– Это еще зачем? – осведомился я. – Если чтобы пообщаться на какую-нибудь умную тему, так, по-моему, для разговоров у нас есть более подходящее время… Или у тебя началось недержание речи?
– Не будь идиотом, Рик, – перебил меня Сева, и по его тону я понял, что ему сейчас не до шуток. – Я тебе говорю, приезжай – значит, так надо… И срочно, потому что это очень важно для всех нас и, прежде всего, для тебя, Рик!
– А ты где сейчас? В Управлении? – глупо спросил я, хотя и сам уже видел, что за взлохмаченной головой Севы отсутствуют какие-либо пробирки и приборы.
– Я жду тебя дома, – сказал Сева. В этот момент за пределами экрана послышался какой-то звук, и он повернул голову, прислушиваясь.
– Тут кто-то мне в дверь названивает, – немного погодя сообщил мне Сева. – Будто с цепи сорвались, честное слово!.. Ладно, ты не задерживайся, Рик.
Перед глазами у меня все поплыло, и я сразу вспомнил свой горький опыт. Те сволочи, против которых мне всю жизнь пришлось играть, свое дело знали четко. Сначала это была Люция, супруга моего дружка Слана. Потом они расправились с Баглаем. Потом был еще Лент Талбанов… Людей убирали в тот самый момент, когда они получали исключительно важную информацию о Воздействии и пытались донести ее до меня или до кого-нибудь еще. Теперь, значит, у них на мушке был Сева. Проклятый город, в нем все прослушивалось и просвечивалось насквозь, и ничего с этим нельзя было поделать, ничего!..
Я с досадой вдарил кулаком по столу, не чувствуя боли, и заорал что было силы:
– Постой, Сева!.. Не отключай визор! Никому не открывай, никому!.. Ну, я прошу тебя, слышишь?! Сукин ты сын, Сева, тебя же убьют!..
Но было поздно, экран погас. Я тут же ткнул в клавишу, чтобы снова вызвать Севу на связь, но на другом конце линии никто не подошел к аппарату.
Мне оставалось только усиленно внушать себе, что хоть в этот-то раз я не опоздаю – просто было бы черной несправедливостью, если бы и Севу я нашел уже мертвым. Хотя от этого самовнушения спокойствия не прибавлялось…
Глава 5
– Нагнал же ты на меня страху, дружище! – сказал я Севе.
– Я? – повторил он с удивлением. – Причем здесь я? Это все твои кровавые мальчики в глазах, Рик!.. Я же тебе говорил, в последнее время ты сходишь с ума. Впрочем, все мы сходим с ума, каждый по-своему…
Не ты первый сообщаешь мне эту новость, устало подумал я, но вслух эту мысль не озвучил. Если я и схожу с ума, то этот процесс слегка затянулся: с того самого момента, когда я ввязался в эту бучу с геймерами, каждый из тех, с кем мне приходилось иметь дело, рано или поздно, приходил к аналогичному выводу. «Вяло текущая шизофрения» – кажется, есть такой термин у психиатров. Интересно, к чему она течет: к выздоровлению или окончательному помешательству? Гм… Помнится, у нас в Университете один студиозус-прогульщик принес «справку от врача», которую сочинил сам после долгих консультаций с медицинскими справочниками: «Отсутствовал в школе всю неделю, потому что болел сифилисом»…
Я чувствовал, что мысли мои устремились вовсе не туда, куда следует, но ничего с этим поделать не мог. Вероятно, это была запоздалая защитная реакция сознания на стресс, который я перенес, пока летел на бешеной скорости на другой конец города, желая только одного: застать Севу еще живым – пусть раненым, пусть изуродованным, но живым!.. И еще я мечтал застать у его тела тех, кто нанес ему предрассветный визит. Почему-то эти люди представлялись мне похожими на Клура – с виду неуклюжими, но на самом деле с отработанными долгой практикой рефлексами и навыками превращения человека в развалину без особых подручных средств…
Однако, оказалось, что тревога была ложной. Просто сосед Севы – некто со странной фамилией Бляс, – имевший обыкновение просыпаться вместе с птицами, вернулся с утренней пробежки по ближайшему парку и обнаружил, что у него закончились запасы кофе, за каковым он немедленно и без зазрений совести поперся к Башарину.
Сева, удовлетворив кофейного маньяка, тут же перезвонил мне, но меня уже не было дома, а наручный визор я впопыхах, конечно же, забыл захватить с собой…
– И потом, – продолжал Сева, – еще неизвестно, кто на кого страху нагнал. Например, когда ты ворвался ко мне с пистолетом в руке, с выпученными шарами на белом лице и ринулся прыгать из комнаты в комнату, как какой-нибудь классический шериф в задрипанном городишке Дикого Запада, я точно чуть копыта не отбросил!.. Знаешь, мне в голову полезли твои же россказни о делах давно минувших дней, и я даже подумал: а что, если они и Рика сделали марионеткой?
– Ладно, ладно, – пробормотал я, – будем считать, что инцидент исчерпан. Ты давай, рассказывай, не тяни.
– Может, заодно позавтракаем? – предложил Сева. – Я сейчас кофейку покрепче заварю, а то башка после бессонной ночи отказывается функционировать… Подожди, я проверю, осталось ли у меня что-нибудь после налета Бляса.
Он отправился на кухню, а я вздохнул и огляделся. Интерьер, в котором обитал мой друг, назвать унылым было нельзя. Наоборот, здесь все было, будто нарочно, разбросано так, чтобы вызвать у посетителя невольную улыбку. Так, высокочастотный паяльник вызывающе торчал из книжного шкафа, на стене, на самом видном месте, красовался мятый женский бюстгальтер огромного размера, компьютер в сочетании с мощным анализатором обретались на голом полу в центре комнаты, зато письменный стол вместе с бумагами и толстенными фолиантами был зачем-то накрыт выцветшим гобеленом. Алогизмов в квартире у Севы было полно, но, как ни странно, проведя здесь немного времени, любой здравомыслящий человек начинал вдруг ловить себя на мысли, что успел привыкнуть к подобному хаосу и что, самое ужасное, ему такой беспорядок нравится гораздо больше, нежели своя собственная, словно вылизанная собачьим языком, среда обитания…
Сева вернулся, трудолюбиво таща перед собой поднос, до отказа заставленный тарелочками с бутербродами, чашками, кофейником и прочими причиндалами. От коньяка и прочих спиртных напитков я наотрез отказался, но Сева и не настаивал. По-моему, ему гораздо больше нравилось пить со мной в своей гнусной лаборатории, чем в домашней обстановке.
Уничтожив в два приема гигантский сэндвич и с шумным прихлебыванием отпивая горячий кофе, он стал рассказывать, что заставило его вызвать меня в столь ранний час на связь.
По словам Севы, всю ночь он корпел над медальоном с «заглушкой», который я дал ему накануне. Он разобрал всю электронную начинку до последнего винтика, он облазил все технические справочники от корки до корки, он даже звонил какому-то знакомому физику в три часа ночи с просьбой дать ему краткую консультацию – в общем, просьбу мою он исполнил очень добросовестно. Когда все доступные ему методы экспертизы были исчерпаны и он сидел в тупом изнеможении, пялясь на крохотные детальки демонтированной микросхемы, ему наконец пришла в голову одна идея, но чтобы ее проверить, Севе пришлось посреди ночи пешком (такси он так и не сумел поймать) переться в Управление, уламывать дежурного вскрыть лабораторию и проводить какой-то там молекулярный анализ в области скрытого спектра одной малюсенькой детальки, которая входила в состав микросхемы «заглушки».
– И знаешь, что показал анализ? – возбужденно вскричал Сева, который к этому моменту успел напрочь забыть и о бутербродах, и о давно остывшем кофе.
– Предполагаю, – нарочито спокойным тоном ответил я. – Какую-нибудь бяку вроде проводника Воздействия.
– Ты что, знал об этом с самого начала? – с таким подозрением осведомился Сева, что я чуть не расхохотался.
– Ну-у, – менторским голосом протянул я, – знать не знал, но подозревал. Как в анекдоте про то, как два генерала загадывали друг другу загадки, и один из них спрашивает: «Что такое: большое, бронированное, с башней, пушкой и гусеницами, начинается на „та-“, а заканчивается на „-нк“?»… Помнишь?
Но Сева только отмахнулся от всех анекдотов в мире небрежным жестом. Плевать ему было сейчас на юмор, этому гению полицейской экспертизы.
Он принялся объяснять, в чем состояла суть его открытия, но, признаться, из его объяснений я ни черта не понял. Вроде бы внутренняя поверхность этой детальки, наименование которой сразу же вылетело из моей головы, одурманенной в результате скверно проведенной ночи, была покрыта каким-то кристаллическим веществом R-образной структуры (мне это говорило не больше, чем химическая формула воды для ребенка, только что освоившего азбуку), и это вещество по всем параметрам способно было при определенных раздражителях проводить и многократно усиливать психогенное излучение. Что-то вроде электронно-химического наркотика…
– Представляешь, Рик? – воскликнул Сева, от волнения снова хватая бутерброд и принимаясь поедать его с такой скоростью, будто год голодал на необитаемом острове. – Мгм… ммм… умгу?
Он, определенно, был доволен собой, но никак не мог взять в толк, что я далек от ликования. Своим открытием он подтвердил мои самые худшие подозрения, только и всего.
– Ты жуй почаще, – посоветовал я, – не дай Бог, подавишься… Значит ли это, мой ученый коллега, что таким образом неоспоримо доказан тот факт, что медальон служил инструментом Воздействия?
Он наконец справился с бутербродом и принялся мне азартно объяснять, что, во-первых, ничего неоспоримого в науке нет и быть не может; во-вторых, что медальон лишь потенциально мог быть использован для Воздействия, а в-третьих…
– … а в-третьих, ты не дослушал меня, Рик! Это еще только цветочки!.. Да, замысел неведомых нам конструкторов использовать «заглушки», якобы нейтрализующие Воздействие, для дальнейшего зомбирования носителей – только уже на другой частоте – был, сам по себе, блестящим, но какова ему цена в наших условиях, когда этими штучками по инерции пользуется лишь каких-то жалких десять процентов населения Интервиля? Неужели стратеги Контроля не в силах были предвидеть, что в будущем их влияние на людей существенно уменьшится? Или они были готовы с этим примириться? Но почему? Вот какие вопросы возникли у меня после открытия…
– Эпохального открытия, – не без иронии поправил его я.
– Да ладно тебе! – отмахнулся он, но чувствовалось, что даже ироничная похвала была ему приятна. – И тогда я подумал: а что из себя представляет этот многостековый чип… ну, та самая деталь, которая содержала R-вещество? Я опять полез в справочники. И знаешь, что я выяснил? Что данный чип давным-давно используется нашей промышленностью! Он входит в состав схем стереовизоров, радиоприемников, магнитофонов, визоров и прочих бытовых электронных приборов… даже в кухонных комбайнах и кофемолках на комп-процессорах он есть, Рик! Вот, смотри! – Он устремился куда-то вглубь квартиры и вскоре вернулся. На ладони его лежал крохотный кружок темно-зеленого цвета. – Я растребушил свой стереовизор, достал оттуда этот чип и проделал анализ…
Он сделал эффектную, по его мнению, паузу.
– И обнаружил там это… как его? – спросил я.
– То же вещество, что и в чипе твоей «заглушки», Рик, – торжественно провозгласил Башарин. – Ты был прав, брат: нами по-прежнему управляют, как «игрушками»! Единственное, в чем ты заблуждался, так это в том, что пытался приписать Воздействие проискам каких-то сил добра и зла…
– Но ведь это означает, – пытаясь ухватить за хвост ускользающую мысль, проговорил я, – это означает, друг мой Сева, что Сеть-2 все-таки существует. А раз так, то нет никакой гарантии того, что и в этой сети не завелись свои геймеры – новое поколение. Ты знаешь, с логикой у меня в общем-то худо, но я в свое время много думал о Воздействии – о первоначальном Воздействии, Сева, – и постепенно пришел к выводу, что Контроль – это еще не конечная инстанция. Ведь как объяснить появление первых геймеров, если почти тотальное Воздействие через Сеть-1 позволяло Контролю пресечь все их поползновения в самом зародыше? Разве это не свидетельствует о том, что сам Контроль был инициатором геймерства. А для чего ему это? Какой ему смысл порождать то, против чего он потом вынужден будет безуспешно бороться в течение многих лет?.. И вот если учесть это, то я никак не могу принять твой упрек насчет сил добра и зла. Извини за зацикленность, но должен быть кто-то еще, кто стоит выше Контроля и для кого сами контролеры представляют собой «игрушки»!..
Сева криво усмехнулся.
– И, по-твоему, это Бог? – спросил насмешливо он.
– Причем тут Бог?!.. – разозлился я. – В наше время есть немало других сил, которые могут претендовать на роль Всевышнего. Воздействие, в конечном счете, – вовсе не игра, Сева, но даже если бы оно оказалось игрой… «И в бирюльки бывает занятной игра, если играют в нее мастера», написал один мой покойный друг юности… Политика умеет много гитик, Сева, причем грязных гитик. А здесь все явственней пахнет политикой. К тому же, если бы людьми играл от нечего делать сам Господь, то нам с тобой, жалким смертным, бесполезно было бы дергаться!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71