Он знал, что ружье – всего-навсего слегка модернизированный старинный пистолет, и потому никакого страха не испытывал.
Убедившись, что за спиной у него никто не стоит, Римо развернулся на одной ноге. Вторая его нога вознеслась вверх и с неудержимой силой выворотила руки врагов вместе с зажатым в них оружием из суставов. Послышался треск разрываемых связок, хруст ломаемых костей.
Как только солдаты, воя от боли и ужаса, рухнули на землю, Уильямс вдребезги разнес их черепа.
В живых осталось всего трое, впрочем, они уже опустошили свои «магазины».
Расправиться с этими было совсем уже просто.
Шагнув к ним, он произнес:
– Сейчас я покажу вам, как играть в пинг-понг.
И, молниеносно схватив двоих китайцев за головы, столкнул их лбами.
– Пинг!
Один солдат упал с запрокинутой назад головой.
– Понг!
Голова второго лопнула, как переспелая тыква. Из отверстия в черепе потекла ало-коричневая жижа.
Последнего «освободителя» Римо убил ударом ладони по грудной клетке. Переломанные кости ребер так сильно сдавили тому сердце, что оно лопнуло, как красный воздушный шар.
Теперь все противники валялись в пыли. Кое-кто еще дрыгал ногами, кое у кого клокотало в горле, а у некоторых мозги уже полностью отказали.
В этой схватке, к радости Римо, не погиб ни один тибетец. А он и надеться не смел, что удастся избежать потерь дружественных ему людей.
Уильямс опустился на колени перед скорчившимся телом Бумбы Фуна, нащупал сонную артерию. Пульс не прощупывался. Бумба Фун умер, и уже ничто не могло оживить его.
Сзади вдруг послышался знакомый голос тибетской девушки, имени которой Римо так и не узнал.
– А ты и правда Гонпо Джигме! – воскликнула она.
Уильямс обернулся.
– Он сказал им, что украл джип, да?
– Да.
– Почему?
Скрестив руки на переднике, девушка недоуменно взглянула на него.
– Это его долг. Ведь он Бумба Фун!
– Но мне надо было поговорить с ним, – сердито произнес Римо.
– Ты можешь поговорить с Бумбой Фуном в Лхасе.
– Как мне узнать, настоящий ли он?
– Бумба Фун – депунг – генерал Чуши Гангдрук. Все наши генералы называют себя Бумба Фунами, чтобы одурачить этих глупых китайцев. Допустим, они пытали и пытают какого-нибудь депунга Чуши Гангдрук. А он всегда говорит своим истязателям, что его генерала зовут Бумба Фуном. Поэтому китайцы убивают первого же схваченного ими Бумбу Фуна и думают, что убили лидера Чуши Гангдрук. Получается, что Бумба Фун никогда не умирает. Бумба Фун бессмертен. Чуши Гангдрук продолжает борьбу!
Девушка бросила взгляд на изуродованный труп Бумбы Фуна. На глаза у нее навернулись слезы. Но она все-таки не заплакала, сдержалась.
– Он не должен был умереть, – с горечью произнес Римо. – Я мог предотвратить его гибель.
Девушка гордо вскинула подбородок.
– Он умер, выполняя свой долг. Ведь он был Бумбой Фуном!
Уильямс осмотрелся по сторонам. Кочевники глядели на него с каким-то странным выражением на своих обветренных лицах. Они, словно зачарованные, придвигались все ближе и ближе. Казалось, их привлекает какая-то незримая сила. Никто даже не взглянул на валявшееся на земле китайское оружие.
– Китайцы скоро начнут искать свой взвод, – обратился к тибетцам Римо. – Сверните свои шатры и уходите.
Девушка упрямо помотала головой.
– Если мы скроемся, китайцы станут искать виноватых среди невиновных. И накажут других. Нет, мы останемся, и, если понадобится, примем наказание.
– Вы что, все с ума посходили? – взорвался Римо. – Они же вас перебьют.
– Но мы возродимся, чтобы продолжать оказывать сопротивление китайцам, чтобы умирать вновь и вновь, если этого потребует наша карма.
– И что же в этом хорошего?
Она гордо подняла голову.
– Может, если умрут много тибетцев, мир наконец обеспокоит судьба Тибета.
Римо не знал, что и сказать.
– Послушай, мне нужен проводник до Лхасы. Не могла бы ты пойти со мной?
– Нет, я должна остаться.
– И умереть, когда придут китайские солдаты.
– Это мой долг. Павший от руки китайца был моим отцом. Я должна занять его место.
– Ну что ж, поступай как знаешь, – сказал Римо. Он подошел в стоявшим поодаль джипам и грузовикам и быстро вывел их из строя, без труда находя самые уязвимые места. Затем собрал автоматы и голыми руками переломал стволы, как соломинки.
Так он привел в негодность все оружие и весь транспорт.
Затем Римо сел за руль своего джипа и завел двигатель. Но тотчас кое-что вспомнил.
– Что ты имела в виду, когда сказала: «Он одержим богом»? – спросил он тибетку.
– Ты Гонпо Джигме. Ты не знаешь, что это такое?
– Нет, – признался Римо.
Девушка скромно опустила ресницы.
– Значит, ты уже не одержим богом. Когда возвратится Гонпо Джигме, ты сразу же это поймешь.
Уильямс развернул автомобиль в сторону Лхасы. Двигатель работал на холостом ходу а он сидел и смотрел на девушку долгим взглядом.
– Послушай, я даже не знаю, как тебя зовут.
– Бумба Фун, – ответила девушка, махнув ему рукой на прощание.
Сурово насупившись, Римо тотчас покинул кочевье. Он, как летящая стрела, мчался прямо к подножию горы, которую девушка назвала Нагбопори. Она словно звала его к себе. Но чем сильнее он разгонял джип, тем дальше, казалось, отодвигалась от него гора. Римо как будто видел перед собой все время отдаляющийся мираж.
К ночи он все же добрался до подножия. К этому времени лиловая тень почернела. Оказалось, что это узкий проход на горном склоне.
Неожиданно послышалось гудение приближающегося вертолета, и Римо вжался в скалу, пока вертолет не пролетел мимо.
В скором времени несколькими милями южнее раздался приглушенный рев и грохот разрывов класса «воздух – земля».
Римо чертыхнулся. Оставив машину, он, как паук, вскарабкался на утес.
С плоской площадки на вершине он видел вспышки света в той стороне, где лежал лагерь кочевников. С очередной вспышкой земля каждый раз содрогалась. Когда все смолкло, слышно было только, как гудит несущий винт вертолета.
Наконец машина повернула назад, и на фоне горящих пастбищ еще долго виднелся расплывчатый силуэт.
– Гады, – процедил Римо. – Они же были простыми скотоводами.
Подобрав обломок скалы, он встал посреди площадки и помахал руками.
Пилот заметил Уильямса. Подстрекаемый любопытством, он направил свою неуклюжую машину в сторону одинокого человека на утесе.
Римо обманчиво небрежно метнул «камешек» в вертолет. На скорости семьдесят пять миль в час обломок, пробив круглую дыру в плексигласовой кабине, угодил прямо в лицо пилоту.
Вертолет, потеряв управление, закружился в воздухе, словно бесхвостый воздушный змей.
Члены экипажа попытались стащить убитого с пилотского места и восстановить управление машиной.
Однако у них не было никаких шансов на спасение. В следующий же миг хвостовой винт ударился о скалу и воздушный корабль превратился в огромный огненный шар. Точнее говоря, в ничто.
Римо снова сел за руль и помчался дальше сквозь тьму бесконечной тибетской ночи, раздумывая о том, кто же все-таки такой этот Гонпо Джигме.
Впрочем, он знал наверняка, что он такой же Гонпо Джигме, как Скуирелли Чикейн – бунджи-лама.
Глава 28
Целый день сорок седьмой бунджи-лама, воплощение Будды Будущего, стоически переносила тяготы и лишения тюремной жизни. Она медитировала в своей камере, стремилась обрести высшее сознание. К сожалению, ей это плохо удавалось. И все же, невзирая на терзающую ее боль, актриса не теряла надежды.
– Эй вы, – вопила Скуирелли Чикейн, приблизившись к двери. – Если нельзя позвонить по телефону, верните мне по крайней мере мои вещи!
Голос ее гулко отдавался в темноте отсыревшего коридора, но если кто и слышал ее жалобный зов, последствий это никаких не возымело.
– Как насчет моего бычка? От него почти ничего не осталось?
Ответа по-прежнему не было.
– Дайте хоть какой-нибудь галлюциноген. Из тех, что вы сами лижете! – с надеждой выкрикнула Скуирелли.
Но вместе с последними отголосками умерла и надежда. Актриса уселась на кучу песка и застонала.
– Просто уму непостижимо! Притащилась в такую даль, а мне отказывают в каком-то занюханном окурке.
Похлопав руками по своей шафранно-желтой шевелюре, она добавила:
– Неужели эта проклятая головная боль никогда не пройдет?
– Подави боль, – прозудел Лобсанг Дром. – Превозмоги!
– Попробуй превозмоги ее, когда в висках так и молотит.
– Ваше святейшество должно подавать пример всем остальным узникам, – напомнил ей Лобсанг. – Своими страданиями вы облегчаете страдания этого мира.
– Да пойми же ты наконец, я хочу вырваться из этой адской дыры. Сюжет топчется на месте. Представляю себе, как публика валит из зала, чтобы купить себе попкорна. Обратно никто уже не возвращается. Критики просто линчуют меня.
– Бунджи-лама выше всякой критики, – наставительно произнес Лобсанг.
– Скажите это Сискелю и Эберту. Во мне так и звучит голос толстяка: «Скуирелли Чикейн следовало бы продолжать сниматься в фильмах, в которых ее привыкла видеть публика». И пошло-поехало. Можно подумать, он что-нибудь понимает!
Внезапно старый замок заскрежетал, задвигался.
– Кто там? – прошептала Скуирелли. – Меня выпускают?
– Это я, о бунджи, – ответил скрипучий голос.
– Кто «я»?
– Мастер Синанджу. Я пришел освободить вас.
Скуирелли привстала на носочки и попыталась взглянуть в крошечное окошечко. Но она ничего, кроме стен коридора, не увидела.
– Никого не вижу, – пожаловалась она.
– С кем вы разговариваете, бунджи? – встревоженно спросил Кула.
– С этим маленьким человечком – Синатрой.
– Мастер Синанджу пришел освободить нас! – радостно воскликнул Кула.
Скрежет в замке ни на минуту не прекращался.
– Пустое дело, – махнула рукой Скуирелли. – Они запирали дверь вдвоем и еле-еле вытащили ключ. Отпереть они, пожалуй, и вшестером не смогут.
Замок жалобно скрипел и звенел.
И вдруг, к крайнему изумлению Скуирелли Чикейн, дверь камеры отворилась.
В коридоре стоял сухощавый кореец в черной одежде. На его прежде лысой голове блестели черные волосы.
– Ты что, отрастил волосы? – удивилась женщина.
– Это парик, – отмахнулся Чиун. – Пошли. Надо освободить и других.
Застрявших ключей в других замках не оказалось. Жаль, промедление, возможно, смерти подобно. Сначала Чиун подошел к двери Кулы и осмотрел стержни петель. Они были толстыми, как ружейные стволы. Толстыми, прочными и очень большими. А большие препятствия иногда брать легче.
Опустившись на колени, коротким, резким ударом ладони кореец перерубил нижние петли. Они переломились, как палки под топором. Точно так же Чиун переломил и верхние стержни.
Кула поспешно открыл дверь и отставил ее в сторону.
Точно так же не устояли перед силой и ловкостью мастера Синанджу и другие двери.
Когда появился Лобсанг Дром, Скуирелли Чикейн подбросила свою темно-бордовую шапочку в воздух.
– Вот это класс! Класс! Настоящая кульминация, которой я ждала! – Скуирелли встала на колени и поцеловала Чиуна в голову со словами: – Я хотела бы, чтобы ты был высоким, темным и красивым, но к тому времени, когда они отснимут пленку, ты, может, таким и станешь.
– Что там ворчит эта женщина? – спросил мастер Синанджу у Кулы. Огромный монгол пожал плечами: кто, дескать, может измерить глубину мыслей белой ламы?
Скуирелли ощутила на губах странный вкус. Пришлось вытереть их. На шафранно-желтом рукаве осталось черное пятно.
– Что это? – удивилась она.
Чиун пропустил ее вопрос мимо ушей.
– Сейчас нельзя терять время попусту. Нам еще предстоит пройти мимо китайских тюремщиков.
– Мне бы только добраться до телефона! Я вызову сюда морских пехотинцев.
* * *
Во всей тюрьме Драпчи был всего один телефон. И стоял он на столе начальника тюрьмы, полковника государственной безопасности Фанг Лина.
Как раз в этот момент он разговаривал с Пекином.
Как же долго ему пришлось дозваниваться до столицы! Вернее, до министра государственной безопасности, по личному приказу которого всемирно известную Скуирелли Чикейн заключили в тюрьму и запретили ей всякий контакт с Америкой. Теперь Фанг Лин ожидал дальнейших инструкций.
Только бы министр безопасности ответил на его вызов.
Он пытался прозвониться всю ночь. Много раз просил передать, что звонил. Никакого ответа так и не последовало. Полковник Фанг начал подозревать, что ему придется действовать без инструкций. С этой тигрицей Скуирелли Чикейн ему следует управиться самому. Полученные им указания были чрезвычайно просты. Посадить мнимую бунджи-ламу в тюрьму. Держать ее под арестом до дальнейших распоряжений. Не давать ни еды, ни воды. Не допускать никакого контакта с внешним миром.
Этот строгий приказ он нарушить не мог, не рискуя навлечь на себя суровую кару.
Итак, ни еды, ни воды. Никаких контактов. Если этот приказ в ближайшее время не изменят, Скуирелли Чикейн умрет от жажды и голода. А его, полковника Фанга, обвинят в том, что он не проявил должной инициативы, да и просто здравого смысла и не сохранил ей жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36