Он надел маскировочный комбинезон, захватил с собой нож, пистолет, бинокль, фотокамеру, флягу с водой и фляжку с джином. На всякий случай оставил в изголовье раскладушки записку: “Ушел на охоту по северному склону. Надеюсь прийти до темна. Peг”.
- Доброе утро, мистер Peг, - приветливо поздоровался скучавший в дежурке охранник. Остальные, очевидно, почивали.
- Доброе утро, - ответил Петер, подумав: “Даже автомата нет - лишь идиотский браунинг. На дорогу совсем не смотрит, стоит в дверях, зевает - много же он накараулит…”
После инцидента с джипом заезжих боевиков местная полиция порыскала пару дней по близлежащим дорогам, опросила хозяев гостиниц, кемпингов, мотелей и постоялых дворов и удовлетворенно констатировала: чужаков больше нет и опасаться нечего. В ответ на настойчивые просьбы Слонопотама обеспечить безопасность СИАЯ-6 лишь проформы ради был установлен пост, состоящий из одного-единственного полицейского с карабином, который благополучно дремал днем под разноцветным зонтом, а ночью - в дежурке. Через три дня и эта чисто символическая охрана была снята.
…Петер в последний раз бросил взгляд на серые бетонные стены станции, на красную, крытую черепицей крышу главного здания, строгий черный купол обсерватории и быстро пошагал по дороге, взбирающейся в гору. Сейчас зеленый склон казался не слишком крутым и высоким, но уже через час все переменится - каждая следующая сотня шагов будет даваться все с большим трудом.
Фон Peг сделал очередной шаг, и дорога вдруг куда-то пропала… Он сидел на стуле и смотрел, как носок чьей-то ноги настойчиво ковыряет блестящий паркет. Хозяина ноги было не видать. “Неужели это моя нога? - вяло подумал Петер. - Что-то не припомню у себя такого ботинка…” Ботинок действительно был весьма странен: здоровенный, с квадратным носом, окованным латунью, сам коричнево-красный, приятно пахнущий обувным кремом и хорошей кожей. Но при этом, самое удивительное, вид его был знаком фон Регу.
Петер непонятным образом очутился в чужом доме. И этот дом он видел не впервые. Правда, кухня (а это была она) - не самое запоминающееся место, гости не часто допускаются туда. Кухня была просторная, чистая, даже красивая. Большущая шестиконфорочная плита работала на сжиженном газе; между окон высились объемистые холодильники и морозильники - их было по два; стены красного кирпича украшали оленьи рога, звериные головы, африканские маски, развешенные между всевозможными ящиками, расписными разделочными досками и наборами угрожающего вида ножей и разнокалиберных поварешек, дуршлагов и черпачков.
Фон Peг отдал ноге, а значит, и этому несуразному ботинку приказ остановиться, и движение прекратилось. “Все-таки мой…” - констатировал Петер и попытался встать. Покачнулся, потерял равновесие, поспешно сделал шаг второй ногой, о которой почему-то совсем забыл, и - вот чудо! - умудрился-таки не упасть. Только теперь он обратил внимание на свои не менее “замечательные” штаны. Это были мягкие фланелевые брюки, которые так любил носить дома доктор Прост, правда, у него они содержались в идеальном порядке. У этих же штанцов в промежности обнаружилось свежезастиранное пятно, еще слегка отдававшее мочой. Бывший хозяин тела, которым нынче заведовал Петер, кажется, страдал энурезом или его кто-то перепугал до смерти. Тут раздались шаги, и на кухню вошел китаец Ли. Фон Peг окончательно убедился, что попал именно в дом Иакова. Это был тот самый повар-кудесник из Ланчжоу, а красно-коричневые ботинки и бежевые брюки - соответственно - принадлежали доктору Просту.
Сейчас повар наверняка поинтересуется, какой обед надо готовить, - подумал Петер. - И что я ему скажу?.. Он попытался вспомнить какой-нибудь самый простой из съеденных в этом доме обедов. Но разговор о еде так и не зашел, как, впрочем, не прозвучало и традиционное обращение “хозяин”. Китаец бросил презрительный взгляд на застрявшего посреди кухни фон Рега-Проста и приказал тихим голосом человека, который абсолютно уверен, что ему не могут не подчиниться:
- Убирайся на улицу. Из-за тебя здесь воняет конюшней.
Ли расправил плечи, перестал приниженно горбиться и оттого стал чуть выше ростом. Изменилось выражение его глаз, мимика, манера держаться и, конечно же, голос. Да, это был теперь совсем другой человек. Ну а одет повар оказался в лучший костюм доктора, правда, сидящий на нем мешковато.
Петер молча повиновался, побрел прочь. Однако это оказалось не таким уж простым делом. Теперь фон Peг смог узнать, что ощущает по-настоящему старый человек, особенно если он еще не привык к своей немощи. Ноги шаркали, их было так трудно оторвать от пола. Мучила одышка, ныла спина, поясница почти не гнулась. Гипертония, ревматизм, остеохондроз…
Когда Петер-Иаков дотащился до дверей черного хода, в доме раздался медоточивый голос Ингрид:
- Иди ко мне, милый… Я уже заждалась тебя, - она звала в спальню китайца.
- Сейчас, дорогая, - ответил Ли. Только теперь фон Peг сообразил, что повар никогда раньше не говорил на столь чистом немецком.
Но, не дождавшись прихода китайца, она сама появилась на пороге кухни. Розовый пеньюар на миг просветило выглянувшее из-за тучи солнце, и все прелести Ингрид отчетливо проступили сквозь ставший прозрачным тончайший шелк. Она была сейчас на редкость красива: засверкавшие в солнечных лучах пряди чуть рыжеватых роскошных волос, не тронутое загаром, а потому кажущееся белоснежным лицо, сияющие зеленоватые глаза, большой, чувственный, но отнюдь не уродливый в своей величине рот…
Петер почувствовал желание, хотя его тело было в отвратительной форме. Потому что это было обоюдное желание: и старого тела, и его нового хозяина. И что-то в нем переменилось…
“Вот сучка! - в ярости подумал фон Рег-Прост, хлопнул дверью и кряхтя опустился на ступени заднего крыльца. Он ощущал, что в нем начинают пробуждаться силы, но пока их было еще слишком мало. - Я сплю? - спросил себя. - Или галлюцинирую?” - Ответа не было.
Содержание этого странного сна было бы достаточно традиционным и вполне логичным, учитывая чувства, испытываемые Петером к жене друга, если бы в каждого из участников драмы не вселился другой…
А кто же вселился в мое тело?! - Фон Рега окатило холодом. - И где сам Иаков? Быть может, в китайце?..” - Но Петер тут же отмел эту мысль: в любом облике Прост повел бы себя по-другому.
Уж больно четки все детали, ярки цвета, остры запахи, реальны физические ощущения - от ходьбы, например, или вот от боли в пояснице, которая, тьфу-тьфу, у самого-то еще не давала о себе знать. Он даже и представить себе до сих пор не мог, как именно ощущается радикулит или остеохондроз… Нет, столь натуралистических снов фон Peг никогда в жизни не видал.
“Может быть, все-таки наведенная галлюцинация? Психотропный излучатель способен и не на такое… Но почему именно я и кому есть до меня дело в такой глуши? Если б я владел какой-нибудь тайной и ее нужно было из меня выудить… Даже если 6 они по ошибке считали, что я обладаю ею, то действовали бы совсем иначе. Ведь сейчас разворачивается чисто психологическая, этакая семейно-любовная драма, а вовсе не допрос с пристрастием. Где же тут здравый смысл?!
Я всю свою жизнь готовился к встрече с неизвестным, необъяснимым, к Контакту, и вот теперь… пасую. Мне же и карты в руки! Я должен, просто обязан развязать этот узел, докопаться до истины, если даже мне придется при этом вывернуться наизнанку!.. Начнем с самого простого, - решил фон Peг, - используем испытанный научный метод познания. Кусаю себя… Р-раз.
Он вцепился в руку отличными имплантированными зубами доктора Проста. Боль была вполне реальной.
“Итак, примем на веру, что это явь, - думал Петер. - Что из этого вытекает? Повар - резидент китайской разведки? Прекрасно законспирированный, десятилетиями ведущий двойную жизнь шпион? А доктор - его подчиненный, жалкая “шестерка”? Тогда Ингрид - лишь номинально жена Проста, а фактически?.. Так-так… Но ведь очевидно: сейчас доктор сломлен. И сломлен, судя по всему, вот только что. Он же всегда был в высшей степени уверен в себе и вполне удовлетворен своим местом в мироздании. Значит, это всего лишь маска, а в натуре… Но столь блестяще играть год за годом могут только гениальные актеры. Скорей уж, Ли вышел из подполья совсем недавно и сразу поставил ничего не подозревающего хозяина “на место”. Ну а Ингрид? Тут же переметнулась, почувствовав за китайцем силу? Или с ней тоже произошла метаморфоза? Сейчас в мире явно царствует Бог Метаморфоз…”
На плечи фон Рега лег груз: надо спасать честь старого друга, который нынче сам не может постоять за себя. Надо навести порядок в этом доме.
Петер, держась за косяк, поднялся на ноги. Он чувствовал себя уже гораздо лучше - и к телу малость притерпелся, да и благородная ярость обеспечивала приток сил. Оранжерея всего в двадцати шагах - там наверняка найдется какой-нибудь инструмент… Взять на вооружение смертоубийственные кухонные ножи ему даже в голову не приходило.
Кое-как доковыляв до оранжереи, фон Peг далеко не сразу смог открыть дверь - запор был довольно хитрый, а тело и не думало ничего подсказывать новому хозяину. Прекрасные кусты чайной розы - гордость Иакова - встретили Петера густым, одуряющим ароматом. В помещении была парная атмосфера. Поиски подходящего орудия мести не заняли много времени. Фон Peг остановил свой выбор на тяпке с толстой и не слишком длинной ручкой.
Обратный путь занял вдвое меньше времени - после принятия “волевого” решения у Петера словно бы открылось второе дыхание. Этот победный марш завершился в спальне Ингрид. Жаркие объятия любовников не смогли вывести фон Рега из равновесия и заставить наделать глупостей. Ну а повар даже и не пытался остановиться, услышав шаркающие шаги Проста. Любовники и смотреть не стали на “старую развалину”, вздумавшую припереться в самый разгар. Ли только выплюнул злобно: - Убирайся, а не то!..
И получил тяпкой по продолговатой, покрытой редким черным волосом голове. Тяпка попала ему точно по затылку. Китаец вскрикнул и обмяк. Женщина завизжала, судорожно пытаясь выбраться из-под враз потяжелевшего тела… Петер-Иаков поначалу не хотел ее бить, но Ингрид, вскочив на ноги, бросилась на него - прыгнула с постели как дикая кошка, целясь длинными наманикюренными ногтями прямо в глаза…
Фон Peг осторожно ощупал свое оцарапанное лицо. Ингрид вытянулась у его ног. На лбу у нее весомо, грубо, зримо вздувалась огромная синяя шишка. Надо сказать, Петер-Иаков ударил обоих вовсе не металлическим острием, а тыльной, тупой стороной тяпки. Иначе результат был бы совсем иным.
Китаец очнулся первым. Он с удивлением и ужасом посмотрел на хозяина, сидящего на кушетке с тяпкой в руках, на себя и на столь же безнадежно голую Ингрид и заплакал. Фон Peг ожидал чего угодно, но только не этого. Ли подполз к кушетке, обхватил фон Рега-Проста за ноги и запричитал, боясь поднять на него глаза:
- Простить меня, хозяин! Не выгонять! Это не моя! Не моя!.. Не отправлять меня назад! Это не моя!.. - Его била дрожь. Поведение повара выглядело непритворным. В одном-единственном доме не может скопиться столько гениальных актеров!
- А где ты был все это время? - строго спросил Петер. Вообще-то, вопрос звучал вполне логично: если ты был не здесь, то где же?
- Моя… Моя…- Тот никак не мог успокоиться. - Моя был в Ланчжоу. Моя п-пришел… пришел арестовывать младший брат! - выпалил он на жуткой смеси ломаного немецкого и пиджин-инглиш.
- Ты был там полицейским? Или в госбезопасности?
- Да… Да, хозяин. Твоя - очень умный человек. Все понимает… Но моя не стать… Моя не арестовывать он. Моя отпускать… В брат стрелять… Моя… моя тоже стрелять в они… В моя стрелять… попасть…- Стоя на коленях, повар глядел на Петера-Иакова. В глазах его застыл ужас и собачья преданность. Нет, ни о каком резиденте тут речь идти не могла. В тело Ли, как и в тело Проста, вселилась чужая душа.
Фон Peг почувствовал, что на нем снова лежит груз, и заговорил торжественно и спокойно:
- Я прощаю твое тело, Ли. Душа же твоя безвинна. Забудь все, что было. И помоги мне сделать так, чтобы Ингрид тоже забыла обо всем. Никогда не напоминай ей…
- Твоя святой, хозяин! - только и смог вымолвить китаец.
Петер-Иаков наклонился над своей-чужой женой и погладил ее по лицу. Кожа на виске и щеке оказалась нежной, как кожица персика. Ингрид сейчас была похожа на спящую русалку и нравилась ему еще сильней.
Они быстро натянули на женщину цветастую хлопчатобумажную пижаму, осторожно уложили ее на тахту и закутали одеялом. Повар сбегал на кухню, принес мокрое полотенце, и фон Peг, свернув, положил его на лоб фрау Прост. Потом он обнаружил, что китаец продолжает стоять рядом и с обожанием смотрит на него.
- Спасибо, хозяин. Моя вечно помнить твоя доброта…
- Иди-иди, Ли. Этот разговор закончен. Займись-ка лучше обедом.
Тот низко поклонился и, продолжая кланяться, задом вышел из комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
- Доброе утро, мистер Peг, - приветливо поздоровался скучавший в дежурке охранник. Остальные, очевидно, почивали.
- Доброе утро, - ответил Петер, подумав: “Даже автомата нет - лишь идиотский браунинг. На дорогу совсем не смотрит, стоит в дверях, зевает - много же он накараулит…”
После инцидента с джипом заезжих боевиков местная полиция порыскала пару дней по близлежащим дорогам, опросила хозяев гостиниц, кемпингов, мотелей и постоялых дворов и удовлетворенно констатировала: чужаков больше нет и опасаться нечего. В ответ на настойчивые просьбы Слонопотама обеспечить безопасность СИАЯ-6 лишь проформы ради был установлен пост, состоящий из одного-единственного полицейского с карабином, который благополучно дремал днем под разноцветным зонтом, а ночью - в дежурке. Через три дня и эта чисто символическая охрана была снята.
…Петер в последний раз бросил взгляд на серые бетонные стены станции, на красную, крытую черепицей крышу главного здания, строгий черный купол обсерватории и быстро пошагал по дороге, взбирающейся в гору. Сейчас зеленый склон казался не слишком крутым и высоким, но уже через час все переменится - каждая следующая сотня шагов будет даваться все с большим трудом.
Фон Peг сделал очередной шаг, и дорога вдруг куда-то пропала… Он сидел на стуле и смотрел, как носок чьей-то ноги настойчиво ковыряет блестящий паркет. Хозяина ноги было не видать. “Неужели это моя нога? - вяло подумал Петер. - Что-то не припомню у себя такого ботинка…” Ботинок действительно был весьма странен: здоровенный, с квадратным носом, окованным латунью, сам коричнево-красный, приятно пахнущий обувным кремом и хорошей кожей. Но при этом, самое удивительное, вид его был знаком фон Регу.
Петер непонятным образом очутился в чужом доме. И этот дом он видел не впервые. Правда, кухня (а это была она) - не самое запоминающееся место, гости не часто допускаются туда. Кухня была просторная, чистая, даже красивая. Большущая шестиконфорочная плита работала на сжиженном газе; между окон высились объемистые холодильники и морозильники - их было по два; стены красного кирпича украшали оленьи рога, звериные головы, африканские маски, развешенные между всевозможными ящиками, расписными разделочными досками и наборами угрожающего вида ножей и разнокалиберных поварешек, дуршлагов и черпачков.
Фон Peг отдал ноге, а значит, и этому несуразному ботинку приказ остановиться, и движение прекратилось. “Все-таки мой…” - констатировал Петер и попытался встать. Покачнулся, потерял равновесие, поспешно сделал шаг второй ногой, о которой почему-то совсем забыл, и - вот чудо! - умудрился-таки не упасть. Только теперь он обратил внимание на свои не менее “замечательные” штаны. Это были мягкие фланелевые брюки, которые так любил носить дома доктор Прост, правда, у него они содержались в идеальном порядке. У этих же штанцов в промежности обнаружилось свежезастиранное пятно, еще слегка отдававшее мочой. Бывший хозяин тела, которым нынче заведовал Петер, кажется, страдал энурезом или его кто-то перепугал до смерти. Тут раздались шаги, и на кухню вошел китаец Ли. Фон Peг окончательно убедился, что попал именно в дом Иакова. Это был тот самый повар-кудесник из Ланчжоу, а красно-коричневые ботинки и бежевые брюки - соответственно - принадлежали доктору Просту.
Сейчас повар наверняка поинтересуется, какой обед надо готовить, - подумал Петер. - И что я ему скажу?.. Он попытался вспомнить какой-нибудь самый простой из съеденных в этом доме обедов. Но разговор о еде так и не зашел, как, впрочем, не прозвучало и традиционное обращение “хозяин”. Китаец бросил презрительный взгляд на застрявшего посреди кухни фон Рега-Проста и приказал тихим голосом человека, который абсолютно уверен, что ему не могут не подчиниться:
- Убирайся на улицу. Из-за тебя здесь воняет конюшней.
Ли расправил плечи, перестал приниженно горбиться и оттого стал чуть выше ростом. Изменилось выражение его глаз, мимика, манера держаться и, конечно же, голос. Да, это был теперь совсем другой человек. Ну а одет повар оказался в лучший костюм доктора, правда, сидящий на нем мешковато.
Петер молча повиновался, побрел прочь. Однако это оказалось не таким уж простым делом. Теперь фон Peг смог узнать, что ощущает по-настоящему старый человек, особенно если он еще не привык к своей немощи. Ноги шаркали, их было так трудно оторвать от пола. Мучила одышка, ныла спина, поясница почти не гнулась. Гипертония, ревматизм, остеохондроз…
Когда Петер-Иаков дотащился до дверей черного хода, в доме раздался медоточивый голос Ингрид:
- Иди ко мне, милый… Я уже заждалась тебя, - она звала в спальню китайца.
- Сейчас, дорогая, - ответил Ли. Только теперь фон Peг сообразил, что повар никогда раньше не говорил на столь чистом немецком.
Но, не дождавшись прихода китайца, она сама появилась на пороге кухни. Розовый пеньюар на миг просветило выглянувшее из-за тучи солнце, и все прелести Ингрид отчетливо проступили сквозь ставший прозрачным тончайший шелк. Она была сейчас на редкость красива: засверкавшие в солнечных лучах пряди чуть рыжеватых роскошных волос, не тронутое загаром, а потому кажущееся белоснежным лицо, сияющие зеленоватые глаза, большой, чувственный, но отнюдь не уродливый в своей величине рот…
Петер почувствовал желание, хотя его тело было в отвратительной форме. Потому что это было обоюдное желание: и старого тела, и его нового хозяина. И что-то в нем переменилось…
“Вот сучка! - в ярости подумал фон Рег-Прост, хлопнул дверью и кряхтя опустился на ступени заднего крыльца. Он ощущал, что в нем начинают пробуждаться силы, но пока их было еще слишком мало. - Я сплю? - спросил себя. - Или галлюцинирую?” - Ответа не было.
Содержание этого странного сна было бы достаточно традиционным и вполне логичным, учитывая чувства, испытываемые Петером к жене друга, если бы в каждого из участников драмы не вселился другой…
А кто же вселился в мое тело?! - Фон Рега окатило холодом. - И где сам Иаков? Быть может, в китайце?..” - Но Петер тут же отмел эту мысль: в любом облике Прост повел бы себя по-другому.
Уж больно четки все детали, ярки цвета, остры запахи, реальны физические ощущения - от ходьбы, например, или вот от боли в пояснице, которая, тьфу-тьфу, у самого-то еще не давала о себе знать. Он даже и представить себе до сих пор не мог, как именно ощущается радикулит или остеохондроз… Нет, столь натуралистических снов фон Peг никогда в жизни не видал.
“Может быть, все-таки наведенная галлюцинация? Психотропный излучатель способен и не на такое… Но почему именно я и кому есть до меня дело в такой глуши? Если б я владел какой-нибудь тайной и ее нужно было из меня выудить… Даже если 6 они по ошибке считали, что я обладаю ею, то действовали бы совсем иначе. Ведь сейчас разворачивается чисто психологическая, этакая семейно-любовная драма, а вовсе не допрос с пристрастием. Где же тут здравый смысл?!
Я всю свою жизнь готовился к встрече с неизвестным, необъяснимым, к Контакту, и вот теперь… пасую. Мне же и карты в руки! Я должен, просто обязан развязать этот узел, докопаться до истины, если даже мне придется при этом вывернуться наизнанку!.. Начнем с самого простого, - решил фон Peг, - используем испытанный научный метод познания. Кусаю себя… Р-раз.
Он вцепился в руку отличными имплантированными зубами доктора Проста. Боль была вполне реальной.
“Итак, примем на веру, что это явь, - думал Петер. - Что из этого вытекает? Повар - резидент китайской разведки? Прекрасно законспирированный, десятилетиями ведущий двойную жизнь шпион? А доктор - его подчиненный, жалкая “шестерка”? Тогда Ингрид - лишь номинально жена Проста, а фактически?.. Так-так… Но ведь очевидно: сейчас доктор сломлен. И сломлен, судя по всему, вот только что. Он же всегда был в высшей степени уверен в себе и вполне удовлетворен своим местом в мироздании. Значит, это всего лишь маска, а в натуре… Но столь блестяще играть год за годом могут только гениальные актеры. Скорей уж, Ли вышел из подполья совсем недавно и сразу поставил ничего не подозревающего хозяина “на место”. Ну а Ингрид? Тут же переметнулась, почувствовав за китайцем силу? Или с ней тоже произошла метаморфоза? Сейчас в мире явно царствует Бог Метаморфоз…”
На плечи фон Рега лег груз: надо спасать честь старого друга, который нынче сам не может постоять за себя. Надо навести порядок в этом доме.
Петер, держась за косяк, поднялся на ноги. Он чувствовал себя уже гораздо лучше - и к телу малость притерпелся, да и благородная ярость обеспечивала приток сил. Оранжерея всего в двадцати шагах - там наверняка найдется какой-нибудь инструмент… Взять на вооружение смертоубийственные кухонные ножи ему даже в голову не приходило.
Кое-как доковыляв до оранжереи, фон Peг далеко не сразу смог открыть дверь - запор был довольно хитрый, а тело и не думало ничего подсказывать новому хозяину. Прекрасные кусты чайной розы - гордость Иакова - встретили Петера густым, одуряющим ароматом. В помещении была парная атмосфера. Поиски подходящего орудия мести не заняли много времени. Фон Peг остановил свой выбор на тяпке с толстой и не слишком длинной ручкой.
Обратный путь занял вдвое меньше времени - после принятия “волевого” решения у Петера словно бы открылось второе дыхание. Этот победный марш завершился в спальне Ингрид. Жаркие объятия любовников не смогли вывести фон Рега из равновесия и заставить наделать глупостей. Ну а повар даже и не пытался остановиться, услышав шаркающие шаги Проста. Любовники и смотреть не стали на “старую развалину”, вздумавшую припереться в самый разгар. Ли только выплюнул злобно: - Убирайся, а не то!..
И получил тяпкой по продолговатой, покрытой редким черным волосом голове. Тяпка попала ему точно по затылку. Китаец вскрикнул и обмяк. Женщина завизжала, судорожно пытаясь выбраться из-под враз потяжелевшего тела… Петер-Иаков поначалу не хотел ее бить, но Ингрид, вскочив на ноги, бросилась на него - прыгнула с постели как дикая кошка, целясь длинными наманикюренными ногтями прямо в глаза…
Фон Peг осторожно ощупал свое оцарапанное лицо. Ингрид вытянулась у его ног. На лбу у нее весомо, грубо, зримо вздувалась огромная синяя шишка. Надо сказать, Петер-Иаков ударил обоих вовсе не металлическим острием, а тыльной, тупой стороной тяпки. Иначе результат был бы совсем иным.
Китаец очнулся первым. Он с удивлением и ужасом посмотрел на хозяина, сидящего на кушетке с тяпкой в руках, на себя и на столь же безнадежно голую Ингрид и заплакал. Фон Peг ожидал чего угодно, но только не этого. Ли подполз к кушетке, обхватил фон Рега-Проста за ноги и запричитал, боясь поднять на него глаза:
- Простить меня, хозяин! Не выгонять! Это не моя! Не моя!.. Не отправлять меня назад! Это не моя!.. - Его била дрожь. Поведение повара выглядело непритворным. В одном-единственном доме не может скопиться столько гениальных актеров!
- А где ты был все это время? - строго спросил Петер. Вообще-то, вопрос звучал вполне логично: если ты был не здесь, то где же?
- Моя… Моя…- Тот никак не мог успокоиться. - Моя был в Ланчжоу. Моя п-пришел… пришел арестовывать младший брат! - выпалил он на жуткой смеси ломаного немецкого и пиджин-инглиш.
- Ты был там полицейским? Или в госбезопасности?
- Да… Да, хозяин. Твоя - очень умный человек. Все понимает… Но моя не стать… Моя не арестовывать он. Моя отпускать… В брат стрелять… Моя… моя тоже стрелять в они… В моя стрелять… попасть…- Стоя на коленях, повар глядел на Петера-Иакова. В глазах его застыл ужас и собачья преданность. Нет, ни о каком резиденте тут речь идти не могла. В тело Ли, как и в тело Проста, вселилась чужая душа.
Фон Peг почувствовал, что на нем снова лежит груз, и заговорил торжественно и спокойно:
- Я прощаю твое тело, Ли. Душа же твоя безвинна. Забудь все, что было. И помоги мне сделать так, чтобы Ингрид тоже забыла обо всем. Никогда не напоминай ей…
- Твоя святой, хозяин! - только и смог вымолвить китаец.
Петер-Иаков наклонился над своей-чужой женой и погладил ее по лицу. Кожа на виске и щеке оказалась нежной, как кожица персика. Ингрид сейчас была похожа на спящую русалку и нравилась ему еще сильней.
Они быстро натянули на женщину цветастую хлопчатобумажную пижаму, осторожно уложили ее на тахту и закутали одеялом. Повар сбегал на кухню, принес мокрое полотенце, и фон Peг, свернув, положил его на лоб фрау Прост. Потом он обнаружил, что китаец продолжает стоять рядом и с обожанием смотрит на него.
- Спасибо, хозяин. Моя вечно помнить твоя доброта…
- Иди-иди, Ли. Этот разговор закончен. Займись-ка лучше обедом.
Тот низко поклонился и, продолжая кланяться, задом вышел из комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39