Первый раз они промазали. Второй раз попали по тяжелому щиту, закрывающему нос, и снаряд отскочил, в результате чего в реку упало несколько щепок, не более того.
После этого вражеские артиллеристы прекратили всяческие потуги и быстро понеслись прочь с незаконченного боевого кораблика, который уже через несколько минут превратился в великолепный фейерверк, согревающий души римлян, когда они продолжали тащиться вверх по реке по направлению к Велисарию.
Теперь они были недалеко, если Менандр правильно прочитал скупые карты (переставшие, впрочем, быть скупыми по мере продвижения флотилии вверх по реке. Будущим экспедициям не придется гадать и двигаться на ощупь среди скрытых отмелей и наносных песчаных островов). А Эйсебий совсем не сомневался, что Велисарий добрался до места ответвления Чинаба и захватил треугольник между рек. Все в поведении малва панически кричало об этом.
А чего еще ожидать от стаи шакалов после того, как лев зашел в свое логово?
Глава 41
Что бы еще ни говорили о Ситтасе, но он был самым агрессивным командующим кавалерией, которого когда-либо знал Велисарий. Как только полководец отдал приказ, вскоре после рассвета, знатный греческий господин вывел все восемь тысяч катафрактов из четырех лагерей. Четырьмя колоннами тяжеловооруженные всадники врезались в двоекратно превышавшую их массу солдат малва, которые за последние сутки собрались кучами на территориях между крепостями.
Несмотря на разницу в количестве, сражение больше походило на бойню. Малва были смятенны и дезорганизованы. Часто вражеские солдаты больше не являлись членами определенных организованных подразделений, во многих случаях были просто отдельными людьми, искавшими укрытия под стенами крепостей.
Они лишились укрытия с восходом солнца. С рассветом катафракты приступили к резне. Если бы малва должным образом руководили своими войсками и те были бы правильно организованы — мушкетеров поддерживали бы пикинеры, — то они смогли бы отразить любую кавалерийскую атаку. Но огромная толпа пехотинцев, хоть многие из них и оставались вооружены ружьями и гранатами, не могла сдержать напор тяжелой конницы.
И тем более катафрактов. Римские тяжеловооруженные наездники совсем не походили на неаккуратные орды, которые в более позднее Средневековье назовут «кавалерией». Они были дисциплинированны, сражались в строгом строю и подчинялись приказам. Приказам, отдаваемым офицерами — Ситтасом, по большей части, — которые, несмотря на тщеславие и любовь все преувеличивать, были такими хладнокровными и безжалостными, как любые командующие в истории.
Хотя катафракты скакали галопом, чтобы достичь врага как можно быстрее, бросок не угрожал перерасти в неуправляемую резню. Как только протрубили приказ, катафракты остановили коней и достали луки. Затем, выпуская стрелы залп за залпом, разбили все импровизированные отряды, которые быстро собрали офицеры малва.
С близкого расстояния — меньше ста ярдов — стрелы ударили с гораздо большей силой и точностью, чем мушкетные пули. И даже римские катафракты, хотя и не были такими высококлассными лучниками, как персидские дехганы, могли легко поддерживать скорость стрельбы, превышающую скорость любых мушкетеров того времени.
Они стреляли даже быстрее, чем могли бы любые римские снайперы из ружей, заряжавшихся с дула и делающих по одному выстрелу. Недостатком лука, как боевого оружия, никогда не было более низкое качество стрельбы, чем у ружья — по крайней мере, до девятнадцатого столетия, когда кардинально усовершенствовали огнестрельное оружие. Опытный воин мог стрелять из лука быстрее и точнее, чем из мушкета, не говоря уже про аркебузу. И луки, которые предпочитали катафракты, с натяжением в сто фунтов, не уступали стрелковому оружию в силе удара.
Настоящее преимущество огнестрельного оружия — это легкость в использовании. Компетентного мушкетера можно подготовить за несколько недель, опытного лучника — за долгие годы. На самом деле, человек должен расти с луком в руках. Более того, мощные луки требуют гораздо большей физической силы, чем огнестрельное оружие. Только люди, много лет тренировавшиеся в его использовании, могут стрелять из лука на протяжении часов, которые требуются, чтобы выиграть сражение. Усталость от держания мушкета не идет ни в какое сравнение.
Итак, лук был обречен. Но в условиях, которые превалировали на том поле брани в тот день, лук наслаждался одной из своих последних великих побед. В течение нескольких минут передовая линия малва просто перестала существовать.
Когда это было сделано, вновь затрубили приказ. Катафракты убрали луки и достали копья. Затем, направляясь вперед галопом, в плотном строю, накатились на тысячи солдат малва, пытавшихся отступить.
Через нескольких минут эти попытки превратились в беспорядочное бегство, где единственной мечтой было спастись. Снова прозвучали трубы, и катафракты достали длинные сабли, сделанные в персидском стиле. А затем, в течение следующего часа, превратили беспорядочное бегство малва в бойню.
Как и всегда, пехота, в панике убегающая от конницы, была подобна антилопам, которых преследуют львы, — за исключением того, что эти львы искали скорее победу, чем пищу, и не удовлетворялись одной дичью. Они не прекращали преследование, пока пространство между крепостями не стало красным от крови, как до этого — крепостные рвы. На поле лежали тысячи тел врагов.
Когда прозвучал приказ вернуться, катафракты поскакали назад в свои лагеря. Они были полны яростного удовлетворения и спорили между собой, как правильно назвать еще одну победу на поле брани.
В итоге, хотя сама деревня не находилась в кольце наружных укреплений Велисария, они остановились на названии «Ситпур». Может, из-за того, что название было коротким и приятно звучало. Но скорее всего потому, что катафрактам полюбился чоупатти, который там пекли. Даже Маврикий теперь заявлял, что распробовал этот иностранный хлеб, и он ему понравился.
— Битва при Ситпуре! — победно заорал Ситтас, широкими шагами входя в штаб полководца, находившийся во многих милях к югу. — Ты можешь добавить это название к своему списку, о могучий Велисарий!
Велисарий улыбнулся. Энтузиазм Ситтаса был таким заразительным, что главнокомандующий почти сразу же расплылся в улыбке.
— И звучит неплохо, не так ли?
— Определенно, — объявил Ситтас. Слова прозвучали не очень четко, потому что командующий катафрактами уже набивал живот чоупатти, которые грудой лежали на небольшом столике, как раз у входа в штаб. — Великолепная вещь, — сказал он с полным ртом.
— Какие-нибудь проблемы? — спросил Маврикий.
Как и сам Велисарий, хилиарх отступил к внутренней линии укреплений, как только начался бросок. Никто из них не ожидал провала Ситтаса, и им требовалось планировать следующий этап осады.
— Немного, — проворчал Ситтас с полным ртом, размахивая тем, что осталось от чоупатти. Мгновение спустя этот кусок присоединился к своим предшественникам в пасти огромного мужчины, внешне напоминающего кабана. После того как была проглочена последняя крошка, Ситтас смог говорить более четко. — Единственной настоящей проблемой были органы. В нескольких разных местах малва смогли собрать небольшие линии из этих орудий. А когда они стреляют одновременно, то получается довольно неприятно. Вероятно, они убили и ранили больше моих людей, чем все остальные малва, вместе взятые.
Несмотря на мрачную суть слов, Ситтас все еще излучал великолепное настроение. И оно стало еще лучше со следующими словами, которые были попросту дикими.
— Конечно, это довольно скоро закончилось. После того как мои катафракты ясно дали понять: никакой пощады артиллеристам не будет, временно остававшиеся в живых бросили эти проклятые штуковины и побежали с поля боя. По крайней мере, попытались.
Велисарий уже начал говорить, но Ситтас жестом его остановил.
— О, пожалуйста, помолчи! Да, мы взяли столько пленных, сколько было возможно. Мы уже начинаем гнать жалких ублюдков на юг. Они робкие и смирные, как овцы. У тебя будет гораздо больше людей для трудовых отрядов, чем ты рассчитывал. Я сказал бы, по меньшей мере пять тысяч.
Велисарий кивнул. Затем, вернувшись к изучению карты, изображавшей сложные детали внутренней линии укреплений, сказал:
— Они нам потребуются. Мирному населению необходимо отдохнуть после такой тяжелой работы. Как и пленным, которых мы взяли раньше.
Ситтас рассмеялся.
— Судя по тому, что мне рассказали, потребуются стражники, чтобы удержать это твое мирное население от работы — в таком количестве, в котором нужны, чтобы заставлять пленных работать.
Маврикий эхом повторил его смех.
— Это недалеко от правды. После того, как крестьяне малва оценили новое положение вещей…
— Пенджабцы, — с силой перебил Велисарий. — Теперь это освободительная война, Маврикий. Эти люди — пенджабцы, а не малва.
Маврикий весело кивнул и принял поправку полководца, не споря.
— Хорошо, пенджабцы. В любом случае, увидев, что происходит, они стали самыми яростными приверженцами Велисария, о которых только можно мечтать. Их шеи лежат на плахе рядом с нашими, и они прекрасно это знают — и лучше, чем мы, знакомы с топором малва.
— А что с пленными? — спросил Ситтас. Та небрежность, с которой он потянулся за еще одной чоупатти, предполагала, что его не очень беспокоит ответ. — Там какие-то проблемы?
Григорий пожал плечами.
— Поскольку от Аббу и его разведчиков не много пользы во время осады, в которую мы ввязались, полководец отправил их охранять пленных малва.
Ситтас подавился смехом, расплевывая куски чоупатти по столу.
— Ха! Ну тогда немного шансов, что кто-то из пленников восстанет. Когда за ними следят бедуины — уж точно!
Несмотря на жестокую правду, маячившую под этими словами, Велисарий не мог не улыбнуться. Аббу и его арабы максимально ясно показали малва, которых охраняли, что наказание за восстание — и даже неподчинение — будет быстрым и вполне определенным. Аббу объяснил вражеским офицерам, что бедуины, к которым относится он сам и его подчиненные, ненавидят заниматься любым делом, кроме сражений и торговли.
В конце концов, ему гораздо проще обезглавить человека, чем выполнять за него его работу. Что старый араб и продемонстрировал, обезглавив на месте одного офицера малва, который попытался протестовать.
После этого пленные начали работать с подкупающим рвением — и в особенности офицеры, которые ими командовали. Аббу также объяснил, что твердо верит в военную иерархию. Что гораздо проще обезглавить одного офицера, чем двадцать его подчиненных. И старый араб опять же подкрепил сказанное наглядным примером, обезглавив назавтра офицера, подразделение которого за день выполнило слишком мало работы.
При других обстоятельствах Велисарий мог бы попридержать Аббу с его варварскими методами. Но осадная война являлась самым мрачным и самым жестоким типом войны, и теперь, после того как он заложил краеугольный камень своей смелой кампании, больше не станет рисковать. Пока Велисарий может удерживать территорию между Индом и Чинабом — «Железный Треугольник», как уже начинали его называть люди полководца, — у малва не будет выбора, кроме как полностью отступить из Синда. Велисарий окажется в наилучшем положении из всех возможных, чтобы начать еще одну войну маневров, после того как его люди восстановят силы и перевооружатся. Он пройдет мимо «горлышка бутылки» за Суккуром, и откроет Пенджаб для следующей кампании. Пенджаб, «землю пяти рек», где все преимущества местности будут работать на него, а не его врагов. Так что он спасет бесчестное количество римских жизней — и жизней малва, если учитывать все.
Если он сможет удержать Железный Треугольник достаточно долго, чтобы освободить Хусрау и Ашота из Суккура и позволить установиться надежной линии поставок по Инду, которые будет перевозить небольшой флот Менандра.
Один брошенный ему вызов он отбил, и тут же наружу выплыл другой. Один из телеграфов в углу большого бункера начал стрекотать. Секундой спустя Велисарий склонялся над плечом телеграфиста и читал записываемое послание, потом начал отдавать новые приказы.
— Малва пытаются высадить войска на том маленьком куске земли у самого верхнего угла треугольника, — объявил он. — Восемь судов, с тысячами людей.
Затем он выпрямился и повернулся.
— Для этого мы используем фракийцев, Маврикий. Дадим грекам отдохнуть. Проследи за этим.
Маврикий сдернул с колышка свой шлем, поспешил к выходу из бункера и крикнул через плечо Ситтасу:
— Твои люди не получат всю славу этого дня! Ха! Посмотри, как это сделают фракийцы, ты, жалкое оправдание для катафрактов! Ты до заката еще будешь плакать в вино, посмотри и увидишь… — Остальное они уже не услышали — хилиарх вышел из бункера и исчез в крытой траншее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
После этого вражеские артиллеристы прекратили всяческие потуги и быстро понеслись прочь с незаконченного боевого кораблика, который уже через несколько минут превратился в великолепный фейерверк, согревающий души римлян, когда они продолжали тащиться вверх по реке по направлению к Велисарию.
Теперь они были недалеко, если Менандр правильно прочитал скупые карты (переставшие, впрочем, быть скупыми по мере продвижения флотилии вверх по реке. Будущим экспедициям не придется гадать и двигаться на ощупь среди скрытых отмелей и наносных песчаных островов). А Эйсебий совсем не сомневался, что Велисарий добрался до места ответвления Чинаба и захватил треугольник между рек. Все в поведении малва панически кричало об этом.
А чего еще ожидать от стаи шакалов после того, как лев зашел в свое логово?
Глава 41
Что бы еще ни говорили о Ситтасе, но он был самым агрессивным командующим кавалерией, которого когда-либо знал Велисарий. Как только полководец отдал приказ, вскоре после рассвета, знатный греческий господин вывел все восемь тысяч катафрактов из четырех лагерей. Четырьмя колоннами тяжеловооруженные всадники врезались в двоекратно превышавшую их массу солдат малва, которые за последние сутки собрались кучами на территориях между крепостями.
Несмотря на разницу в количестве, сражение больше походило на бойню. Малва были смятенны и дезорганизованы. Часто вражеские солдаты больше не являлись членами определенных организованных подразделений, во многих случаях были просто отдельными людьми, искавшими укрытия под стенами крепостей.
Они лишились укрытия с восходом солнца. С рассветом катафракты приступили к резне. Если бы малва должным образом руководили своими войсками и те были бы правильно организованы — мушкетеров поддерживали бы пикинеры, — то они смогли бы отразить любую кавалерийскую атаку. Но огромная толпа пехотинцев, хоть многие из них и оставались вооружены ружьями и гранатами, не могла сдержать напор тяжелой конницы.
И тем более катафрактов. Римские тяжеловооруженные наездники совсем не походили на неаккуратные орды, которые в более позднее Средневековье назовут «кавалерией». Они были дисциплинированны, сражались в строгом строю и подчинялись приказам. Приказам, отдаваемым офицерами — Ситтасом, по большей части, — которые, несмотря на тщеславие и любовь все преувеличивать, были такими хладнокровными и безжалостными, как любые командующие в истории.
Хотя катафракты скакали галопом, чтобы достичь врага как можно быстрее, бросок не угрожал перерасти в неуправляемую резню. Как только протрубили приказ, катафракты остановили коней и достали луки. Затем, выпуская стрелы залп за залпом, разбили все импровизированные отряды, которые быстро собрали офицеры малва.
С близкого расстояния — меньше ста ярдов — стрелы ударили с гораздо большей силой и точностью, чем мушкетные пули. И даже римские катафракты, хотя и не были такими высококлассными лучниками, как персидские дехганы, могли легко поддерживать скорость стрельбы, превышающую скорость любых мушкетеров того времени.
Они стреляли даже быстрее, чем могли бы любые римские снайперы из ружей, заряжавшихся с дула и делающих по одному выстрелу. Недостатком лука, как боевого оружия, никогда не было более низкое качество стрельбы, чем у ружья — по крайней мере, до девятнадцатого столетия, когда кардинально усовершенствовали огнестрельное оружие. Опытный воин мог стрелять из лука быстрее и точнее, чем из мушкета, не говоря уже про аркебузу. И луки, которые предпочитали катафракты, с натяжением в сто фунтов, не уступали стрелковому оружию в силе удара.
Настоящее преимущество огнестрельного оружия — это легкость в использовании. Компетентного мушкетера можно подготовить за несколько недель, опытного лучника — за долгие годы. На самом деле, человек должен расти с луком в руках. Более того, мощные луки требуют гораздо большей физической силы, чем огнестрельное оружие. Только люди, много лет тренировавшиеся в его использовании, могут стрелять из лука на протяжении часов, которые требуются, чтобы выиграть сражение. Усталость от держания мушкета не идет ни в какое сравнение.
Итак, лук был обречен. Но в условиях, которые превалировали на том поле брани в тот день, лук наслаждался одной из своих последних великих побед. В течение нескольких минут передовая линия малва просто перестала существовать.
Когда это было сделано, вновь затрубили приказ. Катафракты убрали луки и достали копья. Затем, направляясь вперед галопом, в плотном строю, накатились на тысячи солдат малва, пытавшихся отступить.
Через нескольких минут эти попытки превратились в беспорядочное бегство, где единственной мечтой было спастись. Снова прозвучали трубы, и катафракты достали длинные сабли, сделанные в персидском стиле. А затем, в течение следующего часа, превратили беспорядочное бегство малва в бойню.
Как и всегда, пехота, в панике убегающая от конницы, была подобна антилопам, которых преследуют львы, — за исключением того, что эти львы искали скорее победу, чем пищу, и не удовлетворялись одной дичью. Они не прекращали преследование, пока пространство между крепостями не стало красным от крови, как до этого — крепостные рвы. На поле лежали тысячи тел врагов.
Когда прозвучал приказ вернуться, катафракты поскакали назад в свои лагеря. Они были полны яростного удовлетворения и спорили между собой, как правильно назвать еще одну победу на поле брани.
В итоге, хотя сама деревня не находилась в кольце наружных укреплений Велисария, они остановились на названии «Ситпур». Может, из-за того, что название было коротким и приятно звучало. Но скорее всего потому, что катафрактам полюбился чоупатти, который там пекли. Даже Маврикий теперь заявлял, что распробовал этот иностранный хлеб, и он ему понравился.
— Битва при Ситпуре! — победно заорал Ситтас, широкими шагами входя в штаб полководца, находившийся во многих милях к югу. — Ты можешь добавить это название к своему списку, о могучий Велисарий!
Велисарий улыбнулся. Энтузиазм Ситтаса был таким заразительным, что главнокомандующий почти сразу же расплылся в улыбке.
— И звучит неплохо, не так ли?
— Определенно, — объявил Ситтас. Слова прозвучали не очень четко, потому что командующий катафрактами уже набивал живот чоупатти, которые грудой лежали на небольшом столике, как раз у входа в штаб. — Великолепная вещь, — сказал он с полным ртом.
— Какие-нибудь проблемы? — спросил Маврикий.
Как и сам Велисарий, хилиарх отступил к внутренней линии укреплений, как только начался бросок. Никто из них не ожидал провала Ситтаса, и им требовалось планировать следующий этап осады.
— Немного, — проворчал Ситтас с полным ртом, размахивая тем, что осталось от чоупатти. Мгновение спустя этот кусок присоединился к своим предшественникам в пасти огромного мужчины, внешне напоминающего кабана. После того как была проглочена последняя крошка, Ситтас смог говорить более четко. — Единственной настоящей проблемой были органы. В нескольких разных местах малва смогли собрать небольшие линии из этих орудий. А когда они стреляют одновременно, то получается довольно неприятно. Вероятно, они убили и ранили больше моих людей, чем все остальные малва, вместе взятые.
Несмотря на мрачную суть слов, Ситтас все еще излучал великолепное настроение. И оно стало еще лучше со следующими словами, которые были попросту дикими.
— Конечно, это довольно скоро закончилось. После того как мои катафракты ясно дали понять: никакой пощады артиллеристам не будет, временно остававшиеся в живых бросили эти проклятые штуковины и побежали с поля боя. По крайней мере, попытались.
Велисарий уже начал говорить, но Ситтас жестом его остановил.
— О, пожалуйста, помолчи! Да, мы взяли столько пленных, сколько было возможно. Мы уже начинаем гнать жалких ублюдков на юг. Они робкие и смирные, как овцы. У тебя будет гораздо больше людей для трудовых отрядов, чем ты рассчитывал. Я сказал бы, по меньшей мере пять тысяч.
Велисарий кивнул. Затем, вернувшись к изучению карты, изображавшей сложные детали внутренней линии укреплений, сказал:
— Они нам потребуются. Мирному населению необходимо отдохнуть после такой тяжелой работы. Как и пленным, которых мы взяли раньше.
Ситтас рассмеялся.
— Судя по тому, что мне рассказали, потребуются стражники, чтобы удержать это твое мирное население от работы — в таком количестве, в котором нужны, чтобы заставлять пленных работать.
Маврикий эхом повторил его смех.
— Это недалеко от правды. После того, как крестьяне малва оценили новое положение вещей…
— Пенджабцы, — с силой перебил Велисарий. — Теперь это освободительная война, Маврикий. Эти люди — пенджабцы, а не малва.
Маврикий весело кивнул и принял поправку полководца, не споря.
— Хорошо, пенджабцы. В любом случае, увидев, что происходит, они стали самыми яростными приверженцами Велисария, о которых только можно мечтать. Их шеи лежат на плахе рядом с нашими, и они прекрасно это знают — и лучше, чем мы, знакомы с топором малва.
— А что с пленными? — спросил Ситтас. Та небрежность, с которой он потянулся за еще одной чоупатти, предполагала, что его не очень беспокоит ответ. — Там какие-то проблемы?
Григорий пожал плечами.
— Поскольку от Аббу и его разведчиков не много пользы во время осады, в которую мы ввязались, полководец отправил их охранять пленных малва.
Ситтас подавился смехом, расплевывая куски чоупатти по столу.
— Ха! Ну тогда немного шансов, что кто-то из пленников восстанет. Когда за ними следят бедуины — уж точно!
Несмотря на жестокую правду, маячившую под этими словами, Велисарий не мог не улыбнуться. Аббу и его арабы максимально ясно показали малва, которых охраняли, что наказание за восстание — и даже неподчинение — будет быстрым и вполне определенным. Аббу объяснил вражеским офицерам, что бедуины, к которым относится он сам и его подчиненные, ненавидят заниматься любым делом, кроме сражений и торговли.
В конце концов, ему гораздо проще обезглавить человека, чем выполнять за него его работу. Что старый араб и продемонстрировал, обезглавив на месте одного офицера малва, который попытался протестовать.
После этого пленные начали работать с подкупающим рвением — и в особенности офицеры, которые ими командовали. Аббу также объяснил, что твердо верит в военную иерархию. Что гораздо проще обезглавить одного офицера, чем двадцать его подчиненных. И старый араб опять же подкрепил сказанное наглядным примером, обезглавив назавтра офицера, подразделение которого за день выполнило слишком мало работы.
При других обстоятельствах Велисарий мог бы попридержать Аббу с его варварскими методами. Но осадная война являлась самым мрачным и самым жестоким типом войны, и теперь, после того как он заложил краеугольный камень своей смелой кампании, больше не станет рисковать. Пока Велисарий может удерживать территорию между Индом и Чинабом — «Железный Треугольник», как уже начинали его называть люди полководца, — у малва не будет выбора, кроме как полностью отступить из Синда. Велисарий окажется в наилучшем положении из всех возможных, чтобы начать еще одну войну маневров, после того как его люди восстановят силы и перевооружатся. Он пройдет мимо «горлышка бутылки» за Суккуром, и откроет Пенджаб для следующей кампании. Пенджаб, «землю пяти рек», где все преимущества местности будут работать на него, а не его врагов. Так что он спасет бесчестное количество римских жизней — и жизней малва, если учитывать все.
Если он сможет удержать Железный Треугольник достаточно долго, чтобы освободить Хусрау и Ашота из Суккура и позволить установиться надежной линии поставок по Инду, которые будет перевозить небольшой флот Менандра.
Один брошенный ему вызов он отбил, и тут же наружу выплыл другой. Один из телеграфов в углу большого бункера начал стрекотать. Секундой спустя Велисарий склонялся над плечом телеграфиста и читал записываемое послание, потом начал отдавать новые приказы.
— Малва пытаются высадить войска на том маленьком куске земли у самого верхнего угла треугольника, — объявил он. — Восемь судов, с тысячами людей.
Затем он выпрямился и повернулся.
— Для этого мы используем фракийцев, Маврикий. Дадим грекам отдохнуть. Проследи за этим.
Маврикий сдернул с колышка свой шлем, поспешил к выходу из бункера и крикнул через плечо Ситтасу:
— Твои люди не получат всю славу этого дня! Ха! Посмотри, как это сделают фракийцы, ты, жалкое оправдание для катафрактов! Ты до заката еще будешь плакать в вино, посмотри и увидишь… — Остальное они уже не услышали — хилиарх вышел из бункера и исчез в крытой траншее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70