Скорее принято описывать этот
процесс, как плату за вступление в галактический клуб, цену, которая
назначена за выгоды торговли и обмен новыми идеями. Нечто в этом роде.
- Подобные заявления были сделаны скорее с пропагандистскими целями,
чтобы ослабить протесты общественности, возмущенной утратой земных
сокровищ. Нам было обещано, что мы получим свои сокровища обратно. Я
уверен: со временем мы приобретем и кое-что еще, но это не будет прямым
следствием обмена. Нет. Наши правительства решили воспользоваться старым,
проверенным временем принципом: народу дается простое, понятное объяснение
сложного процесса.
- Да, теперь мне многое стало ясно, - сказал профессор, потягиваясь и
зевая. - По правде говоря, твое объяснение мне нравится куда больше
официального.
Я зажег другую сигарету.
- Благодарю. Однако я просто обязан отметить, что меня всегда ужасно
привлекали идеи, которые нравились мне с эстетической точки зрения.
Космический взгляд на проблему - межзвездная цепочка кула - подтверждающий
различия и в то же самое время подчеркивающий сходство всех разумных рас
Галактики, связывающий их вместе, создающий общие традиции... Эта мысль
мне очень нравится.
- Естественно, - согласился он, а потом показал на верхнюю часть
собора. - Послушай, ты собираешься сегодня забраться на самый верх?
- Наверное, немного погодя. А вы хотите сделать это прямо сейчас?
- Нет, нет. Мне просто любопытно. Ведь обычно ты поднимаешься на
самый верх, не так ли?
- Да. А вы?
- Не всегда. На самом деле последнее время я больше держался средних
высот. А спросил потому, что у тебя сегодня, похоже, настроение
пофилософствовать.
- Это заразно.
- Ладно. Тогда скажи мне, что ты чувствуешь, когда оказываешься на
самом верху?
- Эмоциональный подъем. Ощущение, что я добился чего-то.
- Перед тобой открывается лучший вид. Ты можешь видеть дальше и
больше деталей пейзажа. Значит, дело в этом? Лучшая перспектива?
- Может быть, частично дело в этом. Но когда я оказываюсь на самом
верху, меня всегда преследует желание забраться еще выше, и я всегда
чувствую, что могу это сделать, что вот сейчас у меня все получится.
- Да, правда, - согласился он.
- А почему вы спросили?
- Даже не знаю. Наверное, мне хотелось, чтобы ты мне напомнил. Юноша
из Кембриджа сказал бы то же самое, но я почти забыл об этом. Изменился не
только мир.
Он отпил еще коньяка.
- Интересно, на что это было похоже? Первая встреча с
инопланетянами... Трудно поверить, что с тех пор прошло уже несколько
лет. Правительства, конечно, дают нам конфетную версию того, что
произошло; вряд ли нам когда-нибудь суждено узнать, что было сделано и
сказано на самом деле. Случайная встреча: ни мы, ни они не были знакомы со
звездной системой, где два корабля оказались одновременно. Проводили
исследования. Для них это, конечно, было куда меньшим потрясением - ведь
они знакомы с множеством других рас нашей Галактики. И все же... Я помню
неожиданное возвращение наших космонавтов. Миссия исполнена - на полвека
раньше, чем предполагалось. Вместе с ними прилетело разведывательное судно
с Астабигана.
Если объект достигает скорости света, он превращается в тыкву. Это
известно каждому. Но инопланетяне нашли возможность обманывать
пространство и лишать его урожая тыкв - они провели наш корабль через
туннель, созданный _п_о_д_ пространством. А может быть, они построили мост
ч_е_р_е_з_ пространство? Или что-то в этом роде. Математикам будет где
разгуляться. Странное чувство... Все произошло совсем не так, как я
ожидал.
Знаешь, так бывает, когда взбираешься на шпиль или купол - дело
действительно трудное, - и вот ты уже наверху и теперь уже совсем просто
добраться до самого верха. Ты поднимаешь голову - и видишь, что кто-то там
уже сидит.
Вот мы и вступили в галактическую цивилизацию - свободную
конфедерацию народов, которая существует многие тысячелетия. Нам повезло -
это вполне могло бы занять пару столетий. Или нет. Мои чувства были и
остаются неоднозначными. Разве можно забраться еще выше после таких
событий? Они научили нас строить корабли, которые защищены от эффекта
тыквы. И еще нас предупредили о правах на небесную собственность. Они
предоставили нам место в своей программе обмена, вряд ли нам удастся
проявить в ней себя с самой лучшей стороны. В последующие годы изменения
будут происходить все быстрее и быстрее. Мир может даже начать меняться
так стремительно, что это станет заметно. Что тогда? Когда закончится
продвижение вперед мелкими шажками, все могут оказаться в таком же
недоумении, как старый, пьяный лазатель по соборам, который был удостоен
возможности узреть миг, превративший юношу из Кембриджа в нынешнего
профессора. Что тогда? Узреть пружину часового механизма и превратиться в
тыкву? Уйти на покой?
Алькаид, Мицар, Алиот, Мегрец, Фекда, Мерак и Дубхе... Они были там.
Они знают их. Возможно, в глубине души я хотел, чтобы мы были в космосе
одни - чтобы могли заявить, что все принадлежит нам. Или чтобы
инопланетяне, с которыми мы встретимся, были во всем, хоть немного, но
позади нас. Завистливый, гордый, самовлюбленный... Верно. Оказывается, мы
всего-навсего провинциалы, да поможет нам Бог!..
Осталось еще достаточно, чтобы выпить за наше здоровье. Отлично!
Давай выпьем! Я плюю в лицо Времени, которое преобразило меня!
С ходу на это я ничего не смог сказать, поэтому просто промолчал. Я
готов был согласиться с профессором кое в чем, но не более того. Тут я
пожалел, что он допил весь свой коньяк.
Некоторое время спустя профессор сказал:
- Не думаю, что сегодняшней ночью я полезу дальше.
Я вынужден был признать, что это очень разумная мысль, поскольку и
сам решил отказаться от дальнейших приключений, и мы стали спускаться вниз
по спирали, пока не оказались внизу, а потом я проводил доброго профессора
до дому.
Обрывки и кусочки. Кусочки...
Прежде чем улечься спать, я успел прослушать конец сводки новостей.
Удалось пролить свет на историю с Полом Байлером, профессором
геологии, который ранее подвергся нападению вандалов в Центральном Парке,
лишивших его не только денег, но и сердца, легких, печени и почек.
Глубокой ночью мой мозг выплеснул из темного аквариума образов
переплетение ускользающих снов, балансирующих на блистающих в ночи
прозрачных гранях сознания, мелькающих словно ослепительные лики, не
говоря уже о кинестетических/синестетических "ТЫ МЕНЯ ЧУВСТВУЕШЬ, ЛЕД?",
которые длились много дольше, чем все остальное, потому что позднее, много
позднее, третья чашка утреннего кофе превратила их в грошовые извивы
цвета.
3
Вспышка, всплеск. Мрак. Танец звезд.
Массивный золотой кадиллак Фаэтона разбился, но никто этого не
услышал. Загорелся, вспыхнул в последний раз и погас. Совсем как я.
По крайней мере, когда я снова проснулся, была ночь, а я чувствовал
себя премерзко.
Руки и ноги у меня были связаны прочными кожаными ремнями, песок и
мелкие камешки служили подушкой, а заодно и матрасом, рот, нос, глаза и
уши забиты пылью - отличная добыча для всяческих микробов. Я хотел пить,
был голоден, весь в синяках и меня отчаянно трясло. Вспомнились слова
одного из моих бывших кураторов, доктора Мерими: "Вы являетесь живым
примером абсурдности всего сущего".
Из этих слов ясно, что Мерими специализировался на французской
литературе середины двадцатого века. И все же, все же, может быть, его
искаженные толстыми стеклами очков глаза как раз и заглянули в самую суть
моего нынешнего положения. Несмотря на то что он покинул университет уже
довольно-таки давно, окутанный дымкой какой-то скандальной истории, в
которой были замешаны девушка, карлик и осел - или как раз благодаря
этому, - Мерими в последние годы стал чем-то вроде оракула в моем личном
космосе, и его слова теперь часто возвращаются ко мне в обстоятельствах,
не имеющих ничего общего с предварительной беседой, которую проводит
куратор со студентом в начале семестра.
Обжигающий песок окатывал меня этими словами целый день, а потом
холодный ночной ветер шептал их, словно надоевший припев песенки, мне в
ухо, которое превратилось в подгоревшую телячью отбивную: "Вы являетесь
живым примером абсурдности всего сущего".
Если задуматься над этими словами, их можно интерпретировать
множеством самых разнообразных способов, а у меня была масса свободного
времени - в данный момент. С одной стороны, можно подумать о сущем. С
другой, о живом. Или, например, об абсурдности.
Ах да. Руки..
Я попытался пошевелить пальцами и не понял, слушаются они меня или
нет. Вполне может быть, что их там и вовсе нет, а я стал жертвой фантомных
болей. На случай, если пальцы все-таки на месте, я некоторое время
размышлял о гангрене.
Проклятье. И еще раз - проклятье. Очень огорчительно все это.
Семестр начался, и я уехал. Договорившись о пересылке всей моей
корреспонденции Ральфу, с которым мы вместе владели антикварной лавкой, я
направился на запад, задержался по дороге ненадолго в Сан-Франциско,
Гонолулу и Токио. Прошло несколько недель. Тихо и спокойно. Потом я провел
пару дней в Сиднее - ровно столько, сколько мне было нужно, чтобы получить
причитающуюся мне дозу неприятностей. Они возникли в тот момент, когда я
решил взобраться на напоминающий громадную рыбину оперный театр,
выстроенный на мысе Бенелонг, совсем недалеко от гавани.
Я покинул город хромая и с дисциплинарным взысканием в кармане.
Полетел в Алис-Спрингс. Забрал там воздушный скутер, который заказал
заранее. Отправился в путь ранним утром, до того как невыносимая дневная
жара и свет разума вступили в свои законные права. Местность показалась
мне подходящей для тренировочных занятий будущих святых, чтобы они заранее
могли подготовиться к тому, что их ждет. Несколько часов ушло на поиски
подходящего места и на устройство лагеря. Я не предполагал, что пробуду
здесь долго.
В том районе найдены наскальные рисунки, довольно старые, занимающие
площадь, равняющуюся примерно двум тысячам квадратных футов. Местные
аборигены утверждают, что не имеют ни малейшего представления о том,
откуда взялись эти рисунки и с какой целью были сделаны. Я видел
фотографии, но мне хотелось взглянуть на них собственными глазами, сделать
несколько своих снимков, скопировать парочку рисунков и потратить немного
времени на раскопки.
Я вернулся в тень своего убежища, выпил лимонада и, попытавшись
успокоиться, начал рассматривать высеченные на камне рисунки. Хотя сам я
очень редко занимаюсь рисованием на стенах, я всегда сопереживал тем, кто
считал необходимым именно таким способом осчастливить своих потомков.
Чем глубже ты погружаешься в прошлое, тем интереснее тебе становится.
Возможно, правы те, кто утверждает, что наскальная живопись родилась во
времена троглодитов, когда какой-нибудь новоиспеченный художник находился
в месте, служившем сортиром, - что-то вроде изобразительной сублимации
самого примитивного, с точки зрения эволюционного процесса, способа
разметки территории. Однако, любому должно быть очевидно, что, когда люди
начали штурмовать горы и карабкаться на стены для того, чтобы оставить там
примеры своего искусства, из обычного времяпрепровождения этот вид
деятельности превратился в одну из форм живописи.
Я не раз размышлял о том парне из времен мастодонтов, который первым
остановился возле скалы или стены пещеры и начал с интересом ее
разглядывать. "Интересно, - задавал я сам себе вопрос, - что заставило его
вдруг полезть наверх, чтобы нацарапать на камне свои каракули?" Меня
страшно занимало, что он чувствовал в тот момент. И как отнеслось к этому
общественное мнение. Собратья вполне могли проделать в художнике
достаточное количество дырок, чтобы вселившийся в него подозрительный дух
мог спокойно покинуть бренное тело. А может, смелая инициатива была охотно
подхвачена многими, потому что творческие способности наших далеких
предков только и ждали подходящей возможности вырваться наружу, и их
необычное проявление считалось таким же естественным, как откручивание
ушей. Невозможно ответить на все эти вопросы наверняка. И очень трудно
оставаться равнодушным.
Как бы там ни было, днем я сделал собственные фотографии рисунков, а
вечером и на следующее утро выкопал несколько ямок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
процесс, как плату за вступление в галактический клуб, цену, которая
назначена за выгоды торговли и обмен новыми идеями. Нечто в этом роде.
- Подобные заявления были сделаны скорее с пропагандистскими целями,
чтобы ослабить протесты общественности, возмущенной утратой земных
сокровищ. Нам было обещано, что мы получим свои сокровища обратно. Я
уверен: со временем мы приобретем и кое-что еще, но это не будет прямым
следствием обмена. Нет. Наши правительства решили воспользоваться старым,
проверенным временем принципом: народу дается простое, понятное объяснение
сложного процесса.
- Да, теперь мне многое стало ясно, - сказал профессор, потягиваясь и
зевая. - По правде говоря, твое объяснение мне нравится куда больше
официального.
Я зажег другую сигарету.
- Благодарю. Однако я просто обязан отметить, что меня всегда ужасно
привлекали идеи, которые нравились мне с эстетической точки зрения.
Космический взгляд на проблему - межзвездная цепочка кула - подтверждающий
различия и в то же самое время подчеркивающий сходство всех разумных рас
Галактики, связывающий их вместе, создающий общие традиции... Эта мысль
мне очень нравится.
- Естественно, - согласился он, а потом показал на верхнюю часть
собора. - Послушай, ты собираешься сегодня забраться на самый верх?
- Наверное, немного погодя. А вы хотите сделать это прямо сейчас?
- Нет, нет. Мне просто любопытно. Ведь обычно ты поднимаешься на
самый верх, не так ли?
- Да. А вы?
- Не всегда. На самом деле последнее время я больше держался средних
высот. А спросил потому, что у тебя сегодня, похоже, настроение
пофилософствовать.
- Это заразно.
- Ладно. Тогда скажи мне, что ты чувствуешь, когда оказываешься на
самом верху?
- Эмоциональный подъем. Ощущение, что я добился чего-то.
- Перед тобой открывается лучший вид. Ты можешь видеть дальше и
больше деталей пейзажа. Значит, дело в этом? Лучшая перспектива?
- Может быть, частично дело в этом. Но когда я оказываюсь на самом
верху, меня всегда преследует желание забраться еще выше, и я всегда
чувствую, что могу это сделать, что вот сейчас у меня все получится.
- Да, правда, - согласился он.
- А почему вы спросили?
- Даже не знаю. Наверное, мне хотелось, чтобы ты мне напомнил. Юноша
из Кембриджа сказал бы то же самое, но я почти забыл об этом. Изменился не
только мир.
Он отпил еще коньяка.
- Интересно, на что это было похоже? Первая встреча с
инопланетянами... Трудно поверить, что с тех пор прошло уже несколько
лет. Правительства, конечно, дают нам конфетную версию того, что
произошло; вряд ли нам когда-нибудь суждено узнать, что было сделано и
сказано на самом деле. Случайная встреча: ни мы, ни они не были знакомы со
звездной системой, где два корабля оказались одновременно. Проводили
исследования. Для них это, конечно, было куда меньшим потрясением - ведь
они знакомы с множеством других рас нашей Галактики. И все же... Я помню
неожиданное возвращение наших космонавтов. Миссия исполнена - на полвека
раньше, чем предполагалось. Вместе с ними прилетело разведывательное судно
с Астабигана.
Если объект достигает скорости света, он превращается в тыкву. Это
известно каждому. Но инопланетяне нашли возможность обманывать
пространство и лишать его урожая тыкв - они провели наш корабль через
туннель, созданный _п_о_д_ пространством. А может быть, они построили мост
ч_е_р_е_з_ пространство? Или что-то в этом роде. Математикам будет где
разгуляться. Странное чувство... Все произошло совсем не так, как я
ожидал.
Знаешь, так бывает, когда взбираешься на шпиль или купол - дело
действительно трудное, - и вот ты уже наверху и теперь уже совсем просто
добраться до самого верха. Ты поднимаешь голову - и видишь, что кто-то там
уже сидит.
Вот мы и вступили в галактическую цивилизацию - свободную
конфедерацию народов, которая существует многие тысячелетия. Нам повезло -
это вполне могло бы занять пару столетий. Или нет. Мои чувства были и
остаются неоднозначными. Разве можно забраться еще выше после таких
событий? Они научили нас строить корабли, которые защищены от эффекта
тыквы. И еще нас предупредили о правах на небесную собственность. Они
предоставили нам место в своей программе обмена, вряд ли нам удастся
проявить в ней себя с самой лучшей стороны. В последующие годы изменения
будут происходить все быстрее и быстрее. Мир может даже начать меняться
так стремительно, что это станет заметно. Что тогда? Когда закончится
продвижение вперед мелкими шажками, все могут оказаться в таком же
недоумении, как старый, пьяный лазатель по соборам, который был удостоен
возможности узреть миг, превративший юношу из Кембриджа в нынешнего
профессора. Что тогда? Узреть пружину часового механизма и превратиться в
тыкву? Уйти на покой?
Алькаид, Мицар, Алиот, Мегрец, Фекда, Мерак и Дубхе... Они были там.
Они знают их. Возможно, в глубине души я хотел, чтобы мы были в космосе
одни - чтобы могли заявить, что все принадлежит нам. Или чтобы
инопланетяне, с которыми мы встретимся, были во всем, хоть немного, но
позади нас. Завистливый, гордый, самовлюбленный... Верно. Оказывается, мы
всего-навсего провинциалы, да поможет нам Бог!..
Осталось еще достаточно, чтобы выпить за наше здоровье. Отлично!
Давай выпьем! Я плюю в лицо Времени, которое преобразило меня!
С ходу на это я ничего не смог сказать, поэтому просто промолчал. Я
готов был согласиться с профессором кое в чем, но не более того. Тут я
пожалел, что он допил весь свой коньяк.
Некоторое время спустя профессор сказал:
- Не думаю, что сегодняшней ночью я полезу дальше.
Я вынужден был признать, что это очень разумная мысль, поскольку и
сам решил отказаться от дальнейших приключений, и мы стали спускаться вниз
по спирали, пока не оказались внизу, а потом я проводил доброго профессора
до дому.
Обрывки и кусочки. Кусочки...
Прежде чем улечься спать, я успел прослушать конец сводки новостей.
Удалось пролить свет на историю с Полом Байлером, профессором
геологии, который ранее подвергся нападению вандалов в Центральном Парке,
лишивших его не только денег, но и сердца, легких, печени и почек.
Глубокой ночью мой мозг выплеснул из темного аквариума образов
переплетение ускользающих снов, балансирующих на блистающих в ночи
прозрачных гранях сознания, мелькающих словно ослепительные лики, не
говоря уже о кинестетических/синестетических "ТЫ МЕНЯ ЧУВСТВУЕШЬ, ЛЕД?",
которые длились много дольше, чем все остальное, потому что позднее, много
позднее, третья чашка утреннего кофе превратила их в грошовые извивы
цвета.
3
Вспышка, всплеск. Мрак. Танец звезд.
Массивный золотой кадиллак Фаэтона разбился, но никто этого не
услышал. Загорелся, вспыхнул в последний раз и погас. Совсем как я.
По крайней мере, когда я снова проснулся, была ночь, а я чувствовал
себя премерзко.
Руки и ноги у меня были связаны прочными кожаными ремнями, песок и
мелкие камешки служили подушкой, а заодно и матрасом, рот, нос, глаза и
уши забиты пылью - отличная добыча для всяческих микробов. Я хотел пить,
был голоден, весь в синяках и меня отчаянно трясло. Вспомнились слова
одного из моих бывших кураторов, доктора Мерими: "Вы являетесь живым
примером абсурдности всего сущего".
Из этих слов ясно, что Мерими специализировался на французской
литературе середины двадцатого века. И все же, все же, может быть, его
искаженные толстыми стеклами очков глаза как раз и заглянули в самую суть
моего нынешнего положения. Несмотря на то что он покинул университет уже
довольно-таки давно, окутанный дымкой какой-то скандальной истории, в
которой были замешаны девушка, карлик и осел - или как раз благодаря
этому, - Мерими в последние годы стал чем-то вроде оракула в моем личном
космосе, и его слова теперь часто возвращаются ко мне в обстоятельствах,
не имеющих ничего общего с предварительной беседой, которую проводит
куратор со студентом в начале семестра.
Обжигающий песок окатывал меня этими словами целый день, а потом
холодный ночной ветер шептал их, словно надоевший припев песенки, мне в
ухо, которое превратилось в подгоревшую телячью отбивную: "Вы являетесь
живым примером абсурдности всего сущего".
Если задуматься над этими словами, их можно интерпретировать
множеством самых разнообразных способов, а у меня была масса свободного
времени - в данный момент. С одной стороны, можно подумать о сущем. С
другой, о живом. Или, например, об абсурдности.
Ах да. Руки..
Я попытался пошевелить пальцами и не понял, слушаются они меня или
нет. Вполне может быть, что их там и вовсе нет, а я стал жертвой фантомных
болей. На случай, если пальцы все-таки на месте, я некоторое время
размышлял о гангрене.
Проклятье. И еще раз - проклятье. Очень огорчительно все это.
Семестр начался, и я уехал. Договорившись о пересылке всей моей
корреспонденции Ральфу, с которым мы вместе владели антикварной лавкой, я
направился на запад, задержался по дороге ненадолго в Сан-Франциско,
Гонолулу и Токио. Прошло несколько недель. Тихо и спокойно. Потом я провел
пару дней в Сиднее - ровно столько, сколько мне было нужно, чтобы получить
причитающуюся мне дозу неприятностей. Они возникли в тот момент, когда я
решил взобраться на напоминающий громадную рыбину оперный театр,
выстроенный на мысе Бенелонг, совсем недалеко от гавани.
Я покинул город хромая и с дисциплинарным взысканием в кармане.
Полетел в Алис-Спрингс. Забрал там воздушный скутер, который заказал
заранее. Отправился в путь ранним утром, до того как невыносимая дневная
жара и свет разума вступили в свои законные права. Местность показалась
мне подходящей для тренировочных занятий будущих святых, чтобы они заранее
могли подготовиться к тому, что их ждет. Несколько часов ушло на поиски
подходящего места и на устройство лагеря. Я не предполагал, что пробуду
здесь долго.
В том районе найдены наскальные рисунки, довольно старые, занимающие
площадь, равняющуюся примерно двум тысячам квадратных футов. Местные
аборигены утверждают, что не имеют ни малейшего представления о том,
откуда взялись эти рисунки и с какой целью были сделаны. Я видел
фотографии, но мне хотелось взглянуть на них собственными глазами, сделать
несколько своих снимков, скопировать парочку рисунков и потратить немного
времени на раскопки.
Я вернулся в тень своего убежища, выпил лимонада и, попытавшись
успокоиться, начал рассматривать высеченные на камне рисунки. Хотя сам я
очень редко занимаюсь рисованием на стенах, я всегда сопереживал тем, кто
считал необходимым именно таким способом осчастливить своих потомков.
Чем глубже ты погружаешься в прошлое, тем интереснее тебе становится.
Возможно, правы те, кто утверждает, что наскальная живопись родилась во
времена троглодитов, когда какой-нибудь новоиспеченный художник находился
в месте, служившем сортиром, - что-то вроде изобразительной сублимации
самого примитивного, с точки зрения эволюционного процесса, способа
разметки территории. Однако, любому должно быть очевидно, что, когда люди
начали штурмовать горы и карабкаться на стены для того, чтобы оставить там
примеры своего искусства, из обычного времяпрепровождения этот вид
деятельности превратился в одну из форм живописи.
Я не раз размышлял о том парне из времен мастодонтов, который первым
остановился возле скалы или стены пещеры и начал с интересом ее
разглядывать. "Интересно, - задавал я сам себе вопрос, - что заставило его
вдруг полезть наверх, чтобы нацарапать на камне свои каракули?" Меня
страшно занимало, что он чувствовал в тот момент. И как отнеслось к этому
общественное мнение. Собратья вполне могли проделать в художнике
достаточное количество дырок, чтобы вселившийся в него подозрительный дух
мог спокойно покинуть бренное тело. А может, смелая инициатива была охотно
подхвачена многими, потому что творческие способности наших далеких
предков только и ждали подходящей возможности вырваться наружу, и их
необычное проявление считалось таким же естественным, как откручивание
ушей. Невозможно ответить на все эти вопросы наверняка. И очень трудно
оставаться равнодушным.
Как бы там ни было, днем я сделал собственные фотографии рисунков, а
вечером и на следующее утро выкопал несколько ямок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30