Я сварю кофе?
— Можно позвать человека, — проговорил он, — нет, не надо… Хорошо, что ты понял…
Пока я возился в крохотной кухне, он сидел в кресле молча и, кажется, спал. Он ведь и вправду устал — должно быть, все готовилось очень долго, а потом разрешилось в один миг, и ему пришлось сразу разбираться с очень многими вещами… Я вошел в комнату и поставил чашки на столик, предварительно смахнув с него номера «Плейбоя». Он вздрогнул и проснулся.
— Я рад, что ты меня не ненавидишь. Тебе сейчас нелегко, я понимаю — столько всего на тебя свалилось. Но это обычные юношеские разочарования — они всегда настигают в переломном возрасте. А когда ты станешь взрослым, ты поймешь — все, что я делал, было необходимо. И, в первую очередь, я при этом думал о тебе.
Он отхлебнул кофе.
Я сказал:
— Я и понятия не имел…
— Разумеется. Я на это и рассчитывал. Это было очень тяжело, дитя мое… Я всегда наблюдал за тобой… но не мог выказать никакой привязанности… стоило бы мне проявить к тебе хоть какой-то интерес, с тобой разделались бы наши дорогие сородичи… Теперь все будет по-другому…
— Да, — сказал я, — по-другому…
Он закрыл глаза и замер в кресле. Я молчал. Я стоял рядом с ним неподвижно — полчаса, час… потом два часа… он не шевелился.
Я в свое время перекупил этот пенициллин у медбрата из Центральной поликлиники — кое-кто из однокурсников пользовался его услугами. Мне не для себя было нужно, для них — чтобы помочь Шевчуку, всем им, вернее, чтобы они мне наконец-то поверили… если так уж честно, мне важно было, чтобы поверили, чтобы отнеслись как к своему… Этот медбрат — может, ему выделяли какую-то квоту на людей из Верхнего Города, а он колол им воду, а сам списывал… странно, я только сейчас об этом подумал… Я просто отобрал у других то, что причиталось им по праву — с его помощью… Непонятно зачем, ведь Шевчуку на самом деле вовсе не нужны были эти антибиотики, ему ничего было не нужно… Каким же идиотом я всегда был…
Еще через час я подошел к двери и позвал того охранника.
* * *
Кто— то тряс меня за плечо. Я очнулся, но глаз так и не открыл; что-то мне снилось такое, с чем не хотелось расставаться, да и действительность не сулила ничего хорошего. Не знаю, что там придумал Аскольд -чтобы продемонстрировать Себастиану истинную сущность человека, но уж наверняка что-то малоприятное.
— Лесь! Да вставай же, Лесь!
Голос был, вроде, знакомый, но я никак не мог сообразить, кому он принадлежит. Понимал только, что мажору.
Кто— то беспардонно плеснул мне в лицо водой -я замотал головой, пытаясь избавиться от льющихся за шиворот капель, и, наконец, открыл глаза.
Передо мной стоял Гарик.
— Долго же пришлось тебя разыскивать, — сказал он. — Ты не был проведен ни по каким документам… Пока не выяснилось, что у Аскольда были свои неподотчетные камеры…
— Были?
— Ну да, ты же ничего не знаешь. Он ведь, оказывается, был психически нестабилен, Аскольд, — злоупотреблял пенициллином… в ту ночь, когда началась акция, он по ошибке превысил дозу… умер во сне…
Я медленно поднялся на ноги.
— Вон оно что!
— Это, знаешь ли, многое объясняет — на такое мог пойти только безумец… или наркоман… А днем, когда официально объявили о его смерти, американцы запустили по «Голосу…» записи его переговоров с террористами… Хорошенький переполох поднялся…
Сейчас они будут делать вид, что Аскольд обвел их вокруг пальца, подумал я. А они и знать ничего не знали.
— Арестовал всю верхушку… Под шумок, знаешь ли…
— Акция… — с трудом проговорил я.
Он протянул мне жестяную кружку.
— На, попей… акция остановлена, разумеется. Такое затеять! Отбросить страну в темные века! Комиссия по правам человека открывает здесь свое представительство при американском посольстве… Они проследят, чтобы не было… перегибов.
— А… комитет по делам подопечных?
— Будет распущен, разумеется. Но не сразу — со временем. Сейчас повсюду такой хаос… паника… что без централизованного руководства не обойтись. Да и реформы давно уж назрели… так что мы займемся подготовкой, планированием… У комитета будет исключительно консультативная функция. Впрочем, возможно, с правом вето.
— Погоди-погоди… Мы? Кто будет стоять во главе комитета?
— Согласно традиции, — сухо пояснил Гарик, — ключевые посты наследуют старшие представители клана; обычно из генеральных ветвей, реже — из боковых. Аскольд, понимаешь ли, устранял неугодных не только среди людей… по странному совпадению погибли почти все Старшие клана Палеологов.
— Так значит остался…
— Верно, — кивнул Гарик. — Я. Тебе-то, Лесь, не стоит беспокоиться. По-моему, у нас с тобой всегда были хорошие отношения…
Надо же, как удачно все получилось — во всяком случае, для Гарика. Интересно, подумал я, когда это срезало верхушку клана? Уж не после падения ли Аскольда? И тут же понял, что не хочу об этом знать…
— А… Что с Себастианом, Георгий?
— Я его изолировал. Временно. Похоже, у него сильный шок. Это он нашел Аскольда в кресле — мертвым. Ничего, побудет под медицинским присмотром пару дней, придет в себя… Ты его навестишь, он про тебя спрашивал.
— Надеюсь, с ним не произойдет никакого… досадного несчастного случая?
— Да за кого ты меня принимаешь, Лесь? — очень удивился Гарик. Но тут же сменил тон. — Мы с тобой понимаем друг друга. Никто его и пальцем не тронет, Себастиана… Палеологов стараниями Аскольда осталось очень мало… Возможно, он станет моим потенциальным преемником…
— Ясно…
— За ним следят, чтобы он сам никакой глупости не сделал, вот и все. Потому-то я и хочу, чтобы вы поскорей увиделись… Ты, вроде, всегда на него положительно влиял…
Я подумал — а как же!
— Так что и тебя сейчас отведут в медпункт, — продолжал Гарик, — он тут же, при тюрьме, расположен, но не беспокойся… хороший медпункт, тут знаешь, какие специалисты работают…
— Не сомневаюсь, — кисло сказал я.
— Потом поедешь домой, отдохнешь. Я тут тебе машину выделил. Я очень на тебя рассчитываю, Лесь… Вот придешь в себя, так и поговорим… Возможно, тебе придется принять на себя руководство Научно-Техническим центром…
— То есть — как?
— А что? Давай не будем друг другу головы морочить — человек на этом посту нужен…
— Свой человек…
— Лучше — свой… Но главное — просто человек. Нужно поставить все на свои места, Лесь. Не дается нынешняя наука грандам, не их это дело… вот пусть люди и отдуваются за великую державу… Иначе американцы скоро спляшут на наших могилах…
Он замолчал и недоуменно поднес руку к глазам.
— Что-то паршиво мне… устал, видимо… Ладно, Лесь, не тушуйся. Сейчас тобой займутся, чтобы ты к завтрашнему утру был у меня в лучшем виде…
— Да я еще долго…
— И знать ничего не хочу.
Он выглянул в коридор и позвал охрану… или это уже была не охрана, а обслуга… разве поймешь… меня подхватили под руки и повели в медпункт. Я бы и сам пошел — попытался вырваться, но ребята держали крепко, должно быть, неплохой навык был…
* * *
Город, казалось, вымер — с улицы не доносилось ни звука. За то время, что я провалялся в правительственном госпитале, вагоны успели отогнать, людей водворить на место, вспыхнувшие было стихийные беспорядки — подавить; и сейчас все — и люди, и гранды — отсиживались по домам, приходя в себя после яростной бури, сметающей всех и вся. По телевизору крутили одни только новости, трансляции с заседаний многочисленных комитетов и музыкальные паузы, а по третьей программе запустили СиЭнЭн, что уж вообще ни в какие ворота не лезло! Все равно понять ничего нельзя было — все потонуло во взаимных обвинениях и торопливом сведении счетов…
Потом начались звонки.
Сначала позвонила Валька — я слышал, как она рыдает там, у телефона. Оказывается, связь с Левобережьем была прервана еще до начала Акции. До них волна репрессий так и не докатилась — пришли какие-то повестки, было велено собираться с вещами, на мостах поставили кордоны, а к пристани подогнали баржу, она проболталась на приколе почти сутки, а потом так же незаметно отвалила. Судя по тем слухам, которые до нее доходили, в Городе была чуть ли не поголовная резня, и Валькина мама с удовольствием прорыдала весь день, оплакивая кормильца. Я тещу разочаровал — сказал, что потрепали немножко, но все в порядке, и велел сидеть там, пока все окончательно не успокоится. Мог бы Вальку и обрадовать — Гарик письменно подтвердил мое назначение и прислал копию приказа на дом, но почему-то язык не повернулся.
Потом позвонил Ким. Ему повезло — в ночь Акции он дежурил на электростанции. Стратегически важный объект — там и пальцем никого не тронули. Похоже, он даже не знал, что происходит, — пока кто-то не включил радио… Он тоже пытался тогда прозвониться, но не мог… С ним все в порядке, кот Васька передает мне привет и наилучшие пожелания, он вновь приступает к Нашему Общему Делу… С него все как с гуся вода, с Кима, — должно быть, потому что он один раз уже все потерял и с тех пор разучился обращать внимание на окружающий мир. Я сказал ему, что скоро у него под началом будет целый вычислительный центр — и совершенно законно, но он даже не обрадовался. Видно, не поверил.
Гарик позвонил вскоре после Кима.
— Как ты себя чувствуешь, Лесь? — спросил он, но голос звучал равнодушно, видно, спрашивал просто вежливости ради. Соответственно, и я не стал особенно распространяться.
— Ничего…
— Приходи в институт.
— Лучше бы все-таки завтра, Гарик…
— Это срочно, Лесь.
Голос у него был какой-то не такой — опять политические игры, что ли? Я включил телик. У диктора-мажора на экране был несколько ошеломленный вид.
«Сегодня последовали некоторые перемещения в правительстве. Со своего поста снят директор службы безопасности, в последнее время самовластно присвоивший себе функции Председателя Комитета по делам подопечных. Управление комитетом временно взял на себя ранее исполняющий обязанности Окружного Попечителя по делам науки и техники… Снят со своего поста Заведующий бюро агитации и пропаганды, а также несколько других официальных лиц, о чем будет сообщено позднее. По некоторым сообщениям начинается формирование коалиционного правительства с пятидесятипроцентной квотой для людей и с последующими соответствующими изменениями в государственной политике».
Тогда я поймал «Голос…», но и по «Голосу» было все то же самое — вот что удивительно. Сроду такого не наблюдалось. Но что-то там проскользнуло такое… я и сначала не сообразил, а потом насторожился. Прибытие Комиссии по правам человека задерживается… на неопределенный срок…
Никаких пояснений.
С улицы раздался гудок — я высунулся в окно и увидел, как к подъезду подкатывает шикарный черный «кондор». Я все ждал, когда из него вылезет мажор, но «кондор» просто стоял и гудел, и я, наконец, понял, что машину прислали за мной.
Дело шло к полудню, и на улицах уже появились первые пешеходы, даже, кажется, начал ходить городской транспорт. Не то, чтобы все стало, как прежде, но как прежде, наверное, уже никогда не будет. Шофером у меня — машину-то выделили мне, большому начальнику, — был человек, но он тоже ничего не знал. Или не хотел говорить.
На проходной Технологического Центра стояла вооруженная охрана, чего сроду не было, но меня пропустили без всяких проволочек. Шахта лифта была вся разворочена, и в ней возилась бригада — они демонтировали воздушный лифт. В холле громоздилась здоровенная клеть, загораживая дорогу. Люди и мажоры сновали по лестнице — движение почище, чем на Проспекте Дружбы субботним вечером… Какой-то мажор, одолев два пролета, устало привалился к стене, да так и застыл, уставясь в пространство… Да что тут происходит, в самом деле?
Гарик сидел в кабинете. Он тоже выглядел паршиво, видно, тяжелые выдались деньки. Но, увидев меня, привстал и сказал:
— Привет, Лесь.
— Что тут творится, Гарик?
— Реформы, — рассеянно ответил Гарик, — а если что не так, сам командуй… Мое дело — передать тебе все полномочия. Ключи от сейфа, шифры, личные дела…
— Ради этого ты меня вызвал? Я еще и хожу-то с трудом, знаешь ли…
— Я тоже, — сухо сказал Гарик, и я вдруг понял, что он не вышел мне навстречу из-за стола только потому, что побоялся упасть. — Похоже, тебе сразу придется приступать к работе, Лесь.
— Что все-таки стряслось, а, Гарик?
Он помолчал. Потом сказал:
— Знаешь, почему нет доступа к теме «Австралия»?
— Откуда ж?
— Ну так теперь у тебя есть доступ. Даю тебе два часа.
— Я… не понимаю.
— Потом поймешь. Возьми материалы и убирайся. Все, что ни попросишь, тебе предоставят. Все…
— Но я…
— Выметайся, сказано тебе! — рявкнул Гарик, и я вышел, нагруженный пыльными папками с надписью «для внутреннего пользования».
* * *
Уже спустя полчаса я велел, чтобы развернули бактериологическую лабораторию, а при Центральной поликлинике — еще и диагностический центр. К вечеру выяснилось, что источником инфекции является вирус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
— Можно позвать человека, — проговорил он, — нет, не надо… Хорошо, что ты понял…
Пока я возился в крохотной кухне, он сидел в кресле молча и, кажется, спал. Он ведь и вправду устал — должно быть, все готовилось очень долго, а потом разрешилось в один миг, и ему пришлось сразу разбираться с очень многими вещами… Я вошел в комнату и поставил чашки на столик, предварительно смахнув с него номера «Плейбоя». Он вздрогнул и проснулся.
— Я рад, что ты меня не ненавидишь. Тебе сейчас нелегко, я понимаю — столько всего на тебя свалилось. Но это обычные юношеские разочарования — они всегда настигают в переломном возрасте. А когда ты станешь взрослым, ты поймешь — все, что я делал, было необходимо. И, в первую очередь, я при этом думал о тебе.
Он отхлебнул кофе.
Я сказал:
— Я и понятия не имел…
— Разумеется. Я на это и рассчитывал. Это было очень тяжело, дитя мое… Я всегда наблюдал за тобой… но не мог выказать никакой привязанности… стоило бы мне проявить к тебе хоть какой-то интерес, с тобой разделались бы наши дорогие сородичи… Теперь все будет по-другому…
— Да, — сказал я, — по-другому…
Он закрыл глаза и замер в кресле. Я молчал. Я стоял рядом с ним неподвижно — полчаса, час… потом два часа… он не шевелился.
Я в свое время перекупил этот пенициллин у медбрата из Центральной поликлиники — кое-кто из однокурсников пользовался его услугами. Мне не для себя было нужно, для них — чтобы помочь Шевчуку, всем им, вернее, чтобы они мне наконец-то поверили… если так уж честно, мне важно было, чтобы поверили, чтобы отнеслись как к своему… Этот медбрат — может, ему выделяли какую-то квоту на людей из Верхнего Города, а он колол им воду, а сам списывал… странно, я только сейчас об этом подумал… Я просто отобрал у других то, что причиталось им по праву — с его помощью… Непонятно зачем, ведь Шевчуку на самом деле вовсе не нужны были эти антибиотики, ему ничего было не нужно… Каким же идиотом я всегда был…
Еще через час я подошел к двери и позвал того охранника.
* * *
Кто— то тряс меня за плечо. Я очнулся, но глаз так и не открыл; что-то мне снилось такое, с чем не хотелось расставаться, да и действительность не сулила ничего хорошего. Не знаю, что там придумал Аскольд -чтобы продемонстрировать Себастиану истинную сущность человека, но уж наверняка что-то малоприятное.
— Лесь! Да вставай же, Лесь!
Голос был, вроде, знакомый, но я никак не мог сообразить, кому он принадлежит. Понимал только, что мажору.
Кто— то беспардонно плеснул мне в лицо водой -я замотал головой, пытаясь избавиться от льющихся за шиворот капель, и, наконец, открыл глаза.
Передо мной стоял Гарик.
— Долго же пришлось тебя разыскивать, — сказал он. — Ты не был проведен ни по каким документам… Пока не выяснилось, что у Аскольда были свои неподотчетные камеры…
— Были?
— Ну да, ты же ничего не знаешь. Он ведь, оказывается, был психически нестабилен, Аскольд, — злоупотреблял пенициллином… в ту ночь, когда началась акция, он по ошибке превысил дозу… умер во сне…
Я медленно поднялся на ноги.
— Вон оно что!
— Это, знаешь ли, многое объясняет — на такое мог пойти только безумец… или наркоман… А днем, когда официально объявили о его смерти, американцы запустили по «Голосу…» записи его переговоров с террористами… Хорошенький переполох поднялся…
Сейчас они будут делать вид, что Аскольд обвел их вокруг пальца, подумал я. А они и знать ничего не знали.
— Арестовал всю верхушку… Под шумок, знаешь ли…
— Акция… — с трудом проговорил я.
Он протянул мне жестяную кружку.
— На, попей… акция остановлена, разумеется. Такое затеять! Отбросить страну в темные века! Комиссия по правам человека открывает здесь свое представительство при американском посольстве… Они проследят, чтобы не было… перегибов.
— А… комитет по делам подопечных?
— Будет распущен, разумеется. Но не сразу — со временем. Сейчас повсюду такой хаос… паника… что без централизованного руководства не обойтись. Да и реформы давно уж назрели… так что мы займемся подготовкой, планированием… У комитета будет исключительно консультативная функция. Впрочем, возможно, с правом вето.
— Погоди-погоди… Мы? Кто будет стоять во главе комитета?
— Согласно традиции, — сухо пояснил Гарик, — ключевые посты наследуют старшие представители клана; обычно из генеральных ветвей, реже — из боковых. Аскольд, понимаешь ли, устранял неугодных не только среди людей… по странному совпадению погибли почти все Старшие клана Палеологов.
— Так значит остался…
— Верно, — кивнул Гарик. — Я. Тебе-то, Лесь, не стоит беспокоиться. По-моему, у нас с тобой всегда были хорошие отношения…
Надо же, как удачно все получилось — во всяком случае, для Гарика. Интересно, подумал я, когда это срезало верхушку клана? Уж не после падения ли Аскольда? И тут же понял, что не хочу об этом знать…
— А… Что с Себастианом, Георгий?
— Я его изолировал. Временно. Похоже, у него сильный шок. Это он нашел Аскольда в кресле — мертвым. Ничего, побудет под медицинским присмотром пару дней, придет в себя… Ты его навестишь, он про тебя спрашивал.
— Надеюсь, с ним не произойдет никакого… досадного несчастного случая?
— Да за кого ты меня принимаешь, Лесь? — очень удивился Гарик. Но тут же сменил тон. — Мы с тобой понимаем друг друга. Никто его и пальцем не тронет, Себастиана… Палеологов стараниями Аскольда осталось очень мало… Возможно, он станет моим потенциальным преемником…
— Ясно…
— За ним следят, чтобы он сам никакой глупости не сделал, вот и все. Потому-то я и хочу, чтобы вы поскорей увиделись… Ты, вроде, всегда на него положительно влиял…
Я подумал — а как же!
— Так что и тебя сейчас отведут в медпункт, — продолжал Гарик, — он тут же, при тюрьме, расположен, но не беспокойся… хороший медпункт, тут знаешь, какие специалисты работают…
— Не сомневаюсь, — кисло сказал я.
— Потом поедешь домой, отдохнешь. Я тут тебе машину выделил. Я очень на тебя рассчитываю, Лесь… Вот придешь в себя, так и поговорим… Возможно, тебе придется принять на себя руководство Научно-Техническим центром…
— То есть — как?
— А что? Давай не будем друг другу головы морочить — человек на этом посту нужен…
— Свой человек…
— Лучше — свой… Но главное — просто человек. Нужно поставить все на свои места, Лесь. Не дается нынешняя наука грандам, не их это дело… вот пусть люди и отдуваются за великую державу… Иначе американцы скоро спляшут на наших могилах…
Он замолчал и недоуменно поднес руку к глазам.
— Что-то паршиво мне… устал, видимо… Ладно, Лесь, не тушуйся. Сейчас тобой займутся, чтобы ты к завтрашнему утру был у меня в лучшем виде…
— Да я еще долго…
— И знать ничего не хочу.
Он выглянул в коридор и позвал охрану… или это уже была не охрана, а обслуга… разве поймешь… меня подхватили под руки и повели в медпункт. Я бы и сам пошел — попытался вырваться, но ребята держали крепко, должно быть, неплохой навык был…
* * *
Город, казалось, вымер — с улицы не доносилось ни звука. За то время, что я провалялся в правительственном госпитале, вагоны успели отогнать, людей водворить на место, вспыхнувшие было стихийные беспорядки — подавить; и сейчас все — и люди, и гранды — отсиживались по домам, приходя в себя после яростной бури, сметающей всех и вся. По телевизору крутили одни только новости, трансляции с заседаний многочисленных комитетов и музыкальные паузы, а по третьей программе запустили СиЭнЭн, что уж вообще ни в какие ворота не лезло! Все равно понять ничего нельзя было — все потонуло во взаимных обвинениях и торопливом сведении счетов…
Потом начались звонки.
Сначала позвонила Валька — я слышал, как она рыдает там, у телефона. Оказывается, связь с Левобережьем была прервана еще до начала Акции. До них волна репрессий так и не докатилась — пришли какие-то повестки, было велено собираться с вещами, на мостах поставили кордоны, а к пристани подогнали баржу, она проболталась на приколе почти сутки, а потом так же незаметно отвалила. Судя по тем слухам, которые до нее доходили, в Городе была чуть ли не поголовная резня, и Валькина мама с удовольствием прорыдала весь день, оплакивая кормильца. Я тещу разочаровал — сказал, что потрепали немножко, но все в порядке, и велел сидеть там, пока все окончательно не успокоится. Мог бы Вальку и обрадовать — Гарик письменно подтвердил мое назначение и прислал копию приказа на дом, но почему-то язык не повернулся.
Потом позвонил Ким. Ему повезло — в ночь Акции он дежурил на электростанции. Стратегически важный объект — там и пальцем никого не тронули. Похоже, он даже не знал, что происходит, — пока кто-то не включил радио… Он тоже пытался тогда прозвониться, но не мог… С ним все в порядке, кот Васька передает мне привет и наилучшие пожелания, он вновь приступает к Нашему Общему Делу… С него все как с гуся вода, с Кима, — должно быть, потому что он один раз уже все потерял и с тех пор разучился обращать внимание на окружающий мир. Я сказал ему, что скоро у него под началом будет целый вычислительный центр — и совершенно законно, но он даже не обрадовался. Видно, не поверил.
Гарик позвонил вскоре после Кима.
— Как ты себя чувствуешь, Лесь? — спросил он, но голос звучал равнодушно, видно, спрашивал просто вежливости ради. Соответственно, и я не стал особенно распространяться.
— Ничего…
— Приходи в институт.
— Лучше бы все-таки завтра, Гарик…
— Это срочно, Лесь.
Голос у него был какой-то не такой — опять политические игры, что ли? Я включил телик. У диктора-мажора на экране был несколько ошеломленный вид.
«Сегодня последовали некоторые перемещения в правительстве. Со своего поста снят директор службы безопасности, в последнее время самовластно присвоивший себе функции Председателя Комитета по делам подопечных. Управление комитетом временно взял на себя ранее исполняющий обязанности Окружного Попечителя по делам науки и техники… Снят со своего поста Заведующий бюро агитации и пропаганды, а также несколько других официальных лиц, о чем будет сообщено позднее. По некоторым сообщениям начинается формирование коалиционного правительства с пятидесятипроцентной квотой для людей и с последующими соответствующими изменениями в государственной политике».
Тогда я поймал «Голос…», но и по «Голосу» было все то же самое — вот что удивительно. Сроду такого не наблюдалось. Но что-то там проскользнуло такое… я и сначала не сообразил, а потом насторожился. Прибытие Комиссии по правам человека задерживается… на неопределенный срок…
Никаких пояснений.
С улицы раздался гудок — я высунулся в окно и увидел, как к подъезду подкатывает шикарный черный «кондор». Я все ждал, когда из него вылезет мажор, но «кондор» просто стоял и гудел, и я, наконец, понял, что машину прислали за мной.
Дело шло к полудню, и на улицах уже появились первые пешеходы, даже, кажется, начал ходить городской транспорт. Не то, чтобы все стало, как прежде, но как прежде, наверное, уже никогда не будет. Шофером у меня — машину-то выделили мне, большому начальнику, — был человек, но он тоже ничего не знал. Или не хотел говорить.
На проходной Технологического Центра стояла вооруженная охрана, чего сроду не было, но меня пропустили без всяких проволочек. Шахта лифта была вся разворочена, и в ней возилась бригада — они демонтировали воздушный лифт. В холле громоздилась здоровенная клеть, загораживая дорогу. Люди и мажоры сновали по лестнице — движение почище, чем на Проспекте Дружбы субботним вечером… Какой-то мажор, одолев два пролета, устало привалился к стене, да так и застыл, уставясь в пространство… Да что тут происходит, в самом деле?
Гарик сидел в кабинете. Он тоже выглядел паршиво, видно, тяжелые выдались деньки. Но, увидев меня, привстал и сказал:
— Привет, Лесь.
— Что тут творится, Гарик?
— Реформы, — рассеянно ответил Гарик, — а если что не так, сам командуй… Мое дело — передать тебе все полномочия. Ключи от сейфа, шифры, личные дела…
— Ради этого ты меня вызвал? Я еще и хожу-то с трудом, знаешь ли…
— Я тоже, — сухо сказал Гарик, и я вдруг понял, что он не вышел мне навстречу из-за стола только потому, что побоялся упасть. — Похоже, тебе сразу придется приступать к работе, Лесь.
— Что все-таки стряслось, а, Гарик?
Он помолчал. Потом сказал:
— Знаешь, почему нет доступа к теме «Австралия»?
— Откуда ж?
— Ну так теперь у тебя есть доступ. Даю тебе два часа.
— Я… не понимаю.
— Потом поймешь. Возьми материалы и убирайся. Все, что ни попросишь, тебе предоставят. Все…
— Но я…
— Выметайся, сказано тебе! — рявкнул Гарик, и я вышел, нагруженный пыльными папками с надписью «для внутреннего пользования».
* * *
Уже спустя полчаса я велел, чтобы развернули бактериологическую лабораторию, а при Центральной поликлинике — еще и диагностический центр. К вечеру выяснилось, что источником инфекции является вирус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14