..
Проснулись мы одновременно, но я первым приподнялся со своего жесткого ложа и еще успел увидеть темную массу, с треском исчезающую в кустарнике.
- Что это было?! - закричал Андрей, вскакивая на ноги и всматриваясь в сторону удаляющегося шума.
- Медведь, - ответил я спокойно.
Павел догадался подбросить в костер сушняк, и мрачная серость раннего утра озарилась ярким светом. Мы втроем прошли до самых кустов и здесь на земле увидели шапку Жеребы и рядом с ней пятна крови.
И только здесь меня заколотило. Андрей поднял шапку, выругался, Павел стоял рядом и молчал, но по лицу его было видно, что он так же в шоке. Лейтенант бросил шапку, метнулся назад и принес горящую палку и карабин. Факел он сунул Павлу, а сам передернул затвор.
Метров через десять мы нашли один из сапогов Ивана. Там, где медведь тащил его тело, трава была примятой, кустарник поломан. И всюду кровь. Пройдя еще метров десять, мы остановились. Факел погас, и за каждым деревом и кустом нам чудилась опасность.
- Ладно, дальше не пойдем, - решил Андрей. - Дождемся утра. Ивану мы, похоже, уже не сможем помочь.
Мы повернули обратно. Еще с полчаса мы молча просидели у костра, меня все била нервная дрожь. Светало, и наконец Андрей глянул вокруг, поднялся с бревна. Подойдя к своему рюкзаку, он пошарил в кармане, вытащил патроны, хотел
было уже направиться в лес, даже кивнул нам, но тут увидел рядом с изголовьем своей лежанки воткнутый в землю нож. Вытащив его лейтенант осмотрел лезвие со всех сторон и, пробормотав: - Непонятно, - двинулся по кровавому следу.
Не надо было быть следопытом, чтобы увидеть последний путь Ивана. Нашли мы его метрах в трехстах от лагеря, в небольшом овраге. Из-под груды камней, земли и сухих веток торчала босая нога Ивана, локоть, да окровавленные волосы.
- Спрятал, сволочь! - выругался Андрей, отдал карабин мне а сам отгреб с лица Жеребы землю. Зрелище было жуткое. Лицо Ивана не пострадало, даже глаза были открыты, но горло было вырвано в клочья.
- Эх, Ваня, Ваня. Как же ты не уберегся? - тихо спросил Андрей и снова засыпал лицо бегуна.
- Андрей! - тревожно окликнул его Павел, показывая рукой на кусты. Лейтенант чуть с руками не оторвал у меня карабин и трижды выстрелил по кустам. Он попал, раздался пронзительный визг, за чахлыми кустами багульника забилось в агонии что-то большое и темное. Андрей выстрелил уже прицельно раз, другой...
Когда все стихло он пошел посмотреть на свою добычу, мы, конечно, двинулись за ним. Обойдя кустарник, лейтенант склонился над убитым зверем и разочарованно выругался. На окровавленной земле лежал какой-то несуразный зверь размером с большую собаку, толстыми лапами и противной, оскаленной в предсмертной муке пастью.
- Росомаха, - пояснил Лейтенант. - Пришла на запах крови. Зря только столько патронов просадил.
Мы вернулись обратно, к жуткой могиле нашего товарища.
- Что делать-то будем? - спросил Павел, кивая на холм.
- Не знаю. Не нести же его на себе. Надо дойти до этого деда Игната, что он скажет. Прикрыть только надо получше, чтобы мелюзга не добралась. А медведь все равно будет ждать, пока мясо станет с душком, - решил Андрей.
Мы подкатили несколько больших валунов, принесли пару бревен, получше засыпали тело, постояли несколько минут в скорбном молчании. Но перед этим Андрей шокировал и меня и Павла. Отгребя с Жеребы землю, он стащил и второй его сапог.
Уже вернувшись на поляну, Лейтенант аккуратно поставил сапог рядом с первым и кивнул на них Павлу:
- Надевай, тебе они как раз будут.
Посчитав на этом разговор законченным, он повернулся ко мне и нахлобучил на мою голову шапку Ивана. Я тут же сорвал ее с головы.
- Ты что, Андрей?! Я не надену ее, тут же кровь!
- Где ты видишь кровь! Нету здесь никакой крови, смотри! - Лейтенант буквально швырнул мне в лицо шапку Жеребы и обернулся к Павлу, застывшему в явном сомнении. Один сапог Жеребы действительно был сильно запачкан в крови. Наша
нерешительность просто взбесила Лейтенанта, он начал орать на нас во всю свою офицерскую глоту, брызгая слюной и с ненавистью глядя на обоих.
- А ты что стоишь?! А! По тайге босиком хочешь идти, да?! Иди, черт с тобою, авось сдохнешь, хоть мучиться с вами не буду! Чистоплюи хреновы! Зима на носу, вам пурги мало было?! - он обернулся ко мне. - А ты забыл уже, как подштанники на голову напяливал?! Забыл? Вон, посмотри! - он ткнул в блестевшие на горизонте сахарной белизной снежные вершины и снова заорал: Вон они стоят, ждут тебя!
В прошлый раз уши чуть на перевале не оставил, а здесь ты их точно оставишь. И ты наденешь эту шапку, пусть на ней будут хоть все мозги Ивана!
Резко оборвав эту свою несуразную речь, Лейтенант отвернулсяи, подошел к своему рюкзаку, начал было затягивать на нем веревку, но вдруг повалился на землю в судорогах жесточайшей истерии.
С того памятного дня поездки на базу первой бригады Андрей держался как кремень, но непрерывное напряжение, груз взятой на себя ответственности и власти подточили и его железные нервы. Это походило на припадок эпилепсии. Я насмотрелся в детдоме на подобное, там у нас трое страдали падучей. Боясь, что Андрей поранится об острые сучья или камни, мы навалились с Павлом на него. Он бился под нами, и казалось, что мы не справимся, не удержим эту умноженную истерикой силу. Но я понял главное - это была все же не эпилепсия, просто нервы пошли вразнос. Постепенно Лейтенант начал утихать. Только тяжело и часто дышал.
Тогда мы с Павлом отпустили его и отошли в сторону. Белорус стащил с ног свою уродливую обувку и начал примерять сапоги Ивана. Даже для слоновьих, разбухших от мозолей и обморожения лап Павла они оказались великоваты. Я же напялил на голову шапку Жеребы. С таким же успехом я мог бы надеть и ведро. Голова болталась внутри этого сооружения, как ботало внутри церковного колокола. Но спорить с Андреем я уже не решился. Завязал под подбородком уши и стал ждать распоряжений.
Андрей, стараясь не смотреть нам в глаза, начал укладывать вещи, деля их на троих. Что полегче: одеяла, полог, все это досталось мне. Золото он положил Павлу, а сам взвалил рюкзак Жеребы.
- Что он там нес? Всю Сибирь прошли, а у него все рюкзак неподъемный, проворчал Лейтенант и взмахом руки дал команду к отправлению.
Никогда еще я не покидал ночную стоянку с таким большим облегчением.
ВЛАДЕНИЯ СТАРОГО ОТШЕЛЬНИКА
Андрей вел нас уверенно, лишь иногда сверяясь по компасу, да на вершинах поднося к глазам бинокль. Идущий впереди меня Павел обернулся и спросил:
- Ну как, ты больше ничего не чувствуешь? Отстал этот змей от нас?
- Нет, не чувствую, - мрачно ответил я. - Что тут, к чертям, почувствуешь когда ничего не видно?
Действительно, все мои силы уходили теперь на борьбу с шапкой. Как ни пристраивал я ее на затылок, она неизменно съезжала мне на глаза, так что падал я в тот день гораздо чаще, чем обычно.
Лишь в пятом часу дня Андрей остановился и содрав с головы свою неизменную брезентовую шляпу вымолвил долгожданную фразу:
- Все, кажется дошли.
Мы с Павлом рысцой обогнали его застыли на месте, с упоением разглядывая столь радостную и необычную для таежной глухомани картину. На склоне холма стоял дом. Не слишком большой, приземистый с маленькими окошками. Но зато самый настоящий, жилой дом. Рядом, чуть ниже, у ручья, дымилась небольшая банька, судя по дыму, выходящему через дверь, топившаяся по-черному. А в низине чернел пахотой большой прямоугольник огорода.
- Как Иван это называл? Заимка? - спросил Андрей.
- Да, - подтвердил я.
- Ну что ж, посмотрим, что это за заимка.
Всю оставшуюся дорогу мы летели словно на крыльях. До дома оставалось всего метров тридцать, когда подняла лай большая собака до этого мирно дремавшая на крыльце. По виду это была точно такая же лайка, что и Снежка, но только темно-коричневой масти с черными разводами. Лаяла она не с истерикой, как это делают цепные собаки, а мерно и внушительно, при этом оглядываясь на дверь.
Вскоре дверь открылась, и на пороге появился хозяин здешних мест. В руках он держал ружье, но и без этого его облик внушал уважение. Ростом дед Игнат казался ничуть не меньше покойного Жеребы, да и в плечах так же могуч. Что еще сразу же бросалось в глаза, это длинная седая борода и белоснежные длинные волосы. Выражение суровости его лицу придавали кустистые белые брови и крючковатый орлиный нос. Видно было что он очень стар, но в движениях легок, а спина оставалась прямой. Мы медленно приближались, и я заволновался. Я бы не сказал, что темные глаза деда источали гостеприимство, а морщинистое лицо - доброжелательность.
Андрей поздоровался первым.
- Добрый день, хозяин.
- Добрый день, страннички. Откуда вы это такие, что-то не пойму? На геологов не похожи. Бегуны, что ли?
- Да можно сказать и так, - устало отозвался Андрей, снимая с плеч тяжелую поклажу. Мы тоже разгрузились. А я, кроме того, развязал и бросил на свой рюкзак замучившую меня шапку. И лишь тут я понял, что старик не может оторвать от
нее глаз. Она явно была ему знакома.
Андрей перехватил его взгляд и сразу поставил все точки над "и":
- Нас вел Иван Жереба, но этой ночью на него напал медведь, и он погиб.
Лицо старика дрогнуло и в глазах промелькнула боль, несколько мгновений он стоял неподвижно, явно приходя в себя, а потом указал на дверь и глухим голосом пригласил нас:
- Ну, заходите.
Пройдя небольшие сени, мы оказались в единственной комнате дома. Большую часть ее занимала русская печь. Мебелью таежные хоромы загромождены не были. Для обеденных процедур предусматривался громоздкий, явно самодельный стол, широкая скамейка, и солидный не то трон, не то кресло с высокой спинкой и подлокотниками. Сиденья и спинка этого сооружения были обиты довольно вытертой медвежьей шкурой. Точно такая же шкура, но поновей лежала на большом топчане в углу. Света внутрь дома попадало явно недостаточно. Маленькие окошечки пропускали его очень скудно.
- Вещи сюда сгружайте, - велел дед, показывая в один из углов.
- Это рюкзак Жеребы, - пояснил Андрей, показывая на свою ношу. Игнат только молча кивнул головой.
- Мойте руки, сейчас харчевать будем, - буркнул он, открывая заслонку печи. Оттуда сразу потянуло теплом.
Минут через десять на столе оказался чугунок с теплой картошкой, несколько больших сушеных рыб незнакомой мне породы и большой кусок копченого мяса, жесткого как полено, но очень вкусного. К привычному уже нам таежному чаю дед подал на стол моченую бруснику и деревянную плошку с желтоватым медом. Как раз во время чаевничанья дед и начал свой допрос.
- Как Ванька-то сгинул? - негромко спросил он.
Андрей долго и подробно рассказывал обо всем, что произошло этой ночью. Старика появление медведя-людоеда сильно встревожило:
- Если он перед человеком страх потерял, то его уже только пуля успокоит. И жить с таким рядом нельзя.
Затем Андрей рассказал всю нашу эпопею. Старик слушал внимательно, казалось, что его несильно удивила история артели "Заря", он лишь покачал головой. А вот о цели нашего прихода к нему он сразу отозвался отрицательно.
- Припозднились вы самую малость. Закрылись уже перевалы, снегу там выше головы. Вон, бельки торчат, - он мотнул головой в сторону гор. - Не пройти там сейчас.
- Но ведь сейчас потеплело? - обескураженно воскликнул Андрей.
- Вот это и хреново. Снега подтают, и лавины начнут съезжать как на салазках, - затем он оборвал свои рассуждения: - Ладно, пока в баньку сходите, словно знал подтопил, а уж потом поговорим.
Хозяин вышел на улицу и вскоре вернулся сказать, что баня поспела. Но перед этим они распотрошили с Андреем рюкзак Жеребы. Кроме уже обычных таежных вещей: патронов, рыболовецких снастей, обломков спиннинга и золота, там был еще мешок подарков лично для деда Игната. В нем оказался большой запас патронов к двустволке и карабину, коробка с порохом, двухкилограммовая банка с чаем и новенький армейский камуфляжный комплект. У деда снова дрогнуло лицо.
- Не забыл Ваня, уважил. Царство ему небесное.
Он сидел на скамейке, держа в руках пятнистый костюм, не надевая его и не разворачивая, лишь покачивался из стороны в сторону, и губы шептали что-то сокровенное. Мы потихоньку вышли из дома, оставив старика наедине со своим горем.
За эти два месяца пути и холодные ванны, и небесные души мы принимали неоднократно, но все-таки баня была вне конкуренции. Она у деда оказалась почти такой же, как и у нас в бригаде: очаг из камней, да большой казан с водой на
треноге. Я впервые за много дней действительно отогрелся. Не только легкие, но и все тело жадно поглощало огненный жар. После каждого вылитого на раскаленные камни ковшика тугая горячая волна проносилась по всей бане, тычась в закопченные бревна и заставляя нас сгибаться до самого пола и орать, когда она все-таки доставала своим пылающим наждаком наши спины. Березовые веники трещали в руках мужиков, два из них мы свели до голиков пучка голых березовых веток, годных уже только на растопку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65