"Лимонка" - сразу понял я. В ту же секунду в салоне полыхнуло пламя взрыва, вертолет как-то даже чуть подпрыгнул и мгновенно превратился в большой огненный шар. От взрыва у меня заложило уши, я тряхнул головой. Рев сгорающего вертолета перекрывал все другие звуки. Я и не подозревал, что это винтокрылое чудовище может гореть столь яростно и быстро. Очевидно, осколки пробили баки с горючим, топливо вылилось на землю, и вскоре уже вся поляна превратилась в погребальный костер. Я видел, как горевший пилот, выбив лобовое стекло, попытался выпрыгнуть наружу, но, зацепился за что-то и повис вниз головой. Несколько секунд он, отчаянно извиваясь, пытался освободиться, но разлившееся горючее подползло снизу, полыхнув пламенем, и он замер, бессильно уронив горящие руки.
Другому человеку повезло больше. Я тогда не понял, кто это, только увидел, как от огромного костра отделилась огненная фигура и, с жутким криком пробежав метров двадцать, живым факелом прыгнула с обрыва в реку.
Я находился метрах в тридцати от пожара, но и здесь пламя невыносимо жгло кожу. Первым моим желанием было бежать как можно дальше. Но тут я вспомнил об Андрее. И, прикрывая лицо рукой, я побежал вперед, туда, где в последний раз видел Лейтенанта. Языки огня быстро расползались по поляне, запахло паленой щетиной, неприкрытую кожу лица и рук обжигало нестерпимо.
Наконец я увидел Андрея. Шатаясь, он поднялся, неуверенно сделал несколько шагов от огня, споткнулся о чьи-то ноги и упал. Пробираясь по трупам, я с трудом добрался до него, помог подняться и, поддерживая, потащил подальше от огня.
Так мы добрались до самого обрыва. Только здесь я заметил что лейтенант несет в правой руке дипломат прокурора. Тут Андрей остановился и оглянулся назад. Пламя уже пожирало трупы Потапова и Мациевича, подбираясь к телам остальных артельщиков.
Вертолет горел с ослепительным беловатым свечением... Вот в нем что-то взорвалось, и во все стороны полетели горящие обломки металла. Что-то похожее на кусок лопасти пролетело совсем рядом. Тугая волна взрыва столкнула нас вниз, и мы покатились к реке.
Вставать не было ни сил, ни желания, но приподнявшись, Лейтенант потянул меня за рукав.
- Пошли, Юра, надо вытащить их оттуда, может, кто еще жив! - прокричал Андрей.
Я удивился, что он кричит, но Лейтенант повернулся лицом к горящему вертолету, и я увидел, что из правого уха у него течет кровь. С трудом встав, я начал карабкаться вверх.
Поднявшись, мы неожиданно увидели живого человека. Он не был даже ранен. Я знал, что его зовут Павел, работал он на погрузчике и отличался, пожалуй, только своим незлобивым и спокойным характером. Лицо его сейчас было белее мела.
- Что случилось?! - спросил он. - Я отошел в сортир, а тут выстрелы, взрывы! Что произошло?!
- Потом! - махнув рукой, опять прокричал Андрей. - Надо вытаскивать людей.
И уже втроем мы пошли вперед, навстречу пламени. Вертолет горел удивительно быстро, огонь практически уже слизал обшивку, и только каркас еще сохранял его очертания. Внутри временами гремели выстрелы, очевидно, рвался боезапас автоматов.
Первым, на кого мы наткнулись, оказался Олег Чигра. Он лежал на спине, черные глаза были открыты, а на лице застыла гримаса удивления. Рядом с ним клубочком свернулся "счетовод" Плаксин. Следующим оказался один из механиков, его все почему-то звали Сватом. Он дышал, глаза были открыты, но вместо груди было кровавое месиво. Мы с Павлом оттащили его в сторону, подальше от огня, а Андрей пошел дальше, выискивая среди трупов раненых.
Вскоре он кого-то нашел, махнул нам рукой. Чтобы пройти к нему, нам в буквальном смысле слова пришлось идти по телам, настолько густо лежали трупы. Переплетение рук, ног, лужи крови... просто море крови. Постепенно затихал
гул пламени, и сильнее слышались стоны раненых. Мне на секунду даже показалось, что стонут буквально все.
Оказалось Андрей увидел Долмачева, главного среди механиков. Он как раз не стонал, был в сознании, смотрел на нас глазами, полными боли, но не говорил ни слова, только зажимал рану чуть ниже сердца. Мы отнесли его на берег, уложили рядом с уже мертвым Сватом и вернулись обратно.
Тот кошмар, в котором я жил следующие два часа, слился для меня в какое-то пиршество смерти. Мы как заводные перетаскивали раненых, Андрей притащил из аптечки бинты, пытаясь их перевязывать, но повязки мгновенно пропитывались кровью. Больше всех кричал Сенюхин, мой коллега по проходнушке. Две пули попали ему в живот, он согнулся крючком и истошно орал тонким, визгливым голосом. Почему-то это больше всего действовало на нервы, и когда Сенюхин,
наконец, потерял сознание, я вздохнул с некоторым облегчением.
Мужественней всех держался Долмачев. Только раз он попросил меня:
- Воды.
Умер он так же тихо и незаметно.
Мы втроем пытались перевязать очнувшегося Сенюхина, когда я случайно подняв глаза и вздрогнул. От реки карабкался вверх абсолютно голый и черный, как сажа, человек. На черепе не было ни волос, ни бровей, ни ресниц, только неестественно белели белки глаз. Андрей, заметив, что я смотрю куда-то за его спину, оглянулся и, увидев эту жуткую картину, выругался:
- Ах ты черт, совсем про него забыл! Павел, помоги!
Тот побежал навстречу обгоревшему и буквально поймал его на руки человек потерял сознание.
- Как же он жутко обгорел, - заметил Андрей, разглядывая нового пациента. - Непонятно, каким чудом он еще жив, да и сюда сумел забраться... Не пойму, кто это.
Вскоре незнакомец открыл глаза.
- Пить, - прохрипел он. Я напоил его из той же кружки, из которой поил Долмачева. Андрей склонился над ним и спросил:
- Ты кто?
- Не узнаешь? - чуть слышно ответил тот, потом какое-то подобие усмешки промелькнуло по его черному лицу. - Начальство надо узнавать... в любой... ситуации.
- Иванович!? - первым догадался Андрей.
- Андрей, срочно вызови базу, вертолет, - попросил мастер.
- Хорошо, - Лейтенант побежал в вагончик.
Через минуту он вернулся.
- Кто-то раскурочил передатчик, - растерянно сообщил он. - Главное когда успели-то?
- Наверняка это хитрый еврей, - подал голос Чапай.
- Мациевич? - удивился Андрей.
- Больше некому...
Прикрыв глаза, я вспомнил, как все происходило, и подтвердил версию мастера.
- Да, он последним выходил из конторы.
- Ну, значит, мне хана, - пришел к выводу Иванович и повернулся ко мне. - Юр, там в конторе небольшой такой ящик с замком, у меня под кроватью... Принеси...
Я выполнил его просьбу. Ящик оказался небольшим, со стандартную посылку.
- Андрей, ключи мои у тебя? Да, вот этот, открой, - чувствовалось, что Ивановичу становилось все хуже, он уже постанывал сквозь зубы.
Внутри ящика оказался разный житейский хлам: письма, документы, какие-то фотографии.
- Под бумагами пошарь, там должны быть...
Под пачкой писем оказалась упаковка ампул.
- Омнопон, - прочитал я название лекарства.
- От Федьки прятал, - пояснил Иванович, наблюдая, как Андрей набирает в шприц наркотик. - Он любитель до всякого кайфа...
Укол подействовал сразу, мастер как-то обмяк, прикрыв жуткие белесые глаза. Тут некстати заорал пришедший в себя Сенюхин, но дойдя до самой высокой ноты, вдруг захлебнулся, несколько секунд бился в мучительных судорогах и наконец затих навсегда.
- Кто это? - спросил Иванович, поворачивая к покойнику лицо.
- Сенюхин, - ответил я.
- Ну, вот видишь, Юрка, когда он только отошел а ты тогда его приговорил...
Я сначала не понял его, потом до меня дошло. Ведь это Чапай вспомнил тот случай, когда порвавшийся шланг ударил Сенюхина по голове! И он еще мог шутить! Это поразило и Андрея. Он отвел меня в сторону и сказал:
- У него кое где даже кожа запеклась, еле проколол, а он еще шутит. Здоровое у мужика сердце, другой бы давно коньки отбросил. Принеси матрац, переложим его с земли. Да захвати хоть простыню, что ли, прикрыть сверху.
Когда мы переложили его на матрац, мастер на секунду пришел в себя, коротко простонал и сказал:
- Спасибо, мужики.
Из глаз его выкатилась слеза и скатилась вниз, оставив на щеке тонкий мокрый след.
- Я попробую починить рацию, - тяжело вздохнув, проговорил Андрей, - а вы перенесите всех... В хозблок, к Рыжему.
Мы управились лишь к вечеру, и то лишь с теми, кто лежал на поляне. К почерневшим головешкам, в которых лишь угадывались контуры людей, мы с Павлом даже подойти не решились. Это была самая тяжелая работа в моей жизни. Мы присели отдохнуть на крыльце хозблока, когда из вагончика мастеров донесся знакомый треск атмосферных помех и мы услышали усталый голос авиадиспетчера.
- Борт сто тридцать шесть, отвечайте, почему молчите...
Андрей сменил волну.
- Мациевич, вторая бригада, почему молчите? Ответьте базе, - твердил уже другой голос.
Когда Андрей появился на крыльце, Павел с надеждой спросил:
- Наладил?
- Нет. Только прием. Передатчику хана.
Иванович слышал наш разговор. Подойдя к нему, Лейтенант спросил:
- Ну, теперь-то ты расскажешь нам, как все было на самом деле?
- Да чего уж теперь скрывать... Одной ногой уже там...
АФЕРА
Иванович попросил, чтобы ему приподняли голову. Говорил мастер с трудом. Обгоревшие губы потрескались, и сквозь черноту кожи чуть сочилась кровь и виднелось розовое мясо.
- Все это задумал какой-то башковитый мужик в Москве. Деньги сейчас ничто, а золото есть золото, оно, как известно, не ржавеет. Разрешение мы получили как раз через него, эту, как ее,... лицензию. Все задумывалось просто: золото артель добывает, но государству не сдает. Как раз Селиванов заболел, к руководству подтолкнули Мациевича. А у него действительно вызов в Израиль пришел, там его уже ждали жена и дочь... Но его прижали, сказали: "Если хочешь увидеть землю обетованную, то откупайся золотом".
- А с нами как? - перебил его Андрей.
- Да что вас... Вас должны были здесь оставить. Прилетел бы вертолет, забрал меня, золото, вроде как на совещание. Ну, а вас бы еще рекультивацией заниматься оставили.
- А потом?
- А что потом... Продуктов полно, до зимы бы перекантовались, а там по зимнику выбрались к людям. Только не было бы ни золота, ни начальства, от них даже запаха бы не осталось. Специально таких подбирали, чтобы родня раньше времени шум не подняла.
Мы с Андреем переглянулись. Стала понятна вся эта история с анкетами.
- А как же все остальные? Неужели в артеле все повязаны? А как милиция? Все-таки шестьдесят человек в тайгу завезли, неужели никто бы не хватился? разгорячился Андрей.
Иванович снова скривил губы в подобии улыбки.
- Чудак ты, Андрей. Ну завезли в одном месте, вывезли в другом. Мациевич был мастак по таким делам. Недаром за пять лет целое состояние огреб, бумажки перебирая. Ну, а кто слишком глубоко нос совал, тех укорачивали. Селиванова,
похоже, убрали, главмеха, еще парочку стариков из конторы. Ну, этим Бурый занимался и его головорезы.
- Кто это, Бурый? - снова спросил Андрей.
- Бурый это Бурый... Серьезный человек. Вор в законе. Это он "убедил" Мациевича остаться до сентября.
- Что ж он, такой страшный? - хмыкнул я. Чапай, несмотря на нестерпимую боль, повернул голову и посмотрел на меня.
- Не дай тебе Боже увидеть Бурого... Он так не страшный, мочки уха только нет, пулей отшибло при побеге, да нервный тик лицо иногда дергает. Но у него принцип простой - свидетелей не должно быть. Это он меня сюда пристроил... Сидел я с ним в свое время, про золото ему рассказывал. Вот он и вспомнил, вызвал. А меня тут черт попутал, с Витькой связался.
- С каким Витькой? - не понял Андрей.
- Да видели вы его, с Куцым приезжал. Он как раз на пятерик оттянулся, с зоны вместе вышли... Ему недаром на зоне кликуху Пушка дали, у него в башке только одно было: пушку в руку, и вперед... Так вот, Витька решил у самого Бурого кусок оторвать. План был простой. Раз в месяц вертолет, облетая участки, забирает золото. Когда это будет происходить в последний раз, мы бы его и захватили...
- Кто мы?
- Я, Куцый, Федька и Витька.
- А почему в последний раз? - не понял я. - Можно было и в июне вертолет угнать?
- Зачем? Шуму бы много было. Милицию бы на ноги подняли, все бы перекрыли. Как я понял, уже в начале августа уничтожили все личные дела артельщиков, даже списки бригад. Мациевичу и Бурому не с руки было поднимать шум в сентябре. У них могли отобрать и остальное золото, то, что добыли раньше. Витька все точно просчитал... Оружие тоже он добыл, автоматы, гранаты, весь арсенал. Пропал вертолет, и все тут. Да только Куцый нас подвел. Сволочной он мужик, к тому же жадный. Как про золото услышал, аж затрясся весь. А у него был один бзик - как нажрется, в грехах каяться начинает. Я про это знал, но Витьку не предупредил, не думал, что они там такую свистопляску затеют, оглоблю в задницу этому Рыжему. А тут они с золотом пустышку вытянули. На банкете по этому делу он и завел свою исповедь. Сначала о том, как по пьянке жену свою топором зарубил, а потом и о том, что мы задумали, рассказал, дурак! Те сначала не поверили, а как дошло до мужиков, давай метелить его всей бригадой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65