— Пожалуйста, продолжай, — ответила октопаучиха.
— Но за все время, проведенное нами на острове, никто так и не узнал, что в здания можно войти. Разве не удивительно? О как бы мне хотелось, чтобы Ричард был сейчас жив… вот бы увидеть его лицо, когда Орел открыл дверь в октаэдр. Ричард был бы потрясен…
— Как бы то ни было, — продолжила Николь, — Ричард вернулся внутрь Рамы, чтобы отыскать меня… а потом мы полюбили друг друга и придумали, как спастись с острова с помощью птиц… Такое славное было время и так давно…
Николь шагнула вперед, обеими руками взялась за поручень и огляделась. Умственным взором она видела Нью-Йорк, каким он был прежде. «Там были набережные, а за ними Цилиндрическое море… а где-то посреди этих уродливых груд металла находились тот самый амбар и та яма, в которой я едва не умерла».
К ее собственному удивлению глаза вдруг наполнились слезами, выкатившимися на щеки. Она не оборачивалась. «Пятеро из шести моих детей родились здесь, — думала Николь, — под этой почвой. Здесь, возле нашего подземелья, мы нашли Ричарда после долгого отсутствия. Он был в забытьи».
Воспоминания одно из другим сами собой вторгались в реальность, каждое причиняло неуловимую душевную боль и вызывало новый поток слез. Николь не могла успокоиться. Она то вновь спускалась в логово октопауков, чтобы спасти свою Кэти, то снова ощущала восторг и радость, пролетая над Цилиндрическим морем в упряжи, которую держали три птицы. «Мы обязаны умирать, — решила Николь, вытирая глаза тыльной стороной ладони, — воспоминания не оставляют места в наших мозгах для чего-либо нового».
Поглядев на разрушенный Нью-Йорк, Николь воскресила в своей памяти его давнишний облик, и ей вдруг вспомнилась еще более ранняя пора в ее жизни… холодный осенний вечер в Бовуа, один из последних дней, проведенных на Земле; они с Женевьевой уже собирались в Давос покататься на лыжах. Николь сидела с отцом и дочерью перед камином. В этот вечер Пьер был очень задумчив. Он рассказывал Николь и Женевьеве о том, как ухаживал за матерью Николь.
Позже, лежа в постели, Женевьева спросила мать:
— Почему дедушка так много говорит о том, что случилось давным-давно?
— Потому что это важно для него, — ответила Николь.
«Простите меня, — думала Николь, глядя на небоскребы. — Простите меня, все старики, чьи рассказы я пропускала мимо ушей. Я не хотела быть грубой и невнимательной. Я просто не понимала, что значит — быть старым».
Николь вздохнула и обернулась.
— Все в порядке? — спросила Синий Доктор.
Она кивнула.
— Благодарю тебя за это, — дрожащим голосом Николь обратилась к Орлу. — Ну, теперь я готова в путь.
Она увидела огни, едва их маленький челнок оставил ангар. Хотя они светились в сотне километров от нее, вид их был великолепен — на фоне черноты и далеких звезд.
— У этого Узла есть дополнительный комплекс, — проговорил Орел, — он образует идеальный тетраэдр. Узел возле Сириуса, который вы посетили, не располагал модулем познания.
Николь, затаив дыхание, глядела из окна челнока. Освещенное сооружение, медленно поворачивавшееся вдали, казалось нереальным, плодом ее воображения. В углах его располагались четыре сферы, соединенные друг с другом шестью линейными транспортными коридорами. Каждая из сфер имела совершенно одинаковый размер, как и все шесть длинных тонких линий, протянувшихся между ними. Издали свет делал Узел единым целым: он казался огромным тетраэдром, горящим в небесной тьме.
— Как прекрасно! — произнесла Николь, не в силах найти подходящие слова, чтобы выразить свой трепет.
— Ты увидишь его с обсервационной палубы, — проговорила Синий Доктор, сидевшая возле нее. — Зрелище ослепительное. Корабль расположен достаточно близко, и поэтому можно различить огни внутри сфер, даже провожать взглядом аппараты, мчащиеся по транспортным коридорам… Многие из обитателей Гранд-отеля часами стоят на палубе, развлекаясь догадками относительно смысла деятельности этих движущихся огней.
По рукам Николь пробежали мурашки, пока она молча разглядывала Узел. Она услыхала далекий голос Франчески Сабатини, читавшей стихотворение, которое Николь заучила еще школьницей:
Тигр, о тигр, светло горящий В глубине полночной чащи, Кем задуман огневой, Соразмерный образ твой?
«Тот ли сотворил тебя, кто сотворил агнца?» — думала Николь, глядя на медленно поворачивающийся тетраэдр. Она вспомнила полночный разговор с Майклом О'Тулом, когда они находились в Узле возле Сириуса.
— Познав все это, мы должны воспринимать Бога иначе, — говорил он. — Мы должны избавить Его от наших гомоцентрических ограничений… Господа, создавшего архитекторов… авторов Узла, безусловно, развлекут наши жалкие потуги представить Его в образах, которые мы, люди, способны понять.
Николь была заворожена Узлом: он неторопливо поворачивался, являя различные виды в гипнотизирующей последовательности. Прямо на ее глазах Узел сместился в позицию, где один из четырех равносторонних треугольников, образующих поверхность тетраэдра, расположился перпендикулярно направлению полета челнока. Теперь Узел виделся совершенно иным, он словно утратил глубину. Четвертая вершина, фактически располагавшаяся в тридцати километрах за плоскостью, обращенной к Николь, казалась круглым пятном в центре треугольника.
Но челнок вдруг переменил направление, и Узел исчез… Николь заметила вдали одинокую светло-желтую звездочку.
— Это Тау Кита, — сказал ей Орел, — звезда, очень похожая на ваше Солнце.
— А почему, если не секрет, — спросила Николь, — этот Узел располагается именно здесь… в окрестностях Тау Кита?
— Это временное, но оптимальное положение, — ответил Орел, — позволяет нам наилучшим образом организовать деятельность по сбору данных в этой части Галактики.
Николь обняла Синего Доктора.
— А ваши инженеры тоже с серьезной миной отделываются от вас цветовыми бессмысленными фразами? — она улыбнулась. — Наш хозяин только что дал нам пример подобного псевдоответа.
— Мы как вид обнаруживаем больше смирения, — ответила октопаучиха. — Должно быть, потому, что помним о своем знакомстве с Предтечами. Мы не претендуем на полное понимание всего происходящего вокруг нас.
— Мы очень мало говорили о твоем виде, после того как я пробудилась, — извиняясь, сказала Николь Синему Доктору, вдруг ощутив собственный эгоизм.
— Конечно, я помню, что ваш прежний Верховный Оптимизатор вместе с ближайшими сотрудниками и всеми, кто участвовал в войне, был терминирован как принято у вас. Справляется ли с делами новое руководство?
— Более или менее, учитывая трудности нашего быта. Джеми работает в нижнем эшелоне нового штаба и занят почти каждый час своего бодрствования. Мы еще не сумели достигнуть прежнего равновесия в нашей колонии, учитывая постоянные разногласия с внешним миром.
— Большая часть которых вызвана людьми, — добавил Орел. — Мы еще продолжим, Николь, эту тему, но сейчас, наверное, самое время сказать: мы удивлены неспособностью ваших собратьев к межвидовому сосуществованию. Лишь немногие из людей способны смириться с тем, что другие виды разумных существ могут оказаться столь же важными и способными, как и они.
— Я говорила тебе это давным-давно. В связи с разнообразными историческими и социологическими причинами существует множество способов, которыми люди реагируют на новые идеи и концепции.
— Я знаю это, но наше общение с тобой, с твоей семьей ввело нас в заблуждение. До пробуждения всех выживших мы думали, что сумели понять причины событий в Новом Эдеме, где власть захватили агрессивные и жадные люди, а причины этой аномалии видели в конкретном составе членов колонии. Но после года взаимодействия с ними в Гранд-отеле мы решили, что внутри Рамы подобрался типичный контингент людей.
— Похоже, меня ждут новые неприятности. Что еще я должна узнать по пути?
— Не будем сгущать краски, — ответил Орел. — Мы теперь контролируем ситуацию. Я не сомневаюсь, что твои коллеги сами поделятся с тобой информацией… К тому же, нынешнее положение является временным, и выход из него вскоре будет найден.
— Сперва, — проговорила Синий Доктор, — всех выживших на Раме II разместили в «морской звезде». В каждом луче располагались люди, октопауки и несколько наших вспомогательных животных, которым позволили существовать, учитывая их важное значение для нашей социальной системы. Но уже спустя несколько месяцев все переменилось, в первую очередь из-за постоянной враждебности и агрессивности людей… Теперь каждый вид сконцентрирован в одном районе…
— Опять сегрегация, — с прискорбием заявила Николь. — Это одна из определяющих характеристик моего вида.
— Межвидовые встречи происходят теперь лишь в кафетерии и в общих комнатах в центре «морской звезды», — отозвался Орел. — Более половины людей никогда не оставляют своего луча, кроме тех случаев, когда им необходимо есть, но они даже тогда изобретательно избегают любых взаимодействий… С нашей точки зрения, люди проявляют удивительную ксенофобию. И в нашем перечне космических путешественников найдется не так уж много рас, в той же мере социологически отсталых, как и ваша.
Челнок повернул в другом направлении, и вновь великолепный тетраэдр заполнил весь экран. Теперь они оказались много ближе к нему. Можно было видеть многочисленные источники света внутри сфер и в длинных тонких транспортных коридорах, что их соединяли. Николь полюбовалась на представшую перед ней красоту и тяжело вздохнула. Разговор с Синим Доктором и Орлом расстроил ее. «Наверно, Ричард был прав, — подумала Николь, — увы, человечество нельзя изменить, если не стереть всю его память и не начать все заново и по-другому».
Под ложечкой Николь ныло, когда челнок приближался к «морской звезде». Она велела себе не беспокоиться о разных пустяках, но тем не менее мысли про внешность все лезли в голову. Николь поглядела в зеркало, прикоснулась к лицу, не скрывая более своей тревоги. «Я стара, — подумала она. — Дети решат, что я уродлива».
«Морская звезда» была отнюдь не столь велика, как Рама, оттого в ней и было так тесно. Орел объяснил ей, что подобное развитие событий было предусмотрено альтернативным планом, и Рама прибыл в Узел за несколько лет до первоначального срока. «Морская звезда», каким-то образом избежавшая перестройки, была отдана под временную гостиницу, приютившую обитателей Рамы, пока им не будет предоставлено другое место.
— Мы получили строгий приказ, — сказал Орел, — и твой приход должен пройти по возможности спокойно. Нельзя допустить, чтобы твой организм излишне перенапрягался. Большой Блок и его армия уже расчистили коридоры, ведущие от причала к твоей комнате.
— А ты не пойдешь со мной? — спросила Николь у Орла.
— Нет, — ответил он. — У меня есть работа в Узле.
— Я провожу тебя до обсервационной палубы, до входа в луч, отведенный людям, — проговорила Синий Доктор. — А там ты будешь предоставлена самой себе. К счастью, твое помещение не слишком далеко от входа в луч.
Николь и Синий Доктор высадились. Орел остался в челноке. Как только Николь и Синий Доктор дошли до воздушного люка, инопланетный птицечеловек жестом распрощался с ними. Когда через несколько минут они оказались в большой комнате по другую сторону воздушного шлюза первым их приветствовал громадный робот, известный здесь под именем Большой Блок.
— Здравствуйте, Николь де Жарден-Уэйкфилд. Мы рады вашему прибытию… Пожалуйста, оставьте свой скафандр на скамье справа.
Большой Блок немного не дотягивал до трех метров и шириной был метра два. Он состоял из прямоугольных блоков, похожих на игрушечные кубики, в точности напоминая робота, проводившего испытания, которым Николь и ее семья подверглись в Узле возле Сириуса годы и годы назад, еще до возвращения в Солнечную систему. Робот возвышался над Николь и октопауком.
— Хотя я не сомневаюсь, — проговорил Большой Блок механическим голосом,
— что с вами проблем не предвидится, хочу объяснить: все команды, которые даю я или один из небольших роботов, следует выполнять неукоснительно. Мы обязаны поддерживать порядок на этом корабле. Теперь следуйте за мной…
Качнувшись на шарнирах посреди тела. Большой Блок повернулся и покатил вперед на одной цилиндрической опоре.
— Эта большая комната называется обсервационной палубой, — продолжил робот. — Обычно она посещается более всех остальных наших общих комнат. Мы на время освободили ее, чтобы облегчить вам путь до жилых помещений.
Синий Доктор и Николь на минутку остановились перед одним из огромных окон, обращенных к Узлу. Вид был действительно потрясающим, но Николь не могла сфокусировать свое внимание на красоте и величии неземной архитектуры. Ей так не терпелось наконец увидеть свою семью и друзей.
Большой Блок остался на обсервационной палубе, а Николь и ее спутница вышли в большой коридор, окружавший космический аппарат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80