— Хорошо. Итак, Киргестес возглавит тех, кто на постоялом дворе, мы с тобой возглавим тех, кто здесь, а что до остальных, то предоставим ребятам тянуть жребий.
Так будет честнее. Не говоря уж о том, что Конан понятия не имел, кто кроме Талуфа будет полезней там или здесь, пока он не получит ответы на несколько вопросов.
Он дал еще одну клятву, что он получит эти ответы прежде, чем увидит новый закат, или же выведет своих людей вон из Мессантии.
Госпожа Ливия следила из-за тонких занавесей, как десять человек, отобранных для постоялого двора, строем выходят за ворота. Строй они держали неважно, но вот руки — поблизости от своей видавшей виды стали. И шли они не глазея по сторонам. Кое-кто начал было болтать, но сержант живо заставил их умолкнуть.
Реза бесшумно подошел к ней. То, что он вошел без стука, служило мерой его беспокойства.
— Как я желал бы, чтобы ваш опекун был по-прежнему жив.
Ливия обернулась.
— Реза, — улыбнулась она. — Когда я в последний раз это сказала, ты уведомил меня, что благие пожелания — это смерть для мудрости.
— Так же как и для хороших солдат, и это правда. Простите меня, госпожа, я не хотел вас оскорбить.
— Реза, ты не узнал бы, как оскорбить меня, даже если б предавался размышлениям об этом целый год. И я благодарю за это богов. Итак, как ты расцениваешь нашего капитана Конана? По правде говоря, я ожидала кого-нибудь твоего возраста.
— Наемничество — образ жизни для молодых людей, госпожа. К тому времени, когда наемник достигает моих лет, он обычно либо выходит в отставку, либо погибает. В пятьдесят лет воюют только те, кому везет в бою, но не везет с добычей.
— Не уверена, что тебе не придется снова повоевать, если Конан окажется совсем не другом Дома Дамаос. Он похож на человека, которого трудно и обмануть, и убить.
Реза кивнул с кислой миной:
— Я думаю примерно то же. Но мы можем либо действовать, как собирались, либо оставаться в неведении, пока Конан не сочтет нужным сказать нам правду. Или показать нам ее, выполняя приказы своего хозяина.
Несмотря на послеполуденную жару, Ливия ощутила холодок. Даже когда опекун сражался в судах за ее наследство, ей не нужно было опасаться убийства в постели. А теперь она не могла спать спокойно, по крайней мере пока Реза не закончит свою работу.
Глава 5
Конан шел по садам дворца Дамаос. Меч он носил по аргосийской моде — на поясе поверх льняной туники, а в руке держал длинный ясеневый посох.
Ему предоставили и сандалии, но его подошвы совсем неплохо заменяли дубленую кожу. Что же касается туники, то некоторые из его людей презрели ее как бабскую одежду, но он сам сохранил спокойствие. В Аргосе, где штаны являлись признаком варвара, свободные люди одевались именно так.
К тому же такая одежда давала человеку свободу движений, когда требовалось бросаться на врагов и управляться с оружием. А большего Конан от одежды не требовал, будь то набедренная повязка, латы или королевская мантия.
Шагая, он прислушивался, ловя ухом любое прекращение криков ночных птиц и стрекотания насекомых. И вдобавок прощупывал почву перед собой посохом.
Перед ним открылась заплата лужайки, над которой мог поработать какой-то брадобрей, настолько аккуратно была подстрижена каждая травинка. Подстрижена слишком аккуратно, подумал Конан, и вспомнил предупреждение Резы. Он потыкал землю посохом. На четвертом тычке земля с тихим вздохом осела. Но совсем не тот лязг раздался при встрече железа с ясенем, когда ожидаемый внизу капкан для человека сомкнул свои челюсти на его посохе. Все верно, Реза и люди знали свое дело. Это была не первая хитрая выдумка с целью помешать нежеланным гостям потревожить дворец. И Конан сомневался, что она окажется последней. Лучше ему узнать немного побольше о Мессантии, включая тайные выходы из города, и побыстрее. Когда госпожа Ливия обнаружит, что он такой же колдун, как жрец, то самое лучшее, на что могли надеяться он и его люди, — это увольнение со службы. Еще двадцать вооруженных людей ей нужны не больше чем внезапный флюс.
Конан попятился с лужайки и одним плавным движением скрылся за деревом. Ночные птицы больше не пели, и теперь он сообразил, что они прекратили пение еще до того, как он заставил сработать капкан. И пристально посмотрел из-за дерева на стену.
Там появилась темная фигура. Она двигалась вверх-вниз и раскачивалась, когда набросила на колья подбитый броней камзол. Конан тихо прокричал офирской черной совой. Он собирался обнажить меч, когда темная фигура ответила тем же звуком. Миг спустя Конан уже вел за дерево человека, называвшего себя Бельгором.
— Как у вас дела на постоялом дворе?
Худощавый корноухий малый нахмурился:
— О, они достаточно неплохи. В полдень приезжал Вандар. Но болтаются какие-то двое, кажется, будто они свисают с балок, словно летучие мыши. Киргестес говорит, мол, те двое были в горах с господином советником… или как там его.
Люди господина Акимоса на постоялом дворе. Наблюдают за людьми Конана. Чего-то ждут.
— Что-то не припомню — нет, погодите, капитан. Как раз прошлым вечером я видел, как один из них говорил с Дурасом.
— Дурас все еще считает, что сержантом следовало назначить его, а не Киргестеса?
Бельгор сделал жест, выражающий отвращение, Конан прожег его взглядом:
— Кром побери, приятель, я ведь только спрашиваю, молол ли Дурас языком, так же как молол по дороге!
— Ну, он не поблагодарит меня, если я растреплюсь.
— Если не скажешь, то я сделаю нечто похуже, чем не поблагодарю.
— Да.
Это одно слово, казалось, исчерпало способность Бельгора к речи, но для Конана было достаточно и его. Похоже, Акимос делал именно то, что сделал бы на его месте киммериец. Найти в рядах отряда недовольного и превратить его в шпиона. И наверно, подготовить его возглавить отряд, если возникнет надобность найти кого-то, кроме Конана…
Бельгор теперь выглядел готовым сказать больше, но киммериец резким жестом оборвал его. Ночные птицы не только умолкли, слух, обостренный дюжиной случаев, когда он спасался, побывав на волосок от смерти, сообщил Конану, что некоторые из них улетали.
— Лезь через стену обратно и скажи Киргестесу следить за Дурасом.
— Капитан?
— Лезь, приятель, а то я перекину тебя через нее, и, надеюсь, ты приземлишься на свою пустую голову! Тебе что, мозги обкорнали вместе с ушами?
Теперь и Бельгор услышал то же, что и Конан, — приближающиеся по саду шаги. Идущие, казалось, пытались двигаться бесшумно, но Конан слыхивал, как даже слоны в Вендии производили меньше шума. Бельгор дунул к стене, влез по оставленной висеть веревке, втянул ее за собой и исчез на уличной стороне.
Конан обнажил свой аквилонский кинжал с прочным клинком, а меч оставил в ножнах. Против этих людей ему требовалась внезапность, которой легче всего добиться в кустах, где короткий клинок господствовал над длинным. А затем он устроился поудобнее, приготовившись ждать.
Дерево это было не самым лучшим местом для засады. Но он находился здесь и мог ждать, замерев абсолютно неподвижно, точно камень посреди зеркального пруда. А этим людям, чтобы приблизиться к нему, приходилось двигаться, и поэтому даже обладай они искусством подкрадываться, то все равно не смогли бы быть столь же бесшумными, как он.
Ожидание вышло не коротким. Эти люди, похоже, знали, что им следует пробираться медленно, а пройти им требовалось приличное расстояние. От задней стены сада до задней стены дома насчитывалось больше двухсот шагов. Во многих странах Конан видел, как целые семьи кормились с куда меньших участков.
Люди продолжали с шумом приближаться. Они словно хотели, чтобы их услышали. Конан отмел бы эту мысль, однако создавалось впечатление, что в Мессантии не было ничего слишком закрученного, чтоб быть правдой.
Возвращение в Офир начинало казаться менее глупым, чем представлялось до сих пор. По крайней мере, там-то кондотьер будет знать, кто его враги и как с ними бороться. Так же как и свою судьбу, в случае если он проиграет, и потому у него не найдется там никаких причин поступить иначе, чем умереть с мечом в руке. А в Аргосе дела больше походили на ларцы, виденные Конаном в Кхитае, где в каждом сундучке прятался другой, поменьше, до тех пор пока в самой сердцевине набора не оказывалось нечто размером с горошину.
В саду на пару минут воцарилась тишина. Конану даже пришлось поднапрячь слух, чтобы услышать дыхание крадущихся. Так, значит, тот шум был хитростью! Ну, наверно, сейчас самое время научить этих хитрецов кое-чему, чего они, похоже, не знали о киммерийцах и кондотьерах.
Ни один листок не шелохнулся, когда Конан прокрался к тому месту, где в последний раз слышал шаги приближавшихся людей. Он знал, что они должны находиться за колючей изгородью из кустов роз, но не знал, где именно. Он дал широкий полукруг, огибая один край изгороди с целью выйти к ней далеко с тыла. Даже в темноте он видел весь сад целиком — и мог поручиться, что ни один аргосиец не обладает кошачьим зрением киммерийцев.
Пробираясь мимо изгороди, с кинжалом в руке, северянин едва дышал. Он на мгновение распластался на влажной от росы траве — убедиться, что его не видели и не слышали. А затем снова пополз.
И когда киммериец полз, справа от него возникли приглушенные шаги по траве. Конан перекатился, вскакивая на ноги, а кинжал взметнулся, словно разящая змея. К нему бросилась темная фигура, вот она выросла над Конаном и протянула к киммерийцу руки.
Варвар среагировал молниеносно, опередив нападающего на долю секунды. И ударил левым кулаком вместо обремененной сталью правой руки. Дыхание со свистом вылетело из уст нападавшего. Он согнулся пополам, держась за живот, и, шатаясь, отступил, оказавшись, таким образом, на пути своего товарища.
Второй нападавший прыгнул вбок и сблизился с Конаном. Этот прыжок обошелся для него в потерю времени. Он мог бы обойтись ему и дороже, если б северянин не увидел, что у второго руки тоже пустые. Киммериец опрокинулся на спину и ноги его, подобно стволам деревьев, в тот же миг устремились вверх.
Бедняга-налетчик взмыл, словно диковинная ночная птица, и перелетел через Конана. Правда, он сумел извернуться на лету, по крайней мере, чтобы уберечь череп и шею. Но вот от шипов он не уберегся. И упал прямо в розовый куст, не уступавший ростом человеку.
Ночную тишину разорвал истошный крик боли, удивления и возмущения. Вскочив на ноги, Конан увидел, как на крыше дома, в кустах и павильонах внезапно расцвеля огни.
Упавший в кусты, похоже, слишком запутался и исцарапался в шиповнике, чтобы представлять собой угрозу. Однако первый снова поднялся на ноги. Когда его рука зашарила по поясу, Конан снова ударил его, на этот раз в челюсть. Тот отлетел назад так далеко, что плюхнулся в зеркальный пруд. Конан схватил его за ногу и потянул на себя, пока голова не появилась из воды. А затем стал спиной к ближайшему дереву и сложил руки рупором.
— Эй, слуги Дома Дамаос! Выходи! Это капитан Конан! У вас в саду воры. Выходите все!
Он услышал, как тревога прокатывается эхом от садовой стены к стене дома и обратно. А затем переложил кинжал в левую руку, обнажил меч и приготовился встретить все, что ни выйдет из-за этих огней.
После того как минуло, казалось, полночи, Конан сообразил, что несшие фонари не собирались приближаться к нему. Он увидел, как две темные фигуры склонились над двумя потерявшими сознание, коротко пошептались, а затем уволокли их. Ему подумалось, что он услышал шепот, но никого не увидел. Несшие фонари могли быть призраками или демонами, уносившими павших, чтобы вырвать из них души.
На какой-то миг сад показался полным тьмы, не принадлежавшей сему миру. Конан почувствовал, как у него мурашки ползут по коже. Не обманули ли его более жестоко, чем ему говорили и самые худшие его сомнения, не заманили ли его на службу дому, где царило колдовство и затевались разные вероломства и подлости, которые аргосийцы, похоже, любили не меньше, чем иные люди — вино?
Если это так, то в скором времени он будет знать наверняка. По крайней мере, узнает, в случае если Талуф и остальные не утратили сообразительности и запомнили инструкции, данные им прошлой ночью.
На крыше дома один из фонарей принялся мигать. Затем три других внезапно погасли. А откуда-то, поближе к нему, донеслось уханье совы.
Конану захотелось расхохотаться. Вместо этого он ответил собственным уханьем. А затем крикнул:
— Слуги Дома Дамаос! Выходите и кончайте свои хитрости. Выходите, пока я не сосчитал до десяти, а то я могу попросту решить покончить с вами!
Поблизости снова зашептались, дав Конану ясное представление о том, где стояли эти хитрецы. Двое из них достаточно повысили голоса, чтобы Конан смог разобрать слова. Затем кто-то — судя по голосу, Реза, — произнес единственное резкое слово. И снова наступила тишина.
На этот раз она продолжалась не дольше, чем могло требоваться на осушение чаши эля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35