- Для всего остального мира, - начал он, - мы - всего лишь бандиты. И
мы как раз хотим, чтобы именно так думал о нас весь остальной мир, и
именно поэтому мы не можем позволить вам возвратиться в Лиффдарг. На самом
же деле мы - армия-санитар, и когда мы будем готовы, мы очистим Лифф от
коррупции, которая отравляет наш народ.
Он говорил почти целых пятнадцать минут, объясняя свое стремление
возвратить Лифф к здоровой простоте, с которой он начинал свое
существование:
- Лифф теряет свою былую силу в оргиях и упадке, - доказывал он. -
Чем больше комфорта завоевывает знать и клерикальная верхушка, тем
очевиднее становится необходимость возврата к идеалам, которые
исповедовали наши предки, и которые подразумевают благополучие всего
народа. Вместо того, чтобы быть защитниками народа, как этого требует от
них Закон Матери, знать превратилась в рабовладельцев. И в этом греховном
высасывании из народа последних соков они ослабляют самих себя, а вместе с
собой и всю нацию.
Джон вслушивался в эту речь с неподдельным интересом. Он понял, что
этот человек, одержи возглавляемая им революция победу, может свершить в
два или максимум в три года то, что Подразделение Особых Операций
надеялось сделать за десять. Генерал Гарт был первым поистине народным
лидером, которого Джон встретил на Лиффе, и поддержка его дела означала
успех того, на что рассчитывала возглавляемая Джоном команда.
- Разумеется, вы правы, - прокомментировал Джон сказанное генералом,
когда тот закончил свою речь. - Я никогда не задумывался над этим раньше
именно в таком аспекте, но совершенно очевидно, что вы правы. Пусть Мать
будет свидетельницей, но в Лиффдарге действительно не осталось никакой
реальной силы.
- Это не совсем так, - горячо возразил генерал. - В Лиффдарге столько
же силы, сколько было и всегда, и она заключена в той части города, где
всегда была - в народе. Мы не хотим привносить в город фактор силы; мы
хотим лишь разбудить те силы, которые там скрыты. Это - наиболее
существенный момент в нашей деятельности, и именно поэтому мы торчим здесь
в этой дикой глуши.
- Ага, - вздохнул Джон. - Кажется, я начинаю понимать. Послушайте,
генерал. Помимо особого вида борьбы, которая произвела такое впечатление
на вашего капитана, у меня есть некоторые мысли насчет совершенствования
оружия, и я полагаю, что они могли бы заинтересовать вас. Вы видели эти
новые пистолеты, не так ли?
- Да, и у нас даже есть несколько таких.
- Прекрасно. Я как раз работал над улучшением их конструкции. Вы
хотели бы иметь оружие, которое может выпалить сразу сто пуль, причем с
такой скоростью, какую вы только пожелаете, причем без необходимости
перезарядки?
- И вы сможете сделать нечто подобное?
- Сам я - нет, но я могу подсказать вашим оружейникам, как это
сделать. Идея заключается в том, чтобы подавать патроны из магазина. Можно
использовать вращающиеся магазины, чтобы огонь не выжигал пули. Все это
можно назвать пулеметом.
- Да, это выглядит... Вы знаете, это действительно выглядит так, что
эта штука должна работать. - Глаза генерала загорелись, как у маленького
мальчика при виде рождественских подарков. - Капитан, - он обратился к
сопровождавшему Джона офицеру, - как насчет того, чтобы предоставить
лейтенанту Харлену и его помощнику подходящую квартиру? И обеспечьте их
ужином. После такого длительного путешествия они, должно быть,
проголодались. А сейчас, Джон, расскажите мне более подробно о вашем
пулемете.
За разговорами о пулемете и о вопросах стратегии они провели более
четырех часов.

12
Джон быстро втянулся в рутину лагерной жизни. Его день начинался в
шесть тридцать по сигналу горна, за которым через полчаса следовал
многоголосый шум, свидетельствующий о наступлении времени завтрака. После
завтрака начинался период уборки помещений и других хозяйственных дел, от
которых Джон и Хард были освобождены. День у обоих был и так до отказа
забит делами. Джон до обеда занимался с металлистами изготовлением модели
пулемета, а поле обеда проводил занятия по дзю-до в специальном зале.
Довольно часто летучему отряду приходилось проводить рейды по добыванию
необходимых продуктов и материалов.
Так прошли три месяца. За Джоном и Хардом велось слишком плотное
наблюдение, которое лишало всяких надежд на успех попытки к бегству;
однако вскоре Джон пришел к выводу, что, возможно, для общего дела даже
полезнее, что они находятся в Армии. Когда работа над пулеметом была
закончена, Джон продемонстрировал его генералу. Тот был откровенно
поражен.
- Сколько вы сможете произвести таких пулеметов?
- По одному приблизительно в каждые три недели.
- Прекрасно. Отлично. Лейтенант Харлен, не будете ли вы так любезны
отужинать сегодня со мной?
- Счел бы это большой честью для себя.
Во время ужина генерал обсуждал с Джоном дальнейшие планы действий
Народной Армии.
- ...и примерно через три года я смогу действовать открыто, - делился
своими планами генерал.
- Но, сэр, почему вы намерены ждать целых три года? Мне кажется,
что...
- У меня сейчас, - перебил его генерал, - под ружьем всего восемьсот
человек. Согласитесь, что осуществлять полномасштабные полевые кампании,
имея армию всего в восемьсот человек, пусть даже хорошо обученных, это,
дорогой лейтенант, было бы просто авантюрой.
- Вы совершенно правы, но позвольте заметить, что нет совершенно
никакой необходимости вести битвы с армиями противника в поле, - возразил
Джон. - Мне приходилось слышать о таких формах борьбы, которую вы смогли
бы довольно успешно вести даже такими силами.
Генерал подался всем телом вперед. По всему было видно, что этот
человек с таким странным именем действительно наполнен полезными идеями.
Не торопясь и не скупясь на подробности Джон описал концепцию
партизанской войны. Стычки по принципу "нанес удар - скрылся". Атаки
превосходящими силами на небольшие посты и скрытый отход до того, как
прибудет подкрепление. Проведение пропагандистских кампаний среди
населения. Каждую ферму следует превратить в опорный пункт для поставок, а
каждого фермера - в агента. Вместо того, чтобы мериться с противником
силами в поле, следует наводить на него ужас за каждым углом. Сегодня
ночью удар в одном месте, а в следующую - где-нибудь в другом, за добрую
сотню стербов от первого.
Генерал Гарт сидел и слушал как человек, у которого раскрылись глаза
на казалось бы такой знакомый предмет, как тактика военных действий. Когда
Джон закончил, он засыпал его вопросами, которые следовали один за другим,
как пули в новом пулемете. И, наконец:
- Сколько вам потребуется времени, чтобы обучить такой партизанской
тактике отряд?

Через три месяца Джон и Хард уже вели дюжину бойцов в первый в
истории Лиффа настоящий партизанский рейд. Объектом их нападения был
небольшой отряд охраны недалеко от деревни Пенчдарг.
- Помните, - предостерегал Джон бойцов, - самое важное - скорость и
внезапность. Не давать им времени понять, что происходит на самом деле.
Атака - отход - новая атака. Их вдвое больше, чем нас, и если мы дадим им
опомниться, то крепко получим.
В действительности ситуация была не такой уж драматичной. Начать хотя
бы с того, что на вооружении партизаны уже были динамитные гранаты и
четыре пулемета. Если бы даже гарнизон насчитывал до роты, партизаны и в
таком случае имели серьезное превосходство в огневой мощи. Но вся операция
являлась скорее практическим занятием, чем боевым рейдом, и Джону хотелось
лишний раз не допустить появления среди бойцов настроения
шапкозакидательства.
Под покровом темноты отряд из четырнадцати бойцов подкрался на
расстояние в несколько ярдов до казармы, где размещался гарнизон. Маршрут,
по которому ходил патрульный, находился на расстоянии всего лишь вытянутой
руки. И действительно, прошло совсем немного времени, как одиночный
патрульный, расстроенный необходимостью нести среди ночи караульную службу
вместо того, чтобы предаваться сладким сновидениям в казарме, и ни в коей
мере не подозревавший о наличии опасности, продефилировал мимо сидящих в
засаде, ни фланирующей походкой, которую едва ли можно было назвать
строевым шагом, ни выправкой не выдавая своей принадлежности к вооруженным
силам. Молчаливая тень, внезапно возникшая за спиной незадачливого воина,
легким ударом уложила его на землю.
Джон тихо подал условный сигнал, напоминающий причмокивание; шесть
партизан темной волной двинулись в направлении казармы и растворились в
темноте. Через пятнадцать секунд Джон подал тот же сигнал, и вперед
двинулась вторая волна; в низкорослых кустарниках остались только Джон с
Хардом.
Джон приглушенным шепотом отсчитывал время, а Хард изо всех сил
сдерживал свое шумное дыхание. За исключением шепота, больше ничто не
нарушало прохладную тишину лиффанской ночи. Всю промышлявшую по ночам
живность планеты Мать создала беззвучной, поэтому тишина заполнила все
вокруг, как плотная мягкая материя, которой забивают щели, чтобы не дать
выйти наружу теплу морозной терранской ночью. Прошептав "семьдесят пять",
Джон Харлен вдруг издал такой пронзительный крик, какой обычно издают юные
барышни при случайной встрече с мышонком.
Сразу же вслед за этим ночь разорвалась на куски звуками взрывов,
короткой дроби управляемых натренированными руками только что изобретенных
автоматов, частых одиночных выстрелов и непрекращающимся душераздирающим
визгом.
Сонная охрана, не в состоянии оказать хоть какое-то сопротивление, в
ужасе хлопала ничего не понимающими глазами. Однако основная задача
партизан на данном этапе состояла не в создании невообразимого шума и
беспорядка, а в захвате напуганных солдат и обеспечении их надежной
охраны.
Пока партизаны, не занятые охраной пленников, деловито наполняли
мешки провиантом и амуницией гарнизона, Джон Харлен обратился с речью к
двадцати восьми сбившимся в кучу и все еще не пришедшим в себя пленным:
- Лиффане, - начал он свою речь, - вы находитесь в наших руках, но
Народная Армия дарит вам жизнь. Вы не сможете победить нас, потому что нас
поддерживает Мать. Ее цели совпадают с нашими: Лифф принадлежит всем Ее
детям. Мать обращается к нам с мольбой за вас: "Отпустите моих детей", а
мы, Ее помощники, не можем противиться Ее воле. Да сбудется Ее слово!
Разразившись этой тирадой, он направился в сторону ближайшего здания,
и уже у самой двери, обернувшись к пленным, прокричал им что-то наподобие
лозунга, возникшего экспромтом в его голове, опьяневшей от эйфории в
результате достигнутой победы:
- Лифф для всех Лиффан!
И только когда все партизаны эхом повторили этот лозунг, Джон
позволил себе войти в помещение.
Хард всеми силами пытался сдержать душивший его смех:
- Джон Харлен, носом Матери клянусь, - сумел он все-таки выговорить,
- ты дал такой урок им красноречья, что эти далберов потомки... - смех
все-таки не дал ему завершить начатую было фразу.
- Ты считаешь, что я в чем-то переиграл?
- Ну что ты, полно, друг! Мне просто стало ясно, что ты в риторике
преуспеваешь так же, как и во всем, к чему б хоть чуточку не прикоснулся;
так виртуозно, с легкостью отменной владеешь слогом, что позавидует тебе
любой поэт-лиффанин! И, вижу, речи изрекаешь не без наслажденья.
Джон улыбнулся:
- Там, дома, меня считали поэтом.
- В том логика немалая сокрыта, - заключил Хард. - Но можно ль мне
тебя спросить, дружище: мотать домой отсюда неужто слишком рано?
- Сейчас узнаем. - Джон издал еще один пронзительный сигнал, ответом
которому послужил дружный визг партизан. - Да, все уже готовы к отходу.
- Действительно, мы все уже достаточно потешились.
Все налетчики собрались во дворе, где ошеломленные солдаты уже были
привязаны каждый по отдельности к столбам и деревьям. Один из партизан
подал Джону малярную кисть и тот намалевал на ближайшей стене что-то
наподобие меча острием вверх. После этого все оседлали своих далберов, до
предела загруженных собранной добычей, еще раз хором прокричали "Лифф для
лиффан!" и растворились в темноте.

Неизменный успех, с которым партизаны проводили свои ночные вылазки,
для правителей Лиффа явился доказательством того, что Народная Армия в
действительности представляла собой вовсе не банду горцев-грабителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24