Черт меня дернул тогда так надраться.
- У меня нет, - мотнул головой Павел.
- Значит где-то у меня, - согласился лейтенант. Пистолет он все таки нашел, но в нем оставалось всего два патрона, так что танкист приберег его до верного.
Я окончательно выбился из сил, и мужики просто тащили меня под руки. Судя по лицам, они так же вымотались до предела, и даже Андрей уже не оглядывался, а
с отрешенным лицом проламывался сквозь плотный снег. До каменного пояса гребня оставалось каких-нибудь два шага, когда я услышал какой-то странный звук, и лишь прислушавшись, понял, что это дыхание того, со вставными зубами. Я оглянулся и увидел его буквально в двух шагах. В руках у него блестело лезвие длинного ножа.
- Андрей! - закричал я.
Тот оглянулся и дернулся было к карману, где лежал пистолет, но поняв, что не успеет его выдернуть, резко бросился на врага. Ему удалось перехватить удар, нанесенный сверху, но его противник был так силен, что оба рухнули на снег. Павел по инерции продолжал двигаться вперед, буксируя меня за собой. На самом гребне он обернулся, увидел схватку, но тут же поскользнулся, нелепо взмахнул руками и исчез по другую сторону перевала. Я остался стоять на гребне, балансируя под ударами порывистого ветра. У моих ног продолжалась схватка. Мужик с железными зубами пытался вонзить нож в лицо Андрея, а тот, перехватив его кисть, с трудом удерживал ее. Держал он руку противника из последних сил, с мучительным стоном. А детина неумолимо дожимал, лезвие потихоньку опускалось все ниже и ниже.
Я глянул дальше, вниз по склону, второй из этой гончей своры был уже метрах в тридцати от нас, и это словно подстегнуло меня. Рука нащупала на поясе рукоять ножа, а далее все произошло как в замедленной съемке. Я плавно опустился вниз, невесомый, как падающая с неба пушинка, но лезвие ножа словно само вошло в спину бандита по самую рукоять.
А далее все снова вернулось к обычному ритму. Я услышал здавленый хрип убитого мной человека, увидел предсмертную судорогу его тела. Андрей еле столкнул в сторону его тело, обильный пот струился по лицу лейтенанта, он тяжело дышал.
Между тем из-за гребня показалась голова Павла.
- Ну что вы застряли? - спросил он.
А я не мог оторвать взгляд от невероятно красной крови на чистейшем белом снегу. Оторвал меня от этого занятия прозвучавший снизу выстрел. Мы глянули в ту сторону. Стрелял второй из бандитов. Сейчас он снова целился в нас. Андрей скочил на ноги. Вторая пуля, попав в рюкзак, не причинила Лейтенанту вреда, просто увязнув в золоте, но зато сбила его с ног. Я нагнулся и протянул ему руку. Снова прогремел выстрел, пуля взвизгнула над самым моим ухом. Я все-таки поймал руку Андрея, но тут он как-то странно пополз вниз. Боковым зрением я увидел, как зашевелился и начал сползать вниз труп убитого бандита. У меня буквально зашевелелись волосы на голове, но тут же я понял, что это оседает и ползет вниз весь огромный пласт снега.
Отчаянно закричал увлекаемый вниз второй бандит. Но лавина тянула с собой и Андрея. Я держал его за руку и чувствовал, как возрастает нагрузка. Восемьдесят
килограммов веса Лейтенанта и пятьдесят килограммов золота с жуткой силой тащили меня за собой.
"Не удержу!" - мелькнуло у меня в голое, но тут сбоку появился Павел, он ухватился за Андрея и буквально выдернул его на гребень. Мы оглянулись назад. Прошла всего какая-то секунда с первой подвижки снега, максимум две, а внизу уже катилась мощная, всепоглощающая лавина. Она уже погребла в своем чреве двух наших врагов, и только далеко внизу огромными звериными прыжками, падая и поднимаясь, бежал в сторону от увеличивающегося фронта белого ужаса Куцый.
Лавина налетела на черные зубья камней и, взметнувшись высоко вверх, прикрыла белой пеленой главаря убийц, а затем понеслась дальше, увлекая все большую массу снега, распухая и увеличиваясь в высоту. До нас донесся низкий, протяжный гул, под ногами даже задрожала каменная твердь, а далеко внизу многотонная масса вломилась в зеленую гребенку тайги.
Мы видели, как легко ломались могучие деревья, как поднимался все выше и выше в борьбе с неуступчивой тайгой снеговой вал. Лишь когда его окончательно поглотило и успокоило зеленое таежное море, мы смогли оторваться от этого
завораживающего действия и пойти вниз, с опаской ступая по такому ласковому и мягкому снегу.
НА ЧУЖИХ ПЛЕЧАХ
Вся эта заваруха немного встряхнула меня, но буквально через сто метров жутчайший приступ кашля скрутил мое тело в бараний рог. Глядя на меня, Андрей скинул рюкзак и достал кусок вяленой оленины. Есть я не мог, с трудом разжевал и проглотил кусочек, зато немного передохнули и подкрепились оба моих товарища. Отдохнув, мы снова пошли вниз. Мы уже не спешили, и как оказалось, зря. Примерно через час Андрей оглянулся и выругался. Сзади в полукилометре от нас
двигался человек. Лейтенант схватился за бинокль, вгляделся и определил:
- Куцый! Выкарабкался, сука. И лавина его не взяла.
Чуть погодя он заметил:
- А лосинную ногу он, похоже, выкинул. Котомка пуста.
Спрятав бинокль, он устало вздохнул.
- Ладно, есть он, нет его - надо идти.
И мы снова побрели вниз. Длинный пологий спуск не представлял каких-либо особых препятствий, но до ближайшего леса было еще очень далеко. А наш пресле дователь не отставал, более того, он неумолимо сокращал расстояние. Ближе к вечеру дистанция сократилась метров до трехсот. На одном из привалов Андрей снова достал бинокль. Глянув, он протянул бинокль нам.
- Гляньте на эту рожу. Просто красавец...
Да, уголовник выглядел ужасно. Огонь слизал с его лица не только бороду и усы, но даже ресницы и брови. Почерневшие, распухшие щеки почти закрыли глаза, оставив маленькие щелочки. Куцый понял, что мы смотрим на него, и, оскалившись, поднял руку с зажатым в ней пистолетом.
- У него пистолет, - сказал я, отдавая бинокль Павлу.
Лейтенант устало скомандовал:
- Пошли.
Снова потекли часы изнуряющего марафона. Сейчас уже, правда, никто не убегал и никто не догонял. И мы, и Куцый просто шли как могли, из последних сил.
Я и Павел относились к этому соседству спокойно, а вот Андрей просто выходил из себя.
- Как же эту собаку грохнуть, а? Подождать да устроить дуэль?
- Не вздумай, - буркнул Павел. - Тоже мне, этот, как его? Ну, Пушкина убил?
- Дантес? - подсказал я в перерывах между кашлем.
- Вот именно, - подтвердил Павел.
- Ну ты меня сравнил, спасибочки! - обиделся Андрей.- Вот не ожидал.
- Ладно, это я так, - осознал свою ошибку Павел, а потом предложил: Да отсыпь ты ему нашего золота, пусть подавится. Хоть горсточку.
Андрей странно взглянул на него, потом на меня. Подув на замерзшие руки, он развязал рюкзак и вытащил один из мешков с золотом. Взвесив его в руках, он бросил его на тропу.
- Ты прав, пусть подавится. Он ведь о нем так мечтает.
Через полчаса мы наблюдали в бинокль, как Куцый развязывает наш мешок, потом долго и тщательно завязывает его и бережно кладет в свой рюкзак.
- Доволен, - заметил Павел.
- Ну, это ненадолго, - отозвался Андрей.
Действительно, вскоре Куцый начал заметно отставать. Двенадцать килограммов золота за плечами, может, и доставили ему моральную радость, но отнюдь не прибавили сил.
К вечеру мы увидели совсем близко темную полосу леса. Мы невольно ускорили шаг. Желание встретить ночь в лесу, с костром словно подстегнуло нас. Уже в синих сумерках мы вошли в тайгу. Это было такое счастье, услышать над
головой шум ветра в кронах.
Пока мужики валили сухую ель, я все оглядывался в сторону, откуда мы пришли. Но бинокль не помогал, темнота скрыла нашего преследователя. Эту проклятую ель Павел и Андрей рубили целую вечность. Казалось, что топор затупился и просто отскакивал от ствола, настолько вымотались мужики. Раза три они передавали топор друг другу, хотя каждый раньше мог свалить такую елку за три удара. Наконец она поддалась. Через час мы пили настоящий горячий чай, да еще и с медом. Первый глоток этого восхитительного напитка я воспринял как самое большое счастье в своей короткой жизни. Огненный шар, прокатившись по пищеводу, разлился по всему телу божественным жаром, а тепло костра создало иллюзию комфорта.
Рядом блаженствовали мужики. Андрей даже постанывал от наслаждения после каждого глотка. Впрочем, время от времени он оборачивался в сторону гор и с беспокойством прислушивался. Луны той ночью не было, она взошла лишь под утро, но скрип снега под ногами человека слышно было издалека. Несмотря на тревогу и холод, мы быстро уснули. Слишком уж вымотались за эти двое суток. Среди ночи я часто просыпался от душившего меня кашля, поправлял нодью, подкидывал дров и снова проваливался в беспамятство сна.
Утром Павел первым делом убежал за дровами, и вскоре я услышал равномерный стук топора. Ну, а Лейтенант взялся за бинокль и долго разглядывал пройденный нами склон с еще видимой строчкой наших следов. Потом он опустил бинокль ниже, вздрогнул и издал какой-то сдавленный возглас.
- Ты что? - удивился я.
Но Андрей, не отвечая, торопливо пошел в ту сторону, откуда мы пришли. Я увидел лишь что-то черное, торчащее из снега, над этим и склонился Лейтенант.
Вернулся он минут через десять, бросил к костру знакомый мешок с золотом.
- Так и не расстался с ним, не смог выбросить... - сказал Андрей.
Подошел Павел.
- Это что? Это Куцего? - спросил он, бросая сушняк и кивая на золото.
- Да. Буквально сто метров не дошел до нашего костра. Кроме золота, в рюкзаке только старые портянки.
Затем он вынул из кармана пистолет, я понял, что это тот самый, которым Куцый грозил нам. Андрей нажал на защелку, и обойма продемонстрировала свое
пустое нутро.
- Вот пес, а! - выругался Андрей. - А ведь до последнего все грозил...
Странно, но смерть последнего и самого упорного из наших преследователей я воспринял даже с некоторым сожалением.
Павел развел костер. Я вспоминал, как два с лишним месяца назад мы не смогли развести огонь под дождем. Сейчас для нас таких трудностей не существовало. Я впитывал буквально каждую молекулу тепла. Мысли были заняты одним, я хотел согреться, почувствовать обжигающий жар бани или неистовую щедрость июльского светила. Кружка крепкого чая согрела меня и взбодрила. В который раз мы помянули добрым словом деда Игната. Так что в путь я выступил вполне бодренько. Но уже через час просто уселся на снег. Кашель задушил меня окончательно. В груди играл небольшой орган, такие свисты и хрипы доносились не только до
моих, но и до чужих ушей.
- Все, мужики, - заявил я, чуть отдышавшись. - Не могу я больше идти. Бросьте меня здесь, пусть лучше я один... как Куцый... чем все...
Павел и Андрей переглянулись.
- Юр, не глупи. Тут немного осталось, всего-то часа два пути, и выйдем к реке. А там и жилье близко.
Я помотал головой.
- Не могу. Сил больше нет... ноги не идут... как ватные.
Павел молча отдал Лейтенанту свой рюкзак, силком поставил меня на ноги, а затем подсел и закинул мое немощное, но еще очень даже увесистое тело себе на плечи. Я успел заметить изумленный взгляд Андрея, а затем мерно закачался в такт шагам Павла, видя только снег да огромные сапоги, доставшиеся Павлу от Жеребы.
Сколько он меня нес? Час, два? Не знаю. Время теперь измерялось не минутами, а пройденными шагами. За все это время Павел только два раза останавливался отдохнуть.
В третий раз он опустил меня на землю, когда идущий впереди Андрей взошел на невысокий пригорок и дрогнувшим от радости голосом вскрикнул:
- Река!
Она была поменьше Попутной или Оронка, с водой странного, белесого цвета. За годы она пробила глубокий коньон в горной породе, и от обрыва до самой воды расстояние превышало добрых два метра. Мы еле нашли более пологое место для спуска. От реки непрерывно шел какой-то шуршащий звук. Все объяснилось, когда Андрей опустил в воду руку и вытащил несколько тонких, игольчатых пластинок льда.
- Шуга идет, - сказал он. - Значит, скоро река встанет.
- Эх, нам бы до этого на тот берег переправиться! - заволновался Павел. - А то жди, когда еще лед окрепнет.
- Да, это верно, - кивнул Андрей. - Надо рубить салик.
Оставив на берегу рюкзаки и меня, мужики ушли в лес, и вскоре я услышал далеко разносящиеся по округе удары топора. Часа три ушло на заготовку бревен для небольшого плота. Нарубили и тальника для их увязки, спасибо покойному Жеребе, научил дураков в свое время.
Плохо было то, что из шести стволов только два были сухими, больше не нашлось. Едва мы спустили на воду это корявое сооружение и взобрались на него, волны сразу начали перекатываться через бревна. Это было не смертельно, но неприятно.
Единственным шестом орудовал Павел. Слава Богу, что шест вырубили длинней обычного, глубина здесь доходила до двух метров. Мы выплыли на самую середину реки. Плавное течение, белый снег по берегам, серое небо и безмолвие - все это завораживало нас.
Мерно ворочавший шестом Павел громко вздохнул, и Андрей тут же с улыбкой подковырнул его:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
- У меня нет, - мотнул головой Павел.
- Значит где-то у меня, - согласился лейтенант. Пистолет он все таки нашел, но в нем оставалось всего два патрона, так что танкист приберег его до верного.
Я окончательно выбился из сил, и мужики просто тащили меня под руки. Судя по лицам, они так же вымотались до предела, и даже Андрей уже не оглядывался, а
с отрешенным лицом проламывался сквозь плотный снег. До каменного пояса гребня оставалось каких-нибудь два шага, когда я услышал какой-то странный звук, и лишь прислушавшись, понял, что это дыхание того, со вставными зубами. Я оглянулся и увидел его буквально в двух шагах. В руках у него блестело лезвие длинного ножа.
- Андрей! - закричал я.
Тот оглянулся и дернулся было к карману, где лежал пистолет, но поняв, что не успеет его выдернуть, резко бросился на врага. Ему удалось перехватить удар, нанесенный сверху, но его противник был так силен, что оба рухнули на снег. Павел по инерции продолжал двигаться вперед, буксируя меня за собой. На самом гребне он обернулся, увидел схватку, но тут же поскользнулся, нелепо взмахнул руками и исчез по другую сторону перевала. Я остался стоять на гребне, балансируя под ударами порывистого ветра. У моих ног продолжалась схватка. Мужик с железными зубами пытался вонзить нож в лицо Андрея, а тот, перехватив его кисть, с трудом удерживал ее. Держал он руку противника из последних сил, с мучительным стоном. А детина неумолимо дожимал, лезвие потихоньку опускалось все ниже и ниже.
Я глянул дальше, вниз по склону, второй из этой гончей своры был уже метрах в тридцати от нас, и это словно подстегнуло меня. Рука нащупала на поясе рукоять ножа, а далее все произошло как в замедленной съемке. Я плавно опустился вниз, невесомый, как падающая с неба пушинка, но лезвие ножа словно само вошло в спину бандита по самую рукоять.
А далее все снова вернулось к обычному ритму. Я услышал здавленый хрип убитого мной человека, увидел предсмертную судорогу его тела. Андрей еле столкнул в сторону его тело, обильный пот струился по лицу лейтенанта, он тяжело дышал.
Между тем из-за гребня показалась голова Павла.
- Ну что вы застряли? - спросил он.
А я не мог оторвать взгляд от невероятно красной крови на чистейшем белом снегу. Оторвал меня от этого занятия прозвучавший снизу выстрел. Мы глянули в ту сторону. Стрелял второй из бандитов. Сейчас он снова целился в нас. Андрей скочил на ноги. Вторая пуля, попав в рюкзак, не причинила Лейтенанту вреда, просто увязнув в золоте, но зато сбила его с ног. Я нагнулся и протянул ему руку. Снова прогремел выстрел, пуля взвизгнула над самым моим ухом. Я все-таки поймал руку Андрея, но тут он как-то странно пополз вниз. Боковым зрением я увидел, как зашевелился и начал сползать вниз труп убитого бандита. У меня буквально зашевелелись волосы на голове, но тут же я понял, что это оседает и ползет вниз весь огромный пласт снега.
Отчаянно закричал увлекаемый вниз второй бандит. Но лавина тянула с собой и Андрея. Я держал его за руку и чувствовал, как возрастает нагрузка. Восемьдесят
килограммов веса Лейтенанта и пятьдесят килограммов золота с жуткой силой тащили меня за собой.
"Не удержу!" - мелькнуло у меня в голое, но тут сбоку появился Павел, он ухватился за Андрея и буквально выдернул его на гребень. Мы оглянулись назад. Прошла всего какая-то секунда с первой подвижки снега, максимум две, а внизу уже катилась мощная, всепоглощающая лавина. Она уже погребла в своем чреве двух наших врагов, и только далеко внизу огромными звериными прыжками, падая и поднимаясь, бежал в сторону от увеличивающегося фронта белого ужаса Куцый.
Лавина налетела на черные зубья камней и, взметнувшись высоко вверх, прикрыла белой пеленой главаря убийц, а затем понеслась дальше, увлекая все большую массу снега, распухая и увеличиваясь в высоту. До нас донесся низкий, протяжный гул, под ногами даже задрожала каменная твердь, а далеко внизу многотонная масса вломилась в зеленую гребенку тайги.
Мы видели, как легко ломались могучие деревья, как поднимался все выше и выше в борьбе с неуступчивой тайгой снеговой вал. Лишь когда его окончательно поглотило и успокоило зеленое таежное море, мы смогли оторваться от этого
завораживающего действия и пойти вниз, с опаской ступая по такому ласковому и мягкому снегу.
НА ЧУЖИХ ПЛЕЧАХ
Вся эта заваруха немного встряхнула меня, но буквально через сто метров жутчайший приступ кашля скрутил мое тело в бараний рог. Глядя на меня, Андрей скинул рюкзак и достал кусок вяленой оленины. Есть я не мог, с трудом разжевал и проглотил кусочек, зато немного передохнули и подкрепились оба моих товарища. Отдохнув, мы снова пошли вниз. Мы уже не спешили, и как оказалось, зря. Примерно через час Андрей оглянулся и выругался. Сзади в полукилометре от нас
двигался человек. Лейтенант схватился за бинокль, вгляделся и определил:
- Куцый! Выкарабкался, сука. И лавина его не взяла.
Чуть погодя он заметил:
- А лосинную ногу он, похоже, выкинул. Котомка пуста.
Спрятав бинокль, он устало вздохнул.
- Ладно, есть он, нет его - надо идти.
И мы снова побрели вниз. Длинный пологий спуск не представлял каких-либо особых препятствий, но до ближайшего леса было еще очень далеко. А наш пресле дователь не отставал, более того, он неумолимо сокращал расстояние. Ближе к вечеру дистанция сократилась метров до трехсот. На одном из привалов Андрей снова достал бинокль. Глянув, он протянул бинокль нам.
- Гляньте на эту рожу. Просто красавец...
Да, уголовник выглядел ужасно. Огонь слизал с его лица не только бороду и усы, но даже ресницы и брови. Почерневшие, распухшие щеки почти закрыли глаза, оставив маленькие щелочки. Куцый понял, что мы смотрим на него, и, оскалившись, поднял руку с зажатым в ней пистолетом.
- У него пистолет, - сказал я, отдавая бинокль Павлу.
Лейтенант устало скомандовал:
- Пошли.
Снова потекли часы изнуряющего марафона. Сейчас уже, правда, никто не убегал и никто не догонял. И мы, и Куцый просто шли как могли, из последних сил.
Я и Павел относились к этому соседству спокойно, а вот Андрей просто выходил из себя.
- Как же эту собаку грохнуть, а? Подождать да устроить дуэль?
- Не вздумай, - буркнул Павел. - Тоже мне, этот, как его? Ну, Пушкина убил?
- Дантес? - подсказал я в перерывах между кашлем.
- Вот именно, - подтвердил Павел.
- Ну ты меня сравнил, спасибочки! - обиделся Андрей.- Вот не ожидал.
- Ладно, это я так, - осознал свою ошибку Павел, а потом предложил: Да отсыпь ты ему нашего золота, пусть подавится. Хоть горсточку.
Андрей странно взглянул на него, потом на меня. Подув на замерзшие руки, он развязал рюкзак и вытащил один из мешков с золотом. Взвесив его в руках, он бросил его на тропу.
- Ты прав, пусть подавится. Он ведь о нем так мечтает.
Через полчаса мы наблюдали в бинокль, как Куцый развязывает наш мешок, потом долго и тщательно завязывает его и бережно кладет в свой рюкзак.
- Доволен, - заметил Павел.
- Ну, это ненадолго, - отозвался Андрей.
Действительно, вскоре Куцый начал заметно отставать. Двенадцать килограммов золота за плечами, может, и доставили ему моральную радость, но отнюдь не прибавили сил.
К вечеру мы увидели совсем близко темную полосу леса. Мы невольно ускорили шаг. Желание встретить ночь в лесу, с костром словно подстегнуло нас. Уже в синих сумерках мы вошли в тайгу. Это было такое счастье, услышать над
головой шум ветра в кронах.
Пока мужики валили сухую ель, я все оглядывался в сторону, откуда мы пришли. Но бинокль не помогал, темнота скрыла нашего преследователя. Эту проклятую ель Павел и Андрей рубили целую вечность. Казалось, что топор затупился и просто отскакивал от ствола, настолько вымотались мужики. Раза три они передавали топор друг другу, хотя каждый раньше мог свалить такую елку за три удара. Наконец она поддалась. Через час мы пили настоящий горячий чай, да еще и с медом. Первый глоток этого восхитительного напитка я воспринял как самое большое счастье в своей короткой жизни. Огненный шар, прокатившись по пищеводу, разлился по всему телу божественным жаром, а тепло костра создало иллюзию комфорта.
Рядом блаженствовали мужики. Андрей даже постанывал от наслаждения после каждого глотка. Впрочем, время от времени он оборачивался в сторону гор и с беспокойством прислушивался. Луны той ночью не было, она взошла лишь под утро, но скрип снега под ногами человека слышно было издалека. Несмотря на тревогу и холод, мы быстро уснули. Слишком уж вымотались за эти двое суток. Среди ночи я часто просыпался от душившего меня кашля, поправлял нодью, подкидывал дров и снова проваливался в беспамятство сна.
Утром Павел первым делом убежал за дровами, и вскоре я услышал равномерный стук топора. Ну, а Лейтенант взялся за бинокль и долго разглядывал пройденный нами склон с еще видимой строчкой наших следов. Потом он опустил бинокль ниже, вздрогнул и издал какой-то сдавленный возглас.
- Ты что? - удивился я.
Но Андрей, не отвечая, торопливо пошел в ту сторону, откуда мы пришли. Я увидел лишь что-то черное, торчащее из снега, над этим и склонился Лейтенант.
Вернулся он минут через десять, бросил к костру знакомый мешок с золотом.
- Так и не расстался с ним, не смог выбросить... - сказал Андрей.
Подошел Павел.
- Это что? Это Куцего? - спросил он, бросая сушняк и кивая на золото.
- Да. Буквально сто метров не дошел до нашего костра. Кроме золота, в рюкзаке только старые портянки.
Затем он вынул из кармана пистолет, я понял, что это тот самый, которым Куцый грозил нам. Андрей нажал на защелку, и обойма продемонстрировала свое
пустое нутро.
- Вот пес, а! - выругался Андрей. - А ведь до последнего все грозил...
Странно, но смерть последнего и самого упорного из наших преследователей я воспринял даже с некоторым сожалением.
Павел развел костер. Я вспоминал, как два с лишним месяца назад мы не смогли развести огонь под дождем. Сейчас для нас таких трудностей не существовало. Я впитывал буквально каждую молекулу тепла. Мысли были заняты одним, я хотел согреться, почувствовать обжигающий жар бани или неистовую щедрость июльского светила. Кружка крепкого чая согрела меня и взбодрила. В который раз мы помянули добрым словом деда Игната. Так что в путь я выступил вполне бодренько. Но уже через час просто уселся на снег. Кашель задушил меня окончательно. В груди играл небольшой орган, такие свисты и хрипы доносились не только до
моих, но и до чужих ушей.
- Все, мужики, - заявил я, чуть отдышавшись. - Не могу я больше идти. Бросьте меня здесь, пусть лучше я один... как Куцый... чем все...
Павел и Андрей переглянулись.
- Юр, не глупи. Тут немного осталось, всего-то часа два пути, и выйдем к реке. А там и жилье близко.
Я помотал головой.
- Не могу. Сил больше нет... ноги не идут... как ватные.
Павел молча отдал Лейтенанту свой рюкзак, силком поставил меня на ноги, а затем подсел и закинул мое немощное, но еще очень даже увесистое тело себе на плечи. Я успел заметить изумленный взгляд Андрея, а затем мерно закачался в такт шагам Павла, видя только снег да огромные сапоги, доставшиеся Павлу от Жеребы.
Сколько он меня нес? Час, два? Не знаю. Время теперь измерялось не минутами, а пройденными шагами. За все это время Павел только два раза останавливался отдохнуть.
В третий раз он опустил меня на землю, когда идущий впереди Андрей взошел на невысокий пригорок и дрогнувшим от радости голосом вскрикнул:
- Река!
Она была поменьше Попутной или Оронка, с водой странного, белесого цвета. За годы она пробила глубокий коньон в горной породе, и от обрыва до самой воды расстояние превышало добрых два метра. Мы еле нашли более пологое место для спуска. От реки непрерывно шел какой-то шуршащий звук. Все объяснилось, когда Андрей опустил в воду руку и вытащил несколько тонких, игольчатых пластинок льда.
- Шуга идет, - сказал он. - Значит, скоро река встанет.
- Эх, нам бы до этого на тот берег переправиться! - заволновался Павел. - А то жди, когда еще лед окрепнет.
- Да, это верно, - кивнул Андрей. - Надо рубить салик.
Оставив на берегу рюкзаки и меня, мужики ушли в лес, и вскоре я услышал далеко разносящиеся по округе удары топора. Часа три ушло на заготовку бревен для небольшого плота. Нарубили и тальника для их увязки, спасибо покойному Жеребе, научил дураков в свое время.
Плохо было то, что из шести стволов только два были сухими, больше не нашлось. Едва мы спустили на воду это корявое сооружение и взобрались на него, волны сразу начали перекатываться через бревна. Это было не смертельно, но неприятно.
Единственным шестом орудовал Павел. Слава Богу, что шест вырубили длинней обычного, глубина здесь доходила до двух метров. Мы выплыли на самую середину реки. Плавное течение, белый снег по берегам, серое небо и безмолвие - все это завораживало нас.
Мерно ворочавший шестом Павел громко вздохнул, и Андрей тут же с улыбкой подковырнул его:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65