Я выберу ее сама! Понимаешь, сама! – Я захлебывалась словами. – Ничего мне не надо, только прекрати это! Немедленно!
– Ты так этого хочешь? – Ведьма казалась удивленной.
Чему она удивлялась? Моим желаниям или моему гневу? Вдруг вспомнилось ее обещание, данное в Ведьмачъей яме.
– Ты говорила, что будешь помогать мне. Так помоги! Я ничего более так не желаю, как завершить эту битву!
– И кто же должен победить? – Дарина присела и приподняла руку убитого ею воина. На его рукаве красовался знак Святополка. – Эти? – Она повернулась и дотронулась до руки бородатого дружинника. В это мгновение он уворачивался от вражеского меча. Удар пришелся по плечу ведьмы, но лезвие не причинило ей вреда, пройдя сквозь призрачное тело, словно сквозь туман. – Или эти?
– Ярослав,– не задумываясь сказала я. Ведьма покачала головой:
– Но к кому же ты шла, не страшась ни боли, ни смерти? К воину Ярослава? А если он победит, вдруг тот, к кому ты так стремилась, ляжет бездыханным у твоих ног?
Горясер. Передо мной проплыло его лицо. Я оглянулась. Стоя ко мне спиной, наемник с кем-то рубился. Выпад, прыжок, удар и опять прыжок. Он походил на лесного зверя. Ничего не кончилось… Я помнила его объятия, жар его губ…
– Мамочка, мама! – Крик прорвался сквозь колдовскую завесу тишины.
Закрывая брешь, Дарина махнула рукой, и крик смолк. Но кричавший не исчез. Он оказался молоденьким, совсем еще мальчишкой. Кольчуга, болталась на худых плечах, словно на пугале. С жалкой улыбкой на лице парнишка протягивал ко мне руки. Из его шеи текла кровь. Он не видел меня и тянулся к той, что когда-то дала ему жизнь. Он молил ее о спасении. Или все-таки меня?
Дарина смотрела снизу вверх и ждала. Я сдавила голову руками:
– Пусть так. Пусть Горясер умрет. Только бы все это кончилось.
– Хорошо. – Ведьма поднялась. – Но ты поможешь мне.
– Как?
– Здесь был убит Борис. Видишь кровь?
Кругом была кровь. О какой она говорила? Вороной фыркнул, переступил длинными тонкими ногами. Ведьма повела пальцем. Бурое пятно окрасило землю.
– Видишь? – сказал Ларина. – Это кровь неотомщенного князя. Помоги мне собрать ее.
Я видела. Кровь Бориса покрывала землю тонким налетом, как пыль покрывает старые полки, но она билась и пульсировала, взывая к мести.
– А что будет дальше? – Я не решалась притронуться к живому, извивающемуся в корчах пятну.
Дарина пожала плечами:
– Я вызову дух справедливой мести – Встречника. Он выпустит из-за кромки души умерших здесь воинов. А мы ему поможем. Собирай. Или ты передумала?
Нет, не передумала. Я опустилась на четвереньки, стараясь не чувствовать исходящего от земли жара и не поднимать головы. Мне не хотелось большие видеть покрытых потом и кровью мужчин, их безумные глаза, искаженные ненавистью лица…
Словно назло моему желанию, их стало больше. Они топтались возле и мешали мне собирать кровь Бориса. Но я старалась. Бурые пылинки ложились в мою ладонь и копошились на ней, будто суетливые древесные жучки.
– Клади сюда. – Дарина протянула холщовую сумку.
Я послушно принялась запихивать в нее собранное. Мысли путались.
«О Горясере не думать… – шептала я. – Помнить того мальчика, который звал мать. И торопиться, чтоб не умирали такие, как он. Чтоб все кончилось». Бурое пятно становилось все меньше и меньше. Последняя горсть.
– Залезай!
Унизанная браслетами рука протянулась ко мне сверху. Я схватилась за нее и очутилась на спине лошади. Впереди маячила шея скакуна, сзади плотно прижималась Дарина. Ее ладони легли мне на плечи, и мягкий певучий голос потек над головой.
– Страх рождает тишину,
Боль у вечности в плену,
Дети Куллы и Морены,
Зовом мести вас кляну!
Тени тех, что не смогли
В тверди выспаться земли,
Заблудившиеся души,
Возродитесь из пыли! –
пела Дарина. Ветер взвыл и бросил мне в лицо длинную конскую гриву. Все завертелось в бешеном урагане…
– Встречник! – завопила Дарина. – Приветствую тебя, вечный скиталец! Бери добычу! Подними мертвого князя, подними отважных, умерших по злой воле! Дай заблудшим душам живые тела, они жаждут мести!
Она сунула мне в руки мешок. Ураган трепал ее волосы, смешивал с гривой коня и опутывал меня волосяной сетью.
– Бери и бросай!
Я дернула тесемки, сунула руку в горловину и швырнула в беснующийся вихрь горсть собранной мной пыли. Тонкий плач рванул душу. Земля задрожала. Голубой туман поднялся из-под копыт коня и тонкими щупальцами потянулся прочь. Куда, к кому? Я не видела. Мешала сеть.
– Еще! Еще! Еще! – требовала Дарина, а я бросала и бросала горсти пыли.
Туман становился гуще, а ветер стихал. Ростки голубого дыма выползали из-под земли, тянулись к воинам Ярослава, забирались под их одежду…
Бородатый дружинник, который уже пятился под напором кривоногого печенега, вдруг судорожно сглотнул этот набившийся в рот туман и выпрямился. Его лицо исказилось гневом. Он что-то закричал и бесстрашно пошел на врага. Печенег попятился. Еще один ратник Ярослава поднялся с колен, и другой…
Помогает! Даринино заклинание действует! Я сунула руку в мешок. Там было пусто. Почему?! Мы же еще не выиграли эту битву!
– Дарина! – негодуя, выкрикнула я.
– А прежнее обещание я все же исполню. Не далее как сегодня, – прошелестел издалека ее тихий голос.
– Вставай!
Я открыла глаза и оглохла от шума. Кругом гремело и лязгало. Ржали кони, кричали люди, завывали раненые…
Лекарь тряс меня за плечо и суетливо пихал в руки вожжи.
– Быстрей! Гони! – крикнул он. – Печенеги!
Я вскочила. Сбоку, от реки, прямо на лагерь несся отряд печенежских всадников. Впереди – темноволосый широкоскулый предводитель. Его лицо показалось знакомым.
– Пошла! – Житобуд хлестнул лошадь ладонью.
Я наподдала вожжами. Телега стронулась. Печенег развернул коня и помчался наперерез.
– Нет… – протестующе застонал кто-то сзади. А я и не заметила, когда Житобуд успел перетащить на подводу раненых.
– Стой! Не смей! – Лекарь схватил длинную пику и отважно шагнул навстречу врагу. – Не…
Кривая сабля упала на его голову и рассекла ее надвое.
– Пшла! – Я огрела лошаденку вожжами и спрыгнула.
Трясясь на ухабах телега, заскользила прочь. Закричали раненые. Успею? Я метнулась к упавшему лекарю, схватила пику. Печенег ухмыльнулся. Теперь я поняла, на кого он был так похож. На Арканая… Может, это он сам?
– Арканай! Не надо!
Я неуклюже взмахнула тяжелой пикой, поскользнулась в натекшей из головы Житобуда луже крови и упала. Печенег поднял коня на дыбы.
«Нет, это не Арканай, – мелькнуло в голове. – Тот не стал бы давить копытами. Любил резать…»
– А-а-а!
Я разглядела только перемахнувшее через мою голову брюхо лошади. Широкогрудый пегий жеребец смял низкорослого печенежского конька, а длинный меч дружинника выбил саблю из рук врага. Затем появились другие. Степняки заулюлюкали, развернулись и ринулись к реке. Наши – следом. Размазывая по лицу слезы и кровь, я попыталась подняться. Первый дружинник спрыгнул с лошади и подскочил ко мне. Коснятин…
Мне хотелось плакать и смеяться.
– Найдена! Господи… Цела?
Он так сильно сдавливал мои плечи, что я не могла ответить. И видела лишь его кольчугу и свою неловко притиснутую к его груди ладонь. А на ней…
– Откуда они взялись? Святополк бежит, а эти… – Он чуть отодвинул меня и тряхнул: – Найдена?! Что с тобой? Ранена? Где? Отвечай!
Его глаза и руки зашарили по моему телу. Я протянула к нему ладонь – показать, но он не понял. Убедился, что я цела, и снова прижал к груди:
– Глупая девочка… Не пугай меня. Никогда… – И вдруг совсем иначе, будто проснувшись: – Будешь моей женой? Будешь?
Если бы я могла смеяться! Самый видный жених на Руси просил меня стать его женой. Меня, безродную!
– Будешь?
Его настойчивость мешала мне сосредоточиться. Мимо провели подводу с ранеными, которую я так глупо отправила прочь. Лошаденка нервно дергала головой и фыркала.
– Еле поймали, – похлопывая ее по шее, сказал молодой дружинник. – Напугала ты ее, бедная кобылка мчалась так, что никакому печенегу не догнать…
– Спаси тебя, Господь, девочка, – добавил с подводы какой-то раненый воин.
Я посмотрела на него. Перевязанная грудь, седые волосы, голубые с красными прожилками глаза… Он полагает, я понимала, что делала, когда спасала его жизнь. И Коснятин считает меня отважной, достойной его руки… А Горясер?
«Что же ты? – вдруг шепнул над ухом голос Дарины. – Соглашайся… Ты ведь мечтала об этом? Свой дом, красивые наряды, слуги, почет. Зачем думать о наемнике? Воины Святополка убиты или бежали. Ты сама согласилась с таким исходом. Помнишь?»
– Да, – ответила я и вцепилась в руку Коснятина. – Да, делай что хочешь, только увези меня отсюда! Увези… Больше не могу!
– Конечно… Конечно…
Его слова звучали глухо, словно из бочки, зато смех Дарины звенел прямо в моей голове. «Видишь, я выполнила обещанное, – смеялась она. – Теперь твоя судьба в твоих руках, как ты того и хотела. Будь счастлива, девочка».
Я стиснула зубы, чтоб не закричать. Счастлива? Нет, отныне я никогда не буду счастлива! На моих руках – кровь. Та самая, которую я собрала с земли и которая въелась в мою кожу. Ее не замечал Коснятин и тот седой раненый воин с подводы, но я-то видела! Торжествуя победу, бурые жучки-пылинки извивалась на моей ладони. Кровь Бориса. А может, это была другая кровь? Кровь того, которого я так любила и так легко предала…
51
Журка опоздал. Сказалась обычная после болезни слабость. Поначалу он шел быстро, не чувствуя усталости, но потом стал все чаще останавливаться. Его знобило и мучил кашель. На четвертый день пошел дождь. Вода текла Журке за шиворот и хлюпала в сапогах, но он упрямо плелся по размытой дороге. К Альте.
– Эй, посторонись!
Журка поднял голову и отступил к обочине. Колесо встречной телеги ухнуло в лужу и обдало его грязью. Возница придержал лошадей:
– Ослеп, что ли?! Чуть под копыта не угодил!
– Прости, задумался…
Журка разглядел на подводе людей. Они лежали голова к голове, до подбородков укрытые шкурами. На его голос некоторые повернулись.
– Чего невеселый? – поинтересовался один. – Победа!
Журка подошел к вознице:
– Откуда ты? .
– С Альты.
Промокший охабень возницы казался черным, и лишь сухая складка на животе оставалось светло-серой. Журка старался не глазеть на это светлое пятно, но почему-то не мог отвести от него глаз.
– Как там? – спросил он.
– Окаянный бежал, – ответил возница. – Пленных забрал Ярослав и двинулся через Родню. А раненых поручили мне. Велено доставить их в Киев.
Журка разглядел бредущих за подводой людей.
– А Коснятин? – спросил он.
Старый священник упоминал посадника. С ним уехала Найдена…
Возница ухмыльнулся:
– Кому война, а кому и мать родна… Женится Коснятин. А ты куда путь держишь?
Журка задумался. Куда он идет? На Альту? В Киев? В Новгород? Где нынче искать Найдену? И надо ли ее искать? Кажется, все страшное, о чем предупреждал сон, позади…
– Пожалуй, в Киев.
Возница удивленно причмокнул. Лошадь поняла сигнал по-своему: вздрогнула и двинулась вперед. Телега тронулась. Журка зашагал рядом.
– Посадник в бою невесту отбил? – продолжая разговор о Коснятине, спросил он.
– Какое там в бою! – Возница засмеялся. – Наша девка. Безродная, а красива так, что глаз не отвести. И смелая… Сколько народу ей жизнью обязано! Махонькая, тоненькая, а пику схватила и под печенежскую саблю – лишь бы раненых уберечь!
Журку передернуло. Этот кошмар мучил его каждую ночь. Искаженное страхом лицо Найдены, ее огромные недоумевающие глаза, кривая сабля над ее головой…
– Посадник вовремя подоспел, – продолжал возница – Уберег ее. А после и жениться надумал. Повезло ему. Да и ей.
– Наверное… – Журка не сомневался, что возница говорит о Найдене, но облегчения и радости не ощущал. Может, оттого, что его знобило?
– Любовь – великая штука, – под скрип колес рассуждал возница. – Не разбирает ни роду, ни племени.
Любовь… Журка наконец понял, что тревожило его душу. И испугался…
– А нынче они где? – спросил он. Возница почесал затылок:
– Верно, уже в Киеве. Потом поедут в Новгород. А тебе-то чего?
– Ничего… Просто интересно.
– А коли интересно, поехали с нами. Я один не справляюсь. Эту ораву и накорми, и напои, и перевяжи, а то и похорони, коли кто помрет. Я уже троих хоронил, думал, весь день буду яму рыть, да повезло – помогли добрые люди. Только на добрых людей надежда невелика. А ты… В общем, коли поможешь, отплачу.
Журка махнул рукой:
– Какая плата… Так помогу. Все одно по пути.
– Верно, – обрадовался возница. – В Киев.
В Киев… Журка отбросил невеселые думы. Что загадывать на будущее?
В Киев они прибыли через три дня. По дороге потеряли еще двоих. Первым умер тот, что говорил с Журкой с подводы. Это случилось ночью. Он хрипел, метался и что-то выкрикивал. Еней, так звали возницу, разбудил Журку и шепотом сообщил:
– Кончается…
Они сидели с умирающим до утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Ты так этого хочешь? – Ведьма казалась удивленной.
Чему она удивлялась? Моим желаниям или моему гневу? Вдруг вспомнилось ее обещание, данное в Ведьмачъей яме.
– Ты говорила, что будешь помогать мне. Так помоги! Я ничего более так не желаю, как завершить эту битву!
– И кто же должен победить? – Дарина присела и приподняла руку убитого ею воина. На его рукаве красовался знак Святополка. – Эти? – Она повернулась и дотронулась до руки бородатого дружинника. В это мгновение он уворачивался от вражеского меча. Удар пришелся по плечу ведьмы, но лезвие не причинило ей вреда, пройдя сквозь призрачное тело, словно сквозь туман. – Или эти?
– Ярослав,– не задумываясь сказала я. Ведьма покачала головой:
– Но к кому же ты шла, не страшась ни боли, ни смерти? К воину Ярослава? А если он победит, вдруг тот, к кому ты так стремилась, ляжет бездыханным у твоих ног?
Горясер. Передо мной проплыло его лицо. Я оглянулась. Стоя ко мне спиной, наемник с кем-то рубился. Выпад, прыжок, удар и опять прыжок. Он походил на лесного зверя. Ничего не кончилось… Я помнила его объятия, жар его губ…
– Мамочка, мама! – Крик прорвался сквозь колдовскую завесу тишины.
Закрывая брешь, Дарина махнула рукой, и крик смолк. Но кричавший не исчез. Он оказался молоденьким, совсем еще мальчишкой. Кольчуга, болталась на худых плечах, словно на пугале. С жалкой улыбкой на лице парнишка протягивал ко мне руки. Из его шеи текла кровь. Он не видел меня и тянулся к той, что когда-то дала ему жизнь. Он молил ее о спасении. Или все-таки меня?
Дарина смотрела снизу вверх и ждала. Я сдавила голову руками:
– Пусть так. Пусть Горясер умрет. Только бы все это кончилось.
– Хорошо. – Ведьма поднялась. – Но ты поможешь мне.
– Как?
– Здесь был убит Борис. Видишь кровь?
Кругом была кровь. О какой она говорила? Вороной фыркнул, переступил длинными тонкими ногами. Ведьма повела пальцем. Бурое пятно окрасило землю.
– Видишь? – сказал Ларина. – Это кровь неотомщенного князя. Помоги мне собрать ее.
Я видела. Кровь Бориса покрывала землю тонким налетом, как пыль покрывает старые полки, но она билась и пульсировала, взывая к мести.
– А что будет дальше? – Я не решалась притронуться к живому, извивающемуся в корчах пятну.
Дарина пожала плечами:
– Я вызову дух справедливой мести – Встречника. Он выпустит из-за кромки души умерших здесь воинов. А мы ему поможем. Собирай. Или ты передумала?
Нет, не передумала. Я опустилась на четвереньки, стараясь не чувствовать исходящего от земли жара и не поднимать головы. Мне не хотелось большие видеть покрытых потом и кровью мужчин, их безумные глаза, искаженные ненавистью лица…
Словно назло моему желанию, их стало больше. Они топтались возле и мешали мне собирать кровь Бориса. Но я старалась. Бурые пылинки ложились в мою ладонь и копошились на ней, будто суетливые древесные жучки.
– Клади сюда. – Дарина протянула холщовую сумку.
Я послушно принялась запихивать в нее собранное. Мысли путались.
«О Горясере не думать… – шептала я. – Помнить того мальчика, который звал мать. И торопиться, чтоб не умирали такие, как он. Чтоб все кончилось». Бурое пятно становилось все меньше и меньше. Последняя горсть.
– Залезай!
Унизанная браслетами рука протянулась ко мне сверху. Я схватилась за нее и очутилась на спине лошади. Впереди маячила шея скакуна, сзади плотно прижималась Дарина. Ее ладони легли мне на плечи, и мягкий певучий голос потек над головой.
– Страх рождает тишину,
Боль у вечности в плену,
Дети Куллы и Морены,
Зовом мести вас кляну!
Тени тех, что не смогли
В тверди выспаться земли,
Заблудившиеся души,
Возродитесь из пыли! –
пела Дарина. Ветер взвыл и бросил мне в лицо длинную конскую гриву. Все завертелось в бешеном урагане…
– Встречник! – завопила Дарина. – Приветствую тебя, вечный скиталец! Бери добычу! Подними мертвого князя, подними отважных, умерших по злой воле! Дай заблудшим душам живые тела, они жаждут мести!
Она сунула мне в руки мешок. Ураган трепал ее волосы, смешивал с гривой коня и опутывал меня волосяной сетью.
– Бери и бросай!
Я дернула тесемки, сунула руку в горловину и швырнула в беснующийся вихрь горсть собранной мной пыли. Тонкий плач рванул душу. Земля задрожала. Голубой туман поднялся из-под копыт коня и тонкими щупальцами потянулся прочь. Куда, к кому? Я не видела. Мешала сеть.
– Еще! Еще! Еще! – требовала Дарина, а я бросала и бросала горсти пыли.
Туман становился гуще, а ветер стихал. Ростки голубого дыма выползали из-под земли, тянулись к воинам Ярослава, забирались под их одежду…
Бородатый дружинник, который уже пятился под напором кривоногого печенега, вдруг судорожно сглотнул этот набившийся в рот туман и выпрямился. Его лицо исказилось гневом. Он что-то закричал и бесстрашно пошел на врага. Печенег попятился. Еще один ратник Ярослава поднялся с колен, и другой…
Помогает! Даринино заклинание действует! Я сунула руку в мешок. Там было пусто. Почему?! Мы же еще не выиграли эту битву!
– Дарина! – негодуя, выкрикнула я.
– А прежнее обещание я все же исполню. Не далее как сегодня, – прошелестел издалека ее тихий голос.
– Вставай!
Я открыла глаза и оглохла от шума. Кругом гремело и лязгало. Ржали кони, кричали люди, завывали раненые…
Лекарь тряс меня за плечо и суетливо пихал в руки вожжи.
– Быстрей! Гони! – крикнул он. – Печенеги!
Я вскочила. Сбоку, от реки, прямо на лагерь несся отряд печенежских всадников. Впереди – темноволосый широкоскулый предводитель. Его лицо показалось знакомым.
– Пошла! – Житобуд хлестнул лошадь ладонью.
Я наподдала вожжами. Телега стронулась. Печенег развернул коня и помчался наперерез.
– Нет… – протестующе застонал кто-то сзади. А я и не заметила, когда Житобуд успел перетащить на подводу раненых.
– Стой! Не смей! – Лекарь схватил длинную пику и отважно шагнул навстречу врагу. – Не…
Кривая сабля упала на его голову и рассекла ее надвое.
– Пшла! – Я огрела лошаденку вожжами и спрыгнула.
Трясясь на ухабах телега, заскользила прочь. Закричали раненые. Успею? Я метнулась к упавшему лекарю, схватила пику. Печенег ухмыльнулся. Теперь я поняла, на кого он был так похож. На Арканая… Может, это он сам?
– Арканай! Не надо!
Я неуклюже взмахнула тяжелой пикой, поскользнулась в натекшей из головы Житобуда луже крови и упала. Печенег поднял коня на дыбы.
«Нет, это не Арканай, – мелькнуло в голове. – Тот не стал бы давить копытами. Любил резать…»
– А-а-а!
Я разглядела только перемахнувшее через мою голову брюхо лошади. Широкогрудый пегий жеребец смял низкорослого печенежского конька, а длинный меч дружинника выбил саблю из рук врага. Затем появились другие. Степняки заулюлюкали, развернулись и ринулись к реке. Наши – следом. Размазывая по лицу слезы и кровь, я попыталась подняться. Первый дружинник спрыгнул с лошади и подскочил ко мне. Коснятин…
Мне хотелось плакать и смеяться.
– Найдена! Господи… Цела?
Он так сильно сдавливал мои плечи, что я не могла ответить. И видела лишь его кольчугу и свою неловко притиснутую к его груди ладонь. А на ней…
– Откуда они взялись? Святополк бежит, а эти… – Он чуть отодвинул меня и тряхнул: – Найдена?! Что с тобой? Ранена? Где? Отвечай!
Его глаза и руки зашарили по моему телу. Я протянула к нему ладонь – показать, но он не понял. Убедился, что я цела, и снова прижал к груди:
– Глупая девочка… Не пугай меня. Никогда… – И вдруг совсем иначе, будто проснувшись: – Будешь моей женой? Будешь?
Если бы я могла смеяться! Самый видный жених на Руси просил меня стать его женой. Меня, безродную!
– Будешь?
Его настойчивость мешала мне сосредоточиться. Мимо провели подводу с ранеными, которую я так глупо отправила прочь. Лошаденка нервно дергала головой и фыркала.
– Еле поймали, – похлопывая ее по шее, сказал молодой дружинник. – Напугала ты ее, бедная кобылка мчалась так, что никакому печенегу не догнать…
– Спаси тебя, Господь, девочка, – добавил с подводы какой-то раненый воин.
Я посмотрела на него. Перевязанная грудь, седые волосы, голубые с красными прожилками глаза… Он полагает, я понимала, что делала, когда спасала его жизнь. И Коснятин считает меня отважной, достойной его руки… А Горясер?
«Что же ты? – вдруг шепнул над ухом голос Дарины. – Соглашайся… Ты ведь мечтала об этом? Свой дом, красивые наряды, слуги, почет. Зачем думать о наемнике? Воины Святополка убиты или бежали. Ты сама согласилась с таким исходом. Помнишь?»
– Да, – ответила я и вцепилась в руку Коснятина. – Да, делай что хочешь, только увези меня отсюда! Увези… Больше не могу!
– Конечно… Конечно…
Его слова звучали глухо, словно из бочки, зато смех Дарины звенел прямо в моей голове. «Видишь, я выполнила обещанное, – смеялась она. – Теперь твоя судьба в твоих руках, как ты того и хотела. Будь счастлива, девочка».
Я стиснула зубы, чтоб не закричать. Счастлива? Нет, отныне я никогда не буду счастлива! На моих руках – кровь. Та самая, которую я собрала с земли и которая въелась в мою кожу. Ее не замечал Коснятин и тот седой раненый воин с подводы, но я-то видела! Торжествуя победу, бурые жучки-пылинки извивалась на моей ладони. Кровь Бориса. А может, это была другая кровь? Кровь того, которого я так любила и так легко предала…
51
Журка опоздал. Сказалась обычная после болезни слабость. Поначалу он шел быстро, не чувствуя усталости, но потом стал все чаще останавливаться. Его знобило и мучил кашель. На четвертый день пошел дождь. Вода текла Журке за шиворот и хлюпала в сапогах, но он упрямо плелся по размытой дороге. К Альте.
– Эй, посторонись!
Журка поднял голову и отступил к обочине. Колесо встречной телеги ухнуло в лужу и обдало его грязью. Возница придержал лошадей:
– Ослеп, что ли?! Чуть под копыта не угодил!
– Прости, задумался…
Журка разглядел на подводе людей. Они лежали голова к голове, до подбородков укрытые шкурами. На его голос некоторые повернулись.
– Чего невеселый? – поинтересовался один. – Победа!
Журка подошел к вознице:
– Откуда ты? .
– С Альты.
Промокший охабень возницы казался черным, и лишь сухая складка на животе оставалось светло-серой. Журка старался не глазеть на это светлое пятно, но почему-то не мог отвести от него глаз.
– Как там? – спросил он.
– Окаянный бежал, – ответил возница. – Пленных забрал Ярослав и двинулся через Родню. А раненых поручили мне. Велено доставить их в Киев.
Журка разглядел бредущих за подводой людей.
– А Коснятин? – спросил он.
Старый священник упоминал посадника. С ним уехала Найдена…
Возница ухмыльнулся:
– Кому война, а кому и мать родна… Женится Коснятин. А ты куда путь держишь?
Журка задумался. Куда он идет? На Альту? В Киев? В Новгород? Где нынче искать Найдену? И надо ли ее искать? Кажется, все страшное, о чем предупреждал сон, позади…
– Пожалуй, в Киев.
Возница удивленно причмокнул. Лошадь поняла сигнал по-своему: вздрогнула и двинулась вперед. Телега тронулась. Журка зашагал рядом.
– Посадник в бою невесту отбил? – продолжая разговор о Коснятине, спросил он.
– Какое там в бою! – Возница засмеялся. – Наша девка. Безродная, а красива так, что глаз не отвести. И смелая… Сколько народу ей жизнью обязано! Махонькая, тоненькая, а пику схватила и под печенежскую саблю – лишь бы раненых уберечь!
Журку передернуло. Этот кошмар мучил его каждую ночь. Искаженное страхом лицо Найдены, ее огромные недоумевающие глаза, кривая сабля над ее головой…
– Посадник вовремя подоспел, – продолжал возница – Уберег ее. А после и жениться надумал. Повезло ему. Да и ей.
– Наверное… – Журка не сомневался, что возница говорит о Найдене, но облегчения и радости не ощущал. Может, оттого, что его знобило?
– Любовь – великая штука, – под скрип колес рассуждал возница. – Не разбирает ни роду, ни племени.
Любовь… Журка наконец понял, что тревожило его душу. И испугался…
– А нынче они где? – спросил он. Возница почесал затылок:
– Верно, уже в Киеве. Потом поедут в Новгород. А тебе-то чего?
– Ничего… Просто интересно.
– А коли интересно, поехали с нами. Я один не справляюсь. Эту ораву и накорми, и напои, и перевяжи, а то и похорони, коли кто помрет. Я уже троих хоронил, думал, весь день буду яму рыть, да повезло – помогли добрые люди. Только на добрых людей надежда невелика. А ты… В общем, коли поможешь, отплачу.
Журка махнул рукой:
– Какая плата… Так помогу. Все одно по пути.
– Верно, – обрадовался возница. – В Киев.
В Киев… Журка отбросил невеселые думы. Что загадывать на будущее?
В Киев они прибыли через три дня. По дороге потеряли еще двоих. Первым умер тот, что говорил с Журкой с подводы. Это случилось ночью. Он хрипел, метался и что-то выкрикивал. Еней, так звали возницу, разбудил Журку и шепотом сообщил:
– Кончается…
Они сидели с умирающим до утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42