Присуждаю вам штраф в размере ста долларов в эквиваленте местной валюты за непристойное поведение, еще сто долларов — за учинение беспорядков в общественном месте, пятьсот — за оскорбление всех и каждого офицера при исполнении ими служебных обязанностей, десять — за антиобщественное поведение, выразившееся в раздевании непосредственно перед вышеупомянутыми противоправными действиями; эти штрафы должны быть уплачены достопочтенному суду. Также обязываю вас выплатить владельцу упомянутого заведения компенсацию понесенных им убытков, а также возместить материальный и моральный ущерб пострадавшим лицам. Наконец, я приговариваю вас к шестимесячному тюремному заключению за умышленное повреждение частной собственности, предоставляя тем самым вам возможность поразмыслить о своих многочисленных злостных правонарушениях. Вы понимаете меня? Очень хорошо.
Кандл, один из двух птенчиков, недавно взятых на «Шпигат», — он только что закончил обучение, — повернулся ко мне:
— Меня всегда убивало, какой разброс в расценках за противоправные действия принят на подобных планетках. А что дальше, Кен?
— Госпожа О'Дей, пусть ваш адвокат подойдет к столу суда, — напевно проговорил Осман.
Я прошептал Фридо:
— Сейчас он приостановит приведение в действие приговора по тюремному заключению, потом прочтет Элайн нравоучительную лекцию, а она издаст соответствующие звуки, означающие раскаяние, — ее адвокат сделал уже почти все, только что не дал судье взятку прямо в суде.
Чего— чего, а раскаяния в голосе Элайн могло бы быть и побольше, как раз в этот момент она выпалила:
— Ах ты, толстопузое свиное дерьмо!
Адвокат судорожно попытался зажать ей рот рукой, но слово не воробей. Не стоит говорить такое правоверному мусульманину, да еще в момент вынесения приговора. С лица Османа как будто смыло кукольную улыбку, хуже того — оно сплошь покрылось разноцветными пятнами.
— О нет! Этого и святой Николай не выдержал бы, — прошептал Кандл.
Я глянул вниз — не разверзлась ли бездна под моим стулом. А откуда-то из другого угла зала суда высказалась, и весьма громко, еще один член нашего экипажа, Аннали Макхью:
— Боже, она же все испортила! Обкурилась до чертиков! Элайн, ты спеклась!
— Бейлиф, уведите заключенную — она должна отбыть полное наказание, и без послаблений! Суд окончен, — проскрежетал судья сквозь зубы. Он поднялся и ушел, шурша черной шелковой мантией. Адвокат, который благоразумно взял деньги вперед, тоже исчез.
Когда мою былую напарницу — в цепях и изодранной одежде — уводили из зала, Фридо крикнул:
— Эй, Элайн! Можно я возьму твое стерео, пока тебя нет?
И даже наш Дэви Ллойд Твердобокий — высокий и неповоротливый, словно его вытесали из куска железного дерева тупым топором, — и тот пришел в замешательство.
— Вот это да! — бормотал он, пока мы собирались вокруг. Он был так разозлен, что стал почти похож на человека. — Вот это да! Начальник порта ни за что не выпустит нас на орбиту, если мы не найдем ей замену.
Стоявшая рядом с Твердобоким Розали Дайкстра скорбно поддакнула:
— Даже слепой начальник порта не выпустит такое старое корыто, как у нас, если экипаж не будет полностью укомплектован.
Как— то я встречался со здешним начальником порта, капитаном третьего ранга Хиро. Может, особым умом он и не блистал, но слепым явно не был.
— Не сомневайся, — проскрипела Аннали Макхью. — Флотские, которых засылают в такую дыру, как эта, слепо придерживаются инструкций, иначе они рискуют застрять здесь навсегда. — Макхью знает, что говорит, она ж у нас сержант запаса, что наглядно подтверждает желтоватый цвет лица и вечное ворчание. Она оглядела всех нас и спросила: — Ну и где ж мы выкопаем кого-нибудь?
А Дайкстра так и стояла с открытым ртом — видимо, она никак не могла переварить тот факт, что, оказывается, можно угодить в тюрьму только за то, что ломаешь мебель в баре и дерешься с полицией — она тоже очень любила проводить время именно так.
Наш греческий хор хранил молчание.
Второй наш новичок — Вайма Джин Спунер, довольно упитанная девица с постоянным клеймом унылой тоски на лице, Питер Пауль Рубенс, пожалуй, по пьянке мог бы изобразить что-то подобное. А ее вечно ухмыляющийся напарник по вахте, Кандл, выглядел просто тупым.
— Такие люди, как Элайн, должны иметь при себе лицензию, разрешающую вести себя по-дурацки, — заявил он, подлив тем самым масла в огонь.
Макхью свирепо глянула на него:
— Господи, да если бы я имела право продавать лицензии на глупость на этом корабле, я бы озолотилась, отдавая их по десять баксов за штуку. А ты бы, Кандл, у меня прямо здесь парочку прикупил!
— Прекратите, вы двое! Это серьезно! — проревел Твердобокий.
— Это оскорбление! — порывисто выдохнула Розали Дайкстра, разглядывая пятна на потолке. Я не совсем понял, кого она имела в виду.
Единственный член экипажа, которого не было сейчас с нами, — Берни Бобо. «Бо-бо» в корабельных документах числился как помощник капитана, что очень веселило всех, кто об этом знал. Мы оставили его нести вахту на борту «Шпигата». Что было единственным плюсом в сложившейся ситуации, который приходил мне в голову.
Я оглядел зал суда и в дальней части его обнаружил мою недавнюю знакомую — она прямо-таки сияла.
— Черт, — пробормотал я, — у нее и впрямь развито ясновидение. — Поймав взгляд Твердобокого, я вручил ему салфетку Катарины. — Дэви Ллойд, по счастливому совпадению, вон та дама в темных очках — космонавт-стажер, ей не повезло, и сейчас она ищет работу. Позвольте предложить вам ее кандидатуру, правда с одной оговоркой.
Он взял салфетку и что-то проворчал. Потом вернул ее мне и прошелся взглядом по ногам Катарины.
— С какой оговоркой? — без особого любопытства прорычал он, ну просто сама любезность.
— У нее синдром Маклендона, — сообщил я, ожидая, что наступит мертвая тишина.
— А-а. Если это все — значит, дело решено, — отмахнулся Дэви Ллойд; видно было, что он совершенно не представляет, о чем идет речь.
Букет голов вокруг закачался вверх-вниз. Спунер и Кандл внесли свой вклад в торжественность момента, толкая друг друга коленками. Я понял, что мне никогда не удастся постичь всю глубину способностей Дэви Ллойда к творческому идиотизму; мне же и в голову не могло прийти, что статьи по синдрому Маклендона вполне могут и не публиковаться в тех журналах, которые он читает.
И только брови Макхью сдвинулись к переносице.
— Погоди-ка, а как она здесь очутилась? Этот синдром Маклендона заразный или что? — Аннали Макхью была не очень начитанна, но, похоже, когда раздавали мозги, она прихватила не только свою долю.
Я выразительно закивал:
— Или что.
Дэви Ллойд нахмурился, проявляя именно те качества хорошего руководителя, которые сделали его известным во всей освоенной Вселенной.
— Так вот, Маккей, твоего напарника посадили, тебе и испытывать судьбу, пока мы не доберемся до Новой Бразилии и не сможем взять кого-нибудь еще.
Пока я оглядывался в поисках какого-нибудь другого Маккея помимо себя, Аннали Макхью удовлетворенно сложила руки на груди и кивнула.
— Кен, скажешь девчонке, что она внесена в списки и летит с нами, — прибавил Дэви Ллойд. — Я подумываю, что неплохо было бы ускорить наш отъезд, так что мне надо, чтобы она была на борту челнока с вещами через час. Как, ты сказал, ее зовут?
Я глянул на салфетку. Ее полное имя, написанное аккуратным почерком, было Анна Катарина Линдквист, и черт меня подери, если я буду представлять капитану шведскую вампиршу! Но пока я стоял, разинув рот и подняв вверх указательный палец, мои сослуживцы промаршировали на выход.
Откуда ни возьмись, за моей левой лопаткой возникла Катарина.
— Привет, Кен. Если тебя это может утешить, единственный член Гильдии космонавтов, которого я знаю на Шайлере, отбывает здесь пятый год из семилетнего срока за драку в общественном месте и нанесение тяжких телесных повреждений. Боюсь, судья Осман не пожелает расстаться с вашей О'Дей ни за деньги, ни за все иные блага.
— Похоже, ты все правильно поняла. Ну что ж, добро пожаловать, — поприветствовал я своего нового напарника, не испытывая никакого восторга.
— Вот и молодец, Кен. Не хочешь помочь мне собрать вещи?
Я вежливо отказался:
— Ведь знал же, что разговоры в баре ничем хорошим не кончаются. Тем более, разговоры с вампирами. Не понимаю, как ты это сделала, но, если когда-нибудь узнаю, шкуру с тебя точно спущу.
Она поправила выбившийся из прически локон и ласково улыбнулась.
— Ладно, тогда скажи, почему ты решила поговорить именно со мной? Разве ты не рисковала?
— Риск был сведен до минимума. Можешь винить во всем Гарри. Он сказал, что ты неплохой парень для отставного вояки. — Она потянулась, чтобы похлопать меня по плечу, но передумала. — Еще он сказал, что ты не любишь врать и не любишь людей, которые врут.
Это было достаточно верно, чтобы я обиделся.
— Напомни мне послать Гарри букет цветов.
— Всяк цветок знай свой шесток? — усмехнулась она. Люди, выходящие из зала, уже косились на нас.
— Черт, только не каламбуры, я их не выношу, — буркнул я и вяло пояснил: — Даже если бы каламбуры считались шутками, это все равно были бы самые примитивные формы юмора из всех известных разумным существам.
Я прямо чувствовал, как за этими черными очками загорелись ее глаза.
— Знаешь, Кен, мне начинает казаться, что мне понравится лететь с вами, — промурлыкала она.
Направившись по авеню Чинко-де-Майо в ее гостиницу, мы преодолели весьма плотный поток граждан, которые не то начинали, не то заканчивали свой трудовой день. Ей понадобилось всего несколько минут, чтобы сложить вещи. Завернув за угол снова на Эскимо-стрит, я чуть не споткнулся, увидев два пушистых существа, бок о бок шагавшие нам навстречу.
На них были воротнички и манжеты, черные визитки, серые в мелкую полоску галстуки и брюки. На заостренных маленьких личиках сидели широкие солнечные очки. Макушку того, который повыше — около полутора метров ростом, — увенчивал весьма ненадежный убор, напоминавший метелку из перьев для сметания пыли. Второй был примерно на полметра ниже. На голове его красовался котелок, поля которого были опущены над глазами.
— Они похожи на тех крошек, что мы видели в баре Гарри, — прошептал я.
— Наверное, это они и есть. Хочешь, узнаю? — шепнула она мне в ответ.
— Да не то чтобы… — начал я.
Но моя спутница уже подошла к ним поближе и сделала реверанс.
— Добрый вам день. Если мне будет позволено представиться, я — Катарина Линдквист, а это мой друг — Кен Маккей. Вы похожи на двух достопочтенных существ, которых мы заметили вчера в баре «Гарцующий пони», и нам интересно, действительно ли это были вы?
Высокий немного отшатнулся и поправил галстук.
— Мы и в самом деле были вчера вечером в «Гарцующем пони». Позвольте и мне представиться. Я доктор Бобр, посол 'Пликсси*. — После чего он представил нам и того парня, который был пониже, произнеся нечто вроде «Чивс».
Маленький Грызун вытянулся по струнке и провозгласил:
— Я телохранитель и личный секретарь Его Округлости. — У Чивса был отрывистый альт, тогда как у Бобра — скорее меццо-сопрано.
— Очень приятно познакомиться, — проворковала Катарина, протягивая руку.
— И мне очень приятно, — чирикнул Бобр, осторожно беря ее ладошку и изображая поклон, посильный фигуре, имеющей форму пивной бутылки. — Пожалуйста, называйте меня Баки — я настаиваю. Мы не встречались с вами раньше?
Он слегка повернул голову к Чивсу, который важно покачал головой.
— Ну вот, — продолжал он, — как говорил настоящий Баки: «Новые друзья подобны солнечному свету поутру. Весь день потом кажется светлым». Мы чрезвычайно рады знакомству с вами.
— Да-да. Чивс и Баки, — проговорил я, гадая, быть может, мне тоже стоило сделать реверанс?
— Дорогой Кен, да? — спросил Бобр. — Вы знаете, хотя мы, Грызуны, как вы нас называете, ориентируемся главным образом при помощи зрения, я имею немалый опыт в распознавании обонятельных черт человеческих существ, и сейчас я чувствую, что вы распространяете запах замешательства. Мой нос очень чувствителен.
— Действительно, Баки, — промямлил я. — Я все думаю о ваших именах. Они кажутся мне знакомыми.
— Ну конечно, так оно и есть. Язык!Пликсси* состоит в основном из отрывистых свистов и смычно-щелевых звуков. Человеческие существа не часто могут оценить поэтическую прелесть нашего языка. В нем есть некоторые звуки, как, например, совершенно очаровательный короткий шипящий посвист в конце слова !Пликсси*, на которые вы, человеческие существа, по непонятной причине вообще не обращаете внимания. Вследствие этого обычно те из нас, кто имеют дело с человеческими существами, выбирают себе человеческие имена. Я лично был крайне очарован сложными философскими и этическими построениями, которыми так богат контекст множества рассказов про Баки-Бобра; вот в его честь я и решил взять себе такое имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Кандл, один из двух птенчиков, недавно взятых на «Шпигат», — он только что закончил обучение, — повернулся ко мне:
— Меня всегда убивало, какой разброс в расценках за противоправные действия принят на подобных планетках. А что дальше, Кен?
— Госпожа О'Дей, пусть ваш адвокат подойдет к столу суда, — напевно проговорил Осман.
Я прошептал Фридо:
— Сейчас он приостановит приведение в действие приговора по тюремному заключению, потом прочтет Элайн нравоучительную лекцию, а она издаст соответствующие звуки, означающие раскаяние, — ее адвокат сделал уже почти все, только что не дал судье взятку прямо в суде.
Чего— чего, а раскаяния в голосе Элайн могло бы быть и побольше, как раз в этот момент она выпалила:
— Ах ты, толстопузое свиное дерьмо!
Адвокат судорожно попытался зажать ей рот рукой, но слово не воробей. Не стоит говорить такое правоверному мусульманину, да еще в момент вынесения приговора. С лица Османа как будто смыло кукольную улыбку, хуже того — оно сплошь покрылось разноцветными пятнами.
— О нет! Этого и святой Николай не выдержал бы, — прошептал Кандл.
Я глянул вниз — не разверзлась ли бездна под моим стулом. А откуда-то из другого угла зала суда высказалась, и весьма громко, еще один член нашего экипажа, Аннали Макхью:
— Боже, она же все испортила! Обкурилась до чертиков! Элайн, ты спеклась!
— Бейлиф, уведите заключенную — она должна отбыть полное наказание, и без послаблений! Суд окончен, — проскрежетал судья сквозь зубы. Он поднялся и ушел, шурша черной шелковой мантией. Адвокат, который благоразумно взял деньги вперед, тоже исчез.
Когда мою былую напарницу — в цепях и изодранной одежде — уводили из зала, Фридо крикнул:
— Эй, Элайн! Можно я возьму твое стерео, пока тебя нет?
И даже наш Дэви Ллойд Твердобокий — высокий и неповоротливый, словно его вытесали из куска железного дерева тупым топором, — и тот пришел в замешательство.
— Вот это да! — бормотал он, пока мы собирались вокруг. Он был так разозлен, что стал почти похож на человека. — Вот это да! Начальник порта ни за что не выпустит нас на орбиту, если мы не найдем ей замену.
Стоявшая рядом с Твердобоким Розали Дайкстра скорбно поддакнула:
— Даже слепой начальник порта не выпустит такое старое корыто, как у нас, если экипаж не будет полностью укомплектован.
Как— то я встречался со здешним начальником порта, капитаном третьего ранга Хиро. Может, особым умом он и не блистал, но слепым явно не был.
— Не сомневайся, — проскрипела Аннали Макхью. — Флотские, которых засылают в такую дыру, как эта, слепо придерживаются инструкций, иначе они рискуют застрять здесь навсегда. — Макхью знает, что говорит, она ж у нас сержант запаса, что наглядно подтверждает желтоватый цвет лица и вечное ворчание. Она оглядела всех нас и спросила: — Ну и где ж мы выкопаем кого-нибудь?
А Дайкстра так и стояла с открытым ртом — видимо, она никак не могла переварить тот факт, что, оказывается, можно угодить в тюрьму только за то, что ломаешь мебель в баре и дерешься с полицией — она тоже очень любила проводить время именно так.
Наш греческий хор хранил молчание.
Второй наш новичок — Вайма Джин Спунер, довольно упитанная девица с постоянным клеймом унылой тоски на лице, Питер Пауль Рубенс, пожалуй, по пьянке мог бы изобразить что-то подобное. А ее вечно ухмыляющийся напарник по вахте, Кандл, выглядел просто тупым.
— Такие люди, как Элайн, должны иметь при себе лицензию, разрешающую вести себя по-дурацки, — заявил он, подлив тем самым масла в огонь.
Макхью свирепо глянула на него:
— Господи, да если бы я имела право продавать лицензии на глупость на этом корабле, я бы озолотилась, отдавая их по десять баксов за штуку. А ты бы, Кандл, у меня прямо здесь парочку прикупил!
— Прекратите, вы двое! Это серьезно! — проревел Твердобокий.
— Это оскорбление! — порывисто выдохнула Розали Дайкстра, разглядывая пятна на потолке. Я не совсем понял, кого она имела в виду.
Единственный член экипажа, которого не было сейчас с нами, — Берни Бобо. «Бо-бо» в корабельных документах числился как помощник капитана, что очень веселило всех, кто об этом знал. Мы оставили его нести вахту на борту «Шпигата». Что было единственным плюсом в сложившейся ситуации, который приходил мне в голову.
Я оглядел зал суда и в дальней части его обнаружил мою недавнюю знакомую — она прямо-таки сияла.
— Черт, — пробормотал я, — у нее и впрямь развито ясновидение. — Поймав взгляд Твердобокого, я вручил ему салфетку Катарины. — Дэви Ллойд, по счастливому совпадению, вон та дама в темных очках — космонавт-стажер, ей не повезло, и сейчас она ищет работу. Позвольте предложить вам ее кандидатуру, правда с одной оговоркой.
Он взял салфетку и что-то проворчал. Потом вернул ее мне и прошелся взглядом по ногам Катарины.
— С какой оговоркой? — без особого любопытства прорычал он, ну просто сама любезность.
— У нее синдром Маклендона, — сообщил я, ожидая, что наступит мертвая тишина.
— А-а. Если это все — значит, дело решено, — отмахнулся Дэви Ллойд; видно было, что он совершенно не представляет, о чем идет речь.
Букет голов вокруг закачался вверх-вниз. Спунер и Кандл внесли свой вклад в торжественность момента, толкая друг друга коленками. Я понял, что мне никогда не удастся постичь всю глубину способностей Дэви Ллойда к творческому идиотизму; мне же и в голову не могло прийти, что статьи по синдрому Маклендона вполне могут и не публиковаться в тех журналах, которые он читает.
И только брови Макхью сдвинулись к переносице.
— Погоди-ка, а как она здесь очутилась? Этот синдром Маклендона заразный или что? — Аннали Макхью была не очень начитанна, но, похоже, когда раздавали мозги, она прихватила не только свою долю.
Я выразительно закивал:
— Или что.
Дэви Ллойд нахмурился, проявляя именно те качества хорошего руководителя, которые сделали его известным во всей освоенной Вселенной.
— Так вот, Маккей, твоего напарника посадили, тебе и испытывать судьбу, пока мы не доберемся до Новой Бразилии и не сможем взять кого-нибудь еще.
Пока я оглядывался в поисках какого-нибудь другого Маккея помимо себя, Аннали Макхью удовлетворенно сложила руки на груди и кивнула.
— Кен, скажешь девчонке, что она внесена в списки и летит с нами, — прибавил Дэви Ллойд. — Я подумываю, что неплохо было бы ускорить наш отъезд, так что мне надо, чтобы она была на борту челнока с вещами через час. Как, ты сказал, ее зовут?
Я глянул на салфетку. Ее полное имя, написанное аккуратным почерком, было Анна Катарина Линдквист, и черт меня подери, если я буду представлять капитану шведскую вампиршу! Но пока я стоял, разинув рот и подняв вверх указательный палец, мои сослуживцы промаршировали на выход.
Откуда ни возьмись, за моей левой лопаткой возникла Катарина.
— Привет, Кен. Если тебя это может утешить, единственный член Гильдии космонавтов, которого я знаю на Шайлере, отбывает здесь пятый год из семилетнего срока за драку в общественном месте и нанесение тяжких телесных повреждений. Боюсь, судья Осман не пожелает расстаться с вашей О'Дей ни за деньги, ни за все иные блага.
— Похоже, ты все правильно поняла. Ну что ж, добро пожаловать, — поприветствовал я своего нового напарника, не испытывая никакого восторга.
— Вот и молодец, Кен. Не хочешь помочь мне собрать вещи?
Я вежливо отказался:
— Ведь знал же, что разговоры в баре ничем хорошим не кончаются. Тем более, разговоры с вампирами. Не понимаю, как ты это сделала, но, если когда-нибудь узнаю, шкуру с тебя точно спущу.
Она поправила выбившийся из прически локон и ласково улыбнулась.
— Ладно, тогда скажи, почему ты решила поговорить именно со мной? Разве ты не рисковала?
— Риск был сведен до минимума. Можешь винить во всем Гарри. Он сказал, что ты неплохой парень для отставного вояки. — Она потянулась, чтобы похлопать меня по плечу, но передумала. — Еще он сказал, что ты не любишь врать и не любишь людей, которые врут.
Это было достаточно верно, чтобы я обиделся.
— Напомни мне послать Гарри букет цветов.
— Всяк цветок знай свой шесток? — усмехнулась она. Люди, выходящие из зала, уже косились на нас.
— Черт, только не каламбуры, я их не выношу, — буркнул я и вяло пояснил: — Даже если бы каламбуры считались шутками, это все равно были бы самые примитивные формы юмора из всех известных разумным существам.
Я прямо чувствовал, как за этими черными очками загорелись ее глаза.
— Знаешь, Кен, мне начинает казаться, что мне понравится лететь с вами, — промурлыкала она.
Направившись по авеню Чинко-де-Майо в ее гостиницу, мы преодолели весьма плотный поток граждан, которые не то начинали, не то заканчивали свой трудовой день. Ей понадобилось всего несколько минут, чтобы сложить вещи. Завернув за угол снова на Эскимо-стрит, я чуть не споткнулся, увидев два пушистых существа, бок о бок шагавшие нам навстречу.
На них были воротнички и манжеты, черные визитки, серые в мелкую полоску галстуки и брюки. На заостренных маленьких личиках сидели широкие солнечные очки. Макушку того, который повыше — около полутора метров ростом, — увенчивал весьма ненадежный убор, напоминавший метелку из перьев для сметания пыли. Второй был примерно на полметра ниже. На голове его красовался котелок, поля которого были опущены над глазами.
— Они похожи на тех крошек, что мы видели в баре Гарри, — прошептал я.
— Наверное, это они и есть. Хочешь, узнаю? — шепнула она мне в ответ.
— Да не то чтобы… — начал я.
Но моя спутница уже подошла к ним поближе и сделала реверанс.
— Добрый вам день. Если мне будет позволено представиться, я — Катарина Линдквист, а это мой друг — Кен Маккей. Вы похожи на двух достопочтенных существ, которых мы заметили вчера в баре «Гарцующий пони», и нам интересно, действительно ли это были вы?
Высокий немного отшатнулся и поправил галстук.
— Мы и в самом деле были вчера вечером в «Гарцующем пони». Позвольте и мне представиться. Я доктор Бобр, посол 'Пликсси*. — После чего он представил нам и того парня, который был пониже, произнеся нечто вроде «Чивс».
Маленький Грызун вытянулся по струнке и провозгласил:
— Я телохранитель и личный секретарь Его Округлости. — У Чивса был отрывистый альт, тогда как у Бобра — скорее меццо-сопрано.
— Очень приятно познакомиться, — проворковала Катарина, протягивая руку.
— И мне очень приятно, — чирикнул Бобр, осторожно беря ее ладошку и изображая поклон, посильный фигуре, имеющей форму пивной бутылки. — Пожалуйста, называйте меня Баки — я настаиваю. Мы не встречались с вами раньше?
Он слегка повернул голову к Чивсу, который важно покачал головой.
— Ну вот, — продолжал он, — как говорил настоящий Баки: «Новые друзья подобны солнечному свету поутру. Весь день потом кажется светлым». Мы чрезвычайно рады знакомству с вами.
— Да-да. Чивс и Баки, — проговорил я, гадая, быть может, мне тоже стоило сделать реверанс?
— Дорогой Кен, да? — спросил Бобр. — Вы знаете, хотя мы, Грызуны, как вы нас называете, ориентируемся главным образом при помощи зрения, я имею немалый опыт в распознавании обонятельных черт человеческих существ, и сейчас я чувствую, что вы распространяете запах замешательства. Мой нос очень чувствителен.
— Действительно, Баки, — промямлил я. — Я все думаю о ваших именах. Они кажутся мне знакомыми.
— Ну конечно, так оно и есть. Язык!Пликсси* состоит в основном из отрывистых свистов и смычно-щелевых звуков. Человеческие существа не часто могут оценить поэтическую прелесть нашего языка. В нем есть некоторые звуки, как, например, совершенно очаровательный короткий шипящий посвист в конце слова !Пликсси*, на которые вы, человеческие существа, по непонятной причине вообще не обращаете внимания. Вследствие этого обычно те из нас, кто имеют дело с человеческими существами, выбирают себе человеческие имена. Я лично был крайне очарован сложными философскими и этическими построениями, которыми так богат контекст множества рассказов про Баки-Бобра; вот в его честь я и решил взять себе такое имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49