— Потанцуем? — проворковала она. Я торжественно покачал головой.
— Брюки слишком узки?
— Уже нет.
— Может, мисс Кристина поможет тебе их зашить?
— Вряд ли. И вообще, у меня поменялись планы на вечер.
— Да ну? Ты бы все равно их не выполнил.
— Наверное.
— И сколько мы будем вот так стоять?
— Пока не упадем в обморок, или пока все не разойдутся. Думаю, ты вполне осознаешь, что Бог накажет тебя и свояка шерифа за это преступление. — Я помолчал. — А сколько все-таки мисс Кристине лет?
— По-моему, пятнадцать или шестнадцать. Я поежился.
— С меня на сегодня, пожалуй, хватит. Проводишь меня до двери?
— Я и сама уже собиралась уходить. Даже взяла с собой одежду на смену. Я тебя подвезу, и мы оба переоденемся, а потом немного пройдемся. Мне нужно с тобой кое о чем побеседовать.
— Замечательный план.
Мы бочком пробрались к двери, и Катарина, оставив меня, отправилась за машиной Пайпер. Пока я ждал, мимо прошел парень из Мира Молла. Он, по-видимому, хорошенько налег на пунш, потому что без конца напевал одну и ту же строчку: «В Мире Молла мы живем…»
Первым делом Катарина поехала к Клайду, чтобы переодеться. Задержавшись у входа, я сгреб всю поступившую почту и выбросил ее в мусорное ведро. Катарине удалось спасти один самый толстый конверт. Распечатав его, она начала читать, а я тем временем заглянул в спальню и переоделся в джинсы и рубашку поскромнее. Когда я вышел, она все еще продолжала читать.
— Ты не собираешься переодеваться? — заинтересовался я.
— Уже иду. — Она протянула мне документ, который держала в руках. — Это сильно меняет то, что я хотела тебе сказать.
Она прошла в ванную и закрыла за собой дверь, а я погрузился в чтение очередной официальной жалобы.
— Катарина! Что значит «временное ограничение свободы»? — спустя минуту прокричал я.
— Это значит, что банк обращается к суду с просьбой не допускать тебя до совершения каких-либо действий, так как они могут нанести им непоправимый ущерб.
Я прочел еще несколько строчек.
— А что значит — они хотят, чтобы суд запретил мне покидать пределы планеты?
Она вышла из ванной, одетая в брюки и хлопчатобумажную кофточку.
— Это значит, что Второй Банк Шенектади просит суд не выпускать тебя за пределы планеты. Этот последний иск выдвинули те, кому ты заложил корабль. По-моему, они полагают, что, если судья тебя отпустит, ты тут же скроешься от правосудия или тебя убьют, а в таком случае взыскать с тебя деньги, которые, как они заявляют, ты им должен, будет довольно затруднительно. Если ты голоден, у меня в машине есть шоколадка. Кто последний, тот копуша.
Копушей оказался я. Когда мы отъехали, я похлопал по листку бумаги.
— В соответствии с этим, слушание моего дела назначено на завтра в присутствии судьи Османа. Если Осман удовлетворит этот иск, сколько времени меня могут здесь продержать?
— До тех пор, пока не закроют дело, начатое банком против тебя. — Усмехнувшись, она покачала головой.
— Ты, наверное, шутишь.
— Нет, и банк тоже не шутит. Если Осман удовлетворит иск, Калифорнийский Козлик тебя никуда не повезет, если только ты не захватишь челнок силой.
— У меня складывается впечатление, что ты не хочешь, чтобы я захватил челнок силой.
— Нет, это было бы неразумно, — подтвердила она. — Это может вызвать неприятности.
— А почему здесь только мое имя?
— Вероятно, потому, что птички Макхью и Спунер уже улетели из клетки, а больше никто на орбиту не собирается.
— Насколько я понимаю, намечается война, и космофлот не устроит, если я буду сидеть на привязи. Разве нет никаких федеральных законов на этот случай?
Катарина ответила не сразу:
— Их, собственно говоря, два. В этом и заключается проблема. Один закон, существующий испокон веков, гласит, что законы Конфедерации превалируют над местными, и по приказу космофлота ты можешь улететь. Но поскольку некоторые наши люди не вовремя оплачивают телефонные счета, парламент принял и другой закон, в соответствии с которым космофлот не имеет права перемещать свой персонал, пока не оплатит долги. К сожалению, тот, кто составлял проект, слишком торопился и кое-что упустил из виду, например возможность войны. Космофлот до сих пор пытается разрешить эту проблему.
— Понятно. Ты хочешь сказать, что я не зря плачу налоги. Давай разберемся. Мне придется нанять адвоката…
— Я одолжу тебе денег…
— …и пойти в суд, чтобы убедить судью Османа отпустить меня и дать мне погибнуть вместе с тобой и Хиро.
— Ты хорошо во всем разобрался.
На Мире Шайлера на широте Шенектади почти полгода длятся белые ночи. Сегодняшний вечер не был исключением. Кругом было светлым-светло, хотя на небе уже проглядывали звезды. Как в ясную лунную ночь на Земле. Мы остановились у Ямсвилльского муниципального парка и вытащили из машины одеяло вместе с полукилограммовой плиткой шоколада, которую так предусмотрительно прихватила с собой Катарина.
Она расстелила одеяло на траве и жестом пригласила меня присесть.
— Я должна перед тобой извиниться, что не пустила тебя в мотель.
— Но извиняться ты не будешь, потому что и сама знаешь, что на самом-то деле мне не очень хотелось туда ехать.
— Правильно. — Она развернула шоколадную обертку, откусила кусочек и протянула плитку мне. — Кен, я себя как-то неправильно веду. Мне хочется выяснить наши личные отношения, прежде чем мы отправимся на корабль. А теперь не похоже на то, что ты полетишь с нами.
— Послушай, Катарина, — возразил я, тоже откусывая кусочек шоколада, — это мой корабль, а люди на его борту — мои друзья, в особенности ты, что меня, вероятно, как-то характеризует. Я вам нужен. Никто лучше меня не знает, как управлять этим кораблем, и, кстати, начнем с того, что вам не хватает людей.
— Кен, не делай этого. — Она крепко сжала мое запястье. — Как военный корабль «Шпигат» никуда не годится, а если использовать его, чтобы заманить Генхиса на минное поле, а затем на линию огня с орбитальной станции, то обломки его рассеются по космосу в радиусе трех парсеков. Я хочу, чтобы ты остался здесь, и, если Осман запретит тебе покидать планету, ты останешься в живых. Давай не будем усложнять — и так все очень тяжело.
— Катарина, я завяз по уши! Если меня не будет с вами на орбите, Генхис наверняка спустится, чтобы разыскать меня здесь.
— Кен, — мягко сказала она, — если Генхис разнесет твой корабль на кусочки, то он может решить, что и ты погиб вместе с ним. А если я вдобавок переговорю с Генхисом до того, как начнется перестрелка, я укреплю его в этом мнении.
— Вот как! — вырвалось у меня.
Несколько минут мы сидели молча, созерцая, как блестит в сумерках шоколадка. Когда ешь шоколад, половину удовольствия получаешь, разглядывая абстрактный голографический рисунок, который наносят на плитку при охлаждении. Отломив еще кусочек, я вернул ей плитку.
Она в задумчивости теребила в руках опавший листок.
— Неловко вот таким образом прощаться, правда?
— Ну это ж надо — во всей Вселенной столько баров, а я забрел именно в тот, где сидела именно ты. — Я покачал головой. — Ты давно узнала, что ты — вампир?
— Около пяти месяцев назад. — Когда от листика остались одни прожилки, она выбросила его.
— Теперь из-за меня об этом все узнали и твоей карьере конец.
Она пожала плечами:
— Все равно это рано или поздно обнаружилось бы.
— Что ты ощущаешь? Я имею в виду, будучи вампиром?
— Если я неправильно питаюсь или делаю то, что может разрегулировать эндокринную систему, то это очень похоже на катание с горы на санках. — Она усмехнулась. — Но, как и во всем, берешь себя в руки и смиряешься. Или не смиряешься.
— Кроме того случая с печеньем, я не замечал, чтобы ты чем-то походила на графа Дракулу.
Она сделалась серьезной.
— По-моему, легенды о вампирах имеют большее отношение к разложению трупов, чем к синдрому Маклендона. В славянских преданиях у вампиров багровые лица — «краснолицый, как вурдалак», — так что здесь Брэм Стокер был не прав, Гарри гораздо больше меня похож на вампира.
— Ну-ка, объясни про трупы, — попросил я, доедая шоколадку.
— Дело в том, что трупное окоченение — явление временное, и через какой-то промежуток времени тело снова становится гибким и содержит в себе жидкую кровь. Когда по мере разложения в нем скапливается газ, труп раздувается и вытесняет кровь из легких через рот и нос. Интересная штука трупы — при определенной температуре и влажности они очень долго не разлагаются.
— И тело вполне может выглядеть так, будто оно где-то разгуливало и напивалось крови. Продолжай.
— Еще одно: ногти трупа часто слезают, и, пока они не отпадут, впечатление такое, будто пальцы выросли.
— Я, помнится, где-то читал, что трупы также могут издавать некие звуки.
— Это тебе скажет любой патологоанатом. Если ввести в труп инородное тело, то грудная клетка сожмется и вытолкнет воздух в гортань. — Она улыбнулась, вспомнив что-то. — Ты не поверишь, как отвратительно патологоанатомы шутят в книжках, которые пишут на тему своей работы.
— Если уж ты считаешь, что отвратительно, значит, шутки и в самом деле не из лучших.
— Позволь мне счесть это за комплимент. В общем, я против того, чтобы меня считали вампиром. Вампиры — сверхъестественные существа, а в синдроме Маклендона нет ничего сверхъестественного, хотя это и не очень приятно. А ты как думаешь?
— Я думаю, что совершенно невозможно было бы вот так разговаривать с моей бывшей женой. — Я вытянул ноги так, что они высунулись из-под одеяла, и пошевелил пальцами на траве. — По-моему, когда люди женятся, они обычно получают то, что заслуживают. Мне ее, должно быть, послали в наказание за грехи.
— Я когда-то собиралась замуж. — Она глядела мимо меня в темноту. — Не знаю, что тебе успела наболтать Бим, но я восемь лет встречалась с одним человеком. Я сообразила, что у меня синдром Маклендона, уже через несколько месяцев после того, как заразилась, и порвала с ним. А потом пошла служить в глубокий космос. — Она скомкала в руке обертку от шоколада.
— Мне кажется, что после восьми лет совместной жизни можно было бы продолжать и с синдромом
Маклендона. — Я и не сообразил поначалу, какую сморозил глупость.
Катарина в упор посмотрела на меня:
— Кен, в наших отношениях были и другие, более серьезные проблемы. Вычти из восьми лет пять месяцев и подумай, от кого я могла заразиться Маклендоном.
— Извини, какой же я дурак. Ее голос смягчился.
— Это ты меня извини.
— Ничего страшного. — Я взял ее за руку. Но тут же заметил, что в траве у меня под ногами что-то шевелится. -Что это? — Животное походило на движущийся кусок замазки.
Катарина склонила голову набок.
— Это бархатная лягушка. Местные жители называют их шлепками.
Шлепка выпучила глаза и скакнула на мой ботинок, где бодро совершила несколько отжиманий. Это вывело нас из романтического настроения.
— Умом они не отличаются, — пошутила Катарина.
— Зато безобидны. — Я поднялся с одеяла и, махнув ногой, отшвырнул лягушку далеко в траву.
— Здесь обычно не носят коричневые ботинки.
— Возьму на заметку. — Я показал на что-то лиловое, неровными кругами летавшее у нас над головами. — А это кто?
Катарина поспешно схватила меня за руку и отдернула в сторону, чтобы не попасть под струю зеленой слизи.
— Это тупарь. Они питаются листьями и ягодами, но в это время года в ягодах скапливаются определенные ферменты. Зверьки наедаются их до отвала, пьянеют и на всем лету способны врезаться хоть в дом, хоть в прохожих.
Тупарь, покачиваясь, описал еще один круг и полетел обратно прямо на меня. Я сделал шаг влево, чтобы уступить ему дорогу, чем привел зверька в явное замешательство. Он тоже заложил вираж влево, попытался затормозить, удивленно глядя на меня, и, хлопнувшись о мою грудь, упал на траву лапками кверху.
— Тупарь, говоришь?
— А как еще можно назвать того, кто напился и после этого летает? — вопросом на вопрос ответила Катарина.
— Летчиком космофлота. Нет, серьезно, они не кусаются? — Я подобрал зверька и взял его в ладони. — Какой забавный. Надеюсь, что с ним ничего не случилось?
Тупарь осоловело взглянул на меня и зевнул.
— Они едят земную пищу? Катарина кивнула:
— Думаю, да. — Она протянула мне кусочек шоколада.
Я засунул его тупарю в рот, чтобы загладить свою вину. Тот с удовольствием задвигал челюстями. Проглотив, он вцепился лапками в мой рукав, закрыл глаза и заснул.
— Эй! Отстань от меня! — Я попытался освободиться от тупаря, но тот отличался цепкой хваткой и, по-видимому, никуда улетать не собирался. Было похоже, что либо он останется висеть у меня на рукаве, либо я потеряю рубашку.
— С ума сойти — у тебя появился новый дружок!
— Их можно приручить? Может, подарить его Вайме Джин, вместо кошки? — Я немного подумал. -
Нет. Неудачная мысль. Забудь об этом. И с кошкой-то сколько возни было, а кошки даже не летают. Как только этот тупица проснется, а я соображу, как отцепить его, пускай летит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49