Я обнял ее, и мы долго стояли, и ветер в ветвях
деревьев играл на ютне, а ему контрапунктировали невидимые птицы.
Потом, немого позже, я растегнул ее блузу.
- Прямо здесь? - спросила она.
- Мне здесь нравится. А тебе - нет?
- Здесь очень красиво. Ладно. Подожди минутку...
Мы опустились на подушку из мхов и любили друг друга, пока нас не
укрыли тени. А потом она заснула, как я и хотел.
Я наложил на нее заговор, чтобы она не проснулась, потому что начал
сомневаться в собственном благоразумии и в том, следовало ли предпринимать
это путешествие. Потом я оделся сам и одел Джулию, и поднял ее на руки,
чтобы отнести ее обратно на наш берег. На этот раз я выбрал самый короткий
путь.
На берегу, на том месте, где мы вышли, я положил ее на песок и сам
растянулся рядом.
Скоро я уснул.
Мы проснулись только когда взошло солнце и нас разбудили голоса
пришедших на пляж людей.
Джулия села и посмотрела на меня.
- Эта ночь... - сказала она, - она не могла быть только сном, но и
явью тоже быть не могла, правда?
- Думаю, что так, - улыбнулся я в ответ.
Она нахмурилась.
- С чем именно ты согласен? - спросила она.
- Конечно с тем, что нам просто необходимо позавтракать, - ответил я.
- Пойдем поедим чего-нибудь, а?
- Погоди минутку. Она положила мне руку на плечо.
- Этой ночью... случилось что-то необыкновенное. Что это было?
- Зачем же убивать волшебство словами? Пойдем лучше завтракать.
Потом она не раз пыталась расспросить меня об этой ночи, но я был
тверд и отказывался вести разговор на эту тему. Во всем был, конечно,
виноват я сам. Не следовало мне вообще отправляться с ней на эту прогулку.
И в нашей последней соре-споре, после которой мы расстались, этот факт
сыграл свою роль...
Теперь размышляя обо всем этом, я осознал вдруг, что дело не только в
этой моей древней глупости. Я осознал, что я любил Джулию и, что еще хуже,
до сих пор ее люблю. И если бы я не придумал этой прогулки или хотя бы
признал справедливость ее обвинений в том, что я был волшебником, она не
встала бы на эту тропу, по которой пошла, не стала бы искать пути к
собственной власти, вероятно, для защиты. И она сейчас была бы жива...
Я закусил губу и заплакал. Потом обошел тормозившую передо мной
машину и промчался на красный свет. Если я убил свою любовь, то я не был
уверен, что не случится обратное.

3
Скорбь и гнев сжали мой мир и он поддался, но я не хотел поддаваться.
Казалось, эти чувства парализовали мои воспоминания о более счастливых
временах, о других странахи возможностях.
В схватке нахлынувших на меня воспоминаний я потерял способность
смотреть на вещи с различных точек зрения, отчасти потому что отбросил
целый набор выборов, сузив в какой-то степени собственную свободу воли.
Мне самому такое мое свойство не нравится, но после какого-то предела я
уже не в состоянии брать его под контроль, потому что тогда у меня
возникает ощущение уступки какому-то детерменизму, и это раздражает меня
еще больше.
По обратной дуге цикла раздражение начинает подпитывать
первоначальные переживания и я вступаю в фазу бесконечного
самовозбуждения, как колебательный контур. Простой способ выйти из такой
ситуации - атака в лоб, чтобы устранить объект-причину. Более сложный путь
отличается более философской природой и состоит в том, чтобы отступить в
сторону, ийти и вернуть себе контроль над собой. Как всегда,
предпочтительнее более трудный способ.
Атака в лоб очень легко может закончится сломанной шеей.
Я свернул, припарковал машину на первом свободном участке, открыл
окно и раскурил свою любимую трубку.
Я поклялся не заводить мотор, пока не остыну окончательно. Я всегда
слишком сильно на все реагирую. Похоже, это фамильное. Но я не хотел
поступать так, как поступали другие. Ведь это им самим причиняло массу
неприятностей.
Такая "все или ничего" реакция на полные обороты, может и хороша,
если вам всегда везет, но на этом пути ждет и трагедия, по крайней мере,
опера, если против вас выступает что-то экстраординарное. А сейчас, сйдя
по всему, речь шла именно о таком случае. Следовательно, я вел себя как
болван и дурак, и я повторил это себе несколько раз, пока не поверил.
Потом я попытался прислушаться к своему более спокойному "Я", и оно
согласилось, что я и в самом деле дурак, потому что не понимал собственных
чувств, когда еще не было поздно и можно было что-то исправить, потому что
выдал свои возможности и власть, а потом отрицал ответственность за
последствия, за то, что все эти годы не разгадал особой природы врага и
потому, что даже сейчас упрощал грозившую опасность.
Нет, схватить Виктора Мелмана за горло и выбить из него правду - едва
ли бы это что-то дало. Я принял решение двигаться вперед осторожно, на
каждом шагу заботясь о прикры-тии.
"Жизнь - это всегда очень сложная штука, - сказал я себе. - Сиди тихо
и собирай информацию. Размышляй".
Я медленно выпустил на волю накопившееся внутри напряжение, и мой мир
так же медленно снова вырос, расширился, и в нем я увидел возможность
того, что П хорошо знал меня и мог построить свой план действий так, чтобы
я отбросил сомнения, перестал думать, поддавшись чувствам момента.
Нет, я не стану, как остальные...
Я еще довольно долго сидел и размышлял, потом медленно тронул машину
с места.
Это было мрачное кирпичное угловое здание. В нем имелось четыре этажа
и несколько нанесенных распылителем нецензурных ругательств со стороны
боковой улочки на стене и со стороны заднего двора. Эти надписи, несколько
разбитых окон и пожарная лестница были мною обнаружены, пока я шагал вдоль
фасада дома, осматривая его. Два нижних этажа занимала компания "Склады
Брута" - в соответствии с надписью рядом с лестницей в небольшом подъезде,
куда я вошел. На улице как раз начался мелкий дождик. В подъезде воняло
мочой, на подоконнике валялась пустая бутылка из под виски "Джек Дэниэлс",
на облезлой стене висели два почтовых ящика. На одном было написано
"Склады Брута", а на другом - две буквы: "В" и "М". Оба ящика были пусты.
Я ступил на лестницу, ожидая, что ступени затрещат. Они не затрещали.
На втором этаже в коридор выходили четыре двери без дверных ручек.
Все они были закрыты. Сквозь матовые стекла в верхней части дверей можно
было рассмотреть что-то вроде очертаний картонных ящиков. Стояла мертвая
тишина.
Я спугнул черного кота, дремавшего на ступенях следующего пролета. Он
выгнул спину, и показал мне свои мелкие зубы, зашипел и умчался прыжками
наверх, скрывшись из виду.
На третьем этаже в коридор тоже выходили четыре двери: три из них
явно давно не открывались, четвертая - до блеска выкрашенная черным
шеллаком.
К ней была привинчена медная табличка с надписью "Мелман". Я
постучал.
Ответа не было. Я снова постучал, но с тем же результатом.
Никаких звуков изнутри не доносилось.
Вероятно, это была его жилая квартира, а мастерская находилась на
четвертом этаже, где возможно было устроить стеклянный потолок, поэтому я
стал взбираться по последнему пролету.
Достигнув верхнего этажа, я увидел, что одна из четырех дверей слегка
приоткрыта. Я остановился и прислушался. Изнутри доносился шорох движения.
Я постучал. Откуда-то изнутри донесся неожиданный и громкий вздох. Я
толкнул дверь.
Он стоял примерно в двадцати футах от меня в свете большого
потолочного окна, ко мне лицом, высокий и широкоплечий, с темными глазами
и бородой. В левой руке он держал кисть, а в правой палитру.
На нем были джинсы, спортивная майка, а поверх всего - испачканный
красками фартук. Полотно на мольберте за его спиной изображало что-то
вроде мадонны с младенцем. Это был набросок. В мастерской было много
других полотен в подрамниках, но все они стояли лицевой стороной к стене
или же были закрыты тканью.
- Привет, - сказал я. - Вы - Виктор Мелман?
Он кивнул равнодушно, без улыбки и не хмурясь, положил политру на
ближайший столик, сунул кисть в банку с раствором, потом влажной на вид
тряпкой вытер руки.
- А вы сами кто? - спросил он.
Он отшвырнул тряпку и снова повернулся ко мне.
- Мерль Кори. Вам известна Джулия Барнес? Была извстна?
- Я этого и не отрицаю, - ответил он. - Употребив прошедшее время,
вы, кажется, хотели сказать...
- Да, она мертва, и я хотел бы с вами об этом поговорить.
- Хорошо, - кивнул он.
Он развязал тесемки фартука.
- Тогда пойдемте вниз. Здесь негде даже присесть.
Он повесил фартук на гвоздь возле двери и вышел первым. Я последовал
за ним. Повернувшись, он запер дверь мастерской и только после этого
двинулся вниз по лестнице. Двигался он плавно, едва ли не грациозно. Я
слышал, как барабанит по крыше дождь.
Тем же самым ключом он отпер черную дверь на третьем этаже. Открыв
дверь, он отступил в сторону и жестом предложил мне войти. Я так и сделал,
прошел через прихожую, мимо кухни, где все полки и столы были уставлены
грязной посудой, пустыми бутылками и картонками от пиццы. К буфету
прислонились едва не лопавшиеся мешки с мусором. На полу я заметил
какие-то липкие на вид пятна, а воняло здесь примерно как на скотобойне и
фабрике специй вместе взятых.
Гостиная, в которой я затем оказался, была довольно большой комнатой
с парой удобных черных диванов, стоявших друг против друга по обе стороны
поля битвы восточных ковров и разнообразных столиков, каждый из которых
имел на своих крышках переполненную пепельницу. В дальнем углу я заметил
красивое концертное фортепиано, стена за ним была затянута тяжелой красной
драпировкой. Многочисленные низкие книжные шкафы были заполнены книгами по
оккультизму и стопками журналов, которые возвышались рядом с несколькими
креслами. Из под самого большого ковра виднелась часть какой-то
геометрической фигуры. Судя по части, это вполне мог быть пятиугольник. В
гостиной ощущался тяжелый запах ароматических эссенций и марихуаны.
Справа аркообразный корридор вел в другую комнату, слева была
закрытая дверь. На стенах висели картины полурелигиозного содержания,
очевидно, произведения хозяина. Они чем-то напоминали мне Шагала. Картины
в самом деле были неплохи.
- Присаживайтесь, - указал он на кресло.
Я сел.
- Не хотите пива?
- Спасибо, нет.
Он уселся на ближайший диван, сцепил пальцы и уставился на меня.
- Так в чем дело? - спросил он.
Я тоже уставился на него.
Какое-то время мы молча изучали друг друга, затем я заговорил первым.
- Джулия Барнес начала интересоваться системами оккультизма. И к вам
она пришла, чтобы узнать о них побольше. А сегодня утром она умерла при
чрезвычайно странных обстоятельствах.
Левый угол его рта дрогнул. Это была его единственная реакция.
- Да, она интресовалась такими вещами, - спокойно ответил он. - Она
просила меня о наставлении, и я руководил ею.
- Я хочу узнать, почему она умерла.
Он продолжал пристально смотреть на меня.
- Время ее истекло, - холодно произнес он. - В конечном итоге это
происходит с каждым, не правда ли?
- С каждым, но не так. Она была убита зверем, которого здесь просто
не должно существовать. Вам известно что-нибудь об этом?
- Вселенная - гораздо более странное место, чем многие из нас
воображают.
- Вам известно или нет?
- Мне известны вы, - ответил он.
В этот момент он впервые улыбнулся.
- Она о вас рассказывала, естественно.
- То есть?
- То есть я вас знаю и знаю также, что вы сами более чем разбираетесь
в подобных вещах.
- И что же?
- Искусство имеет свойство сводить нужных людей в нужный момент, если
предстоит большое дело.
- И вы думаете, что все дело в этом?
- Я это знаю.
- Откуда?
- Мне это было обещано.
- Значит вы меня ждали?
- Да.
- Любопытно. Не могли бы вы рассказать об этом поподробнее?
- С большим удовольствием я вам покажу.
- Вы сказали, что вам что-то было обещено. Каким образом и кем?
- Скоро вы все это поймете.
- И смерть Джулии тоже?
- Да, в некотором смысле.
- Каким образом вы думаете познакомить меня с подобным озарением?
Он улыбнулся.
- Я просто хотел бы, чтобы вы кое-что посмотрели, - сказал он.
- Хорошо. Я жду. Показывайте.
Он кивнул и поднялся.
- Это здесь, - пояснил он.
Он направился к закрытой двери.
Я тоже поднялся и направился вслед за ним через комнату.
Он сунул руку за майку и извлек цепочку. Осторожно снял ее через
голову. и я увидел, что на ней ключ.
Этим ключом он и открыл дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29