– Мне нужна твоя помощь, – проговорила она и рассказала о Гэдриане и Нэллорне, о войне, которую вели Сновидение и Кошмар, и о том, что нельзя дать Нэллорну победить.
Отец печально покачал головой:
– Я не могу тебе помочь, Тетчи. Я не в состоянии вернуться к жизни.
– Но если Гэдриан будет побежден…
– Это будет скверно, – согласился отец.
– Но должны же мы как-то помочь ему. Отец надолго замолчал.
– О чем ты думаешь? – спросила Тетчи. – Почему ты ничего не говоришь?
– Я ничего не могу сделать, – ответил отец. – А вот ты…
Он опять замолчал.
– Что? – встрепенулась Тетчи. – На что гожусь я?
– Я мог бы наделить тебя своей силой, – проговорил отец. – И тогда ты будешь в состоянии помочь этому повелителю снов. Но тебе придется заплатить дорогую цену. Ты сделаешься почти настоящим троувом и останешься такой навсегда.
«Почти настоящим троувом», – подумала Тетчи. Она всмотрелась в отца, ощутила, как от него, будто ласковые волны, исходит спокойствие. Пусть горожане считают, что быть троувом – проклятие, она больше в это не верит.
– Я рада буду еще больше походить на тебя, – сказала она отцу.
– Тебе придется отказаться от всего, что присуще человеку, – предостерег ее отец. – Когда взойдет солнце, ты должна будешь спрятаться под землю, иначе оно превратит тебя в камень.
– Я и так выхожу наверх только по ночам, – отозвалась Тетчи.
Отец вгляделся в ее глаза и вздохнул.
– Нелегкая у тебя жизнь, – сказал он.
Но Тетчи не хотела больше говорить о себе.
– Скажи, что мне надо сделать, – попросила она.
– Я должен поделиться с тобой своей кровью, – ответил отец.
Опять кровь! Того, что наслушалась о ней Тетчи этой ночью, на всю жизнь хватит.
– Но разве это возможно, ты же только призрак?
Отец тронул ее руку.
– В здешнем пограничье, между мирами, куда ты меня вызвала, я обрел плоть. У тебя есть нож?
Тетчи потрясла головой, тогда отец поднес большой палец к губам и укусил его. Он протянул к ней руку, по которой из ранки текла темная струйка.
– Тебе обожжет все внутри, – предупредил он. Тетчи взволнованно кивнула. Зажмурившись, она открыла рот, лизнула палец отца. Его кровь обожгла ее огнем, опалила горло. От резкой боли она содрогнулась, из глаз брызнули слезы, так что даже разлепив веки, она в первую минуту ничего не увидела.
Отец положил руку ей на голову, почувствовала Тетчи. Он пригладил ее спутанные волосы и поцеловал в лоб.
– Будь счастлива, дочка, – сказал он. – Мы с твоей матерью будем искать тебя, когда придет твое время присоединиться к нам и ты перейдешь границу.
Тетчи спохватилась, что не сказала ему почти ничего из того, что хотела, но голова у нее закружилась, и она обнаружила: вдруг исчез не только отец, но и вся мертвая, пустынная страна. Под ее ногами опять была трава, а мягкий ветерок ласкал щеки. Когда она открыла глаза, с одной стороны по-прежнему стоял высокий камень, с другой – узловатое дерево. Она поглядела туда, где видела раньше голубые всполохи.
Свечение погасло.
Тетчи поднялась на ноги, не ощущая больше слабости, наоборот, сил у нее будто прибавилось. Ее глаза стали еще зорче видеть в темноте, каждый ее нерв был напряжен. Ей казалось, что она кожей ощущает все, что происходит вокруг в ночном мраке.
Горожане-то слепы, поняла она. И она была слепа. Они видят лишь малую часть того, чем богат мир. Но горожанам как раз и нравится их узкий мирок, они боятся расширить его рамки, а ей… ей предстоит закончить дело.
И она пошла туда, где раньше вспыхивал голубой свет.
На вершине холма, куда она пришла, трава была выжжена, земля обуглилась. Увидев лежащего в грязи человека, Тетчи в нерешительности остановилась, она не могла понять, который это из братьев – Гэдриан или Нэллорн? Она осторожно подошла к неподвижно лежащему и опустилась на колени. Он открыл помутневшие глаза и посмотрел на нее.
– Мне недостало сил, – проговорил Гэдриан – это был его прежний мягкий голос, но звучал он теперь гораздо тише.
– А он? Куда пошел он? – спросила Тетчи.
– В Страну Сновидений – забирать ее себе во власть.
Тетчи долго смотрела на Гэдриана, потом сунула палец в рот. Опять требовалась кровь, но теперь уже в последний раз. Гэдриан пытался сопротивляться, но она отстранила его руки и стала каплю за каплей вливать свою кровь ему в рот. Гэдриан глотал. Его глаза широко открылись, он смотрел на Тетчи с изумлением.
– Что это?… Как?…
– Я нашла отца, – объяснила Тетчи. – И он оставил мне это наследство.
Все ее чувства и впрямь обострились, а когда она подняла руку, то заметила, что ее кожа стала темной и жесткой, как кора. И больше она никогда не увидит дневного света…
– Ты не должна была… – начал Гэдриан, но Тетчи прервала его.
– Ну что, тебе теперь хватит сил? – спросила она. – Ты можешь помешать Нэллорну?
Гэдриан сел. Расправил плечи, выпрямил руки и ноги.
– Хватит с лихвой! – ответил он. – Я будто стал на сто лет моложе.
Тетчи знала, кто он такой, и поэтому понимала, что он не преувеличивает. Ведь никому не известно, сколько лет может быть повелителю снов! Наверно, он появился на свет вместе с первым приснившимся сном.
Он взял в ладони ее лицо и поцеловал Тетчи.
– Постараюсь исправить зло, которое сегодня причинил тебе мой брат, – сказал он. – Весь мир у тебя в долгу – ведь ты спасаешь людям сны.
– Мне не нужно никаких наград, – сказала Тетчи.
– Поговорим об этом, когда я вернусь к тебе, – ответил Гэдриан.
«Если ты меня найдешь», – подумала Тетчи, но лишь кивнула.
Гэдриан встал. Дотронулся рукой до груди и подбросил в воздух вспыхнувший голубой огонь. А огонь превратился в мерцающие ворота. Еще раз с благодарностью взглянув на Тетчи, Гэдриан вошел в распахнувшиеся створки. Они захлопнулись за ним, подняв столб искр, будто в костер бросили полено.
Тетчи снова окинула взглядом выгоревшую вершину холма и пустилась в обратный путь к Барндейлу. Она шла по булыжным мостовым города – одинокая фигурка, казавшаяся рядом с городскими домами еще меньше. Стены и фундаменты были ей больше сродни, чем те, кто спал за ними в домах. Думая о матери, она добралась до гостиницы и остановилась на заднем дворе, глядя на хижину возле конюшен, где они с матерью жили вместе столько лет.
Наконец, когда на рассвете небо зарозовело, Тетчи направилась обратно к холму, где впервые встретилась с татуированными братьями. Она погладила шершавый ствол корявого дерева и, подойдя к высокому камню, остановилась рядом с ним, глядя на восток.
Не совсем точно было говорить, что больше ей не видать дневного света. Она увидит его, но только на миг.
Тетчи так и не двинулась с места, когда поднялось солнце и настигло ее. Теперь на вершине холма рядом со старым узловатым деревом стояло два камня – один высокий, другой намного ниже.
А сама Тетчи – прелестный и отважный дух-ребенок – унеслась за своими родителями. Вся ее неприглядность досталась камню..
Как вы уже, вероятно, заметили, меня увлекают не только сюжеты мифов и народных сказаний, но и вопросы их происхождения. Хотя в моих рассказах все это обычно совмещается с миром современным, то есть создается то, что Харолъд Брунбан именует «городскими легендами», я время от времени строю догадки о том, как зарождаются мифы. Этому же посвящен, например, и следующий рассказ, где действие происходит в будущем, через много лет после мировой катастрофы.
Я редко обращаюсь к научной фантастике, и этот мой рассказ скорее научное фэнтези, я даже не пытаюсь давать в нем какие-либо прогнозы, но ведь писателям обычно не хочется замыкаться в рамках одного жанра. Тем не менее для меня вьмазка в мир научной фантастики – редкость. Такую же вылазку я позволил себе, помнится, в романе «Svaha» (1989), действие которого могло бы с успехом происходить в том же фантастическом будущем, что и действие рассказа «Татуировка…», только в другом городе.
Татуировка на ее сердце
Мир слишком близок к нам.
Уильям Уордсворт
Миф – естественная и необходимая промежуточная ступень между сознанием и подсознанием.
Карл Юнг. «Воспоминания, сны, размышления»
Наступила ночь, и улицы наводнили дикари. Ночной воздух сотрясался от их воплей и визга – от какофонии звериных рыков и блеяния, которые они издавали, стремясь оправдать напяленные на себя маски. Аккомпанементом этому разноголосому хаосу служили настойчивые ритмичные удары ладонями по обтянутым кожей барабанам, постукивание палочек в руках пляшущих, удары по консервным банкам и листам железа. Свистки и дудки то и дело издавали оглушительные, пронзительные трели. Танцоры пощипывали пальцами туго натянутые струны диковинных инструментов, напоминавших гитары, или водили по ним смычками, извлекая надрывающие душу стоны и всхлипывания.
Звуки гремящим колесом прокатывались между разрушенными строениями. Этот бессвязный гвалт, словно безумие, порожденное полнолунием, ранил слух и превращал всякие воспоминания о мелодии в нечто неясное и отдаленное. Но вот постепенно разнобой звуков стал походить на какое-то подобие музыки. Прыжки мятущихся фигур, которые, будто дервиши, крутились и вертелись волчком среди руин, вдруг превратились в танец, обретя своеобразный рисунок. Из металлических урн, куда швыряли факелы на вспыхивающие разом промасленные бумаги и прочий мусор, вырывались языки пламени высотой метра два, а то и больше. В мерцании этих огней прыгающие маски плясунов представлялись взаправдашними мордами животных. Изготовленные из пластика костюмы, побрякушки из дерева и металла, гирлянды из перьев и колец проволоки, из ракушек или бутылочных пробок казались теперь порождением мифов, а не изделиями рук человеческих.
Джори затаилась в полумраке на углу переулка, сжимая в горячей потной руке самодельный фетиш. Широко раскрытыми глазами она наблюдала за танцующими.
Волк и орел, крыса и саламандра, медведь и голубь. А вот и еще – енот и кузнечик, змея и кошка, таракан и воробей. И еще, и еще!
Тотемы плясали на вымерших улицах города.
Дикари взывали к прошлому.
Не к тому прошлому, которое недавно ушло – безработица, голод, перенаселенные города, отравленный воздух, тающие полюса – Северный и Южный, соперничество ядерных держав, – нет, они обращались к глубокой древности, ожившей в их душах, такой, какой она могла быть.
Каким должно было быть их прошлое!
Таким, в котором шаманы взывали к тотемам, чтобы спасти людей от их пагубного стремления к самоуничтожению; таким, в котором люди племени хотя бы прислушивались к своим шаманам.
Тетушка обычно говорила, что дикари все выдумывают. Все это самообман. Ложь. Но эти выдумки помогают им жить. Потому-то мундиры и устраивают дикарям такие празднества. Потому-то сами они и не выходят из своих башен с оружием в руках, чтобы усмирить пляшущих. Ну а горожане пострадать не могут – если только не будут в такие разгульные ночи высовываться на улицу.
Джори дикари интересовали с тех самых пор, как она, совсем маленькая, ухитрилась забраться на подоконник и оттуда увидела пляшущих на улице и услышала доносившееся к ней снизу тонкое повизгивание инструментов. В душе ее что-то пробудилось: потребность, устремление – Джори пока не могла подобрать слов и объяснить тоже ничего могла, но инстинктивно понимала: пусть себе тетушка говорит что угодно, но в такие ночи на улицах происходит нечто важное.
– Откуда они все узнают, когда будет праздник? – спрашивала она у тетушки.
Ведь для этого не было отведено определенных ночей. Иногда праздники приходились на полнолуние, иногда – на безлунные ночи. Иногда между ними проходили недели, иногда дикари веселились две ночи подряд.
Тетушка только качала головой.
– Ну что ты спрашиваешь? – говорила она. – Мундиры распыляют что-то в воздухе, и тогда начинаются эти празднества. Мундиры в своих башнях следят, как нарастают безнадежность, отчаяние и гнев. Если увидят, что все это, того и гляди, выплеснется наружу, на улицы и, чего доброго, захлестнет их самих, то тогда, чтобы ярость не вышла из-под присмотра, мундиры велят горожанам запереться и отдают ночные улицы на откуп дикарям с их танцами. Словом, мундиры используют эти празднества как громоотвод.
– А тебе никогда не хотелось… ну… самой выйти на улицу? – спросила Джори.
Тетушка смерила ее убийственным взглядом.
– Я, конечно, бедная, но не сумасшедшая.
– Но…
– И тебе запрещаю покидать дом в такие ночи. Мы же люди! Разумные существа! А не дикари!
Комнату, где спала Джори, на ночь запирали, а ключ тетушка держала при себе. Но это не имело значения. Конечно, тетушка пыталась жить так, будто бы все обстоит как прежде. Но Джори, хотя ей было четырнадцать лет, понимала: то, что требовалось раньше, теперь не обязательно. Времена изменились. Для тех, кого из-за бедности не причисляют к горожанам, больше не существует ни школ, ни детских площадок, ни торговых центров, ни мест, где можно просто погулять. Джори почти целые дни проводила на улице и довольно рано научилась открывать любые замки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46