Он умер… при странных обстоятельствах.
– Эти обстоятельства имели отношение к магии, тио? – Голос Рохарио едва заметно дрогнул.
– Почти все тайны Грихальва связаны с магией. – Кабрал поворачивал документ, изучая слова. – Эта сторона понятна, она относится к Марриа до'Фантоме, но другая кажется мне набором бессмысленных слов. – Он протянул листок Агустину.
Мальчик покачал головой.
– Это тза'абские буквы, я видел такие в Фолио. Я их не понимаю.
– Где ты это нашел? – спросил Кабрал.
– В подвале Палассо Юстиссиа, листок был засунут в старую книгу, датированную годом, временем правления Бальтрана Первого и Алехандро. – Рохарио склонил голову набок и долго не сводил глаз с искрящегося на солнце потока воды в фонтане. – Вы и правда мой дедушка?
Поначалу Кабрал ему не ответил. Все трое сидели так неподвижно, что две бабочки опустились на железную кованую спинку скамейки, замерли на мгновение, а потом поднялись в воздух – их трепещущие желтые крылышки напомнили о приближающемся лете. Интересно, что чувствует человек, достигший такого возраста, когда бесконечные обыденные проблемы жизни, радости и трагедии перестают его волновать? Агустин никогда этого не узнает.
Наконец Кабрал спокойно молвил:
– Я и в самом деле отец Ренайо. И твой дедушка. Я очень любил Мечеллу, Рохарио. Она осталась бы верна Арриго, если бы он захотел. Эйха! Я ни о чем не жалею, хотя знаю, что мне следовало сдержать свое сердце. Я не должен был ступать на столь опасный путь. Но нельзя жалеть о пережитом счастье.
Рохарио прикрыл лицо руками. Плечи его задрожали, и Агустин не мог понять, смеется он или плачет. Кабрал положил руку на плечо молодого человека, точно пытался его утешить. Они еще долго сидели молча у фонтана, которому не дано было узнать о том, какая драма только что развернулась у его подножия.
Глава 86
На рассвете пришла служанка подбросить дров в очаг и открыть занавеси. Элейна еще не совсем проснулась и прислушивалась к ее движениям. Потом с негромким стуком закрылась дверь. Элейна встала и надела то же платье и кружевную шаль – расшитую гиацинтами шаль вдовы, – которую накидывала всякий раз, когда разговаривала с Агустином. Наполнив лампу маслом, зажгла фитиль и поставила ее на то самое место на столе, где она стояла всегда. Тщательно расстелила пергамент, чтобы его края были параллельны кромке стола. Села, расправила плечи и засунула край шали за пояс, чтобы та не соскользнула на пол и не испортила заклинание.
Сгустились тени. Освещение изменилось.
– Элейна. – Шепот, лишенный тела голос, прозвучал так близко, что Элейне вдруг захотелось протянуть руку и коснуться брата.
– Агустин, я здесь.
– Будь осторожна. Вчера Вьехос Фратос собрались, чтобы наказать Сарио, но у них ничего не вышло!
Она услышала в его голосе тревогу и страх.
– Ничего не вышло? – переспросила она.
– Чиева до'Сангва не сработала. Сарио защитил себя…
В этот миг в ее комнатку ворвался Сарио. Она с удивлением посмотрела на него, и, встряхнувшись, начала подниматься со стула.
Слишком поздно. Этого короткого, потерянного мгновения оказалось достаточно. Сарио схватил лампу, отшвырнул в сторону стекло и вылил на пергамент горячее масло.
Элейна попыталась остановить его руку, масло брызнуло ей на ладонь. Поздно. Пергамент начал чернеть, и тогда она сорвала с плеч шаль и накрыла пергамент, но изменить ничего не смогла. Злодеяние свершилось!
Ей показалось, что она услышала отчаянный крик Агустина.
Сарио оттолкнул ее от стола.
– Как ты могла предать меня? Ведь я твой учитель! Я выбрал именно тебя. Тебя, а не мальчика с Даром. Я разглядел твой талант и решил взлелеять его, когда никто тобой не интересовался. Как ты могла?
– Убийца! Это же мой Агустин!
Он ударил ее. В ярости Элейна отвесила ему ответную пощечину, но на его щеке даже не осталось красного пятна.
– Канна! – выругался Сарио.
От злости он даже стал плеваться. Схватив Элейну за руку, потащил ее за собой по длинному коридору, ведущему в покои Аласаис. Редкие слуги спешили по своим делам в этот утренний час. Они смотрели на них безмолвно Никто не задавал вопросов Верховному иллюстратору Сарио.
Элейна, еще не оправившаяся от потрясения, шла за Сарио, не сопротивляясь. Горячее масло сожгло написанный кровью рисунок. “Матра Дольча, смилуйся над ним. Ведь он еще ребенок, совсем мальчик, как Твой собственный”.
Аласаис не спала. Она сидела на покрытом шелком диване. Принцесса подняла глаза, когда они вошли, но никак не отреагировала на крик ужаса, вырвавшийся из уст Элейны. Просто продолжала спокойно вышивать. Сарио потащил Элейну дальше, в комнату с единственной дверью.
Втолкнул ее внутрь, закрыл за собой дверь на ключ и остановился, с ненавистью глядя на нее.
– Как они научились говорить через рисунки? Почему меня не поставили об этом в известность?
Да, он настоящее чудовище – его нисколько не беспокоит только что совершенное преступление.
– Это был Агустин! – Из груди Элейны вырвался короткий всхлип. – Он мертв?
– Обожжен наверняка. И скорее всего, мертв. – Сарио пожал плечами. – Ты меня использовала, Элейна. – В его голосе зазвучали печальные нотки. – Я предложил тебе знание, но ты ответила мне черной неблагодарностью! А они!.. Они сохранили такое открытие в тайне от меня, сообщив о нем лишенной Дара женщине!
Элейна не выдержала. Она не могла допустить, чтобы Вьехос Фратос присвоили себе их общее с Агустином открытие.
– Это не их открытие, – с триумфом воскликнула она и по удивленному выражению глаз Сарио поняла, что стрела достигла цели. – Мы с Агустином придумали, что таким способом можно разговаривать друг с другом. И никто другой. Нам не нужно твое Фолио…
– Бассда! – Ярость Сарио заставила Элейну умолкнуть. – Ты? Ты! Лишенная Дара и не имеющая подготовки… – Он коснулся своего Ключа, словно хотел погладить, и на его лице возникло странное выражение. – Подумать только, мне удалось найти всего одного подходящего человека, и тот оказался женщиной!
Однако Сарио взял себя в руки и показал в дальний конец маленькой комнатки, где стояла кровать. Кроме того, тут были стол, стул, два мольберта, краски, закрытый ларец и несколько прислоненных к стене полотен.
– Ты останешься здесь.
– Что вы собираетесь со мной сделать? – На Элейну неожиданно низошло невероятное спокойствие, гнева и страха как не бывало.
Сарио подошел к одному из мольбертов и снял с него покрывало: ее Пейнтраддо. Ему удалось узнать все секреты Элейны: Луса до'Орро в ее глазах и на лице, в руке зажата кисть. Какая прекрасная работа! Во рту у нее появился странный привкус, напоминающий пепел сожженной бумаги. Сарио коснулся своего пальца языком, а потом прижал его к нарисованным губам на портрете.
– Он закончен. Я ничего не могу с тобой сделать, эстудо мейа. Тебе больше не нужно бояться ни иллюстраторов Грихальва, ни меня. Я выполнил свою половину договора, несмотря на то, что ты меня предала. – Он сказал это с обидой, словно мальчишка, жалующийся на какую-то детскую несправедливость. – Если я сожгу картину, чтобы наказать тебя, то погибну.
– Ты убил Агустина, – прошептала она.
Оставалась надежда, что Агустин лишь обожжен. Пергамент не успел загореться по-настоящему. Матра Дольча, помоги ему!
Сарио больше не обращал на нее внимания, он погрузился в свои чудовищные заботы.
– Вчера у меня начали болеть руки, появился жар, но ощущения были такими, словно это происходило не с моим телом. На миг перед глазами все помутилось, но затем прошло. И я понял, они попытались свершить Чиеву до'Сангва. Мне стало ясно, что кто-то меня предал. Но я и представить себе не мог, чтобы кто-то научился разговаривать посредством картины! Я сам должен был до этого додуматься! – Он замолчал, точно к чему-то прислушиваясь, и поспешил к двери.
Ключ повернулся в замке, наступила тишина.
Матра эй Фильхо! Что случилось с Агустином? Элейна бросилась на постель и дала волю слезам.
Прошло какое-то время, прежде чем она немного успокоилась. Ничего. Никого. Ее охватила слабость, она не могла пошевелиться. Может быть, он заключил ее внутри картины. Может быть, воздух стал таким тяжелым, что не дает подняться с кровати. Никакой скорби, лишь краска и полотно, зачарованные границы бытия – навеки и навсегда.
Глава 87
Было темно. Почему так быстро наступили сумерки? Где она? Элейна села. Заскрипела кровать. Комната показалась незнакомой, смутные очертания медленно перемещались на противоположной стене, мольберты вырисовывались, словно непристойные человеческие фигуры, выставившие ноги и огромные животы.
Элейна вспомнила. Ей пришлось закрыть глаза, потому что возникшие образы ослепили ее, будто кто-то включил в темноте лампу. Она спала, в то время как умирал Агустин, если смерть не настигла его раньше. Матра эй Фильхо! Ее любимый Агустин. Элейна с трудом сдержала рвавшееся из груди рыдание. Услышала, как повернулся в замке ключ.
Она успела встать, когда дверь распахнулась и в комнату вошел Сарио. В одной руке он держал лампу, в другой поднос с обедом: баранина, хлеб, овощи и рыба в чесночном соусе с таким сильным ароматом, что Элейна почувствовала его через всю комнату. А еще он принес бутылку белого вина, дабы утопить ее горе.
Элейна ела, отказываться было глупо. Тишина окутывала ее, как толстый слой краски, наложенный на холст, чтобы скрыть нарисованную на нем картину. Когда Сарио ушел, забрав лампу и поднос, стало так темно, что ей пришлось снова лечь. Он явно не хотел оставлять ей огонь: ведь Элейна могла попытаться отомстить ему и сжечь какое-нибудь из его заколдованных произведений – в надежде причинить боль. Если бы у нее появилась такая возможность той ночью, она воспользовалась бы ею не задумываясь.
Утром Сарио вернулся с булочками, овечьим сыром и чаем. И смутил ее, окинув пристальным взглядом.
– Я предоставляю тебе выбор, – наконец заговорил он. – Не могу спокойно смотреть, как умирает талант – в тебе, которая должна была родиться с Даром. Я буду продолжать тебя учить, если ты захочешь.
– Никогда! Никогда я не соглашусь брать уроки у чудовища, убившего моего брата!
Сарио кротко вздохнул. Теперь, при свете дня, он казался таким серьезным и разумным.
– Я верю в твой талант, Элейна. А кто еще? Кто научит тебя тому, что ты стремишься узнать?
По правде говоря, никто.
Сарио принес карандаши и бумагу. Подошел к окну. Внизу, во дворе, начали распускаться кровавые цветы. Шесть дней до Кануна Миррафлорес. Он начал рисовать.
Этот человек разбил ее жизнь и расправился с любимым братом.
Элейна отвернулась и села на кровать, зажав ладони меж коленей, чтобы руки не выдали ее волнения. Через некоторое время, не проронив ни единого слова извинений или упреков, Сарио ушел и запер за собой дверь.
Однако днем он явился снова.
– Только я в состоянии раскрыть перед тобой все секреты иллюстраторов, – сказал он.
– Вы убили Агустина, – прошептала она. Все секреты. Матра Дольча, защити меня от искушения! Сарио снова направился к окну и стал рисовать. Элейна слегка повернулась в его сторону, чтобы видеть со спины его фигуру и уверенные движения рук. Она встала, но не для того, чтобы смотреть на него. Сарио – самое настоящее чудовище. И так много всего знает.
Элейна приблизилась на два шага. Он продолжал работать, делая вид, что не замечает ее. Как ему удается положить штрихи таким образом, что лепестки принимают столь удивительный оттенок красного?
Матра эй Фильхо, наверное, она сама чудовище. В этот миг Элейна поняла, что не может противиться Сарио, и ненавидела себя за это. И попросила карандаш и бумагу.
Он провел с ней весь день до самого вечера. Видимо, Ренайо находился под его полным контролем, и Сарио не нужно было постоянно следить за Великим герцогом. Слуга принес ужин. Сарио удалился, только когда сгустились сумерки. Он закрыл все краски и кисти и оставил Элейну без лампы. Однако еще не совсем стемнело.
И она принялась исследовать свою темницу. На одном из мольбертов по-прежнему стоял ее портрет, светотени играли на черных волосах и зрачках глаз. Простая красота картины вызвала слезы, они полились сильнее, когда Элейна заметила, что по краю Пейнтрадцо идет изысканный узор из Золотых Ключей. Они оба чудовища. Ей не следует об этом забывать! Элейна с трудом отвела взгляд.
На другом мольберте она увидела портрет Ренайо. Множество этюдов, сделанных с придворных и слуг, устилали пол – ненужные отходы, и все же каждый из них кричал о гении Сарио. Элейна приложила ухо к замочной скважине, но ничего не услышала. Тогда она стала изучать полотна, прислоненные к стене. Нашла наполовину законченный портрет Эдоарда. И почти завершенный портрет Беатрис. Несколько пейзажей, старая усадьба – Элейна не смогла ее узнать, и трогательная акварель в светлых тонах, на которой был изображен умытый дождем двор.
В самом темном углу лицом к стене стояли три большие картины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Эти обстоятельства имели отношение к магии, тио? – Голос Рохарио едва заметно дрогнул.
– Почти все тайны Грихальва связаны с магией. – Кабрал поворачивал документ, изучая слова. – Эта сторона понятна, она относится к Марриа до'Фантоме, но другая кажется мне набором бессмысленных слов. – Он протянул листок Агустину.
Мальчик покачал головой.
– Это тза'абские буквы, я видел такие в Фолио. Я их не понимаю.
– Где ты это нашел? – спросил Кабрал.
– В подвале Палассо Юстиссиа, листок был засунут в старую книгу, датированную годом, временем правления Бальтрана Первого и Алехандро. – Рохарио склонил голову набок и долго не сводил глаз с искрящегося на солнце потока воды в фонтане. – Вы и правда мой дедушка?
Поначалу Кабрал ему не ответил. Все трое сидели так неподвижно, что две бабочки опустились на железную кованую спинку скамейки, замерли на мгновение, а потом поднялись в воздух – их трепещущие желтые крылышки напомнили о приближающемся лете. Интересно, что чувствует человек, достигший такого возраста, когда бесконечные обыденные проблемы жизни, радости и трагедии перестают его волновать? Агустин никогда этого не узнает.
Наконец Кабрал спокойно молвил:
– Я и в самом деле отец Ренайо. И твой дедушка. Я очень любил Мечеллу, Рохарио. Она осталась бы верна Арриго, если бы он захотел. Эйха! Я ни о чем не жалею, хотя знаю, что мне следовало сдержать свое сердце. Я не должен был ступать на столь опасный путь. Но нельзя жалеть о пережитом счастье.
Рохарио прикрыл лицо руками. Плечи его задрожали, и Агустин не мог понять, смеется он или плачет. Кабрал положил руку на плечо молодого человека, точно пытался его утешить. Они еще долго сидели молча у фонтана, которому не дано было узнать о том, какая драма только что развернулась у его подножия.
Глава 86
На рассвете пришла служанка подбросить дров в очаг и открыть занавеси. Элейна еще не совсем проснулась и прислушивалась к ее движениям. Потом с негромким стуком закрылась дверь. Элейна встала и надела то же платье и кружевную шаль – расшитую гиацинтами шаль вдовы, – которую накидывала всякий раз, когда разговаривала с Агустином. Наполнив лампу маслом, зажгла фитиль и поставила ее на то самое место на столе, где она стояла всегда. Тщательно расстелила пергамент, чтобы его края были параллельны кромке стола. Села, расправила плечи и засунула край шали за пояс, чтобы та не соскользнула на пол и не испортила заклинание.
Сгустились тени. Освещение изменилось.
– Элейна. – Шепот, лишенный тела голос, прозвучал так близко, что Элейне вдруг захотелось протянуть руку и коснуться брата.
– Агустин, я здесь.
– Будь осторожна. Вчера Вьехос Фратос собрались, чтобы наказать Сарио, но у них ничего не вышло!
Она услышала в его голосе тревогу и страх.
– Ничего не вышло? – переспросила она.
– Чиева до'Сангва не сработала. Сарио защитил себя…
В этот миг в ее комнатку ворвался Сарио. Она с удивлением посмотрела на него, и, встряхнувшись, начала подниматься со стула.
Слишком поздно. Этого короткого, потерянного мгновения оказалось достаточно. Сарио схватил лампу, отшвырнул в сторону стекло и вылил на пергамент горячее масло.
Элейна попыталась остановить его руку, масло брызнуло ей на ладонь. Поздно. Пергамент начал чернеть, и тогда она сорвала с плеч шаль и накрыла пергамент, но изменить ничего не смогла. Злодеяние свершилось!
Ей показалось, что она услышала отчаянный крик Агустина.
Сарио оттолкнул ее от стола.
– Как ты могла предать меня? Ведь я твой учитель! Я выбрал именно тебя. Тебя, а не мальчика с Даром. Я разглядел твой талант и решил взлелеять его, когда никто тобой не интересовался. Как ты могла?
– Убийца! Это же мой Агустин!
Он ударил ее. В ярости Элейна отвесила ему ответную пощечину, но на его щеке даже не осталось красного пятна.
– Канна! – выругался Сарио.
От злости он даже стал плеваться. Схватив Элейну за руку, потащил ее за собой по длинному коридору, ведущему в покои Аласаис. Редкие слуги спешили по своим делам в этот утренний час. Они смотрели на них безмолвно Никто не задавал вопросов Верховному иллюстратору Сарио.
Элейна, еще не оправившаяся от потрясения, шла за Сарио, не сопротивляясь. Горячее масло сожгло написанный кровью рисунок. “Матра Дольча, смилуйся над ним. Ведь он еще ребенок, совсем мальчик, как Твой собственный”.
Аласаис не спала. Она сидела на покрытом шелком диване. Принцесса подняла глаза, когда они вошли, но никак не отреагировала на крик ужаса, вырвавшийся из уст Элейны. Просто продолжала спокойно вышивать. Сарио потащил Элейну дальше, в комнату с единственной дверью.
Втолкнул ее внутрь, закрыл за собой дверь на ключ и остановился, с ненавистью глядя на нее.
– Как они научились говорить через рисунки? Почему меня не поставили об этом в известность?
Да, он настоящее чудовище – его нисколько не беспокоит только что совершенное преступление.
– Это был Агустин! – Из груди Элейны вырвался короткий всхлип. – Он мертв?
– Обожжен наверняка. И скорее всего, мертв. – Сарио пожал плечами. – Ты меня использовала, Элейна. – В его голосе зазвучали печальные нотки. – Я предложил тебе знание, но ты ответила мне черной неблагодарностью! А они!.. Они сохранили такое открытие в тайне от меня, сообщив о нем лишенной Дара женщине!
Элейна не выдержала. Она не могла допустить, чтобы Вьехос Фратос присвоили себе их общее с Агустином открытие.
– Это не их открытие, – с триумфом воскликнула она и по удивленному выражению глаз Сарио поняла, что стрела достигла цели. – Мы с Агустином придумали, что таким способом можно разговаривать друг с другом. И никто другой. Нам не нужно твое Фолио…
– Бассда! – Ярость Сарио заставила Элейну умолкнуть. – Ты? Ты! Лишенная Дара и не имеющая подготовки… – Он коснулся своего Ключа, словно хотел погладить, и на его лице возникло странное выражение. – Подумать только, мне удалось найти всего одного подходящего человека, и тот оказался женщиной!
Однако Сарио взял себя в руки и показал в дальний конец маленькой комнатки, где стояла кровать. Кроме того, тут были стол, стул, два мольберта, краски, закрытый ларец и несколько прислоненных к стене полотен.
– Ты останешься здесь.
– Что вы собираетесь со мной сделать? – На Элейну неожиданно низошло невероятное спокойствие, гнева и страха как не бывало.
Сарио подошел к одному из мольбертов и снял с него покрывало: ее Пейнтраддо. Ему удалось узнать все секреты Элейны: Луса до'Орро в ее глазах и на лице, в руке зажата кисть. Какая прекрасная работа! Во рту у нее появился странный привкус, напоминающий пепел сожженной бумаги. Сарио коснулся своего пальца языком, а потом прижал его к нарисованным губам на портрете.
– Он закончен. Я ничего не могу с тобой сделать, эстудо мейа. Тебе больше не нужно бояться ни иллюстраторов Грихальва, ни меня. Я выполнил свою половину договора, несмотря на то, что ты меня предала. – Он сказал это с обидой, словно мальчишка, жалующийся на какую-то детскую несправедливость. – Если я сожгу картину, чтобы наказать тебя, то погибну.
– Ты убил Агустина, – прошептала она.
Оставалась надежда, что Агустин лишь обожжен. Пергамент не успел загореться по-настоящему. Матра Дольча, помоги ему!
Сарио больше не обращал на нее внимания, он погрузился в свои чудовищные заботы.
– Вчера у меня начали болеть руки, появился жар, но ощущения были такими, словно это происходило не с моим телом. На миг перед глазами все помутилось, но затем прошло. И я понял, они попытались свершить Чиеву до'Сангва. Мне стало ясно, что кто-то меня предал. Но я и представить себе не мог, чтобы кто-то научился разговаривать посредством картины! Я сам должен был до этого додуматься! – Он замолчал, точно к чему-то прислушиваясь, и поспешил к двери.
Ключ повернулся в замке, наступила тишина.
Матра эй Фильхо! Что случилось с Агустином? Элейна бросилась на постель и дала волю слезам.
Прошло какое-то время, прежде чем она немного успокоилась. Ничего. Никого. Ее охватила слабость, она не могла пошевелиться. Может быть, он заключил ее внутри картины. Может быть, воздух стал таким тяжелым, что не дает подняться с кровати. Никакой скорби, лишь краска и полотно, зачарованные границы бытия – навеки и навсегда.
Глава 87
Было темно. Почему так быстро наступили сумерки? Где она? Элейна села. Заскрипела кровать. Комната показалась незнакомой, смутные очертания медленно перемещались на противоположной стене, мольберты вырисовывались, словно непристойные человеческие фигуры, выставившие ноги и огромные животы.
Элейна вспомнила. Ей пришлось закрыть глаза, потому что возникшие образы ослепили ее, будто кто-то включил в темноте лампу. Она спала, в то время как умирал Агустин, если смерть не настигла его раньше. Матра эй Фильхо! Ее любимый Агустин. Элейна с трудом сдержала рвавшееся из груди рыдание. Услышала, как повернулся в замке ключ.
Она успела встать, когда дверь распахнулась и в комнату вошел Сарио. В одной руке он держал лампу, в другой поднос с обедом: баранина, хлеб, овощи и рыба в чесночном соусе с таким сильным ароматом, что Элейна почувствовала его через всю комнату. А еще он принес бутылку белого вина, дабы утопить ее горе.
Элейна ела, отказываться было глупо. Тишина окутывала ее, как толстый слой краски, наложенный на холст, чтобы скрыть нарисованную на нем картину. Когда Сарио ушел, забрав лампу и поднос, стало так темно, что ей пришлось снова лечь. Он явно не хотел оставлять ей огонь: ведь Элейна могла попытаться отомстить ему и сжечь какое-нибудь из его заколдованных произведений – в надежде причинить боль. Если бы у нее появилась такая возможность той ночью, она воспользовалась бы ею не задумываясь.
Утром Сарио вернулся с булочками, овечьим сыром и чаем. И смутил ее, окинув пристальным взглядом.
– Я предоставляю тебе выбор, – наконец заговорил он. – Не могу спокойно смотреть, как умирает талант – в тебе, которая должна была родиться с Даром. Я буду продолжать тебя учить, если ты захочешь.
– Никогда! Никогда я не соглашусь брать уроки у чудовища, убившего моего брата!
Сарио кротко вздохнул. Теперь, при свете дня, он казался таким серьезным и разумным.
– Я верю в твой талант, Элейна. А кто еще? Кто научит тебя тому, что ты стремишься узнать?
По правде говоря, никто.
Сарио принес карандаши и бумагу. Подошел к окну. Внизу, во дворе, начали распускаться кровавые цветы. Шесть дней до Кануна Миррафлорес. Он начал рисовать.
Этот человек разбил ее жизнь и расправился с любимым братом.
Элейна отвернулась и села на кровать, зажав ладони меж коленей, чтобы руки не выдали ее волнения. Через некоторое время, не проронив ни единого слова извинений или упреков, Сарио ушел и запер за собой дверь.
Однако днем он явился снова.
– Только я в состоянии раскрыть перед тобой все секреты иллюстраторов, – сказал он.
– Вы убили Агустина, – прошептала она. Все секреты. Матра Дольча, защити меня от искушения! Сарио снова направился к окну и стал рисовать. Элейна слегка повернулась в его сторону, чтобы видеть со спины его фигуру и уверенные движения рук. Она встала, но не для того, чтобы смотреть на него. Сарио – самое настоящее чудовище. И так много всего знает.
Элейна приблизилась на два шага. Он продолжал работать, делая вид, что не замечает ее. Как ему удается положить штрихи таким образом, что лепестки принимают столь удивительный оттенок красного?
Матра эй Фильхо, наверное, она сама чудовище. В этот миг Элейна поняла, что не может противиться Сарио, и ненавидела себя за это. И попросила карандаш и бумагу.
Он провел с ней весь день до самого вечера. Видимо, Ренайо находился под его полным контролем, и Сарио не нужно было постоянно следить за Великим герцогом. Слуга принес ужин. Сарио удалился, только когда сгустились сумерки. Он закрыл все краски и кисти и оставил Элейну без лампы. Однако еще не совсем стемнело.
И она принялась исследовать свою темницу. На одном из мольбертов по-прежнему стоял ее портрет, светотени играли на черных волосах и зрачках глаз. Простая красота картины вызвала слезы, они полились сильнее, когда Элейна заметила, что по краю Пейнтрадцо идет изысканный узор из Золотых Ключей. Они оба чудовища. Ей не следует об этом забывать! Элейна с трудом отвела взгляд.
На другом мольберте она увидела портрет Ренайо. Множество этюдов, сделанных с придворных и слуг, устилали пол – ненужные отходы, и все же каждый из них кричал о гении Сарио. Элейна приложила ухо к замочной скважине, но ничего не услышала. Тогда она стала изучать полотна, прислоненные к стене. Нашла наполовину законченный портрет Эдоарда. И почти завершенный портрет Беатрис. Несколько пейзажей, старая усадьба – Элейна не смогла ее узнать, и трогательная акварель в светлых тонах, на которой был изображен умытый дождем двор.
В самом темном углу лицом к стене стояли три большие картины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52