– Констанс, моя дорогая… – Он попробовал повернуть ее голову и поцеловать. – Ты была просто великолепна. Труппа направляется в замок Морле, – сказал он, не обращая внимания на ее сопротивление. – Там, с божьей помощью, мы будем играть с тобой Маленького Джека и фермера Джека, пока гарнизонные рыцари не закроют главные ворота Морле. Там-то мы схватим и рыцарей Фицджилберта, и самого красавчика, а заодно и твоего ублюдочного брата, который оказался такой свиньей.
Констанс перестала сопротивляться и подняла на него глаза. Он снял с нее соломенный парик и легонько поцеловал.
– Когда все верные тебе рыцари соберутся в зале, ты сбросишь с себя соломенный парик, вскочишь на главный стол, за которым сидят высокопоставленные гости, и откроешься всем собравшимся, и да поможет нам святой Георгий! Я сам не мог бы написать лучшей драмы, чем та, что будет разыграна в замке Морле. Мы исполним ее под звон мечей до триумфального конца. И тогда все, что дорого тебе, моя графиня, – сказал он с грустью и нежностью, глядя на нее, – снова станет твоим, как в былые времена.
Сенред отпустил ее руку, чтобы она поправила волосы и вытащила из них несколько колючих соломин.
– Моя отважная, прекрасная Констанс! – пробормотал он. – Свидетель – бог, ты моя душа, моя совесть, и, поверь, я отнюдь не шучу. Я видел, как сильно любят тебя твои люди. Молюсь, чтобы хоть кто-нибудь любил меня так, как они.
Какой-то миг она даже не смела дохнуть.
– Но ведь мне предстоит потерять тебя, – шепнула она, взглянув на него.
Его лицо переменилось.
– Нет, Констанс!
Она закинула руки ему на шею и притянула к себе.
– Я не хочу возвращаться… Я предпочла бы разделить с тобой твою бродячую жизнь. Не оставляй меня, – взмолилась она. – Я не хочу, чтобы ты покинул меня. Никогда в своей жизни я не была так счастлива, как с тобой.
Сенред криво усмехнулся:
– Ты хочешь снова жить той жизнью, которой мы жили по пути из Бейсингстока? Неужели ты говоришь серьезно, прелестная графиня? А что будет с твоими детьми?
Ее дети! О Пресвятая Мать, он же знает, что Констанс не может их покинуть.
Ее губы задрожали, она отвернулась.
– Не плачь, дорогая. – Сенред склонился к ней и нежно тронул губами ее заплаканные щеки. – Поверь, я ни за что не стану губить тебя, как хотел погубить однажды. И без того погублены уже многие. Я не могу дать тебе ничего, кроме нищеты и горя. Ты принадлежишь своим людям, своим детям, своим рыцарям, своим поместьям и этому проклятому замку. Надо быть полным глупцом и слепцом, чтобы не замечать этого.
– Нет! – простонала она.
– Да.
Его руки, проскользнув под одежду, ласкали ее груди, воспламеняя своими прикосновениями все тело.
– Милая моя, наши с тобой желания не имеют никакого значения. Ты никогда не сможешь быть подругой бродячего жонглера. Ты моя дивная госпожа Луна, гордая, добрая и поразительно смелая. И конечно, не заслуживаешь того, что с тобой сделали король Генрих и эти проклятые Клеры. Но ты сумела их покорить, как, – шепнул он ей на ухо, – покорила и меня.
Констанс обняла его, заливаясь слезами. Он не стал говорить того, что и так было ясно, это последний раз, когда они смогут быть вместе.
Он расстегнул ее жакет, задрал тунику.
– Я хочу видеть твои чудесные груди.
Его губы жадно прильнули к ее губам.
– Я хочу видеть тебя всю-всю.
В свете зимнего солнца ее тело сверкало ослепительной белизной. Она сняла с него панталоны и взяла в руки то, что доставляло ей такое наслаждение. Если сравнить его с оружием, то оно было в полной боевой готовности. Он снова застонал.
– Иди ко мне, любимая, – глухо шептал он. – Позволь мне вознести тебя в рай прямо отсюда, с зимнего поля.
Сенред поднес ее руку ко рту и поцеловал каждый палец в отдельности, а затем и всю ладонь, слегка касаясь ее языком.
– Я не могу перестать о тебе думать, Констанс. И я хочу помнить всю тебя, всю целиком, такой, какой ты снилась мне все эти недели.
Шепча ласковые слова, он целовал ее живот и бедра, а затем, когда она томно застонала, начал ласкать полные округлые груди, в конце концов обхватив губами ее розовые соски, которые, казалось, так и ждали этой ласки. Констанс вся извивалась и изгибалась под ним, стараясь прижаться к нему плотнее. Его рука скользнула вниз, к теплому пушистому островку между бедрами. Когда он проник пальцем внутрь, она глубоко вздохнула, затем громко и сладострастно застонала. Он продолжал ласкать ее, глядя на разрумянившееся лицо, на полузакрытые глаза.
– О боже! Как я тебя хочу, Констанс. Знала бы, как сладостно тебя любить, вот так, когда ты отдаешься мне вся целиком. Я все время мечтаю о тебе, все мои мысли заполнены тобой.
Он навис над ней, дрожа всем телом.
– Поласкай меня.
Когда она стала гладить его естество, которое наливалось и крепло, отзываясь на ее прикосновения, с его губ сорвался какой-то странный звук, что-то вроде громкого всхлипа.
Целуя ее влажные приоткрытые губы, Сенред тихо спросил:
– Ты все еще меня любишь?
Погрузившись взглядом в озерную синеву его глаз, она кивнула.
– Тогда скажи это, моя возлюбленная. Я хочу запомнить, как сильна твоя любовь.
Изгибаясь в любовном экстазе, Констанс всхлипывала от переизбытка охвативших ее чувств. Он все еще неподвижно нависал над ней, его лицо неузнаваемо изменилось от наслаждения и боли. Ее руки тем временем бродили по его телу, гладя рельефные мускулы его спины под рубашкой, упругие ягодицы, его предплечья, пока он тоже не начал двигаться, едва не насквозь пронизывая ее тело. Черная дымка подернула ее сознание. Она впилась зубами в мягкую плоть между его плечом и шеей и услышала, как он прерывисто застонал.
В яростном безумии, захватившем их обоих, она вновь и вновь слышала свое имя. Да еще стук своего и его сердца. Время, казалось, остановилось, мир распался. Они обрели друг друга, слились в единое целое, и все остальное не имело значения.
После того как ураган их страсти отбушевал, в полном изнеможении они лежали, тесно прижавшись друг к другу. Сенред перекатился на бок, прикрыл рукой глаза. Постепенно дрожь, сотрясавшая их тела в момент любовного экстаза, унялась.
Протянув руку, Констанс положила ее ему на живот. Он быстро накрыл руку своей ладонью.
– Нам надо продумать план наших дальнейших действий, – сказал Сенред.
Приподнявшись на локте, она взглянула на него.
– Сенред.
Он убрал ее руку.
– Нет, даже и не говори об этом, – сказал он, уклоняясь от ее взгляда. – Я не могу дать тебе ничего, решительно ничего. И этого уже никак нельзя изменить.
Он сел и подтянул панталоны.
– Мы должны встретиться с этим проклятым гасконцем, которого ты так высоко ценишь. Стащить его с любовного ложа, чтобы он, тайком от Клеров, собрал всех своих рыцарей в замок Морле.
Сенред встал на колени и привел в порядок свою одежду.
– Кроме того, нам нужен какой-то человек, который распространил бы слух, что графиня Морле погибла во время снежной бури, свирепствовавшей после Рождества, и что ее тело только что было найдено в тающем сугробе. Я хотел послать с этой целью Тьерри, но боюсь, что валлийская ведьма непременно увяжется за ним. В последний раз Лвид видели в Морле закованной в цепи, и я не сомневаюсь, что ее тут же опознают.
Констанс села, в упор глядя на него.
«Я не могу дать тебе ничего, решительно ничего». Его слова по-прежнему звучали в ее ушах, причиняя невыносимую боль.
Констанс провела кончиками пальцев по припухшим и влажным от его поцелуев губам.
Повернувшись, он поглядел на нее.
– Ты слышала, что я сказал?
Она с трудом кивнула.
Сенред поднялся, взял мешок и убрал в него соломенный парик и свиной пузырь.
Стало быть, он собирается оставить ее. Это для нее как нож острый, но она ничего не может поделать. Все, что он сказал, совершенно верно. Она не может скитаться с ним по дорогам, ведь он бродячий певец, графиня Морле не подходит для роли уличной потаскухи, его подруги. И еще он хорошо понимает, что она не может покинуть своих детей.
Ей хотелось зарыдать во весь голос, но глаза ее оставались сухи, и ни единого звука не вырвалось из ее груди. Она почувствовала, что ее лицо словно одеревенело.
И вдруг что-то мелькнуло за его плечом. Услышав ее приглушенное восклицание, Сенред с быстротой молнии обернулся.
Над каменной оградой виднелись чья-то голова и плечи. Черные курчавые волосы, темные глаза. Очевидно, это был охотник, ибо он положил на ограду длинный охотничий лук.
– Миледи? – Он неуверенно смотрел на них. – Неужели это вы? Мне сказали в гостинице… – Не договорив, охотник уставился на Констанс широко открытыми глазами. – Да, это она! – вырвалось у него. – Клянусь мощами святого Давида, это не мальчик, а наша леди Морле.
Прежде чем они могли его остановить, он положил одну руку на ограду и перепрыгнул через нее.
– Все, как поется в песне: «Госпожа Луна, ах, как далека от нас она…»
– И давно ты тут наблюдаешь за нами? – грозно нахмурился Сенред.
Констанс взглянула на него, затем перевела взгляд на молодого мужчину.
– Вы же знаете меня, миледи, – сказал тот. – Вы разбирали в суде мое прошение о том, чтобы мне разрешили жениться на дочери кузнеца из Неверсби. Ведь это благодаря вам она стала моей женой, милой, любящей женой.
– О господи! – Сенред поднялся с мешком в руке, его рот подергивался. – Сколько же у тебя таких вот преданных людей, Констанс? Похоже, ты успела осчастливить весь мир.
Охотник метнул на него негодующий взгляд и упал на колени перед Констанс.
– Я Ральф, егерь. Мой господин – рептонский шериф.
Теперь она его вспомнила. Черные курчавые волосы, гордый, вовсе неподобающий виллану, взгляд.
– Леди, – продолжил Ральф, – я обязан вам и своей жизнью, и своим счастьем. У нас с женой родилась чудесная девочка. С вашего разрешения мы назвали бы ее благородным именем Констанс. – Он предостерегающе взглянул на Сенреда. – Умоляю вас, дайте мне какое-нибудь поручение. Любое, какое хотите, чтобы я, недостойный, мог хоть чуть-чуть отблагодарить вас за то счастье, которым вам обязан.
Констанс могла только молча смотреть на него.
Стоявший подле нее Сенред, откинув голову, расхохотался.
26
Снова посыпал снег.
– Неужели нам придется ждать на улице? – Констанс продрогла до костей, а ее соломенный парик стал похож на небольшой сугроб. Сенред обнял ее за талию и прижал к себе, чтобы хоть как-то согреть. Они уже довольно долго стояли во дворе замка, возле кухни, среди толпы комедиантов, которые должны были развлечь Жюльена, Фицджилбертов и их гостей.
Празднество было устроено грандиозное: отмечая свой триумф, Клеры пригласили пограничных союзников, северных и западных аристократов, которые не были с королем во Франции. Не только двор, но и земли, примыкающие к крепостным стенам снаружи, были заполнены большим количеством людей.
Неподалеку от лицедеев, греясь у костров, стояли рыцари Клеров. Констанс исподтишка оглянулась, зная, что Эверард должен находиться где-то в замке. Ткачи задумали ввести его в пиршественный зал, переодев вилланом, чтобы он мог возглавить верных ей рыцарей Морле.
– Потерпи, – тихо сказал ей Сенред. – На кухне нет свободного места. Такова уж судьба комедиантов, что им приходится стоять под снегом и дождем, молясь, чтобы их поскорее впустили в зал.
Милая девушка – мальчик с размалеванными щеками и тенью уже пробивающейся бороды держал небольшого дрожащего песика. Племянник антрепренера, жонглер, тренировался, подбрасывая в воздух по четыре или шесть серебряных шаров. Констанс прислонилась к теплому телу за спиной, которое вселяло в нее бодрость.
– Пошли нам бог удачу, – прошептала она, едва сдерживая нервное напряжение. Она даже подумать не могла о том, что произойдет, если их постигнет неудача.
Сенред крепко сжал ее в объятиях.
– Мы непременно одержим верх, – шепнул он и тихо продекламировал ей на ухо:
Малое дело, но честь не мала, если будет угодно
То благосклонным богам, и не тщетна мольба Аполлону.
И посмотрел на нее сверху вниз.
– Очень милые строки из Вергилиевых «Георгик», хотя и посвящены они пчелам.
Откинув голову, она улыбнулась ему.
– Так-то лучше. – Он улыбнулся в ответ. – Это обычная робость актера перед первым выступлением на публике. Подумай о том, что нам предстоит сделать. Мы репетировали это уже много раз. Все пройдет успешно.
«Да, все пройдет успешно», – сказала себе Констанс. В его устах эти слова звучали очень убедительно.
Она осмотрела двор. Здесь было множество рыцарей Морле; не будь на ней этого соломенного парика, многие из них наверняка узнали бы ее. Пеших воинов было совсем мало, зато двор был забит фургонами и боевыми конями. Время от времени она видела слуг, помощников бейлифа, оружейных мастеров, которые куда-то спешили по своим делам. У всех был похоронный вид.
– Они скорбят по тебе, – сказал Сенред.
Констанс испытывала какое-то странное чувство. Похоже, егерь Ральф очень искусно распространил по округе известие о ее гибели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44