– Он – Лысый.
– Aга! – подхватил Забелин тоном сыщика, напавшего на след. – А где он сейчас?
– Юра не знает.
След оборвался. Павел только крякнул с досады.
– Сорвалось, мистер Стручок? – смеясь, подколол его Егор. – Шерлок Холмс из вас не получится!..
Говоря так, Княженцев повернул голову, краем глаза продолжая следить за спиной Беркутова, мерно движущейся впереди, и в первый миг он этому глазному краю не поверил – вдруг случилось то, чего он никак не ожидал.
Спина лесника стремительно вильнула в сторону, с нее сорвался карабин.
– Ложись!!
И этот диковатый вопль выразил все – так, что автомат был уже в руках у Княженцева. Предохранитель – щелк! – раз, два!
– Ложись! – отчаянно заорал сзади Пашка. – В цепь! Огонь!!
Короткая очередь из АКМ шарахнула прямо над головой Егора – едва он успел упасть.
Лишь после этого он взглянул на изменившийся мир целиком.

* * *
Мир изменился внизу – сверху было то же безоблачное небо с ярко сияющим солнцем. Но внизу вместо тайги расстилалась бесконечная, как море, степь, и по этой степи прямо на них пятерых, шла в безмолвии цепь солдат в серых мундирах – расстегнутые, грязные воротники, закатанные рукава – на головах приплюснутые каски, короткие автоматы в руках – не надо долго думать: солдаты вермахта времен Второй мировой.
Отрывистый немецкий выкрик донесся до Егора.
«Мать честная», – обалдело подумал он. Больше ничего подумать не сумел. Даже и страха-то как такового не было – настолько это не лезло ни в какие ворота.
Он обернулся и увидел бледные лица Павла и Аркадия, лежащих, изготовившихся к бою. Но не это поразило его до глубины души – а его и вправду поразило именно так, до самой глубины.
А вот что: Юра остановился и смотрел на них всех, на упавших, с полуулыбкой – и лицо его никак не было рожей деревенского дурачка, серые Юрины глаза смотрели грустно и мудро, они знали то, что было неведомо никому из них, никому другому, ни одному человеку на Земле.
Юра поднял взор и улыбнулся шире. Егор повернул голову вслед его взгляду…
И что он увидел?
Да ничего.
То есть никакой выжженной степи, злого солнца войны, никакой цепи вражеских солдат. Была тайга, светлые стволы сосен, хвойные шапки на их вершинах, солнце ласковое, согревающее спины, напряженно выгнутые в готовности вступить в бой.
Егор почувствовал, что его спина расслабляется в чудовищном облегчении. И руки-ноги враз ослабли, точно в них исчезли кости. Захотелось упасть, голову уронить щекой в траву.
Но вместо того поднялся с трудом на ватные ноги.
– Ну как зрелище? – попытался сострить он, голос сорвался, звучал дико, хрипло.
– Эффектно, – подтвердил Забелин, встал и машинально отряхнул колени. – Кино и немцы!.. Это я не про тебя, Аркан, не думай… А кстати, кто стрелял, хотел бы я знать? Ты?
– Я. – Аркадий виновато шмыгнул носом. – От неожиданности. Так прямо… – Он не договорил, покачал головой.
– Робин Гуд, – Княженцев осклабился. – Шмальнул у меня над ухом… Я услышал, как одна пуля свистнула.
– Ну, это ты, брат, врешь, – уверенно заявил Павел. – Этого не слышишь.
– Да почему… – заспорил Аркадий, но Егор остановил его.
– Подожди, мужики, – сказал он. – Юра! А ну-ка, растолкуй нам, что это было. Ты знаешь это?
Юра отрицательно мотнул головой. Ничего из того, что увидел несколько секунд назад Княженцев, не осталось в нем – опять это был лик придурка, с пустыми глазами, сопливым носом, мокрым ртом.
– Не знаешь? – Егор повторил нетерпеливо.
– Ничего не было. – Юра шумно втянул сопли вглубь. На Егора он не смотрел, глаза скосились влево.
– Как это – ничего? – Павел вскинул брови.
Подошел, чуть прихрамывая, Беркутов.
– Подожди, Пабло. – Княженцев отмахнулся. – Юра! Слушай. Ты видел сейчас все это: степь, война, враги?.. Вот Аркадий стрелял в них. Ты слышал, как он стрелял?
– Аркан стрелял. Юра слышал.
– Ага. Так в кого он стрелял?
– Зря стрелял. Испугался. Бояться не надо.
– Вот это верно, – ввернул Павел.
– Подожди ты, я тебе говорю! Юра, послушай…
– Не надо бояться, – непреклонно заявил Юра. – Не боишься – их нет.
– А если боишься? – негромко спросил Беркутов.
– Тогда плохо. – Юра даже нахмурился. – Боишься – они есть. Злые, плохие. Убить могут.
Княженцев перевел дыхание.
– О гос-споди…
– По-моему, все ясно, – сказал Беркутов.
– Разъясните нам, – попросил Забелин.
– Если я правильно понял, конечно, – вежливо оговорился Сергей Аристархович. – Дело вот в чем: эти картины, они… как бы галлюцинации, мороки такие. Они, очевидно, крутятся вокруг нас, вокруг людей вообще, и в обычном мире, так сказать. И иногда прорываются – действительно в виде галлюцинаций…
– Онейроидное смещение сознания, – вспомнил Егор.
– Примерно так. – Беркутов усмехнулся. – Ну а здесь, естественно, этим онейроидам полное раздолье, вот они и буйствуют, являются любому.
– А вы прежде их видели? – Аркадий прищурился со значением.
– Нет, никогда. – И Сергей Аристархович вновь усмехнулся, давая понять, что видит двойное дно вопроса. – Намёки, тревоги – такое было, но столь явно… Полагаю, это говорит о том, что мы приближаемся.
Однако Кауфман смотрел глубже.
– Возможно. Но почему же тогда там, в бараке… там все было по-другому? Юра, скажи: почему те были, а этих, ты говоришь, нет?
Ну, Юра объяснил, как ему и полагается:
– Те другие.
– Они, видимо, более реальные, чем эти, – помог с объяснением Беркутов.
Егор вздохнул.
– Гипотезы плодятся… Да, но это было нечто, доложу я вам! У меня до сих пор руки-ноги как не свои.
– Сурово, – согласился Павел. – И что, нас на пути еще будут поджидать такие вот сюрпризы?
Беркутов пожал плечами.
– Наверно, да, но их не должно быть очень много. Я думаю, мы почти у цели.
Недолго помолчали, вслушиваясь каждый сам в себя. Егор спросил Аркадия:
– Что твой внутренний голос глаголет?
– Заткнулся, поганец, – отвечал тот.
– Так, ладно, а Юра что скажет? – обратился Княженцев к «полупроводнику».
– Что Юра должен сказать? – вопросом на вопрос отыграл Юра – от Аркадия, что ли, успел набраться способностей к словоблудию.
– Должен сказать, сколько нам еще идти до озера, до Зираткуля!
– Юра не знает.
– Кстати, – вмешался Аркадий. – Обратите внимание: мы ведь не в том месте, где нас застало это чертово видение.
– Вот как? – Егор удивился, огляделся. Для него слова Кауфмана оказались открытием. – Слушайте, а ведь и правда!
Тут повнимательнее огляделись все. И верно: в горячке первых после шока минут не заметили, что они находятся совсем в другом месте.
– Видимо, это пространственно-временное смещение, – только и осталось сказать Егору, разведя руками.
– Не было печали… – пробормотал Павел. – И куда, интересно, нас сместило?
– Полагаю, что все-таки в сторону озера, – ответил Беркутов, а когда его спросили, на чем его уверенность основана, он скривился, погладил ладонью бороду и сказал, что это вовсе не уверенность и не основана она ни на чем.
– Ну да и хрен с ней, – не огорчился Забелин. – Не будем мозг и засорять… А пока треба двигать.
– Сейчас еще какое-нибудь кино увидим, – Аркадий сказал об этом совершенно спокойно, как ни в чем не бывало, как о чем-то само собою разумеющемся…

* * *
И вновь оказался провидцем на все сто. С десяток шагов (наши путники отныне старались держаться кучкой) – и вновь тайга исчезла, только теперь вместо нее появилась не степь, а другой лес. Это был густой лиственный лес умеренных европейских широт: дубы, вязы, осины, тисы, буки. Могучий, девственный лес: видно, что люди еще не успели вырубить и изгадить его. Но все-таки люди здесь были – конечно же, первое, что сразу увидели путешественники, что сразу бросилось им в глаза – был не лес, а люди на поляне, образовавшейся естественным путем, там, где деревья расступились отчего-то.
На поляне горел костер. Он был невелик, но пламя очень яркое, словно дрова чем-то пропитали. На сложенной из грубо обработанных камней подставке громоздился черный от давнишней копоти бронзовый котел – в самом центре костра пламя жадно лизало прокопченные бока со всех сторон. В котле тяжело кипело густое, гадкое варево, цвета болотной тины. Видно было, какое оно вязкое, как гулко лопаются редкие пузыри на его лоснящейся поверхности… Запаха они почувствовать не успели – но и так было ясно, что пахнет от супчика отнюдь не амброзией.
А вокруг костра, в небольшом отдалении стояли люди.
Мужчины, все как на подбор рослые, одетые самым удивительным образом: в длиннющих балахонах из груботканого полотна, по виду совершенная мешковина. Волосы и бороды мужчин были светлые, цвета спелой пшеницы, лишь у одного из них, очень высокого, но слегка ссутулившегося, борода до пояса и очень длинные, до середины спины, волосы были белым-белы. Длинноволосы, впрочем, были они все. Головы их по середине лба охватывались плетеными кожаными ремешками.
Люди эти были сосредоточены, очевидно, заняты чем-то крайне серьезным. Высокий седовласый старик с причудливым резным посохом в руке стоял около костра и являлся естественным центром всей группы – остальные повернулись к нему, на их лицах застыло выражение ожидания. Посох в левой руке «аксакала» привлек внимание Егора. Занятная штука… Причудливо изогнутый (видно было, что над его изготовлением трудились долго) он был до блеска отполирован человеческими прикосновениями, а венчал его с невероятным искусством вырезанный набалдашник в форме человеческого черепа.
С невероятным искусством – это и значит, с невероятным:каждый выступ и впадина, каждый зуб выточены так, что и не отличишь от настоящих. А в обеих глазницах черепа тускло мерцал таинственный темно-красный свет – вспыхивал и пропадал, и вновь вспыхивал… Точно деревянное чудище жило своей какой-то странной и зловещей жизнью.
И еще нечто увидал Княженцев, на что поначалу даже и не обратил внимания. Он вздрогнул почему-то, как увидел. В трех массивных дубах на опушке, стоящих как бы по дуге – центральное дерево поглубже, боковые деревья поближе, – прямо в толще стволов, под кронами были вырублены огромные, в два человеческих роста, фигуры.
Идолы. То ли люди, то ли нелюди, сказать трудно. Головы, во всяком случае, у них были человеческие, хотя с неуловимо животными, хищными чертами. Вырезанные в светлой древесине, они, однако же, выглядели очень темными, почти чёрными – точно выкрашенными…
Возле центрального идола был вкопан столб. К нему была привязана обнаженная женщина. Из многочисленных царапин и порезов по телу текли тонкие струйки крови. Из заткнутого тряпкой рта жертвы доносились тихие, жалобные стоны. И Княженцев как-то враз понял, чем выкрашены идолы, и для кого кипит котёл.
Более Егор не успел ничего рассмотреть, ибо и это зрелище в один миг побледнело, задрожало и исчезло. И опять – тайга, склон холма, полутень еловой чащи, яркие пятна солнца в прорехах хвои.
На этот раз эмоций уже не было.
– Серьёзные ребята, – сдержанно отметил Павел.
Завязалась дискуссия на тему, кто же были эти– в балахонах.
– Друиды, – сказал Егор.
– Волхвы, – предположил Пашка.
– Во всяком случае, что-то в этом роде, какие-то языческие жрецы, – объединил обе точки зрения Беркутов.
– Н-да… – Аркадий вздохнул, покрутил шеей. – Во всяком случае, мне лично очень не хотелось бы оказаться в их теплой компании.
– Волхвы, – наставительно начал Княженцев, – суть те же люди, только блуждающие еще в поисках света истины. Всякая душа – христианка!
– Может быть. – Забелин усмехнулся. – Но я все-таки рад, что они стремились к истине и свету где-то там… – он покрутил рукой, – подальше от нас. Ты обратил внимание на ихних идолов?
– Тех, что в дубах вырезаны?
– Их самых.
– Обратил.
– И что?
– Да ничего. Я в мифологии не силен… Кстати, тоже троица, хотя и языческая… Так что, как видишь…
– Я-то как раз и вижу, а вот ты, философ, – голова, два уха! Неужели не заметил, что истуканы все в крови? Старой, засохшей… Человеческие жертвоприношения! А ты – поиск истины, поиск света…
Княженцев вспомнил темный цвет и мрачные лики идолов, привязанную жертву, и ему стало не по себе, по спине пробежал противный холодок.
– Заметил, конечно… Ну да чёрт с ними! Итак, мы опять где-то в другом месте оказались?
Подняв голову, он осмотрелся, и вслед за ним невольно завертели головами все, кроме Юры. Юра в это время сосредоточенно ковырял пальцем в носу.
– Да, друзья мои!
Голос Сергея Аристарховича зазвучал так высокоторжественно, что Егор воззрился на лесника с удивлением, но тут же сообразил, в чем дело.
– Ага… Вы хотите сказать, что мы в двух шагах от озера?
– Ну, в двух – не в двух, но недалеко – точно.
Аркадий чуть заметно шевельнул ноздрями.
– Так и есть, – подтвердил он. – Сыростью тянет!
Егор, сколько ни принюхивался, не сумел учуять никаких других запахов, кроме запаха сухой, прогретой солнцем хвои. Но опытным туристам да лесникам виднее.
Заросшая, но все же различимая в траве тропинка уходила по склону вниз и, сворачивая влево, исчезала между елей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39