавливался и, сосредоточенно нахмурясь, пускал в ход рамку – скорее, чтобы произвести впечатление на моего клиента, нежели чтобы выявить какие-то аномалии в «биоэнергетических полях». Давно прошли те времена, когда я верил во всю эту чепуху насчет астральных сил, энергоинформационных структур и мощных биополей. Впрочем, к моему искреннему удивлению, в некоторых помещениях рамка действительно вращалась быстрее, чем в других.
Постепенно я стал запутываться в тех бесконечных переходах, анфиладах комнат и коридорах, которыми влек меня за собой Рейнгарден, ни на минуту не умолкая, чтобы подробно пояснить, какая аномалия происходила в том или ином месте.
Наконец, мы остановились перед отделанную под мрамор дверью, и историк страшным голосом проблеял мне в ухо:
– Вот здесь!.. Именно здесь нас с женой чаще всего настигала страсть!
Я жестом попросил его замолчать и прислушался. Из-за двери явственно доносились невнятные мужские голоса. Время от времени в их диалог вклинивался женский визгливый дискант, ничуть не напоминавший бархатистые интонации супруги историка. По меньшей мере, разговаривавших за дверью было трое.
Рейнгарден тоже, видимо, услышал голоса, потому что побледнел и пошатнулся, словно готовясь упасть в обморок.
– Что там у вас находится? – шепотом спросил его я.
– Ничего… Это выход на веранду.
– Там может кто-нибудь сейчас находиться?
– Не-ет, – протянул он таким голосом, что я стал серьезно опасаться за его умственное и физическое здоровье в том случае, если, скажем, на веранде обнаружится его любвеобильная супруга, назначившая свидание двум своим любовникам сразу.
Тогда я решительно, как в фильмах-боевиках (вот только оружия у меня не было), распахнул дверь ударом ноги и ворвался на веранду. Из горла моего вырвался нервный смешок. Ни госпожи Рейнгарден с любовниками, ни грабителей-домушников, спорящих, с какой комнаты начать, на веранде не оказалось. Зато на белом, плетеном из синтетической соломы столе возвышался огромный стереовизор, на экране которого о чем-то неразборчиво беседовали люди в унылых костюмах.
Однако Рейнгарден, увидев стереовизор, побледнел еще больше.
– Вот! – воскликнул он. – Вы видите?
– Да, – сказал я. – Хороший агрегат.
– Да я не про это… Каким образом он мог попасть сюда, если мы только что видели его в гостиной на первом этаже?!
Я напряг память. Действительно, стереовизор стоял в углу огромного зала, который историк скромно назвал «гостиной», когда мы только начинали осмотр дома, и, помнится, тогда он был выключен.
– Может быть, у вас два таких аппарата, Дюриан Альвианович? – не без коварства спросил я своего клиента. Он только помотал головой в знак отрицания, не спуская с экрана глаз, словно опасался, что стереовизор вот-вот испарится. – Или, может быть, ваша супруга?..
– Что-о? – прервал меня историк таким тоном, что я счел за лучшее не договорить. Действительно, трудно было представить, чтобы бывшая вдова миллионера была способна на подвиги Геракла.
Мы продолжили осмотр. Только теперь получилось так, что я веду за собой хозяина дома. Рейнгарден терял моральные и физические силы на глазах. Я боялся, что он не дотянет до конца рекогносцировки. Время от времени он что-то бормотал себе под нос. Прислушавшись, я разобрал нечто вроде хулы в адрес современной цивилизации, породившей такие исчадия ада, как стереовизоры, стиральные машины и автомобили.
– Электричество!.. – язвительно бормотал себе под нос Рейнгарден. – Атомная энергия!.. Компьютеры!.. А потом ломаем голову, от чего так рано умирают люди!.. Веками человечество жило без этих так называемых «благ прогресса», и никому в голову не приходило, что без этого нельзя обойтись… И никаких проблем!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71