– Я, Теллингтон и мистер Ньюмен.
– А ты тоже был? – спросил Морхаус.
– Конечно, был, – возмутился Алек, будто под сомнением его честность.
– Обалдеть. – Я решил его поддержать. – Четыре? Мы еле добыли одно. Или одна пара считается за два?
– За одно, Коэн, – рассмеялся Теллингтон. – Всего одно. Но с этим старым клоуном – я поражаюсь, как вам хоть это удалось!
– Вообще-то он все сам сделал, сэр, – признался я – ради благодетеля и ради Алека.
– Ай, – пожал плечами Тобиас. – Коэн там себя показал, вы уж не сомневайтесь.
– Приятно слышать, – сказал Теллингтон. – Мне твой подход нравится. Ты вчера на сцене просто герой был.
– А, ну…
– Да нет, правда. Я бы вам, ребята, помог.
– Это с чем же, Маршалл? – как бы между прочим осведомился Тобиас, притворившись, будто поглощен кукурузным хлебом.
– С этим проектом вашим, как бишь его?
– Тесланет, – поспешно встрял я.
– Да-да, Тесланет. Я подумал – может, сбагрите его мне. Пусть в «Интертейнинке» будет, в разработке.
– Что значит – в разработке? – спросил я.
– Это значит – в разработке, Джейми, – оборвал меня Тобиас. Мы все понимали: в разработке – значит, на полке.
– Если скинете его мне, к концу следующей недели смогу предложить вам четыре миллиона, – сказал Теллингтон.
Брокерской фирме обычно перепадает тридцатипроцентная комиссия. Значит, Джуду и Рубену – больше двух лимонов. И конец их Тесланету.
– Но команда разработчиков…
– Будет участвовать в конечных доходах, – перебил Теллингтон. Разумеется, если программу не выпустят, никаких конечных доходов не предвидится.
– Давай шесть, подбрось чуток позитивных статей в агентствах про онлайновые торги – и по рукам, – сказал Тобиас, намазывая хлеб маслом. Впечатляет. Морхаус уже раздумывает, как пропихнуть альянс с «Синаптикомом» через Комиссию по ценным бумагам.
Теллингтон стиснул ладонями физиономию.
– Предложение действительно до появления омлетов, – прибавил Тобиас.
– По рукам.
Я раздумывал, надо ли и как именно сообщить бывшим друзьям-хакерам, что, приняв по два лимона баксов на нос за работу всей жизни, они похоронят проект с концами, и тут ковбой поставил передо мной тарелку. Омлет, овсянка и свежие, поджаристые, тушеные с луком бычьи яйца.
Все вокруг алчно поглощали пищу, ворча и хлюпая, жевали плоды своих трудов. Я вылупился на трефное в тарелке.
– Не робей, Джейми, – подбодрил Алек. – Обычное мясо. Как сосиска.
Я ткнул вилкой в жилистый мясной шарик, поднес его к лицу. Никто не смотрит, но куда я эту фиговину дену? Я закрыл глаза и сунул кусок гениталий в рот. На зубах скрипит. Одни жилы. Не прожуешь. Но едва мои зубы сплющили жизнетворную железу, мне кажется, я мельком уловил, откуда взялась эта традиция. Или почему не вымерла.
Ничего не осталось, кроме этих яиц. Ковбойские забавы для взрослых. Где еще престарелым спортсменам быть мужчинами? На реальных войнах не повоюешь, деловые войны – слияния, поглощения – развязываются очкариками с матфака. Даже стеклянный потолок скоро треснет, и женщин в «Форбс 500» окажется не меньше, чем мужчин. Знакомая игра закончится.
Но это не объясняло, почему Рут Стендаль, королеве интернет-инвестиций, дозволено сидеть за столом и вместе со всеми чавкать бычьими яйцами.
– Эй, – шепнул я Морхаусу. – А в ней что такого особенного? Ее же там не было?
Тобиас рассмеялся и с полным ртом проревел:
– Маршалл! Пацан хочет знать, почему Рут дали поесть.
– Может, у нее и спросишь? – предложил Теллингтон. Громко – Стендаль услышала через стол.
– Что такое? – спросила она.
– Ему интересно, почему ты устриц жуешь!
Рут лишь улыбнулась и отсалютовала Маршаллу апельсиновым соком.
Фиг с ним, решил я, но Алеково любопытство тоже разыгралось.
– Так почему она с нами ест, пап?
Тобиас и Теллингтон переглянулись, молча сговариваясь, кому выпадет честь изложить. Выиграл Тобиас.
– Прошу, – сказал Теллингтон.
– До конца восьмидесятых, – начал Тобиас, – на Бычьих Бегах ни одна женщина не появлялась.
– Кроме актрис, разумеется, – прибавил Теллингтон.
– Хочешь сам рассказать? – спросил Морхаус. Теллингтон поднял руки – капитулировал. – Ну ладно. Когда начался бум биотехнологий, а потом микрочипов, большинство из нас остались среди руин. Стендаль все предвидела. Она раньше работала со шнырантами из Госдепа, ей достало хитрости увести отдел Национального научного фонда в частный сектор, а потом его возглавить с какими-то старыми дружками из Минобороны. Так все получилось, что нельзя точка-ком открыть, у нее не зарегистрировавшись.
– Это мы знаем, – перебил Алек. – История Интернета. А устриц прерий она почему ест?
– Я до этого еще не дошел. Это было году в девяносто четвертом или девяносто пятом. Так, Теллингтон?
Маршалл кивнул.
– Кажется, в девяносто пятом, – продолжал Тобиас. – Мы все собираемся за устрицами – так в то время говорили. А она смотрит на нас, будто мы совсем имбецилы. Накануне сидела на костре, ни на что не купилась. Видимо, решила, что мы еще разок попробуем, и с нами не пошла. Мы думаем – ну и к лучшему. Пусть не суется. Это наше развлечение. И чтоб ее носом ткнуть лишний раз, все собранные яйца покидали в большое ведро и оставили в кухне на столе. Сели, ждем, когда она туда глянет и с воплями убежит. Зрелище и впрямь кошмарное. Окровавленное ведро бычьих яиц. Аж мурашки по коже.
– И что дальше было? – спросил я.
– Она вприпрыжку к столу, спрашивает, типа – «ну что, мальчики, закончили»? А мы сидим, этак ухмыляемся, мол, сейчас попляшешь. Вот, думаем, теперь-то она себя и выдаст.
– А потом? – спросил Алек. Ему аж на стуле не сиделось.
– Она заглядывает в ведро, усмехается. Не бледнеет ни капли. Сует туда руку, достает одно. Берет за жилу, качает этой сырой кровавой штукой перед лицом. Оглядывает нас, совершенно, заметьте, невозмутимо, и спрашивает: «Это чье?»
– Уй-й! – взвизгнул Алек.
– Мы не знаем, что и сказать. Окаменели все. Парни ноги скрещивают и вниз смотрят. И тут она раскручивает эту штуковину, как лассо, закидывает в рот и проглатывает, глазом не моргнув.
8
Контракты и заветы
Предвкушая победу на референдуме насчет отцовского контракта, совет Уайтстоунской синагоги любезно подготовил проект соглашения, которое доставили «Федэксом» в понедельник перед голосованием. Если Шмуэль немедленно уйдет с поста, синагога заплатит ему выходное пособие в размере годовой зарплаты.
Естественно, придумали они это лишь затем, чтобы не сесть в лужу перед Еврейским Союзом – инкубатором новых раввинов, куда после ухода отца синагога обратится в поисках ребе полиберальнее. Чем тише все пройдет, тем лучше для всех.
Они просили отца самоуничтожиться – подозреваю, от такого у людей случается рак. Я не хотел, чтобы отец в этом участвовал.
С другой стороны, я не без удовольствия наблюдал, как он прогибается, наконец, под волной экономической экспансии, которую я теперь волен седлать потехи ради. Я как никто понимал, что это такое – сидеть и ежиться под его самодовольным взором. Кто добровольно согласится терпеть это каждый шабат? Мы ж не католическая мафия – признаваться, сколько убийств заказали. Просто успешные люди, которые слегка развлекаются.
Я редко появлялся дома и опасался, как бы при виде меня отец не решил, что мы скрываем от него ужасные новости. Когда знаменитый бейсболист появляется у детской кроватки в больнице, само его присутствие означает: смерть неминуема. В общем, я по материному совету на тот же вечер назначил дома встречу с Джудом и Рубеном. У меня будет предлог увидеться с отцом, а в моем бизнесе замаячит прямодушие – последнее, что в нем найдется.
Как водится, Софи заказала у Силвермана упаковку коричных рогаликов, и моего прибытия ожидало целое блюдо резиновых плюшек. Шмуэль по обыкновению корпел над линованной бумагой – готовился к проповеди, раскидав вокруг тома Мидраша, а мы с сестрой на другом конце стола поглощали рогалики.
– А о чем ты будешь говорить, пап? – спросил я.
– Тебе правда интересно, Йосси?
– Конечно. Расскажи. Про Песах, да? – Отец порадуется, что я назвал Пасху по-еврейски.
– Ты раньше никогда не интересовался.
– Раньше чего? – Можно подумать, я не понял.
– Папочка, я хочу послушать, – взмолилась Мириам.
– Очень хорошо, – сказал Шмуэль и отложил ручку. – Я буду рассказывать, почему Господь не позволил Моисею войти в землю Ханаанскую. Помните, почему?
Я вообще-то терпеть не могу, когда отец с нами беседует точно с иешивскими школярами. Но в тот день меня его снисходительность грела.
– Недостаток веры, кажется? Или нарушение закона?
– Близко, Йосси. Из-за веры Моисея, но больше – из-за старости.
– Как это? Он был слишком стар? Они же там жили, типа, лет по четыреста.
– Не преклонный возраст. Старое мышление. – Шмуэль уже привычно ораторствовал. – Народ Израилев в пустыне, у Хореба. Исход. Они устали, больны, голодны. Что хуже всего, они хотят пить. «Зачем ты вывел нас из Египта – чтоб мы умерли от жажды в пустыне?» – спросили они Моисея. Первая еврейская шуточка: «С тем же успехом мы могли умереть и в Египте, но там у нас хоть была бы вода!» И Господь сказал Моисею воздеть жезл и ударить по скале, и явится вода. Моисей так и сделал. Стукнул жезлом по большой скале, и хлынула оттуда вода для народа и для скота.
– Ну правильно, Моисей все время же такие чудеса творил?
– Моисей заставил расступиться Мертвое море, – сообщила Мириам.
– Красное море, – нежно поправил Шмуэль. Как они будут за ней ухаживать, когда его выпрут, подумал я. Наверное, я смогу помочь, если позволят.
– Но затем, – продолжал отец, – годы спустя, люди снова закричали на Моисея: «У нас нет воды. Мы наверняка умрем от жажды». И Господь сказал ему: «Пред всем народом обратись к скале, и из нее польется вода». Но Моисей не послушался Господа. Не заговорил со скалой. Нет – он воздел жезл и дважды ударил по скале. И хлынула вода, как и в первый раз.
– Ну и что такого? – спросил я. – Проверенный метод.
– Он, конечно, подействовал. Но Моисей сделал не так, как повелел Господь. И Господь сказал ему… – Шмуэль полистал записи. – И сказал Господь: «За то, что вы не поверили Мне, чтобы явить святость Мою на глазах у сынов Израиля, не введете вы собрание это в страну, которую Я дал им».
– Скажем прямо, довольно круто. Молотить жезлом по скале – все равно нехилый акт веры. Кроме того, это уже срабатывало. И к тому же на него, судя по всему, сильно давили.
– Но Моисей основывался на собственном опыте, а не на слове Господнем. Не верил, что одни лишь слова его откроют воду.
– И Господь на него разозлился? После всего, что Моисей сделал?
– Я бы не сказал, что Господь разозлился, – задумчиво ответил Шмуэль. – По-моему, он не столько проверял Моисея, сколько пытался ему что-то доказать. Что Моисей не из того поколения, которое может привести народ в новые земли. Что он все понимает по-старому. Мощь жезла понимает, а мощь слов – нет. Поэтому он не мог вести за собой молодежь. Он не из них.
– Проблемы с апгрейдом, видимо. – Я пытался пошутить. Я понимал: отец о себе говорит. Готовит прощальную речь.
– Объясни, – невинно попросил он.
– Ну, существующие системы, они… Когда требуется новая программа, она… – Я не понимал, как ввести его в курс дела.
– Вот поэтому я в некотором смысле вроде Моисея, – улыбнулся он. – Ты мне даже не можешь объяснить, чтоб я понял, что в этой твоей виртуальной голове творится.
– Да нет, пап, правда…
– Не переживай, Джейми. Ничего страшного. Просто, значит, пора двигаться дальше.
– Пап, тебя не уволят. Мы все разрулим. – Он назвал меня американским именем. Значит, совсем пал духом.
– Порой приходится доверять тому, что дает нам жизнь. – Шмуэль потянулся к блюду с рогаликами. Я передал блюдо через стол. Отец взял рогалик, съел, мелко кусая. – Я понимаю, из-за твоей работы я жестко с тобой обошелся. Из-за твоего выбора.
– Вовсе нет, – соврал я. – Ты пытался меня поддержать.
Мама – наверняка из кухни слушала – встала на пороге, чтобы слышать лучше.
– Нет, я совершенно тебя не поддерживал. – Шмуэль покачал головой. – Не как Моррис. Но не потому, что я тебе не доверяю. Просто мне непонятно. Все эти разговоры про сети, про деньги, про бизнес. Они меня пугают, потому что я не понимаю.
– Но они и должны пугать, пап. Это жуткие вещи. Я бы не обрадовался, если б ты с ними смирился, как дядя Моррис. Никто не знает, куда все катится. И ответственных нет.
– Ты ответственный, Джейми. С этим мне приходится смириться. – Он оглядел разбросанные книги. – Иногда я думаю, Тору писали для родителей. Или для раввинов.
Я хотел немедленно сознаться отцу во всем. Что я впутался во что-то неуправляемое. Что я ел яйца молодого бычка. Что я вот-вот продам друзей с потрохами. Что я помогу Тобиасу Морхаусу запустить сайт торгов, гипнотизирующий юзеров, чтобы те больше торговали. Что я – в банде рыночных фашистов, которые выжимают деньги из самого человечества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– А ты тоже был? – спросил Морхаус.
– Конечно, был, – возмутился Алек, будто под сомнением его честность.
– Обалдеть. – Я решил его поддержать. – Четыре? Мы еле добыли одно. Или одна пара считается за два?
– За одно, Коэн, – рассмеялся Теллингтон. – Всего одно. Но с этим старым клоуном – я поражаюсь, как вам хоть это удалось!
– Вообще-то он все сам сделал, сэр, – признался я – ради благодетеля и ради Алека.
– Ай, – пожал плечами Тобиас. – Коэн там себя показал, вы уж не сомневайтесь.
– Приятно слышать, – сказал Теллингтон. – Мне твой подход нравится. Ты вчера на сцене просто герой был.
– А, ну…
– Да нет, правда. Я бы вам, ребята, помог.
– Это с чем же, Маршалл? – как бы между прочим осведомился Тобиас, притворившись, будто поглощен кукурузным хлебом.
– С этим проектом вашим, как бишь его?
– Тесланет, – поспешно встрял я.
– Да-да, Тесланет. Я подумал – может, сбагрите его мне. Пусть в «Интертейнинке» будет, в разработке.
– Что значит – в разработке? – спросил я.
– Это значит – в разработке, Джейми, – оборвал меня Тобиас. Мы все понимали: в разработке – значит, на полке.
– Если скинете его мне, к концу следующей недели смогу предложить вам четыре миллиона, – сказал Теллингтон.
Брокерской фирме обычно перепадает тридцатипроцентная комиссия. Значит, Джуду и Рубену – больше двух лимонов. И конец их Тесланету.
– Но команда разработчиков…
– Будет участвовать в конечных доходах, – перебил Теллингтон. Разумеется, если программу не выпустят, никаких конечных доходов не предвидится.
– Давай шесть, подбрось чуток позитивных статей в агентствах про онлайновые торги – и по рукам, – сказал Тобиас, намазывая хлеб маслом. Впечатляет. Морхаус уже раздумывает, как пропихнуть альянс с «Синаптикомом» через Комиссию по ценным бумагам.
Теллингтон стиснул ладонями физиономию.
– Предложение действительно до появления омлетов, – прибавил Тобиас.
– По рукам.
Я раздумывал, надо ли и как именно сообщить бывшим друзьям-хакерам, что, приняв по два лимона баксов на нос за работу всей жизни, они похоронят проект с концами, и тут ковбой поставил передо мной тарелку. Омлет, овсянка и свежие, поджаристые, тушеные с луком бычьи яйца.
Все вокруг алчно поглощали пищу, ворча и хлюпая, жевали плоды своих трудов. Я вылупился на трефное в тарелке.
– Не робей, Джейми, – подбодрил Алек. – Обычное мясо. Как сосиска.
Я ткнул вилкой в жилистый мясной шарик, поднес его к лицу. Никто не смотрит, но куда я эту фиговину дену? Я закрыл глаза и сунул кусок гениталий в рот. На зубах скрипит. Одни жилы. Не прожуешь. Но едва мои зубы сплющили жизнетворную железу, мне кажется, я мельком уловил, откуда взялась эта традиция. Или почему не вымерла.
Ничего не осталось, кроме этих яиц. Ковбойские забавы для взрослых. Где еще престарелым спортсменам быть мужчинами? На реальных войнах не повоюешь, деловые войны – слияния, поглощения – развязываются очкариками с матфака. Даже стеклянный потолок скоро треснет, и женщин в «Форбс 500» окажется не меньше, чем мужчин. Знакомая игра закончится.
Но это не объясняло, почему Рут Стендаль, королеве интернет-инвестиций, дозволено сидеть за столом и вместе со всеми чавкать бычьими яйцами.
– Эй, – шепнул я Морхаусу. – А в ней что такого особенного? Ее же там не было?
Тобиас рассмеялся и с полным ртом проревел:
– Маршалл! Пацан хочет знать, почему Рут дали поесть.
– Может, у нее и спросишь? – предложил Теллингтон. Громко – Стендаль услышала через стол.
– Что такое? – спросила она.
– Ему интересно, почему ты устриц жуешь!
Рут лишь улыбнулась и отсалютовала Маршаллу апельсиновым соком.
Фиг с ним, решил я, но Алеково любопытство тоже разыгралось.
– Так почему она с нами ест, пап?
Тобиас и Теллингтон переглянулись, молча сговариваясь, кому выпадет честь изложить. Выиграл Тобиас.
– Прошу, – сказал Теллингтон.
– До конца восьмидесятых, – начал Тобиас, – на Бычьих Бегах ни одна женщина не появлялась.
– Кроме актрис, разумеется, – прибавил Теллингтон.
– Хочешь сам рассказать? – спросил Морхаус. Теллингтон поднял руки – капитулировал. – Ну ладно. Когда начался бум биотехнологий, а потом микрочипов, большинство из нас остались среди руин. Стендаль все предвидела. Она раньше работала со шнырантами из Госдепа, ей достало хитрости увести отдел Национального научного фонда в частный сектор, а потом его возглавить с какими-то старыми дружками из Минобороны. Так все получилось, что нельзя точка-ком открыть, у нее не зарегистрировавшись.
– Это мы знаем, – перебил Алек. – История Интернета. А устриц прерий она почему ест?
– Я до этого еще не дошел. Это было году в девяносто четвертом или девяносто пятом. Так, Теллингтон?
Маршалл кивнул.
– Кажется, в девяносто пятом, – продолжал Тобиас. – Мы все собираемся за устрицами – так в то время говорили. А она смотрит на нас, будто мы совсем имбецилы. Накануне сидела на костре, ни на что не купилась. Видимо, решила, что мы еще разок попробуем, и с нами не пошла. Мы думаем – ну и к лучшему. Пусть не суется. Это наше развлечение. И чтоб ее носом ткнуть лишний раз, все собранные яйца покидали в большое ведро и оставили в кухне на столе. Сели, ждем, когда она туда глянет и с воплями убежит. Зрелище и впрямь кошмарное. Окровавленное ведро бычьих яиц. Аж мурашки по коже.
– И что дальше было? – спросил я.
– Она вприпрыжку к столу, спрашивает, типа – «ну что, мальчики, закончили»? А мы сидим, этак ухмыляемся, мол, сейчас попляшешь. Вот, думаем, теперь-то она себя и выдаст.
– А потом? – спросил Алек. Ему аж на стуле не сиделось.
– Она заглядывает в ведро, усмехается. Не бледнеет ни капли. Сует туда руку, достает одно. Берет за жилу, качает этой сырой кровавой штукой перед лицом. Оглядывает нас, совершенно, заметьте, невозмутимо, и спрашивает: «Это чье?»
– Уй-й! – взвизгнул Алек.
– Мы не знаем, что и сказать. Окаменели все. Парни ноги скрещивают и вниз смотрят. И тут она раскручивает эту штуковину, как лассо, закидывает в рот и проглатывает, глазом не моргнув.
8
Контракты и заветы
Предвкушая победу на референдуме насчет отцовского контракта, совет Уайтстоунской синагоги любезно подготовил проект соглашения, которое доставили «Федэксом» в понедельник перед голосованием. Если Шмуэль немедленно уйдет с поста, синагога заплатит ему выходное пособие в размере годовой зарплаты.
Естественно, придумали они это лишь затем, чтобы не сесть в лужу перед Еврейским Союзом – инкубатором новых раввинов, куда после ухода отца синагога обратится в поисках ребе полиберальнее. Чем тише все пройдет, тем лучше для всех.
Они просили отца самоуничтожиться – подозреваю, от такого у людей случается рак. Я не хотел, чтобы отец в этом участвовал.
С другой стороны, я не без удовольствия наблюдал, как он прогибается, наконец, под волной экономической экспансии, которую я теперь волен седлать потехи ради. Я как никто понимал, что это такое – сидеть и ежиться под его самодовольным взором. Кто добровольно согласится терпеть это каждый шабат? Мы ж не католическая мафия – признаваться, сколько убийств заказали. Просто успешные люди, которые слегка развлекаются.
Я редко появлялся дома и опасался, как бы при виде меня отец не решил, что мы скрываем от него ужасные новости. Когда знаменитый бейсболист появляется у детской кроватки в больнице, само его присутствие означает: смерть неминуема. В общем, я по материному совету на тот же вечер назначил дома встречу с Джудом и Рубеном. У меня будет предлог увидеться с отцом, а в моем бизнесе замаячит прямодушие – последнее, что в нем найдется.
Как водится, Софи заказала у Силвермана упаковку коричных рогаликов, и моего прибытия ожидало целое блюдо резиновых плюшек. Шмуэль по обыкновению корпел над линованной бумагой – готовился к проповеди, раскидав вокруг тома Мидраша, а мы с сестрой на другом конце стола поглощали рогалики.
– А о чем ты будешь говорить, пап? – спросил я.
– Тебе правда интересно, Йосси?
– Конечно. Расскажи. Про Песах, да? – Отец порадуется, что я назвал Пасху по-еврейски.
– Ты раньше никогда не интересовался.
– Раньше чего? – Можно подумать, я не понял.
– Папочка, я хочу послушать, – взмолилась Мириам.
– Очень хорошо, – сказал Шмуэль и отложил ручку. – Я буду рассказывать, почему Господь не позволил Моисею войти в землю Ханаанскую. Помните, почему?
Я вообще-то терпеть не могу, когда отец с нами беседует точно с иешивскими школярами. Но в тот день меня его снисходительность грела.
– Недостаток веры, кажется? Или нарушение закона?
– Близко, Йосси. Из-за веры Моисея, но больше – из-за старости.
– Как это? Он был слишком стар? Они же там жили, типа, лет по четыреста.
– Не преклонный возраст. Старое мышление. – Шмуэль уже привычно ораторствовал. – Народ Израилев в пустыне, у Хореба. Исход. Они устали, больны, голодны. Что хуже всего, они хотят пить. «Зачем ты вывел нас из Египта – чтоб мы умерли от жажды в пустыне?» – спросили они Моисея. Первая еврейская шуточка: «С тем же успехом мы могли умереть и в Египте, но там у нас хоть была бы вода!» И Господь сказал Моисею воздеть жезл и ударить по скале, и явится вода. Моисей так и сделал. Стукнул жезлом по большой скале, и хлынула оттуда вода для народа и для скота.
– Ну правильно, Моисей все время же такие чудеса творил?
– Моисей заставил расступиться Мертвое море, – сообщила Мириам.
– Красное море, – нежно поправил Шмуэль. Как они будут за ней ухаживать, когда его выпрут, подумал я. Наверное, я смогу помочь, если позволят.
– Но затем, – продолжал отец, – годы спустя, люди снова закричали на Моисея: «У нас нет воды. Мы наверняка умрем от жажды». И Господь сказал ему: «Пред всем народом обратись к скале, и из нее польется вода». Но Моисей не послушался Господа. Не заговорил со скалой. Нет – он воздел жезл и дважды ударил по скале. И хлынула вода, как и в первый раз.
– Ну и что такого? – спросил я. – Проверенный метод.
– Он, конечно, подействовал. Но Моисей сделал не так, как повелел Господь. И Господь сказал ему… – Шмуэль полистал записи. – И сказал Господь: «За то, что вы не поверили Мне, чтобы явить святость Мою на глазах у сынов Израиля, не введете вы собрание это в страну, которую Я дал им».
– Скажем прямо, довольно круто. Молотить жезлом по скале – все равно нехилый акт веры. Кроме того, это уже срабатывало. И к тому же на него, судя по всему, сильно давили.
– Но Моисей основывался на собственном опыте, а не на слове Господнем. Не верил, что одни лишь слова его откроют воду.
– И Господь на него разозлился? После всего, что Моисей сделал?
– Я бы не сказал, что Господь разозлился, – задумчиво ответил Шмуэль. – По-моему, он не столько проверял Моисея, сколько пытался ему что-то доказать. Что Моисей не из того поколения, которое может привести народ в новые земли. Что он все понимает по-старому. Мощь жезла понимает, а мощь слов – нет. Поэтому он не мог вести за собой молодежь. Он не из них.
– Проблемы с апгрейдом, видимо. – Я пытался пошутить. Я понимал: отец о себе говорит. Готовит прощальную речь.
– Объясни, – невинно попросил он.
– Ну, существующие системы, они… Когда требуется новая программа, она… – Я не понимал, как ввести его в курс дела.
– Вот поэтому я в некотором смысле вроде Моисея, – улыбнулся он. – Ты мне даже не можешь объяснить, чтоб я понял, что в этой твоей виртуальной голове творится.
– Да нет, пап, правда…
– Не переживай, Джейми. Ничего страшного. Просто, значит, пора двигаться дальше.
– Пап, тебя не уволят. Мы все разрулим. – Он назвал меня американским именем. Значит, совсем пал духом.
– Порой приходится доверять тому, что дает нам жизнь. – Шмуэль потянулся к блюду с рогаликами. Я передал блюдо через стол. Отец взял рогалик, съел, мелко кусая. – Я понимаю, из-за твоей работы я жестко с тобой обошелся. Из-за твоего выбора.
– Вовсе нет, – соврал я. – Ты пытался меня поддержать.
Мама – наверняка из кухни слушала – встала на пороге, чтобы слышать лучше.
– Нет, я совершенно тебя не поддерживал. – Шмуэль покачал головой. – Не как Моррис. Но не потому, что я тебе не доверяю. Просто мне непонятно. Все эти разговоры про сети, про деньги, про бизнес. Они меня пугают, потому что я не понимаю.
– Но они и должны пугать, пап. Это жуткие вещи. Я бы не обрадовался, если б ты с ними смирился, как дядя Моррис. Никто не знает, куда все катится. И ответственных нет.
– Ты ответственный, Джейми. С этим мне приходится смириться. – Он оглядел разбросанные книги. – Иногда я думаю, Тору писали для родителей. Или для раввинов.
Я хотел немедленно сознаться отцу во всем. Что я впутался во что-то неуправляемое. Что я ел яйца молодого бычка. Что я вот-вот продам друзей с потрохами. Что я помогу Тобиасу Морхаусу запустить сайт торгов, гипнотизирующий юзеров, чтобы те больше торговали. Что я – в банде рыночных фашистов, которые выжимают деньги из самого человечества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39