полка с книгами и на ней два наконечника копий и
точильный камень; верстак с маленьким мотором на солнечных батарейках и
несколько современных инструментов; разобранные части чего-то похожего на
древнее огнестрельное оружие, грубо сплетенный стол, на котором стоял
поднос со стаканами... И так далее.
- Мое положение здесь было бы прочнее, если бы у меня был сын, а не
дочь, - заметил Олд Ган, садясь со вздохом. - Но сын оказался бы
вовлеченным в стычки и набеги - так что я даже рад. К тому же моя жена
близкая родственница мистера, и мой сын - если бы он был у меня - был бы
его наследником, и у него было бы много соперников. Так что я доволен
своей Норной. Дитя моей старости. У меня раньше никогда не было детей. Я
хотел отвезти Норну на Север, чтобы сделать ей прививку. Но мне сказали,
что не сделают этого... она ведь ток, черт возьми. О, ну ладно. Она лучше
питалась, чем все остальные вокруг - я следил за этим, - содержит и себя и
дом в чистоте, и я надеюсь, что она не заболеет.
Олд Ган разжег что-то вроде печи из металлического лома, и в комнате
стало теплее.
- Теперь, - сказал Олд Ган, засовывая в печь несколько деревянных
поленьев, покрытых черным мхом, - в чем ваша задача?
Он слушал рассказ Ломара в молчании, прерывая только возгласами
"гм..." или "хм..." Потом встал и потянулся.
- Пообедаем? - спросил он. И, не дожидаясь ответа, крикнул. - Еды!
Немедленно отдернулся дверной занавес и вошли две женщины с
подносами. Олд Ган их представил, и они сели за стол.
- Моя старуха жена Сати. Моя дочь Норна. Садитесь, Ранни.
Женщины очень похожи, с белой кожей, прямыми спинами, сверкающими
черными глазами и черными же волосами, перевязанными сзади. "Старуха"
применительно к Сати было скорее привычным словом, чем точным эпитетом.
Несколько седых волос, несколько морщинок у рта и в уголках глаз - и все.
- Да, она хорошо выглядит, - сказал Олд Ган, заметив взгляд гостя и
догадавшись, о чем он думает. - Она мне жена и друг, а не рабыня и вьючное
животное. Другие, вы же знаете, дикие токи, они загоняют своих жен, пока
те не высохнут. Тогда они подпирают ими углы своих хижин и превращают их в
домашних божков и оракулов. У них легкая старость - "легкая" в здешнем
представлении, если они, конечно, доживают до таких лет. Но моя старушка
еще неплохо прыгает, и в ней хватает жара. Не так ли, старая?
- Ешьте, - спокойно сказала "старая".
- Еще нельзя, язычница. - Он прочитал короткую молитву. Затем
разложил еду. За тушеной рыбой и татаплантами они говорили о разных вещах.
В теории или в романе присутствие Олд Гана с его знаниями и техническим
опытом могло вызвать нечто вроде возрождения у диких токов. Но на самом
деле ничего подобного не произошло. Олд Ган вовсе не был миссионером по
натуре, как, впрочем, и все его современники. Но даже если бы он обладал
качествами миссионера, люди, среди которых он жил, остались бы
ограниченными и враждебными ко всему непривычному. Маленький солнечный
мотор в те редчайшие солнечные дни, которые выдавались в Южном Токленде,
выполнял лишь небольшие работы по дому. Обязанности старика, когда он
служил станционным оружейником, ограничивались простым ремонтом. Внезапное
изменение в отношениях, которое было вызвано его решением жить среди
"диких людей", было единственным, которое он внес; пожалуй, на большее он
был не способен.
Слабая традиция ремесла и социальной структуры выжила на юге, хотя
ограниченность ресурсов и постоянные войны и набеги забирали большую часть
людской энергии. Система кланов основывалась не только на кровном родстве,
но и на том количестве мушкетов, которое каждый "мистер" мог изготовить из
металлического лома, полученного в обмен на краснокрылку; количество
собранной краснокрылки в первую очередь зависело от того, сколько людей
могло быть оторвано от других жизненно необходимых работ - возделывания
земли, рыболовства и т. д. Древесный же уголь они с большим трудом делали
сами; нитрат или селитру так или иначе добывали, используя какие-то свои
отвратительные методы, но серу - третий необходимый ингредиент для
получения грубого черного пороха, которым стреляли их мушкеты, - они могли
получить только на Гильд-станции.
А запасы Гильд-станции ограничены, и цена высока.
- Но вы не думайте, - сказал сквомен, - что они смотрят на свои
мушкеты только как на оружие войны одного клана с другим. Когда
отправляются за краснокрылкой, они идут в полном вооружении, заключается
перемирие, и все фитили зажжены, и все глаза раскрыты - ждут рорков. Мало
растений встречается в этих холмах, поэтому им приходится отправляться в
Роркленд. И цена высока. Да... цена высока. Моя старая жена в прошлом году
потеряла двух братьев... Если бы у них было больше мушкетов для защиты,
может быть, ее братья были бы живы. Это постоянный источник горечи и
недовольства, ибо они отлично знают, что у них могло бы быть оружие, если
бы станция захотела. И они очень горды.
Настолько горды, что отказались получать изношенную одежду, которую
носят все прирученные токи; они сами делают себе из шкур и дубленой кожи
одежду.
- Знаете ли вы, что некоторые из них умеют читать?
- Нет, - ответил удивленный Ран. - Я этого не знал. Ни один
прирученный ток не умеет читать.
- Да... У них нет книг, но, приходя торговать, они покупают клочки
бумаги и записывают на них свою историю. Мне кажется это трогательным.
Читая эти грубые книги, Олд Ган узнал многое - включая подробности
того ужасного периода, воспоминание о котором до сих пор жгло токов, когда
долгие-долгие годы ни один корабль не приземлялся на Пиа-2 и предки
современных токов оказались одни, совершенно одни...
Голодали, боролись и умирали.
- Интересно, - сказал Ран после молчания, во время которого женщины
обменялись несколькими взглядами. - Вы знаете, прирученные токи...
Некоторым образом преклонялись предо мной. Потому что я пришел с их
прародины, со Старой Земли.
Олд Ган быстро сказал:
- Здесь будет совсем не так. Совсем наоборот - поэтому никогда не
упоминайте об этом, они возненавидят вас. Они проклинают старую Землю за
"долгое одиночество", которое здесь все разрушило. Эта Старая Земля
послала их... Старая Земля забыла о них. Некоторые даже говорят, что
токская лихорадка пришла оттуда. Сам я не знаю. Никогда не был там. Я с
Кальтера; впрочем я и не хочу на Землю.
Он осмотрел черные стены своего дома и свои жалкие пожитки, жену и
дочь, суровый ландшафт, открывающийся в незастекленном окне.
- Нет, - сказал он вновь, - я не хочу этого.
Он, если можно так выразиться, преломил с ними хлеб, и после этого
Сати начала разговаривать с ним, расспрашивать о его семье: живы ли его
мать и отец, есть ли у него братья и сестры и тому подобное. Когда позже
лагерь зашевелился и пришли к ним посетители, Сати занялась своими
домашними делами. Но Норна осталась, она сидела около него на скамье,
шепотом разговаривала с ним и указывала на наиболее значительных
посетителей.
- Мистер Доминик... владеет шестью мушкетами и двадцатью копьями...
да, тот с длинной белой бородой; привел из своей страны хороших бойцов...
Никто не заботился об огне, и в усиливавшемся холоде Ломар
почувствовал тепло сидевшей рядом с ним девушки, в голове его начали
мелькать различные мысли и образы. Он отгонял их. Он не был уверен, каким
будет отношение местных жителей к подобным вещам, и не хотел оказаться
связанным посреди рядов краснокрылки: тогда ему пришлось бы на собственном
опыте убедиться, какую пищу предпочитают рорки.
Ее длинные волосы коснулись его уха, когда она вновь повернулась к
нему.
- А следующий, мистер Ханнит, владеет десятью мушкетами и двадцатью
семью копьями. Но он дал взаймы два или три мушкета мистеру Доминику два
года тому назад, из-за этого у них до сих пор нелады.
Раздался чей-то гневный голос.
- Это сын и наследник нашего мистера, Жан Малларди, - прошептала она.
- Он хочет сделать меня женщиной, но мне он не нравится.
Жан худой и чернобровый.
- Я знаю, - громко сказал он. - Мы все знаем это. Кто предпочитает
набеги земледелию и рыболовству? Флиндерс! Кто готов своим грязным ртом
разносить грязные сплетни и слухи? Флиндерс! Дьявол его забери, да!
Флиндерс нарушает перемирие, Флиндерс - это яйцо рорка. Когда я стану
мистером, я скажу ему все это. Но он вовсе не дурак, нет.
Несколько голосов кивнули в знак согласия, но остальные собравшиеся
выглядели сомневающимися; раздались еще голоса, говорили разом, перебивая
друг друга. Внезапно наступило угрюмое молчание. Олд Ган успокаивающим
тоном сказал несколько слов. Жан угрюмо проворчал что-то, не убежденный,
но все же сел на место.
- У меня гость, вот он сидит на скамье рядом с Норной, - сказал Олд
Ган. - Зовут его Ран Ломар, и мистеры гильдсмены извне послали его сюда
проверить, нельзя ли увеличить сбор краснокрылки.
Все глаза обратились к Ломару, который встал и сказал:
- Это поможет нам всем...
Вперед выступил мистер Доминик с большой белой бородой.
- Никогда мистеры Гильдии не помогали нам. Они покинули наших отцов
на съедение роркам, - пробормотал он. - Больше краснокрылки, говоришь? Ха!
Они делают из нее лекарство, но разве они дают нам это лекарство? Нет! Мы
все умрем тут от лихорадки...
Гул согласия пронесся над собравшимися.
- Дадут ли они нам больше ружей и материала для них? - спросил
молодой человек, еще безбородый; однако его сходство с широкобровым и
крючконосым лицом мистера Ханнита не оставляло сомнений в том, что это его
сын; вновь раздался гул одобрения.
Ломар тактично и осторожно начал говорить о возможных путях
увеличения продукции; если собиратели будут отсекать листья от стеблей
прямо на месте, их груз от этого станет намного легче...
Люди презрительно засмеялись.
- Мы знаем, что прирученные готовы вылизать весь Север, чтобы угодить
вам, - сказал молодой Ханнит. - Но мы не будем этого делать. Что еще ты
хочешь нам сказать, гильдсмен?
Ошеломленный, Ломар не знал, что же им сказать, и, пока он так стоял
в затруднении, они отвернулись от него. Рассерженный своей неспособностью
и их полнейшим равнодушием, так отличающимся от отношения прирученных
токов, он почувствовал, как краска бросилась ему в лицо. Пока они
разговаривали друг с другом, он отдернул дверной занавес и вышел наружу.
Лагерь - любое поселение диких токов называлось лагерем - стоял на
вершине холма; с него в промежутках между черными утесами на юге виден
океан, по которому медленно ползла черная точка - лодка.
Ветер влажный, холодный и становится все холоднее. По тропе внизу
прошли три женщины, сгибаясь под грузом дров; из одной хижины вышел
мальчик с несколькими рыбинами, насаженными на прут, и перенес их в другую
хижину. Большинство домов находились рядом, некоторые едва не касались
друг друга. Худые визжащие дети бегали по узеньким улочкам; один из
мальчиков увидел, что Ломар смотрит на него, плюнул в его направлении и
вытер рот изодранным рукавом. Дикие токи! Сумеет ли он сделать на этом
оборванном Юге то, что не сумел на тупом Севере? Казалось, нет. Он,
казалось, вообще не сможет ничего сделать.
Вскоре посетители вместе с хозяином вышли из дома Олд Гана и пошли по
продуваемой ветром улице к огороженному участку вокруг самого большого
здания лагеря - к дому мистера Малларди. Вскоре из трубы поднялся дым; как
бы ожидая этого сигнала, со свинцового неба полетели снежные хлопья, и тут
же задымили остальные дома; вскоре все небо было плотно столбами дыма.
То ли глядя на незнакомое зрелище, то ли желая наказать себя за
неумелость, то ли бросая вызов судьбе, Ломар все стоял, и стоял, и стоял.
У него было смутное намерение подождать до темноты, но вскоре вспомнил,
что день на Пиа-2 на шесть часов длиннее земного; тут же почувствовал,
какое огромное расстояние отделяет его от дома. Промокший, замерзший,
жалкий, он понуро направился к дому, из которого вышел.
Хозяин вернулся поздно. Он добавил свою сырую одежду к той, что
сушилась перед печью, и переоделся. Потом, не глядя на сидевшего в углу
Ломара, сказал:
- Вы думаете, что краснокрылка - это главная проблема?
- Что?
- Вы думаете, что главная проблема - как собрать побольше
краснокрылки?
Ломар зевнул. Потянувшись, он спросил:
- А разве не так? - И тут до него дошло, что Олд Ган говорил новым,
каким-то встревоженным голосом. - А что?
Старик покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
точильный камень; верстак с маленьким мотором на солнечных батарейках и
несколько современных инструментов; разобранные части чего-то похожего на
древнее огнестрельное оружие, грубо сплетенный стол, на котором стоял
поднос со стаканами... И так далее.
- Мое положение здесь было бы прочнее, если бы у меня был сын, а не
дочь, - заметил Олд Ган, садясь со вздохом. - Но сын оказался бы
вовлеченным в стычки и набеги - так что я даже рад. К тому же моя жена
близкая родственница мистера, и мой сын - если бы он был у меня - был бы
его наследником, и у него было бы много соперников. Так что я доволен
своей Норной. Дитя моей старости. У меня раньше никогда не было детей. Я
хотел отвезти Норну на Север, чтобы сделать ей прививку. Но мне сказали,
что не сделают этого... она ведь ток, черт возьми. О, ну ладно. Она лучше
питалась, чем все остальные вокруг - я следил за этим, - содержит и себя и
дом в чистоте, и я надеюсь, что она не заболеет.
Олд Ган разжег что-то вроде печи из металлического лома, и в комнате
стало теплее.
- Теперь, - сказал Олд Ган, засовывая в печь несколько деревянных
поленьев, покрытых черным мхом, - в чем ваша задача?
Он слушал рассказ Ломара в молчании, прерывая только возгласами
"гм..." или "хм..." Потом встал и потянулся.
- Пообедаем? - спросил он. И, не дожидаясь ответа, крикнул. - Еды!
Немедленно отдернулся дверной занавес и вошли две женщины с
подносами. Олд Ган их представил, и они сели за стол.
- Моя старуха жена Сати. Моя дочь Норна. Садитесь, Ранни.
Женщины очень похожи, с белой кожей, прямыми спинами, сверкающими
черными глазами и черными же волосами, перевязанными сзади. "Старуха"
применительно к Сати было скорее привычным словом, чем точным эпитетом.
Несколько седых волос, несколько морщинок у рта и в уголках глаз - и все.
- Да, она хорошо выглядит, - сказал Олд Ган, заметив взгляд гостя и
догадавшись, о чем он думает. - Она мне жена и друг, а не рабыня и вьючное
животное. Другие, вы же знаете, дикие токи, они загоняют своих жен, пока
те не высохнут. Тогда они подпирают ими углы своих хижин и превращают их в
домашних божков и оракулов. У них легкая старость - "легкая" в здешнем
представлении, если они, конечно, доживают до таких лет. Но моя старушка
еще неплохо прыгает, и в ней хватает жара. Не так ли, старая?
- Ешьте, - спокойно сказала "старая".
- Еще нельзя, язычница. - Он прочитал короткую молитву. Затем
разложил еду. За тушеной рыбой и татаплантами они говорили о разных вещах.
В теории или в романе присутствие Олд Гана с его знаниями и техническим
опытом могло вызвать нечто вроде возрождения у диких токов. Но на самом
деле ничего подобного не произошло. Олд Ган вовсе не был миссионером по
натуре, как, впрочем, и все его современники. Но даже если бы он обладал
качествами миссионера, люди, среди которых он жил, остались бы
ограниченными и враждебными ко всему непривычному. Маленький солнечный
мотор в те редчайшие солнечные дни, которые выдавались в Южном Токленде,
выполнял лишь небольшие работы по дому. Обязанности старика, когда он
служил станционным оружейником, ограничивались простым ремонтом. Внезапное
изменение в отношениях, которое было вызвано его решением жить среди
"диких людей", было единственным, которое он внес; пожалуй, на большее он
был не способен.
Слабая традиция ремесла и социальной структуры выжила на юге, хотя
ограниченность ресурсов и постоянные войны и набеги забирали большую часть
людской энергии. Система кланов основывалась не только на кровном родстве,
но и на том количестве мушкетов, которое каждый "мистер" мог изготовить из
металлического лома, полученного в обмен на краснокрылку; количество
собранной краснокрылки в первую очередь зависело от того, сколько людей
могло быть оторвано от других жизненно необходимых работ - возделывания
земли, рыболовства и т. д. Древесный же уголь они с большим трудом делали
сами; нитрат или селитру так или иначе добывали, используя какие-то свои
отвратительные методы, но серу - третий необходимый ингредиент для
получения грубого черного пороха, которым стреляли их мушкеты, - они могли
получить только на Гильд-станции.
А запасы Гильд-станции ограничены, и цена высока.
- Но вы не думайте, - сказал сквомен, - что они смотрят на свои
мушкеты только как на оружие войны одного клана с другим. Когда
отправляются за краснокрылкой, они идут в полном вооружении, заключается
перемирие, и все фитили зажжены, и все глаза раскрыты - ждут рорков. Мало
растений встречается в этих холмах, поэтому им приходится отправляться в
Роркленд. И цена высока. Да... цена высока. Моя старая жена в прошлом году
потеряла двух братьев... Если бы у них было больше мушкетов для защиты,
может быть, ее братья были бы живы. Это постоянный источник горечи и
недовольства, ибо они отлично знают, что у них могло бы быть оружие, если
бы станция захотела. И они очень горды.
Настолько горды, что отказались получать изношенную одежду, которую
носят все прирученные токи; они сами делают себе из шкур и дубленой кожи
одежду.
- Знаете ли вы, что некоторые из них умеют читать?
- Нет, - ответил удивленный Ран. - Я этого не знал. Ни один
прирученный ток не умеет читать.
- Да... У них нет книг, но, приходя торговать, они покупают клочки
бумаги и записывают на них свою историю. Мне кажется это трогательным.
Читая эти грубые книги, Олд Ган узнал многое - включая подробности
того ужасного периода, воспоминание о котором до сих пор жгло токов, когда
долгие-долгие годы ни один корабль не приземлялся на Пиа-2 и предки
современных токов оказались одни, совершенно одни...
Голодали, боролись и умирали.
- Интересно, - сказал Ран после молчания, во время которого женщины
обменялись несколькими взглядами. - Вы знаете, прирученные токи...
Некоторым образом преклонялись предо мной. Потому что я пришел с их
прародины, со Старой Земли.
Олд Ган быстро сказал:
- Здесь будет совсем не так. Совсем наоборот - поэтому никогда не
упоминайте об этом, они возненавидят вас. Они проклинают старую Землю за
"долгое одиночество", которое здесь все разрушило. Эта Старая Земля
послала их... Старая Земля забыла о них. Некоторые даже говорят, что
токская лихорадка пришла оттуда. Сам я не знаю. Никогда не был там. Я с
Кальтера; впрочем я и не хочу на Землю.
Он осмотрел черные стены своего дома и свои жалкие пожитки, жену и
дочь, суровый ландшафт, открывающийся в незастекленном окне.
- Нет, - сказал он вновь, - я не хочу этого.
Он, если можно так выразиться, преломил с ними хлеб, и после этого
Сати начала разговаривать с ним, расспрашивать о его семье: живы ли его
мать и отец, есть ли у него братья и сестры и тому подобное. Когда позже
лагерь зашевелился и пришли к ним посетители, Сати занялась своими
домашними делами. Но Норна осталась, она сидела около него на скамье,
шепотом разговаривала с ним и указывала на наиболее значительных
посетителей.
- Мистер Доминик... владеет шестью мушкетами и двадцатью копьями...
да, тот с длинной белой бородой; привел из своей страны хороших бойцов...
Никто не заботился об огне, и в усиливавшемся холоде Ломар
почувствовал тепло сидевшей рядом с ним девушки, в голове его начали
мелькать различные мысли и образы. Он отгонял их. Он не был уверен, каким
будет отношение местных жителей к подобным вещам, и не хотел оказаться
связанным посреди рядов краснокрылки: тогда ему пришлось бы на собственном
опыте убедиться, какую пищу предпочитают рорки.
Ее длинные волосы коснулись его уха, когда она вновь повернулась к
нему.
- А следующий, мистер Ханнит, владеет десятью мушкетами и двадцатью
семью копьями. Но он дал взаймы два или три мушкета мистеру Доминику два
года тому назад, из-за этого у них до сих пор нелады.
Раздался чей-то гневный голос.
- Это сын и наследник нашего мистера, Жан Малларди, - прошептала она.
- Он хочет сделать меня женщиной, но мне он не нравится.
Жан худой и чернобровый.
- Я знаю, - громко сказал он. - Мы все знаем это. Кто предпочитает
набеги земледелию и рыболовству? Флиндерс! Кто готов своим грязным ртом
разносить грязные сплетни и слухи? Флиндерс! Дьявол его забери, да!
Флиндерс нарушает перемирие, Флиндерс - это яйцо рорка. Когда я стану
мистером, я скажу ему все это. Но он вовсе не дурак, нет.
Несколько голосов кивнули в знак согласия, но остальные собравшиеся
выглядели сомневающимися; раздались еще голоса, говорили разом, перебивая
друг друга. Внезапно наступило угрюмое молчание. Олд Ган успокаивающим
тоном сказал несколько слов. Жан угрюмо проворчал что-то, не убежденный,
но все же сел на место.
- У меня гость, вот он сидит на скамье рядом с Норной, - сказал Олд
Ган. - Зовут его Ран Ломар, и мистеры гильдсмены извне послали его сюда
проверить, нельзя ли увеличить сбор краснокрылки.
Все глаза обратились к Ломару, который встал и сказал:
- Это поможет нам всем...
Вперед выступил мистер Доминик с большой белой бородой.
- Никогда мистеры Гильдии не помогали нам. Они покинули наших отцов
на съедение роркам, - пробормотал он. - Больше краснокрылки, говоришь? Ха!
Они делают из нее лекарство, но разве они дают нам это лекарство? Нет! Мы
все умрем тут от лихорадки...
Гул согласия пронесся над собравшимися.
- Дадут ли они нам больше ружей и материала для них? - спросил
молодой человек, еще безбородый; однако его сходство с широкобровым и
крючконосым лицом мистера Ханнита не оставляло сомнений в том, что это его
сын; вновь раздался гул одобрения.
Ломар тактично и осторожно начал говорить о возможных путях
увеличения продукции; если собиратели будут отсекать листья от стеблей
прямо на месте, их груз от этого станет намного легче...
Люди презрительно засмеялись.
- Мы знаем, что прирученные готовы вылизать весь Север, чтобы угодить
вам, - сказал молодой Ханнит. - Но мы не будем этого делать. Что еще ты
хочешь нам сказать, гильдсмен?
Ошеломленный, Ломар не знал, что же им сказать, и, пока он так стоял
в затруднении, они отвернулись от него. Рассерженный своей неспособностью
и их полнейшим равнодушием, так отличающимся от отношения прирученных
токов, он почувствовал, как краска бросилась ему в лицо. Пока они
разговаривали друг с другом, он отдернул дверной занавес и вышел наружу.
Лагерь - любое поселение диких токов называлось лагерем - стоял на
вершине холма; с него в промежутках между черными утесами на юге виден
океан, по которому медленно ползла черная точка - лодка.
Ветер влажный, холодный и становится все холоднее. По тропе внизу
прошли три женщины, сгибаясь под грузом дров; из одной хижины вышел
мальчик с несколькими рыбинами, насаженными на прут, и перенес их в другую
хижину. Большинство домов находились рядом, некоторые едва не касались
друг друга. Худые визжащие дети бегали по узеньким улочкам; один из
мальчиков увидел, что Ломар смотрит на него, плюнул в его направлении и
вытер рот изодранным рукавом. Дикие токи! Сумеет ли он сделать на этом
оборванном Юге то, что не сумел на тупом Севере? Казалось, нет. Он,
казалось, вообще не сможет ничего сделать.
Вскоре посетители вместе с хозяином вышли из дома Олд Гана и пошли по
продуваемой ветром улице к огороженному участку вокруг самого большого
здания лагеря - к дому мистера Малларди. Вскоре из трубы поднялся дым; как
бы ожидая этого сигнала, со свинцового неба полетели снежные хлопья, и тут
же задымили остальные дома; вскоре все небо было плотно столбами дыма.
То ли глядя на незнакомое зрелище, то ли желая наказать себя за
неумелость, то ли бросая вызов судьбе, Ломар все стоял, и стоял, и стоял.
У него было смутное намерение подождать до темноты, но вскоре вспомнил,
что день на Пиа-2 на шесть часов длиннее земного; тут же почувствовал,
какое огромное расстояние отделяет его от дома. Промокший, замерзший,
жалкий, он понуро направился к дому, из которого вышел.
Хозяин вернулся поздно. Он добавил свою сырую одежду к той, что
сушилась перед печью, и переоделся. Потом, не глядя на сидевшего в углу
Ломара, сказал:
- Вы думаете, что краснокрылка - это главная проблема?
- Что?
- Вы думаете, что главная проблема - как собрать побольше
краснокрылки?
Ломар зевнул. Потянувшись, он спросил:
- А разве не так? - И тут до него дошло, что Олд Ган говорил новым,
каким-то встревоженным голосом. - А что?
Старик покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22