Чуть яйца себе не отморозил, мороз был градусов пятьдесят, не меньше. А от Леньки одни ноги и нашли, так-то вот... Наливай, Леха...
Пока он заправлялся жидкостью для вдохновения, я смог передохнуть и растереть затекшую под могучей рукой Рыжего шею. В купе незаметно набилось народу, с верхней полки на все это с ироничной улыбкой взирал Андрей. А Рыжий, ко всему прочему засмоливший свою вонючую сигарету, опять повернулся ко мне и своим противным, скрипучим голосом продолжил свои воспоминания:
- Помню, у меня напарник был вроде тебя, сосунок, только после армии. Приспичило его раз по нужде, повар сохатину не доварил, всей бригадой тогда дристали. Нет чтобы у гусениц устроиться, так он в лес поперся, такой стеснительный. Только было в тайгу зашел, вылетает обратно с воплем, штаны держит. Мы уж думали, за ним медведь бежит, а это просто в тайге гнус появился. До этого его не было, благодать, а тут сразу миллионы этих тварей. Дрянь, меньше комара, но так, падла, кусает! И главное, кровь не сворачивается долго, так и течет рекой. Вот ему в задницу гнус и впился, сразу от стеснительности вылечил...
- А на прииске его что же, не было, этого гнуса? - задал вопрос кто-то из зрителей.
- Там же река, ветер по руслу, он этого не любит, сдувает, понимаешь? А чуть отойдешь - все. Загрызут на хрен...
Много он нам тогда баек порассказал: про скелеты, лежащие на истлевших мешках с золотом, про самородки, попадающиеся исключительно дуракам, про повадки дорожной милиции, изымающей золото, куда его только не прячь, хоть в задницу. Все это было, конечно, интересно, но от мясистого лица Рыжего, от его ухмылки и манеры держаться веяло таким самодовольством и пренебрежением к нам, салагам артельного дела, что когда он ушел, я почувствовал немалое облегчение.
- Болтун, - охарактеризовал позднего гостя Андрей, спрыгивая со своей полки. - Пошли покурим, да и здесь проветрим немного.
Уже в тамбуре я его спросил:
- Ты что же думаешь, что он все врет?
- Да нет, все может быть и правда... Чего только так рисоваться? Я не я и рожа не моя!...
Выгрузились мы той же ночью на небольшой таежной станции. Поезд там стоял всего две минуты, и десантирование шестидесяти человек проходило более чем весело. Последние прыгали уже на ходу, причем один из зазевавшихся при этом сломал ногу. Судя по голосу, это был кто-то из эскорта Рыжего, так и не протрезвившегося к концу пути. Человек пять потащили матерящегося неудачника к уже поджидавшим нас "Уралам" с будками-вахтовками. Лишь к рассвету мы прибыли на место.
Поселок артельщиков не поразил нас своей архитектурной изысканностью. Кроме нескольких старинных изб из потемневших бревен, он большей частью состоял из сборно-щитовых домиков, поставленных довольно хаотично. Все машины остановились около длинного приземистого здания в характерном для новостроек стиле "баракко", и кто-то из ветеранов безошибочно определил:
- Контора.
Несмотря на раннее время, нас уже поджидал невысокий чернявый человек довольно интеллигентной наружности, в затемненных очках в тонкой золоченой оправе, из-под куртки виднелась белоснежная рубашка и узкий черный галстук с тонкой заколкой. На вид ему было лет тридцать пять, может, сорок. Мне показалось, что встречающий нервничал, это чувствовалось по тому, как он курил, слишком резко поднося сигарету к губам и чересчур часто стряхивая пепел.
Дождавшись, пока все выгрузятся, немного успокоятся и обратят на него внимание, чернявый выкинул сигарету и обратился к нам с небольшой речью:
- Ну что ж, с прибытием. От лица руководства артели "Заря" я поздравляю вас с тем, что вы - не побоюсь этого слова, вливаетесь в нашу дружную семью. У вас появилась прекрасная возможность заработать кучу денег. Материальная база подготовлена, техника, горючее - все на местах. Теперь дело за вами, как вы поработаете, так и получите. Сегодня - оформление, выдача спецодежды, а завтра вас на вертолете раскидают по точкам. У нас в этом году всего три участка. До сентября мы должны их полностью выработать. Затем рекультивация, получение денег и счастливый путь домой...
- А золото дадите? - крикнул кто-то из толпы. - Не обманете?
- В артеле "Заря" за двадцать лет существования еще никого никогда не обманывали, - чуть повысив голос, отозвался чернявый. - Какие еще будут вопросы?
- А Селиванов где? - раздался сзади меня знакомый скрипучий голос.
Администратор прищурился, пытаясь рассмотреть спрашивающего.
- Это у нас никак Тюрин снова появился? А еще говорят, нету старых кадров. Ну, значит, скучать не будем. Водку-то по дороге всю выпил?
-Не-а, - заржал Рыжий и показал рукой на въезжающую в хоздвор автоцистерну с надписью "Бензин". - Вон еще везут.
Все шестьдесят человек грохнули единым, громогласным хохотом. Смеялся и сам начальник. Когда смех немного утих, он ответил на поставленный Рыжим вопрос.
- А Иван Андреич снова приболел, очередной инфаркт, уже третий, но поправляется, скоро обещал быть.
- Кто этот Селиванов? - негромко спросил Андрей у Рыжего.
- Батя, - тоже негромко ответил тот, - Создатель "Зари", Бог и царь.
- А это кто такой? - Андрей кивнул в сторону чернявого, отвечавшего на вопросы окруживших его старателей.
- Это Мациевич, главбух, еврей.
- Ну это почти одно и то же, - пошутил лейтенант, и Рыжий охотно засмеялся.
На время нас разместили в приземистом щитовом бараке с двухъярусными койками, как в армии. Мне показалось, что оформление документов выглядело довольно небрежно. Дымящий сигаретой чиновник записывал в учетной карточке наши данные по паспорту, а трудовую книжку небрежно кидал в общую кучу. Более долгой оказалась процедура получения спецодежды. Кроме обычной робы, мы получили и кое-что новенькое: два накомарника и что-то вроде кольчуги от комаров, защищающих тело, руки и шею. Все это время мы с Андреем были неразлучны. Больше всего я боялся, что нас отправят в разные бригады, но на перекличке наши фамилии прозвучали рядом.
Вечер прошел исключительно весело, даже и без водки. У всех было приподнятое настроение, и шутки Рыжего шли особенно хорошо. Весь вечер Андрей и еще несколько человек пытались хоть раз поставить Рыжика в тупик, подковырнуть его так, чтобы он растерялся и не смог ответить. Бесполезно, тот выворачивался из всех положений.
- Слышь, Рыжий, а правда ты раз медведицу отодрал? - подмигивая нам, спросил очередной шутник.
- Было дело, было, - кивал головой Рыжий. - А что медведица, не баба, что ли? Я в наших деревнях и не таких встречал, куда там медведице.
И под общий хохот он разводил руки, показывая размеры своих красавец.
- Это все ерунда, медведица, - перебивал общий хор Потапов, здоровущий мужик просто невероятных габаритов. - Вот говорят, тебя медведь как-то поимел, как было дело?
- Ну а как же, такое не забывается, -- охотно соглашался весельчак. Да ты что, не помнишь, что ли? Чай в одной бригаде были. Меня-то он хоть раз трахнул, а к нему, - Рыжий показал пальцем на Потапова. - Каждую ночь приходил. Как уезжали, так медведь плакал, вслед лапой махал, так Потапов ему понравилось!
И под общий хохот, казалось, сотрясавший стены, побагровевший Потапов отошел в сторону, крутя головой и матеря шутника.
Бригада Рыжего улетела рано утром, на рассвете. Уже стоя на пороге вахтовки, Рыжий со своей привычной ухмылкой изрек последнюю сентенцию:
- Ну, бывайте, мужички. Встретимся осенью, когда на юг потянутся стаи длинных рублей. Будьте толстенькими и не худейте.
Увы, встретились мы гораздо раньше и совсем не так, как думал Рыжий: без водки и без радости...
ЧАПАЙ И ГАРИК.
Часа за два до отъезда мы с Андреем стали свидетелями необычной сцены. К крыльцу конторы подъехал "уазик", и из него, поддерживаемый невысоким, уже седоватым главным механиком артели, вылез необычайно громоздкий человек. Высокий, грузный, с широкими плечами, делающие его фигуру почти квадратной, он тяжело, по астматически с присвистом отдышался, благодарно кивнул механику. Мимоходом скользнув взглядом по нам с Андреем он развернулся лицом к крыльцу, где уже ждал его необычно бледный Мациевич. Хотя я видел лицо приезжего всего какую-то секунду, оно поразило меня своей неординарностью. За ним чувствовалась большая и сложная жизнь. Широкое, с отвислыми брылинами щек, изрезанное густой сетью морщин, с крупным носом и нездоровыми огромными мешками под глазами. Но сами глаза смотрели остро и проницательно. И я понял главбуха, когда он запнулся, начав приветствовать гостя.
- С ... приездом, Иван Андреевич. Как долетели?
Мы поняли, что это и есть знаменитый Селиванов. За прошлый вечер мы наслушались много легенд про этого человека. Один из мастодонтов золотодобывающей промышленности, начинавший с простого промывочного лотка, дважды сидевший и раз десять бывший под следствием в нашей стране, не прощавшей людей, ворочающих большим золотом, почти добитый чиновниками всех рангов, перенесший три инфаркта, он все-таки возвращался к себе в артель, Хозяин. И Селиванов сразу дал об этом понять своему главбуху. Неожиданно густым, мощным голосом он весьма неприветливо оборвал Мациевича:
- Ты что, Илюшка, похоронил меня уже, да?! Стоит только заболеть, и начинает твориться черт знает что! Только я ведь и не таких, как ты, на чистую воду выводил.
- Иван Андреевич, давайте пройдемте в контору, - засуетился Мациевич, помогая старику подняться на крыльцо. За спиной главбуха в коридоре мелькнуло еще чье-то лицо, но рассмотреть я его не смог. Услышал только, как Селиванов забасил, входя в здание:
- А, и ты здесь, Иудушка. Думаете, я спущу вам все ваши художества? Первым делом вы отчитаетесь по кадровому вопросу, чего это вы там нахимичили с людьми...
За главой "Зари" закрылась дверь, приглушив его мощный голос.
- Колоссальный мужик. Динозавр! - восхищенно покрутил головой Андрей, когда мы пошли дальше. - Ох и даст он им сейчас прикурить.
Чем закончился тот разнос, мы так и не узнали. Вскоре тяжелый МИ-8 уносил нас куда-то на Север. Нельзя сказать, чтобы полет на этом грохочущем и трясущемся чудовище доставил мне удовольствие. Мне казалось, что двигатель установлен не над фюзеляжем этого геликоптера, а прямо у меня на голове, и того и гляди лопасти начнут подрезать уши.
Летели долго, часов у меня не было, и скоро я потерял ориентацию во времени. Андрей все никак не мог оторваться от иллюминатора, а мне как-то быстро надоела темно-зеленая щетина тайги, без края раскинувшаяся на волнах округлых сопок. Ночью поспать удалось совсем немного, и я, несмотря на весь грохот и неуютность спартанского сиденья, даже задремал.
Разбудил меня Андрей, толкнувший плечом и крикнувший в ухо:
- Подлетаем. Смотри - Катуга!
Я глянул вниз. Действительно, серебристой лентой внизу змеилась река. Даже отсюда было видно, что она мелководна и бурлива.
- Откуда ты знаешь, что это именно она? - прокричал я Андрею.
- Мы уже минут пятнадцать летим над ней. Во, смотри!
Я увидел внизу, на большой галечной отмели, вагончики, трактора и небольшую кучку людей, махавших нам руками.
- Похоже первая бригада, - решил Андрей.
Минут через десять мы сели на точно такой же каменистой отмели. Чуть выше, на берегу реки стояли техника, три бульдозера, экскаватор, погрузчики, и передвижные вагончики на колесах.
Встречали нас двое. Высокий, плечистый мужик с квадратным лицом и упрямым ежиком наполовину седых волос широко улыбнулся, продемонстрировав при этом полный набор стальных зубов. Когда вертолет улетел, он заговорил зычным командирским голосом:
- Ну, прибыли, бездельники?! Мы уж тут три недели кукуем, всю водку выжрали и даже посуду сдали в ближайший ларек. Ха-ха!
Затем он все-таки представился:
- Зовут меня как Чапая, Василий Иванович, и буду я у вас как отец родной, короче - мастер. Можно именовать просто Ивановичем. А его, - он ткнул пальцем назад, где за его спиной маячил высокий, глистообразного сложения парень, весьма неопределенного возраста. - Зовут Федя, а иногда Гарик, это как понравится. Он у нас за кладовщика, да и вообще...
Что значило это "вообще", осталось для меня тайной. Так же как и все остальные я таращился на узкую грудь этого странного типа, обнаженную по случаю тихой погоды и ласкового весеннего солнышка. Вся она представляла собой картинную галерею в синих тонах. Чего там только не было, от скромной решетки на щуплом бицепсе и надписи "Свобода", до явно с натуры срисованного дракона, всеми тремя головами нацелившегося на грудастую красотку, закатившую глаза не то в экстазе, не то в предсмертной истоме.
Лестно восприняв повышенное к себе внимание, Федя-Гарик радостно осклабился, обнаружив при этом большой ущерб в своих естественных режущих и жующих инструментах. Лицо его носило явную печать тюрьмы и ссылки. Навеки устоявшаяся худоба, впалые щеки, поперечные морщины возле рта. Да и волосы уже, похоже, не хотели расти на его голове, так, чуть пробивались из-под кожи, как озимые сквозь мартовский снег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65