– А потом я вернусь.
Рохарио покраснел, но теперь его ничто не занимало – лишь мысль о том, что Кабрал принес весть об Элейне, взволновала его.
Им разрешили поговорить на кухне. Здесь, возле очага, было жарко; если перейти на шепот, никто не сможет их подслушать.
– Элейна… – выпалил Рохарио прежде, чем Кабрал успел присесть на стул, на котором обычно сиживал повар, когда поворачивал вертел с поджаривающимся мясом.
– в безопасности в Палассо Веррада. Мне кажется, ты поступаешь неразумно, связываясь с мятежниками, Рохарио.
– Я буду поступать так, как считаю необходимым. Большая часть из того, что они говорят, меня убеждает. А вот мой отец не желает прислушиваться к доводам разума. Если я их поддержу…
– то у сборища этих головорезов появится некая опора на закон.
– Они вовсе не головорезы, тио! Посмотрите сами! Большинство вполне уважаемые люди, которые хотят принять участие в управлении…
– И к чему это может привести? – Пламя охватило одно из поленьев, и в разные стороны полетели искры. Кабрал усмехнулся. – Эйха! Я пришел сюда вовсе не для того, чтобы спорить о политике, нинио мейо. – Он снова поправил манжеты (кастейское кружево, мысленно отметил Рохарио, лучшее из всех). – Я хочу, чтобы ты отнес Элейне письмо. – Он вытащил сложенный лист бумаги из внутреннего кармана сюртука. – А она, в свою очередь, передаст тебе ответ, который следует доставить в Палассо Грихальва мне или Агустину. Никто другой не должен об этом знать.
– Я обязательно найду возможность!
За дверью шумело собрание.
Рохарио нетерпеливо расхаживал по кухне – пять шагов вперед, пять назад. Ему еще не удалось завоевать доверие этих людей. Если он пойдет в Палассо, то это сразу вызовет у мятежников подозрение. Но разве это имеет какое-нибудь значение, если Элейна нуждается в его помощи? Он взял письмо и спрятал у себя на груди.
– Тебе следует узнать еще одну новость, – мрачно добавил Кабрал. – Вчера скоропостижно скончался Верховный иллюстратор Андрее.
– Я скорблю вместе с вами, тио. Мне больно это слышать. Кто будет новым Верховным иллюстратором?
Кабрал нахмурился. Все прекрасно знали о его прямом характере и близости с Ренайо, что позволяло старику быть резким и правдивым. С тех пор как ему исполнилось двенадцать лет, Рохарио четыре года учился живописи у своего “тио” – как они с любовью называли Кабрала, хотя, естественно, никто из них не состоял с ним в родстве. Занятия продолжались до того дня, когда он попросил учителя честно оценить его способности.
"Вполне сносные, – ответил тогда Кабрал, – но ты никогда не станешь великим художником”.
Лучше уж совсем не рисовать, чем быть средним художником. С тех пор Рохарио никогда не брал в руки кисть.
Кабрал мягко улыбнулся и сжал плечо Рохарио, как мог бы сделать любимый дядя.
– Я не имею ни малейшего представления, кто будет следующим Верховным иллюстратором. Мне пора идти, нинио.
– Я тревожусь за вашу безопасность на обратном пути. Один из молодых подмастерьев мог бы проводить вас.
Улыбка Кабрала стала почти насмешливой.
– Ты уже ими командуешь? Нет, дон Рохарио. Я старый человек. И слишком много видел, чтобы бояться чего-нибудь в Мейа-Суэрте.
С этими словами Кабрал ушел.
Рохарио вернулся в обеденный зал, где его с нетерпением дожидались три дюжины мятежников. Их подозрения только усилились за время его отсутствия. Вдруг он понял, что ему будет совсем не легко убедить их в том, что дон Рохарио, присутствовавший на собрании, теперь должен отправиться в Палассо Веррада. Он мучительно пытался найти выход.
– Семья Грихальва понесла тяжелую утрату. Умер Верховный иллюстратор Андрее. Однако у них нет возможности сообщить об этом Великому герцогу Ренайо.
– Повесим тело проклятого иллюстратора на нашей баррикаде!
– Щенок! Это уже слишком! Выведите его отсюда! – На этот раз Веласко действительно потерял терпение.
Четверо мужчин схватили Руиса и потащили вон из зала. Прошло минут десять, прежде чем порядок был восстановлен.
– Я еще не закончил! – воскликнул Рохарио. Его слова заставили всех успокоиться. – Если собрание сегодня вечером сумеет составить список официальных требований, я обещаю выступить в качестве вашего представителя и доставить все пожелания в Палассо Веррада. А потом я вернусь с ответом Великого герцога Ренайо.
Поднялся такой шум, что у Веласко ушло немало времени на то, чтобы восстановить относительную тишину. Лицо Асемы хранило непроницаемое выражение, что начало беспокоить Рохарио. В конце концов вопрос решили голосованием. Незначительным большинством собрание либертистов согласилось поручить Рохарио отнести список жалоб Великому герцогу Ренайо. Теперь отступать было некуда.
Глава 80
Элейна наблюдала, как работает Сарио. Он велел ей рисовать фонтан, но она не могла отвести глаз от мастера – его техника и абсолютная уверенность в себе являлись как раз теми качествами, о которых Элейна мечтала. Она была не в состоянии заниматься чем-либо другим, когда Сарио целиком отдавался своему искусству, точно все его существо охватывало ослепительное, всепожирающее пламя, и Элейна просто не видела ничего вокруг.
Он писал Беатрис. После того как родственники при помощи заколдованного портрета отдали ее замуж за Фелиппо, Элейна всегда нервничала, как только речь заходила о портретах. Но она помогала Сарио готовить краски и знала, что на этот раз они столь же безобидны, как и те, которыми рисует она сама.
Матра Дольча! Почему никто ничего не видит? Сарио Грихальва – блестящий, опытный, зрелый художник, намного лучше всех ныне живущих живописцев из рода Грихальва, его работу можно сравнить лишь с произведениями старых мастеров. Будет ли кощунством сказать, что он даже лучше Риобаро, что его мастерство сродни таланту первого Сарио? Почему Вьехос Фратос не обратили на него никакого внимания? Они ослепли, все до единого!
Потрясенная своим страстным, пламенным негодованием, Элейна положила мел и подошла к огромному окну, выходящему во двор. Вечернее солнце затопило зеленую лужайку и вылизанный садовниками парк золотым сиянием. Фонтан – копия знаменитого фонтана ста колоколец, обнаруженного в древнем тза'абском Палассо в Кастейо Хоарра, – под нескончаемый перезвон колокольчиков разбрасывал в воздухе искрящиеся брызги.
Беатрис – Сарио разрешил ей немного передохнуть, потому что вошел Эрмальдо, граф до'Альва, – встала рядом с Элейной.
– Лестно, не так ли? – спросила Беатрис.
– Что?
– Портрет. Я там такая красивая, разве нет?
– А ты и в самом деле красивая, Беатрис. Посмотри, Эдоард не сводит с тебя глаз.
Беатрис чуть отвернулась от окна. Аласаис сидела на кушетке, накрытой бледно-голубым шелковым покрывалом, доставленным по морю купцами, находящимися под защитой Тайра-Вирте, из далекой Синны. Дон Эдоард рассказывал ей анекдот, очевидно, из охотничьей жизни, но при этом все время поглядывал на Беатрис с видом озадаченного и немного смущенного щенка. Беатрис кивнула ему, улыбка едва коснулась ее губ. Он замолчал на полуслове, едва не запутался, но все-таки сумел снова отыскать нить повествования. Аласаис вышивала, ни на минуту не прекращая своего занятия. Она всего лишь однажды подняла голову от работы – только затем, чтобы посмотреть, куда пошел Сарио. Он разговаривал с графом до'Альва.
– Как ты думаешь, они скоро поженятся? – спросила Элейна. Беатрис пожала плечами и прижалась лбом к теплому стеклу.
– Не знаю. Эдоард говорит, что отец не обсуждал с ним этого, хотя, конечно, все и так ясно.
– А ты?
– А что я? – удивленно переспросила Беатрис. – Когда будет объявлено о бракосочетании, я получу имение и свободу.
– А тебе что, все равно?
– Эдоард приятный, привлекательный мужчина, немного скучный – между нами, конечно. Он женится по приказу отца, а после этого станет время от времени обращаться ко мне с разными вопросами, так уж сложились наши отношения. А я получу то, что желаю.
– Какое поразительное хладнокровие! Ты же должна что-нибудь чувствовать!
Беатрис поправила кружевную шаль, соскользнувшую с волос. У нее была новая прическа, “Революсьон”: волосы чуть приподняты и собраны наверху, несколько локонов так естественно обрамляют лицо, что Элейна поняла – потребовалось несколько часов для достижения нужного результата. Она и представить себе не могла, что можно просидеть столько времени и ничего при этом не делать. Но Беатрис давно научилась терпению и теперь совершенно спокойно сказала:
– Говори потише, Элейна. Я гораздо меньше, привязана к дону Эдоарду, чем ты к своему мастеру Сарио.
– Я!..
– Ш-ш-ш, милая Элейнита. Я точно знаю, что не каждый день Одаренный иллюстратор соглашается взять в ученицы женщину. Он отличный художник.
– Нет, не отличный, дорогая, – возмутилась Элейна. – Он блестящий!
– Эйха! Как я вижу, он нашел себе хорошего защитника в твоем лице.
– Он тебе не нравится? – Элейна явно рассердилась.
– Я нахожу его поведение немного необычным. Не думаю, что нам с тобой суждено полюбить какого-нибудь мужчину так же страстно, как бабушка любила своего Северина.
Элейна вдруг подумала о Рохарио – ее мысли были похожи на запоздалое приветствие, брошенное через плечо человеком, уже стоящим у двери и собирающимся уйти. Его имя возникло, точно луч белого холодного света, ворвавшийся в теплую, погруженную во мрак комнату. Последнее время она думала только о живописи.
– Это не правда! – запротестовала она и вдруг представила себе Рохарио, его застенчивость, за которой скрывался мятежный дух, линию подбородка, покрой костюма. – Это не касается меня! – Или все-таки касается? Сможет ли она когда-нибудь любить мужчину больше искусства?
Беатрис посмотрела на Сарио, который поклонился Эрмальдо и вернулся к мольберту.
Матра! Беатрис не правильно ее поняла. Подумала, что она, Элейна, влюблена в Сарио Грихальву!
– Беатрис, – сказал он, – будьте любезны, вернитесь на свое место, я уже скоро закончу. Элейна, займись, пожалуйста, делом.
Беатрис ласково потрепала ее по руке и ушла. Элейна осталась стоять на месте.
– Элейна! – рявкнул Сарио и бросил на нее сердитый, тяжелый взгляд.
Не отдавая себе отчета в том, что происходит, Элейна словно завороженная сделала несколько шагов в его сторону.
Матра Дольча! Может быть, она и в самом деле в него влюблена? Не в мужчину Сарио Грихальву, а в то, кем он является и что может ей дать? Это открытие потрясло Элейну. Она послушно подошла к нему и встала рядом. А Беатрис наблюдала за ней с многозначительным видом.
Элейна рисовала, но была слишком занята своими мыслями, так что у нее получился лишь весьма приблизительный эскиз фонтана. Дверь в студию открылась, снова закрылась; а потом все повторилось еще раз. За последние несколько дней гостиная Аласаис – и ателиерро Сарио – стала самым популярным местом при дворе.
– Ты не думаешь о том, чем занимаешься, – сказал Сарио не оборачиваясь.
Ему прекрасно удалось передать характер Беатрис. Элейна увидела упрямые линии точеного подбородка, скрытый огонь в глазах, мягкую, немного робкую улыбку, обещавшую так много и не дающую ничего существенного. Как много сумели узнать и увидеть в Беатрис глаза Сарио – того, о чем она, ее родная сестра, и не подозревала до самого последнего времени.
Элейна прикусила нижнюю губу и нахмурилась, глядя на свою работу. Взяла белый мелок и попыталась придать блеск колокольчикам.
– Проклятье! – тихонько выругалась она, потому что ничего не вышло.
Сарио хмыкнул, повернулся, сделал к ней четыре шага, взял из ее руки мел и быстро провел на листе три линии.
– Вот здесь. Тут. И еще так.
Эйха! Потрясающе! Солнце отражалось от колокольцев, окутанных изукрашенным бисером покрывалом.
– Тебя что-то отвлекает, – сказал он. – В таком состоянии работать бессмысленно. Займешься эскизами завтра утром.
Пораженная, Элейна молча взяла из его рук мел, а он вернулся к портрету Беатрис. Кто-то откашлялся у нее за спиной, и, оглянувшись, Элейна увидела слугу в ливрее до'Веррада.
– Маэсса Элейна. – Он поклонился. Одну руку слуга держал за отворотом ливреи, откуда выглядывал краешек белого листка бумаги. – Прошу меня простить за то, что я отрываю… У меня письмо… – Он чуть приподнял одну бровь.
– Я уже закончила.
Стряхнув мел с рук, Элейна сердито посмотрела на свой рисунок, словно надеялась, что он таинственным образом изменится, извинилась и вышла из комнаты. Слуга последовал за ней. В коридоре он вручил ей сложенный листок бумаги. Элейна развернула записку.
Дорогая моя Элейна.
У нас ужасные новости. Верховный иллюстратор Андрее умер три дня назад, но мы до сих пор не понимаем, явилась ли причиной его смерти какая-нибудь серьезная болезнь, поскольку никто больше не захворал, если не считать того, что вчера Никою стало хуже и мы опасаемся за его жизнь. Они не знают, как быть. Притворяются, будто это не так, но я вижу, что они перепуганы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Рохарио покраснел, но теперь его ничто не занимало – лишь мысль о том, что Кабрал принес весть об Элейне, взволновала его.
Им разрешили поговорить на кухне. Здесь, возле очага, было жарко; если перейти на шепот, никто не сможет их подслушать.
– Элейна… – выпалил Рохарио прежде, чем Кабрал успел присесть на стул, на котором обычно сиживал повар, когда поворачивал вертел с поджаривающимся мясом.
– в безопасности в Палассо Веррада. Мне кажется, ты поступаешь неразумно, связываясь с мятежниками, Рохарио.
– Я буду поступать так, как считаю необходимым. Большая часть из того, что они говорят, меня убеждает. А вот мой отец не желает прислушиваться к доводам разума. Если я их поддержу…
– то у сборища этих головорезов появится некая опора на закон.
– Они вовсе не головорезы, тио! Посмотрите сами! Большинство вполне уважаемые люди, которые хотят принять участие в управлении…
– И к чему это может привести? – Пламя охватило одно из поленьев, и в разные стороны полетели искры. Кабрал усмехнулся. – Эйха! Я пришел сюда вовсе не для того, чтобы спорить о политике, нинио мейо. – Он снова поправил манжеты (кастейское кружево, мысленно отметил Рохарио, лучшее из всех). – Я хочу, чтобы ты отнес Элейне письмо. – Он вытащил сложенный лист бумаги из внутреннего кармана сюртука. – А она, в свою очередь, передаст тебе ответ, который следует доставить в Палассо Грихальва мне или Агустину. Никто другой не должен об этом знать.
– Я обязательно найду возможность!
За дверью шумело собрание.
Рохарио нетерпеливо расхаживал по кухне – пять шагов вперед, пять назад. Ему еще не удалось завоевать доверие этих людей. Если он пойдет в Палассо, то это сразу вызовет у мятежников подозрение. Но разве это имеет какое-нибудь значение, если Элейна нуждается в его помощи? Он взял письмо и спрятал у себя на груди.
– Тебе следует узнать еще одну новость, – мрачно добавил Кабрал. – Вчера скоропостижно скончался Верховный иллюстратор Андрее.
– Я скорблю вместе с вами, тио. Мне больно это слышать. Кто будет новым Верховным иллюстратором?
Кабрал нахмурился. Все прекрасно знали о его прямом характере и близости с Ренайо, что позволяло старику быть резким и правдивым. С тех пор как ему исполнилось двенадцать лет, Рохарио четыре года учился живописи у своего “тио” – как они с любовью называли Кабрала, хотя, естественно, никто из них не состоял с ним в родстве. Занятия продолжались до того дня, когда он попросил учителя честно оценить его способности.
"Вполне сносные, – ответил тогда Кабрал, – но ты никогда не станешь великим художником”.
Лучше уж совсем не рисовать, чем быть средним художником. С тех пор Рохарио никогда не брал в руки кисть.
Кабрал мягко улыбнулся и сжал плечо Рохарио, как мог бы сделать любимый дядя.
– Я не имею ни малейшего представления, кто будет следующим Верховным иллюстратором. Мне пора идти, нинио.
– Я тревожусь за вашу безопасность на обратном пути. Один из молодых подмастерьев мог бы проводить вас.
Улыбка Кабрала стала почти насмешливой.
– Ты уже ими командуешь? Нет, дон Рохарио. Я старый человек. И слишком много видел, чтобы бояться чего-нибудь в Мейа-Суэрте.
С этими словами Кабрал ушел.
Рохарио вернулся в обеденный зал, где его с нетерпением дожидались три дюжины мятежников. Их подозрения только усилились за время его отсутствия. Вдруг он понял, что ему будет совсем не легко убедить их в том, что дон Рохарио, присутствовавший на собрании, теперь должен отправиться в Палассо Веррада. Он мучительно пытался найти выход.
– Семья Грихальва понесла тяжелую утрату. Умер Верховный иллюстратор Андрее. Однако у них нет возможности сообщить об этом Великому герцогу Ренайо.
– Повесим тело проклятого иллюстратора на нашей баррикаде!
– Щенок! Это уже слишком! Выведите его отсюда! – На этот раз Веласко действительно потерял терпение.
Четверо мужчин схватили Руиса и потащили вон из зала. Прошло минут десять, прежде чем порядок был восстановлен.
– Я еще не закончил! – воскликнул Рохарио. Его слова заставили всех успокоиться. – Если собрание сегодня вечером сумеет составить список официальных требований, я обещаю выступить в качестве вашего представителя и доставить все пожелания в Палассо Веррада. А потом я вернусь с ответом Великого герцога Ренайо.
Поднялся такой шум, что у Веласко ушло немало времени на то, чтобы восстановить относительную тишину. Лицо Асемы хранило непроницаемое выражение, что начало беспокоить Рохарио. В конце концов вопрос решили голосованием. Незначительным большинством собрание либертистов согласилось поручить Рохарио отнести список жалоб Великому герцогу Ренайо. Теперь отступать было некуда.
Глава 80
Элейна наблюдала, как работает Сарио. Он велел ей рисовать фонтан, но она не могла отвести глаз от мастера – его техника и абсолютная уверенность в себе являлись как раз теми качествами, о которых Элейна мечтала. Она была не в состоянии заниматься чем-либо другим, когда Сарио целиком отдавался своему искусству, точно все его существо охватывало ослепительное, всепожирающее пламя, и Элейна просто не видела ничего вокруг.
Он писал Беатрис. После того как родственники при помощи заколдованного портрета отдали ее замуж за Фелиппо, Элейна всегда нервничала, как только речь заходила о портретах. Но она помогала Сарио готовить краски и знала, что на этот раз они столь же безобидны, как и те, которыми рисует она сама.
Матра Дольча! Почему никто ничего не видит? Сарио Грихальва – блестящий, опытный, зрелый художник, намного лучше всех ныне живущих живописцев из рода Грихальва, его работу можно сравнить лишь с произведениями старых мастеров. Будет ли кощунством сказать, что он даже лучше Риобаро, что его мастерство сродни таланту первого Сарио? Почему Вьехос Фратос не обратили на него никакого внимания? Они ослепли, все до единого!
Потрясенная своим страстным, пламенным негодованием, Элейна положила мел и подошла к огромному окну, выходящему во двор. Вечернее солнце затопило зеленую лужайку и вылизанный садовниками парк золотым сиянием. Фонтан – копия знаменитого фонтана ста колоколец, обнаруженного в древнем тза'абском Палассо в Кастейо Хоарра, – под нескончаемый перезвон колокольчиков разбрасывал в воздухе искрящиеся брызги.
Беатрис – Сарио разрешил ей немного передохнуть, потому что вошел Эрмальдо, граф до'Альва, – встала рядом с Элейной.
– Лестно, не так ли? – спросила Беатрис.
– Что?
– Портрет. Я там такая красивая, разве нет?
– А ты и в самом деле красивая, Беатрис. Посмотри, Эдоард не сводит с тебя глаз.
Беатрис чуть отвернулась от окна. Аласаис сидела на кушетке, накрытой бледно-голубым шелковым покрывалом, доставленным по морю купцами, находящимися под защитой Тайра-Вирте, из далекой Синны. Дон Эдоард рассказывал ей анекдот, очевидно, из охотничьей жизни, но при этом все время поглядывал на Беатрис с видом озадаченного и немного смущенного щенка. Беатрис кивнула ему, улыбка едва коснулась ее губ. Он замолчал на полуслове, едва не запутался, но все-таки сумел снова отыскать нить повествования. Аласаис вышивала, ни на минуту не прекращая своего занятия. Она всего лишь однажды подняла голову от работы – только затем, чтобы посмотреть, куда пошел Сарио. Он разговаривал с графом до'Альва.
– Как ты думаешь, они скоро поженятся? – спросила Элейна. Беатрис пожала плечами и прижалась лбом к теплому стеклу.
– Не знаю. Эдоард говорит, что отец не обсуждал с ним этого, хотя, конечно, все и так ясно.
– А ты?
– А что я? – удивленно переспросила Беатрис. – Когда будет объявлено о бракосочетании, я получу имение и свободу.
– А тебе что, все равно?
– Эдоард приятный, привлекательный мужчина, немного скучный – между нами, конечно. Он женится по приказу отца, а после этого станет время от времени обращаться ко мне с разными вопросами, так уж сложились наши отношения. А я получу то, что желаю.
– Какое поразительное хладнокровие! Ты же должна что-нибудь чувствовать!
Беатрис поправила кружевную шаль, соскользнувшую с волос. У нее была новая прическа, “Революсьон”: волосы чуть приподняты и собраны наверху, несколько локонов так естественно обрамляют лицо, что Элейна поняла – потребовалось несколько часов для достижения нужного результата. Она и представить себе не могла, что можно просидеть столько времени и ничего при этом не делать. Но Беатрис давно научилась терпению и теперь совершенно спокойно сказала:
– Говори потише, Элейна. Я гораздо меньше, привязана к дону Эдоарду, чем ты к своему мастеру Сарио.
– Я!..
– Ш-ш-ш, милая Элейнита. Я точно знаю, что не каждый день Одаренный иллюстратор соглашается взять в ученицы женщину. Он отличный художник.
– Нет, не отличный, дорогая, – возмутилась Элейна. – Он блестящий!
– Эйха! Как я вижу, он нашел себе хорошего защитника в твоем лице.
– Он тебе не нравится? – Элейна явно рассердилась.
– Я нахожу его поведение немного необычным. Не думаю, что нам с тобой суждено полюбить какого-нибудь мужчину так же страстно, как бабушка любила своего Северина.
Элейна вдруг подумала о Рохарио – ее мысли были похожи на запоздалое приветствие, брошенное через плечо человеком, уже стоящим у двери и собирающимся уйти. Его имя возникло, точно луч белого холодного света, ворвавшийся в теплую, погруженную во мрак комнату. Последнее время она думала только о живописи.
– Это не правда! – запротестовала она и вдруг представила себе Рохарио, его застенчивость, за которой скрывался мятежный дух, линию подбородка, покрой костюма. – Это не касается меня! – Или все-таки касается? Сможет ли она когда-нибудь любить мужчину больше искусства?
Беатрис посмотрела на Сарио, который поклонился Эрмальдо и вернулся к мольберту.
Матра! Беатрис не правильно ее поняла. Подумала, что она, Элейна, влюблена в Сарио Грихальву!
– Беатрис, – сказал он, – будьте любезны, вернитесь на свое место, я уже скоро закончу. Элейна, займись, пожалуйста, делом.
Беатрис ласково потрепала ее по руке и ушла. Элейна осталась стоять на месте.
– Элейна! – рявкнул Сарио и бросил на нее сердитый, тяжелый взгляд.
Не отдавая себе отчета в том, что происходит, Элейна словно завороженная сделала несколько шагов в его сторону.
Матра Дольча! Может быть, она и в самом деле в него влюблена? Не в мужчину Сарио Грихальву, а в то, кем он является и что может ей дать? Это открытие потрясло Элейну. Она послушно подошла к нему и встала рядом. А Беатрис наблюдала за ней с многозначительным видом.
Элейна рисовала, но была слишком занята своими мыслями, так что у нее получился лишь весьма приблизительный эскиз фонтана. Дверь в студию открылась, снова закрылась; а потом все повторилось еще раз. За последние несколько дней гостиная Аласаис – и ателиерро Сарио – стала самым популярным местом при дворе.
– Ты не думаешь о том, чем занимаешься, – сказал Сарио не оборачиваясь.
Ему прекрасно удалось передать характер Беатрис. Элейна увидела упрямые линии точеного подбородка, скрытый огонь в глазах, мягкую, немного робкую улыбку, обещавшую так много и не дающую ничего существенного. Как много сумели узнать и увидеть в Беатрис глаза Сарио – того, о чем она, ее родная сестра, и не подозревала до самого последнего времени.
Элейна прикусила нижнюю губу и нахмурилась, глядя на свою работу. Взяла белый мелок и попыталась придать блеск колокольчикам.
– Проклятье! – тихонько выругалась она, потому что ничего не вышло.
Сарио хмыкнул, повернулся, сделал к ней четыре шага, взял из ее руки мел и быстро провел на листе три линии.
– Вот здесь. Тут. И еще так.
Эйха! Потрясающе! Солнце отражалось от колокольцев, окутанных изукрашенным бисером покрывалом.
– Тебя что-то отвлекает, – сказал он. – В таком состоянии работать бессмысленно. Займешься эскизами завтра утром.
Пораженная, Элейна молча взяла из его рук мел, а он вернулся к портрету Беатрис. Кто-то откашлялся у нее за спиной, и, оглянувшись, Элейна увидела слугу в ливрее до'Веррада.
– Маэсса Элейна. – Он поклонился. Одну руку слуга держал за отворотом ливреи, откуда выглядывал краешек белого листка бумаги. – Прошу меня простить за то, что я отрываю… У меня письмо… – Он чуть приподнял одну бровь.
– Я уже закончила.
Стряхнув мел с рук, Элейна сердито посмотрела на свой рисунок, словно надеялась, что он таинственным образом изменится, извинилась и вышла из комнаты. Слуга последовал за ней. В коридоре он вручил ей сложенный листок бумаги. Элейна развернула записку.
Дорогая моя Элейна.
У нас ужасные новости. Верховный иллюстратор Андрее умер три дня назад, но мы до сих пор не понимаем, явилась ли причиной его смерти какая-нибудь серьезная болезнь, поскольку никто больше не захворал, если не считать того, что вчера Никою стало хуже и мы опасаемся за его жизнь. Они не знают, как быть. Притворяются, будто это не так, но я вижу, что они перепуганы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52